Глава 3. Демон (часть главы №1) (Глава 34)

Глава 3. Демон:
Даже демон может плакать.
Слезы – это сок души!

С тех пор, как Святогор пленил девушку, прошло порядка двух суток. За это время произошло мало событий, но значительных. Девушка, несмотря на все ранения, что Святогор нанес, восстановилась, словно ничего и не было. Святогора это удивляло, но из-за злости и нежелания видеть ненавистное создание, он старался не интересоваться тем, как ей это удалось. Раны, которые Святогор нанес, должны были оставить страшные и уродливые шрамы, но как минимум в будущем, а тут!.. Тут ни следа! Ни царапинки! Единственная рана, которая до сих пор не заживала – это психологическая, но на это Святогору было глубоко плевать. Сейчас Святогора больше волновало то, как же поступить с девкой. В голове звучали голоса и каждый просил о противоположном. А так как оба выбора были равноценны, то выбрать Святогор не мог, ибо решающего аргумента в пользу одной из сторон не находилось.

Святогор собирался в Сестрорецкие болота, что граничат с Северным лесом. Нужно было проверить несколько мест, если что есть — забрать и поставить силки заново. Пока Северный лес был опасен для посещения, болота становились основным местом прокорма.

— А на кой черт мне столько еды? В самом деле… — тихо произнес Святогор, припоминая слова девушки. – Все собираю и собираю, девать некуда, десятерых кормить можно, а все собираю и собираю…

Святогор прекратил сборы и на время завис в раздумьях. В сущности, сбор заключался в проверке и подгонке снаряжения, ибо все необходимое уже давно собрано, оставалось лишь все сложить в рюкзак. В голове мелькнула мысль и Святогор вспомнил, что не взял банку с вонючей смесью, для маскировки запаха. Болота не самое опасное место, но там есть несколько созданий, от которых лучше маскироваться, чем бежать или что-либо еще делать. Святогор оглядел помещение и понял, что банка внизу, в подвале, где находилась девушка. Желание спускаться в подвал у Святогора отсутствовало, но спуститься было нужно. Потому Святогор нехотя подошел к крышке, за которой скрывалось помещение. Поколебавшись, Святогор все же отпер и спустился вниз. Внизу было темно, но мрак разрезал свет жировых ламп. В дальнем углу, где была старая ванна, была привязана девушка. Святогор, не глядя на девушку, прошел к стоящему рядом столу и поискал банку. В слабо освещаемом помещении, Святогор ориентировался как в помещении с обильным светом, но даже зрения Святогора не хватило, чтобы увидеть банку. Святогор принялся искать, не обращая внимания на то, что девушка нервно забилась в угол. Банка все не находилась и Святогор ощущал давление взгляда девушки. Задерживаться не хотелось, а проклятая банка, словно бы нарочно, пыталась удержать Святогора. Святогор принялся оглядывать пространство вокруг и под столом. Оглядел стену и задержал взгляд на висящем на стене дорожном знаке, на котором был изображен пешеход. В голове Святогора тренькнула мысль и все нутро осело. Святогор недовольно и глубоко вздохнул, медленно поворачивая взгляд на пленницу. Девушка сидела в углу и злобно глядела из-под нахмуренных бровей. Ее скулы и губы были сжаты, а на лице проступал румянец. Святогор оглядел пространство вокруг девушки и его взгляд упал на столик у другой стены. На столике среди множества пластиковых бутылок стояла одна баночка, вроде той, что когда-то использовались для хранения кремов для рук. Святогор подошел и взял банку, которую поспешно убрал в карман штанов, сшитых из лохмотьев. Святогор решил было уже покинуть помещение, как его остановил голос девушки:

— Воды, — произнесла недовольным голосом Чадо.

Святогор задержался, но взгляд так и остался устремленным вверх, прочь из помещения. Он опустил взгляд, закрывая глаза в немой позе вроде: «Ох…». Святогор открыл глаза и вернулся обратно, забрав миску для воды. Он покинул помещение, не закрывая вход. Поискав канистру с питьевой водой, Святогор открыл ее и наполнил миску. Спустившись, он поставил миску перед девушкой. Из-за того, что девушка была связана, есть и пить ей приходилось по-звериному, ртом и прямо из посуды. Святогор намерился было уже совсем уйти, но тут его остановило что-то. Он завис на выходе в нерешительности. Святогор обернулся и взглянул на девушку, а после вернулся обратно и грубо схватил ее за подбородок. Девушка в страхе отпрянула, но Святогор был сильнее. Когда девушка попыталась вырваться, Святогор замахнулся рукой, пригрозив ударить ее. Девушка в страхе сощурилась и перестала вырываться. Святогор грубыми движениями оглядел лицо девушки и еще раз убедился, что все это не сон и он действительно видит то, что видит. А видит Святогор то, что на лице действительно ни следа от побоев. Все зажило, не оставив ни шрама, ни царапины, ни пятна.

— Что это? – неясно буркнул Святогор.

Чадо промолчала, лишь смерила гиганта ненавистным взглядом. Святогор, держа Чадо за подбородок, сжал ладонь, причиняя ей боль.

— Что это за гребаная магия? – сурово произнес Святогор.

— Это наука, а не магия. Невежа… — недовольно отозвалась Чадо.

— Вы там бессмертные что ли?

Чадо промолчала. Святогор еще раз сжал руку.

— Нет… — со стоном боли выдавила Чадо.

— Значит, вас убить можно?

— Пойди и сам убейся, тва… — зло произнесла Чадо, но не смогла закончить из-за руки Святогора.

— Еще раз посмеешь и на этот раз я не остановлюсь, ясно? ЯСНО?! – рявкнул Святогор.

— А чего тянешь? Садист…

Чадо понимала, что ей стоит держать себя в руках и следить за языком, но язык сейчас ей не подчинялся, а лишних сил бороться не было, ибо все силы Чадо берегла для другого.

— Я садист? А кто в этом виноват? Кто сделал меня таким? Кому сказать спасибо за то, что я стал… стал… ЭТИМ! – произнес Святогор больно сжимая подбородок Чадо.

— Ты сам же и виноват! – борясь с болью, произнесла Чадо.

Святогор перехватил Чадо, взяв ее за горло и поднял над полом, насколько позволяли связанные руки.

— Пасть закрой, мразь! – рявкнул Святогор. – Я не выбирал, этот выбор сделали за меня! Я всего лишь… Благодаря вам! Пытался выжить в этой жопе! В мире, который из-за вас сдох, как бесполезная лошадь!

— А кто его убил? – с трудом просипела Чадо. — Кто продолжил войну, в которой нужды уже не было? В этой войне нашей вины нет!

— Заткнись! Что ты можешь знать?! Не было нужды? Да что ты понимаешь в людях?! Вы сами уже не люди! Что вы можете понимать в чувствах людей, которые многое потеряли?! – горячо произнес Святогор.

Глаза Святогора застилали слезы.

— А вы?! Дай угадаю! – с сарказмом произнес Святогор. – Вы ничего не потеряли, вы только обрели и обретали! Там, в вашем сраном мире, вы вон, любую рану залечить можете, а мы тут дохнем и гнием, как какой-то мусор, как какая-то падаль! Мрем без надежды на будущее! А вы там радуетесь! Ты хотела услышать веселую историю из моей жизни?! Вот тебе веселая история – я смог поесть! Я смог попить! Я смог поспать и дожить до следующего дня! Вот что есть светлого в моей жизни! Все остальное – это зло! Слышишь, сука — ЗЛО! Каждый день – это, сука, борьба! БОРЬБА!

Святогор выпустил Чадо из руки. Скалясь от злости, плача от ненависти, Святогор повернувшись к Чадо спиной, сжимал кулаки, пытаясь сдержать эмоции.

— Кто? Кто дал вам право решать чужие судьбы?

— Мы… — просипела Чадо. – Мы не решали чужие судьбы, мы тоже боролись.

— Да ну?! – саркастически выкрикнул Святогор, оборачиваясь. – Интересно и с чем же вы боролись?!

— Мы боролись с миром! – чуть сипя, выкрикнула Чадо. – Земляне, — с каким-то расизмом в голосе произнесла Чадо. – Земляне загадили мир и продолжали в нем гадить! Вы плодились как тараканы, заполоняя мир отбросами, которые только и делали, что жрали, гадили и ненавидели друг друга!!! – выкрикнула Чадо. – А когда пришло время и Земля была более не способна нас содержать на своей шее, человечеству начало угрожать вымирание! Мой отец, моя мать и все остальные основатели увидели это! Мы не решали вашу судьбу! Мы решали судьбу человека! Человечества! Мы спасали то, что еще не было засрано вами!

— Вы не спасали, а просто сбежали как последние ссыкуны! Вы просто кучка интеллигентных трусов…

— А вы чудовища и убийцы.

Повисла тишина. Святогор и Чадо глядели друг на друга ненавидящими взглядами. Две крайности, что достигнув своего апогея, столкнулись. Две могучие силы, будучи полной противоположностью, должны были либо нейтрализовать друг друга, либо закончить все ослепительной вспышкой взрыва от реакции взаимодействия.

— Ты будешь сидеть тут до конца свой жизни, как собака на цепи, — злобно произнес Святогор, глядя на Чадо металлическими с золотым блеском глазами.

Чадо промолчала, а Святогор развернулся и покинул подвал, оставляя Чадо наедине с мраком. Святогор взял рюкзак, свалил все в его недра, наспех проверил, все ли взял и вышел во двор.

Двор выглядел так, словно тут бушевал шторм. Все было разбито, снесено и разметано по всей округе, а у выхода на пляж лежала размазанная туша какой-то твари. В момент буйства Святогор себя почти не осознавал и потому даже вспомнить не может, как эта тварь выглядела изначально, а в том, что от нее осталось, узнать хоть что-то привычное было нереально. Но выход из дома, как и дыра в стене, что вела не на пляж, а прочь с острова, находились по другую сторону, а потому взору Святогора предстала лишь малая часть разрушений. Однако даже этого количества хватало, чтобы вызвать у Святогора чувство недовольства относительно того, что на восстановление уйдет очень много времени. Святогор прошел через северо-восточную дыру в стене и направился к старому туннелю, что соединял остров с большой землей и мертвым городом. Туннель находился между школой и старыми очистными сооружениями на Белом острове, который соединялся с Канонерским островом небольшим мостом. Сам туннель был давно завален и затоплен, но Святогору был нужен не сам туннель, ибо переправой на другой берег служили бетонные плиты и металлические конструкции, которые остались от старого ЗСД. Битый бетон и металл лежали в канале подобно разбитому мосту. Местами можно было пройти спокойно, а местами приходилось прыгать, а у самого берега и вовсе взбираться на заваленный портовый кран, а от него по ржавым вагонам поезда. Но зато дальше путь был проще. Вдоль руин ЗСД с острова Святогор попадал в район Кировского завода, древнейшего в Питере, от которого остались лишь ржавеющие руины. Однако путь Святогора лежал через парк Екатерингоф, который превратился в плешь, что покрывали мертвые скелеты деревьев. Парк походил на музей восковых фигур, где каждое дерево, словно неподвижная кукла, почему-то напоминали Святогору людей. Земля в парке была серая, словно пепел, но не сухая, а просто безжизненная, мертвая и замерзшая грязь. Этот парк был еще страннее вечерами. Несколько раз Святогор был свидетелем того, что видел странные огоньки и слышал какой-то гул. Но видел Святогор огоньки лишь боковым зрением, а стоило посмотреть прямо, то никаких огоньков словно и не было. Гул же больше походил на работу двигателя, который работал где-то очень далеко. Для себя, Святогор прозвал парк – чертовой пустошью и старался проходить его быстро, не задерживаясь. За парком следовал обводный канал. Канал этот в довоенные времена имел дурную славу. Канал носил звание канала самоубийц, поскольку был излюбленным местом людей, потерявших волю к жизни. История этого канала началась еще не то в девятнадцатом, не то в двадцатом веке, а число его жертв не имеет точного числа. За Обводным каналом шла тропа, бывший Измайловский проспект, который выглядел как продуваемая труба. В целом, этому есть объяснение. Дело в том, что Питер не имеет кратеров, то есть все снаряды подрывались еще в воздухе и город разрушали уже ударные волны. Эти волны, словно чудовищной силы ветер, сметали все на своем пути, от чего все вокруг выглядело как при падении тунгусского метеорита. По всей видимости, один из снарядов взорвался над адмиралтейством, а Измайловский проспект был под углом в девяноста градусов, а потому его не завалило. Проспект выглядел так, словно по нему вот-вот пройдет парад – чистый и ровный, разве что только асфальт портил картину, вернее его почти полное отсутствие. Когда Святогор добрался до Исаакиевской площади, которая была еще и самым широким мостом в Питере, взору предстали руины Исаакиевского собора. Купол собора, как и колонны, лежал выцветшим от Солнца крошевом в прилежащем сквере. Стены либо ввалились внутрь, либо в стороны, превращая собор в холм из строительного мусора. Примерно в том же виде лежал весь город – одна огромная песочница из бетона, стекла, металла, кирпича и немного мрамора. Если сравнивать Питер с Москвой, то Питер пострадал сильнее, ибо Москва кипела жизнью, дикой и суровой, но жизнью! То вот Питер был пустым и серым, как и его небо. Питер – культурная столица древней России, потерял всю свою культуру. Все произведения искусства смешались в единую кашу. Святогор шел по этой песочнице, даже не зная главной и, пожалуй, самой страшной тайне города. Эту тайну понял лишь один человек, ибо знал особенность того, что отравило город. Не разрушило, а именно отравило! Чадо, задавшись вопросом касательно запаха, выяснило, что металлический запах придает вещество, которым руины буквально пропитаны. Вещество это было изобретено в России и является стерилизатором, который можно программировать. Это скорее даже не вещество, а биологические наномашины. Стерилизатор можно запрограммировать на стерилизацию, как отдельной клетки, так и целого организма, затронув лишь его репродуктивную функцию. Проще – избирательность. Это вещество стало отличным средством для контроля опасных штаммов бактерий и вирусов, сохраняя им жизнь, но лишая возможности размножаться. Такая избирательность вещества привлекла внимание военных и с их подачи, несмотря на протесты и попытки объяснить бесполезность вещества в качестве оружия, вещество в это оружие все же превратили. Правда, потенциал этого оружия проявлялся лишь спустя годы, а потому, когда тесты оружия показали военным бесполезность оружия наглядно, от данного оружия отказались, но снять с вооружения не успели из-за войны. В войне оружие применять не стали, но когда грянула последняя война, что плавно перешла от третьей мировой, там церемониться уже не стали и применяли все, что только было. Важно и то, что применялось не только оружие. Ученые, которые сходили с ума от новостей в мире, работавшие в лабораториях, как в государственных, так и тайных, выпускали на свободу такое, от чего в даже атомное оружие было не таким страшным. Факт: вещество экспортировалось за границу лишь В ОДНОМ ВИДЕ — в виде запущенных к цели боеголовок.

Святогор прошел мимо Адмиралтейского сада, в котором все костяки деревьев лежали в сторону от адмиралтейства и, минуя медного всадника, направился к Благовещенскому мосту. Постамент всадника – гром камень, стоял как влитой, лишь немного пострадавший от осколков, а вот сам всадник, сорванный с постамента, лежал на изувеченной плитке, разбитым на несколько крупных кусков. На самом деле всадник имел другое название, а сам он даже не из меди. Памятник Петру Первому получил имя «Медный всадник» благодаря стиху от русского писателя Александра Сергеевича Пушкина. Сейчас от воспетого в стихе величия, никакого величия и не осталось…

Плиты Благовещенского моста лежали в воде под углом, словно ребра карточного домика. Моста как такового уже нет, но мост не разметало как дома, а словно бы просто опрокинуло. Все же попасть на Васильевский остров по этому мосту было возможно. Рядом, чуть дальше пристани у особняка Румянцева, стояла сбитая в единую массу куча ржавеющего металлолома. Эта куча когда-то была несколькими теплоходами.

Миновав мост, Святогор попал на Васильевский остров, но так как остров в большей степени представлял собой завалы, то проход был лишь один – по набережной через Василеостровскую стрелку. Знаменитые Ростральные колонны лежали в Биржевом сквере, а их легко узнаваемый кирпичный цвет выцвел до болезненной бледности. Корабельные ростры, украшавшие колонны, были разбиты и узнавались с большим трудом. От статуй морских божеств у подножья колонн, остались лишь куски камня, которые лишь очертаниями, словно тенью, напоминали о себе.

Со стрелки открывался вид на Эрмитаж, что был по правую сторону. Петроградский и Заячий остров со знаменитой Петропавловской крепостью — по левую сторону. Через Тучков мост, который частично уцелел, Святогор попал на Петроградку (Петроградская сторона или Петроградский остров). Тут располагался футбольный стадион и комплекс Юбилейный, а также станция метро с говорящим названием — Спортивная. Петроградка пострадала сильно, но если сравнивать с Васькой (Васильевский остров), то Васька – это непроходимая свалка, а вот Петроградка – лабиринт. Когда-то Святогор потратил немало времени, дабы найти проход через завалы, но так как в этом лабиринте было немало добра, которое Святогор смог отнести в свой дом, то поиски себя оправдывали. От Юбилейного, минуя засыпанный обломками Князь-Владимирского собора сквер, Святогор дошел до сквера Виктора Цоя. Оттуда, дворами, вышел к главному входу в старый Ленинградский зоопарк. Короткая перебежка по незахламленному парку вокруг зоопарка и Балтийского дома, и Святогор вышел, через Кронверкскую улицу во дворы студии Ленфильм. После были блуждания по улицам и проспектам, по дворам и садам, набережным и переулкам Петроградки, дабы попасть на Каменный остров, а оттуда на правый берег Питера, прямо к Черной речке. Оба моста, что соединяли Каменный остров с Петроградкой и правым берегом, стали своего рода плотиной. Корабли и баржи, наткнувшись на остовы мостов, создали свалку. Особого препятствия для Большой и Малой Невки покрытые язвами ржавчины суда не представляли, но вот в качестве переправы они отлично заменяли мосты.

От Черной речки по Торжковской улице, переходящей в Сердобольскую, Святогор попал на проспект Энгельса, который переходил в Выборгское шоссе. Дорога была длинной, но чистой, ибо север Питера почти не пострадал. Север выглядел так, словно тут прошло землетрясение минимум на шесть баллов, но не более девяти. Много уцелевших, относительно, домов. К сравнению, в районе Гражданки и Комендантского проспекта разрушения в разы сильнее. Проспект Энгельса и Выборгское шоссе идут прямо между Гражданкой и Комендантским, словно лезвие ножа или две периферии, две крайности, столкнувшиеся в одной линии, по которой сейчас шел Святогор. Дойдя до района станции Озерки, двигаясь по шоссе, по левую сторону от дороги, взгляду предстали три озерца или озерки. Вода в озерах была чистейшая, даже можно сказать кристально чистая, ибо ничего в ней не водилось. Просто вода и все. Однако Святогор ни разу так и не решился испить воды из этих озер. Возможно, причиной тому было старое суеверие, которое пугало жителей прежде существовавших общин относительно отсутствия жизни в руинах. Как говорится: «Не пей, братец, козленочком станешь!». Святогор в суеверие не верил, но нутро противилось желанию. Собственно, именно суеверия и отпугивали жителей общин от посещения руин Питера, что Святогору было лишь плюсом.

После озер шел старый Шуваловский парк и гора Парнас. Правда, горы с шоссе видно не было, поскольку гора эта скорее довольно пологий холм. Однако на самой горе, эта пологость была лишь местами, а сам парк испещрен тропами с довольно крутыми уклонами. Пик горы у прудов когда-то был излюбленным местом для отдыха, особенно в зимнее время. С вершины открывался вид на парк и район станции метро Парнас и Проспект Просвещения. Сейчас гору покрывали костяки деревьев, из-за которых гора больше походила на спину дохлого дикобраза. Среди игл порой виднелась церковь святых апостолов Петра и Павла, исполненная в неоготическом стиле, и Большой Дворец. Церковь, выделяясь среди прочих сооружений, была словно надгробным камнем мертвого парка. Если бы у этого камня была эпитафия, то, скорее всего она бы звучала так: «В память о красоте», ибо парк действительно был прекрасен, особенно в осеннее время года.

За Парнасом лежало Парголово. Парнас и Парголово – это северная граница между двумя государствами: жизни и пустоты. В Парголово ни одной бомбы не упало, но смерть мегаполиса, к которому Парголово примыкало, оказало сильное влияние. Поселок Парголово покрывали частные дома, почти точь-в-точь как в Белореченске. Но если Белореченск был населен, то вот Парголово было начисто мертво в плане людей. А вот деревянные дома, оставленные людьми, превратились в, как их называл Святогор – бабьи избы, сетуя на бабу Ягу и ее избу на курьих ногах. Каждый деревянный дом в буквальном смысле пророс, от чего дома, из фундамента которых торчал ствол дерева, а порой и два, в самом деле походили на избушки на курьих ногах. Собственно, подобное не редкость, напротив! Все старое, что раньше называлось нормальным, стало редкостью, а нормой стала всевозможная странность. Святогор точно не знал, но был уверен, что виной всему всевозможные химические, биологические и радиационные виды оружия, которые сбрасывались на округу. В этом химико-био-радиационном коктейле побывал и сам Святогор, а его облик тому доказательство. В поселке Святогор редко задерживался, да и сейчас нужды не было, а потому дойдя до КАДа, Святогор свернул и направился в сторону Сестрорецка, к болотам.

***