Ловцы снов(часть 5) (Глава 1)

14

Когда Иван подъезжал к офису Корпорации, часы в машине показывали 17.35. Он вошел в дверь офиса и подошел к стойке ресепшна, за которой сидела улыбающаяся Настя.
— Добрый вечер! – сказал Иван, — я не очень поздно сегодня приехал?
— Добрый вечер! – ответила Настя и посмотрела на настенные часы, — до окончания рабочего дня еще двадцать минут. Если вы на сеанс, Иван Сергеевич, вам следует поторопиться, а то Эвклид Петрович скоро уйдет.
-“Надо же, — подумал Иван, — запомнила, как меня зовут. Ценный сотрудник у Петровича”.
А вслух сказал:
— Спасибо, Настя, я надеюсь, что успею.
Иван поспешил в кабинет директора. Он подошел к двери, постучал и, услышав: ”Войдите!”, открыл дверь. Петрович сидел за столом и, глядя на экран монитора, что-то печатал на клавиатуре. Увидев вошедшего Ивана, он встал из-за стола и протянул ему руку.
— Здравствуйте, Иван! – сказал директор, — я рад вас снова видеть в нашей Корпорации.
Иван пожал протянутую руку.
— Добрый вечер, Эвклид Петрович! – сказал он, — я не слишком поздно приехал?
— Ну, что вы! – ответил Петрович, — мы вам всегда рады. Присаживайтесь, пожалуйста.
Иван присел в кресло, а директор, взяв в руки авторучку, спросил:
— Как дела, Иван? Видели сон? Напомните мне, какая была тематика?
— Я заказывал случайный выбор, — ответил Иван, — и увидел сон про немецкий концлагерь, в который попал мой дед. Весь цимес в том, что он мне про это никогда не рассказывал.
— Как вы сказали, “цимес”? — спросил Петрович и нахмурился, — иногда, Иван, я совершенно не понимаю современную молодежь. Старость, наверное. Цимес, насколько я помню, это блюдо еврейской кухни?
— На современном разговорном языке это означает – фишка, главная деталь, — пояснил, как смог, Иван.
— Фишка? – переспросил, прищурившись, директор.
— Ну, да, — ответил Иван, — просто я хотел сказать, что дед никогда не рассказывал про то, что он был в плену.
— Его можно понять, — вздохнув, сказал Петрович, — вероятно, он хотел, что бы у вас, из-за некоторых моментов в его биографии, не возникло проблем. Сами, наверное, помните, какое тогда время было?
— Нет, не помню, — ответил Иван, — я был тогда очень молод и не особенно задумывался о том, что происходило вокруг.
— Потому, наверное, и не помните, что проблем не возникало. А вот если бы они возникли, то тогда бы вы это хорошо запомнили, — сказал Петрович, — мне так, почему-то, кажется.
Иван промолчал и, видимо желая сменить тему, спросил:
— Петрович, а как у вас возникла сама идея заняться такими исследованиями?
Петрович снял очки, потер переносицу и после небольшого раздумья, ответил:
— Сама идея, Иван, возникла у меня очень давно, в далеком, далеком детстве. Я был весьма любознательным ребенком и сколько себя помню, интересовался всякими историческими исследованиями, древними цивилизациями, поисками кладов и тому подобными вещами. Родители мне выписывали журналы “Техника Молодежи” и “Юный Натуралист” и вот, в одном из номеров я как-то прочел, что один человек после травмы головы, стал разговаривать на иностранных языках, которые никогда до этого не изучал. Меня этот случай очень сильно заинтересовал. Как мог тот человек узнать языки, которые он никогда не учил? Значит, эти знания ему как-то передались от предыдущих поколений. Но как? Меня так заинтриговал этот вопрос, что после окончания школы, я поступил в Сеченовский университет на факультет медицинской биофизики. Затем работал в лаборатории клиники Института Мозга, где, собственно и начал свои исследования. Вот так, постепенно и дошел до создания своей Корпорации и сейчас занимаюсь делом всей своей жизни. И, как видите, Иван, кое-чего достиг.
— По-моему вы как-то слишком скромно говорите о своих исследованиях, — сказал Иван, вспомнив, как Петрович называл свое открытие гениальным, — я вот, например, человек далекий от науки, но все равно мне кажется это очень важным делом.
— Мне помнится, не так давно, вы несколько скептически отнеслись к нашей работе, — улыбнулся директор, взглянув на Ивана.
— Да, не скрою, мне сначала показалось это несколько несерьезным, — ответил Иван, — но потом, когда я посмотрел несколько снов, я изменил свое мнение.
— Ну что ж, в таком случае, я очень рад, что вы переменили свое отношение к нашим скромным достижениям, — сказал Петрович.
Иван посмотрел на настенные часы и сказал:
— Эвклид Петрович, ваш рабочий день заканчивается, а мне бы не хотелось вас задерживать.
— Не волнуйтесь, Иван, я не спешу, — ответил директор, — да и дома сегодня меня никто не ждет, жена с дочерью и внуком улетели в Грецию, навестить родственников. Так что я к вашим услугам. Как вы отнесетесь к чашечке кофе с коньяком?
— Положительно, — ответил Иван, — только мне, пожалуйста, без коньяка, я за рулем.
— Отлично, — сказал Петрович, и нажал кнопку на селекторе, — Настя принеси нам кофе, пожалуйста.
Не прошло и пяти минут, как в кабинет зашла Настя с подносом, на котором стоял кофейник, сахарница, вазочка с печеньем и две чашки на блюдцах. Она поставила поднос на стол и встала около стола в ожидании новых распоряжений.
— Спасибо, Настя, — сказал директор, — на сегодня все, можешь быть свободна. До свидания.
— До свидания, — ответила Настя и вышла из кабинета.
Петрович налил в чашки кофе и, достав из ящика стола бутылку коньяка, плеснул немного в одну чашку.
— Пожалуйста, Иван, угощайтесь, — сказал Петрович и, взяв чашку, отхлебнул напиток.
— Спасибо, — ответил Иван и взял чашку с подноса.
Он отпил кофе и одобрительно кивнув, сказал:
— А Настя хорошо заваривает кофе.
— Настя умеет не только кофе заваривать, — ответил директор, — она, очень ценный работник и весьма симпатичная девушка. Кстати, она не замужем, и я вам советую Иван, к ней внимательно присмотреться. Настя — большая умница! Она по образованию программист и самостоятельно разработала программу, которая анализирует сны наших клиентов и определяет в них некие реперные точки, совпадения, так сказать, опираясь на которые мы можем сделать очень важные выводы. Этот алгоритм работает, примерно конечно, как та популярная программа, которая создана для того, что бы находить плагиат в научных работах и диссертациях. Помните, Иван, что я вам говорил о том, как причудливо переплетаются человеческие судьбы?
Иван кивнул:
— Помню, Эвклид Петрович, вы действительно так говорили.
— Так вот, пользуясь этой программой, мы можем узнать были знакомы предки наших клиентов между собой или нет, а так же то, что они, возможно, были родственниками. Представляете?
— Все это очень интересно, Эвклид Петрович, — ответил Иван.
— Кстати, Иван, у меня для вас будет один небольшой сюрприз, связанный с этой нашей программой, — сказал Петрович, отпив еще кофе из чашки и загадочно улыбнувшись.
— Что же это за сюрприз? – спросил заинтригованный Иван.
— Настина программа, которую она назвала Лонг Мэмори, определила человека, нашего клиента, предок которого был знаком с вашим дедушкой, — ответил директор, — и вы с этим человеком можете познакомиться. Как вам такая новость?
— Ого! Ничего себе! – удивился Иван, — я никогда бы не подумал что такое возможно. А что это за человек, Петрович?
— Ну, Иван, я же сказал что это сюрприз, — улыбнулся директор, — так что всему свое время и завтра вы его, возможно, увидите.
Иван промолчал, заинтригованный рассказом Петровича, стараясь представить себе, кто это может быть.
— Вот видите, Иван, какими интересными вещами мы здесь занимаемся, — сказал директор, допив свою чашку и наливая из кофейника новую порцию, — давайте вашу чашку, пока кофе не остыл.
Он налил кофе в чашку Ивана и добавил в свою немного коньяка из бутылки.
— Помните, как там, у Пушкина? – спросил Петрович, отхлебнув кофе из чашки и устремив взор к потолку, продекламировал, — О, сколько нам открытий чудных готовит просвещенья дух! И опыт, сын ошибок трудных! И гений, парадоксов друг!
— Да, действительно, лучше и не скажешь, — согласился с ним Иван.
— И случай – Бог, изобретатель… — добавил Петрович.
— Я очень рад, что вам, Эвклид Петрович, удается все дальше проникнуть в тайны человеческого мозга, — сказал Иван.
— А вот здесь, Иван, я не могу с вами согласиться, — сказал погрустневший директор, держа в руках чашку с остывающим кофе.
Иван с недоумением посмотрел на Петровича.
— Понимаете в чем дело, Иван, — со вздохом сказал директор, — чем больше я изучаю мозг, тем больше понимаю, что знаю о нем несоизмеримо ничтожно мало. Человеческий мозг и его возможности, если сравнивать космическими мерками — это даже не галактика. Это вселенная, это бесконечный и бескрайний космос! И я здесь уже в который раз вспоминаю Энштейна, который говорил, что чем больше он изучает науку, тем более чувствует себя маленьким мальчиком, собирающим красивые камешки на берегу океана! Как же он был прав!
Петрович замолчал и сделал несколько больших глотков из чашки. Иван сидел, держа в руках свою чашку, и не находя нужных слов что бы поддержать Петровича в его нелегкой и интересной работе.
— Эвклид Петрович, — сказал Иван, — я давно хотел вас спросить… А как вы собираетесь еще использовать свое открытие? Я имею в виду, помимо пробуждения воспоминаний.
— Вопрос конечно интересный, — ответил Петрович и задумался. Потом сделал изрядный глоток кофе и сказал:
— Спектр использования нейронно-генетической памяти мозга может быть очень широким. Взять, для примера, хотя бы такой аспект: когда я занимался своими исследованиями, то невольно столкнулся с проблемой эмпатии.
— Эмпатии? – переспросил Иван.
— Да, да, Иван, именно эмпатии, вернее, ее отсутствия, — ответил директор, — то есть абсолютного отсутствия чувства человеческого сострадания. Мы часто слышим слова: жестокий век, жестокие нравы. И мало задумываемся о том, что это не расхожие штампы, а суровая реальность. Люди действительно ожесточились, стали толстокожими, непробиваемыми и проявление человечности и сострадания стало очень редким явлением. Мы равнодушно проходим мимо лежащего на земле человека, которому возможно нужна наша помощь и делаем вид, что не замечаем человека попавшего в беду. Что стало этому виной? Возможно это масс-медиа, телевидение и интернет, из которых мы каждый день видим и слышим, что где-то случаются катаклизмы, катастрофы и теракты. Мы так часто наблюдаем многочисленные жертвы, что уже перестаем на них реагировать, а это ведь не очень хорошо и неправильно по своей сути, согласны со мной?
— Согласен, конечно, — ответил Иван, — но что мы можем с этим сделать?
— Что мы можем сделать, я не знаю, — вздохнул Петрович, — но я заметил, что мои клиенты, которые во сне проживают жизни своих предков, становятся более человечными и милосердными. Вот какой получается интересный казус. Я долго думал над этим феноменом и пришел к выводу, что в прошлом люди были более сострадательны и эти их качества, невольно переносятся во время сна их далеким предкам. Почему они были более сострадательны? Я этого тоже не знаю. Может потому, что тогда не было масс-медиа, телевидения, интернета и люди жили реальной, а не виртуальной жизнью. И у нас даже был случай, когда одна наша клиентка, посмотрев несколько снов, стала разыскивать по детдомам своего ребенка, от которого она отказалась несколько лет назад. Представляете?
— Да, — ответил Иван, — это очень интересный эффект.
Теперь ему понятно стало, почему он в последнее время без излишнего почтения общался с представителями закона. Видно ему передалась уверенность или опыт его деда. Если раньше он немного робел и нервничал, имея дело с этими государевыми людьми, то теперь, в лучшем случае, испытывал лишь чувство досады и раздражения.
— Однако мы отвлеклись, — сказал Петрович, ставя свою чашку на поднос, — а вы, Иван, наверное, торопитесь. Мы ведь, кажется, должны вам еще один сон? Когда вы хотели бы его получить?
Иван даже немного опешил от такой быстрой смены темы разговора.
— Да, можно и сейчас, — ответил он, пожав плечами и ставя на поднос свою недопитую чашку.
— Сейчас? – спросил Петрович и потер руки, — отлично, Иван, давайте пройдем в процедурный кабинет!
Петрович стремительно поднялся из-за стола и направился в процедурную. Иван пошел за ним, удивляясь, откуда у такого, сравнительно немолодого ученого столько энергии и тяги к научным знаниям.
-“Все-таки, все эти ученые — немного сумасшедшие”, — подумал Иван, пройдя в процедурный кабинет и присев на кушетку.
Петрович, облаченный уже в белый халат и шапочку, сидя на вращающемся стуле, настраивал аппаратуру и негромко напевал уже слышанную от него мелодию:
Мальчик резвый, румяный, влюбленный,
Адонис женской лаской прельщенный,
Не довольно ль вертеться, кружиться,
Не пора ли мужчиною стать.
Услышав знакомый мотив, Иван невольно улыбнулся.
— Так-так, отлично, — сказал директор и повернулся к Ивану.
— Ария Фигаро из оперы Моцарта? – проявил свою осведомленность Иван.
— О! – воскликнул удивленный директор, — а вы, Иван, оказывается, более интеллектуально развиты, чем я мог предположить. Честно говоря, я оценивал ваш ай кью в пределах восьмидесяти-девяноста пунктов. Как хорошо, что я ошибался. Похоже, ваш ай кью выше ста десяти пунктов, точнее сказать не могу, нужно провести тестирование.
— Вы мне льстите, Эвклид Петрович, — ответил Иван, — к сожалению, мой ай кью значительно ниже, просто один мой преподаватель в институте частенько напевал эту мелодию.
— Вот как? – спросил Петрович, — но все равно похвально. Другой бы, на вашем месте, это уже давно забыл, а все еще помните.
— Только вместо: “Мальчик резвый”, он почему-то напевал — “Мальчик трезвый”, — сказал Иван, — и звучало это как-то двусмысленно.
— Да, “Мальчик трезвый”- дает совсем другую окраску арии, — немного подумав, ответил директор, — более оригинальную, безусловно. Однако мы отвлеклись, какую тему сегодня выбрали, Иван?
Иван задумался, наморщив лоб и сказал:
— Да, наверное, опять, случайный выбор.
— Ну, что ж, пусть будет случайный выбор, давайте, я вам помогу одеть модулятор, — Петрович закрепил шапочку на голове Ивана и пощелкал компьютерной мышкой, — так, все готово, шапочку можно снять.
Иван присел на кушетке и снял с головы шлем с электродами.
— У нас останетесь? – спросил директор.
— Нет, спасибо, Петрович, я домой поеду, — ответил Иван.
— Ну, что ж, — сказал директор, — тогда, как говорится, хороших снов и до свидания!
— До свидания! – ответил Иван и, пожав Петровичу руку, направился к выходу.
Через полчаса он был уже дома и, закрыв входную дверь на массивный засов и проглотив зеленую пилюлю, Иван упал на диван и сразу же провалился в сон.

15

— Следующий! – услышал Иван из-за двери с табличкой “Особый отдел”.
Он зашел в кабинет, остановился возле двери и посмотрел по сторонам. Иван увидел, что за столом, стоящим возле зарешеченного окна, сидит рыжеволосый военный лет тридцати, в чине майора и что-то пишет, не обращая на него внимания. Возле стола стоял высокий сейф, шкаф для бумаг и вешалка, на которой висела шинель с золотистыми погонами и фуражка. Мельком взглянув на Ивана, майор жестом указал ему на стул, стоящий напротив его стола. Иван подошел к столу и присел на стул, исподлобья глядя на занятОго особиста. Рядом со стулом он положил свой вещмешок с нехитрыми солдатскими пожитками. Майор сидел и писал, периодически опуская ручку в чернильницу, изредка промокая написанное тяжелым пресс-папье. Наконец, он закрыл скоросшиватель, на котором стояла пометка ”Секретно” и отложил ее на край стола. Затем с другого края стола он взял еще одну папку-скоросшиватель и, раскрыв ее, спросил Ивана:
— Фамилия? Имя?
— Кузнецов Иван.
— Кузнецов, — повторил майор и стал перелистывать бумаги в скоросшивателе, — Кузнецов, Кузнецов… Ага… Кузнецов Иван Тимофеевич?
— Так точно, — ответил Иван.
— Какие есть документы?
Иван достал из нагрудного кармана справку, которую ему выдали в Американской военной канцелярии и, развернув, положил ее на стол. В это время зазвонил стоящий на столе черный эбонитовый телефон.
Майор взял трубку.
— Коган слушает, — ответил он, — здравия желаю, товарищ полковник! Я в курсе. Особым отделом утвержден список в количестве ста тридцати двух человек из числа бывших солдат РОА, полицаев и пленных концлагерей на суд трибунала. В приложении имеются личные дела и характеристики на всех представленных граждан. Я вас понял. Так точно. Постараюсь успеть.
Особист положил трубку, достал из пачки “Норда” папиросу, закурил и, щурясь от дыма, углубился в чтение бумаг. Читал он долго, вздыхая и стряхивая пепел папиросы в массивную стеклянную пепельницу. Иван сидел на стуле и, глядя на майора, думал о том, какая участь его ожидает. Он видел, как молодой солдатик, который перед ним зашел в кабинет особиста, вышел из него бледный и в сопровождении вооруженного конвоира, который его куда-то увел. Наконец, майор отодвинул от себя скоросшиватель, посмотрел на Ивана и вздохнул.
— Значит, так, — сказал он, затянувшись папиросой, — что я могу сказать… Неважные у тебя дела, Кузнецов Иван Тимофеевич.
Иван не ответил майору, потому что он ожидал нечто подобное, и поэтому просто молчал, глядя в пол. Особист придвинул к себе папку и, заглянув в нее, сказал:
— Воевал ты неплохо, — сказал майор, — медаль “За отвагу”,
Орден Красной Звезды – это тебе не фунт изюма. Но вот плен… Плен, это слишком серьезное дело. До тебя же ведь был доведен приказ товарища Сталина за номером 270 от 16 августа 1941 года?
— Был, — тихо ответил Иван.
Особист как будто ждал этот ответ. Он встал, со стула, подошел к Ивану, поскрипывая яловыми сапогами и, наклонившись над ним, спросил:
— А почему же ты тогда сдался в плен, Кузнецов? Ты же знал, что в плен сдаваться нельзя! Ты должен быть умереть, но в плен не сдаваться! Почему ты не выполнил приказ товарища Сталина? Отвечай!
— Я был ранен и находился без сознания, — вздохнув, тихо ответил Иван.
— Был без сознания? – спросил майор, — и кто это может подтвердить? Никто? И почему я должен тебе верить? Ты сын кулака, но Советская власть тебе поверила, ты не был поражен в правах и пользовался всеми привилегиями и благами, которая дала наша народная власть всем честным Советским людям. Тебя не выслали на поселение, ты получил образование и работу. И чем же ты отплатил Советской власти за ее такую заботу о тебе? Ты отплатил предательством, ты вместо того, что бы выполнить свой священный воинский долг, сдался врагу.
Иван молчал, понимая, что спорить с особистом бесполезно и если судить формально, то тот был совершенно прав. Приказ доводили? Доводили. В плен попал? Попал. И что бы он ни сказал в свое оправдание, всё будет выглядеть как жалкий, никому не нужный лепет.
— Ну, что молчишь, Кузнецов? – спросил майор, — нечего сказать в свое оправдание?
Иван молчал и вспоминал своего друга Семена, вместе с которым он был в плену. Семен не стал возвращаться на Родину и остался в Американской оккупационной зоне. Он уговаривал остаться Ивана, напоминая тому про тот же приказ, о котором говорил особист, но Иван его не послушал. Он не мог себе представить, как будет жить вдали от родной земли, от своих близких и от Кати, которую он все еще надеялся найти. Но, видимо, он зря надеялся на лучшее и сделал большую ошибку что вернулся, здесь, в лице майора, его, видимо и настигнет карающий меч правосудия.
— Я с кем разговариваю? – услышал он недовольный голос майора, — а ну, встать, сволочь!
Майор схватил Ивана за грудки и с силой поднял со стула. Иван стоял и смотрел, как наливается кровью лицо особиста и чувствовал запах перегара из его перекошенного рта.
— В молчанку будем играть? – с ненавистью прошипел майор, — это тебе не поможет, я еще и не таких как ты, на чистую воду выводил!
Но неожиданно майор замолк и помял в руках воротник кожаной куртки Ивана. Форму Ивану выдали американцы, и она состояла из сшитых из мягкой свиной кожи куртки и галифе. В комплекте к форме были и высокие сапоги на шнуровке. Особист отпустил ворот куртки Ивана и обошел его кругом, разглядывая Ивана с ног до головы. Затем он прошел за свой стол и сел на стул.
— Ты садись, Кузнецов, — сказал майор, и Иван немного удивился, как изменился его тон, — в ногах правды нет.
Иван опустился на стул и молча взглянул на особиста. Лицо майора приобрело уже нормальный оттенок, и он снова уткнулся в папку, лежащую на столе. Затем он отодвинул папку и сказал:
— Ты не обижайся, Иван Тимофеевич. Ты думаешь, здесь звери работают? Нет, не звери, просто работа у нас такая, врагов Советской Родины изобличать. Понимаешь?
Иван ничего не ответил особисту и уставился в пол, размышляя о том, с чем связана такая резкая перемена настроения гражданина начальника.
— Вот ты сам рассуди, — сказал майор, — ты возвращаешься из плена и где гарантия, что ты не переметнулся к врагу и не стал предателем? Нету такой гарантии. Я тебя отпущу, а ты потом пойдешь и диверсию устроишь. А с кого потом спросят? С меня спросят, понимаешь?
— Я не предатель, — тихо и зло ответил Иван.
— Да ты не злись, — уже как-то даже миролюбиво сказал майор, — но во всем должен быть свой порядок. А форму тебе неплохую американцы подогнали.
Последняя фраза была сказана майором как бы вскользь, невзначай, но только тут до Ивана дошло, почему так сильно изменилось настроение особиста. Видимо, ему очень приглянулась новенькая американская форма Ивана. Он взглянул на свой костюм, потом на майора и сказал:
— У меня нет подменки.
— Да я сейчас что-нибудь найду, — успокоил его повеселевший майор, — ты подожди немного, я скоро.
Особист вышел, и Иван услышал, как щелкнул в замке ключ. Он сидел и думал о том, какие коленца иногда выкидывает судьба. Кто бы мог подумать, что американцы которые освободили его из немецкого плена и снабдили своей формой, сами того не желая, освободили его еще и от Советских лагерей. Воистину неисповедимы пути Господни. Снова щелкнул в замке ключ и в комнату зашел особист, держа в руках комплект бэушной военной Советской формы и кирзовые сапоги.
— Вот, держи, — сказал он Ивану.
Иван встал со стула и взял протянутую майором форму. Он положил ее на стул и стал стягивать с себя американский костюм. Сняв костюм, он протянул его майору, который тот аккуратно сложил и убрал в сейф. Иван надел обноски с чужого плеча и осмотрел себя в отражении оконного стекла. Чужое хэбэ мало того что было сильно поношенным, но к тому же еще было Ивану маловато. А вот стоптанные кирзачи были больше на пару размеров.
— Значит так, — сказал майор, убрав в сейф американские ботинки Ивана и сев за стол, — слушай меня внимательно, Кузнецов. Я сейчас напишу справку, что ты прошел проверку “Особого отдела”. По месту жительства ты по этой бумаге выправишь свои документы. Понял?
— Понял, — ответил Иван.
— А когда получишь документы, забейся в какую-нибудь щель, что бы тебя не было ни видно и ни слышно, — сказал особист, — а еще лучше, завербуйся куда-нибудь на север, на стройку, там тебя точно искать не будут. Вас, бывших пленных, еще не раз будут проверять и если что-то будет не так, с меня первого голову снимут. Понял?
— Понял, — повторил Иван.
— А сейчас иди, пока посиди в коридоре, а я справку напишу, — сказал майор и кивнул головой на дверь.
Иван вышел в коридор и присел на деревянную скамью, на которой сидело несколько человек в солдатской форме, ожидая своей очереди в “Особый отдел”.
Военный, который сидел рядом с Иваном, немного к нему придвинулся и шепотом спросил:
— Ну, как, прошел?
— Да вроде прошел, — ответил Иван.
— Повезло тебе, парень, — с завистью сказал военный и вздохнул.
— Повезло, — вздохнув, ответил Иван и в это время раздался вой сирены.

16
Иван проснулся и сел на диване. Постепенно до него дошло, что он слышал во сне не вой сирены, а звон дверного звонка. Иван встал, натянул штаны с курточкой и пошел открывать дверь. По дороге он посмотрел на настенные часы, они показывали восемь тридцать. Подойдя к двери, Иван взглянул в дверной глазок и увидел Оксану, Виталика не было видно. Он открыл дверь и оглядел тамбур, кроме Оксаны Иван увидел еще двух незнакомых парней.
— Здрасьте, — сказала Оксана, — я за вещами.
— Привет, — ответил Иван, — если за вещами, то заходи.
Оксана зашла в квартиру и за ней, было двинулись, пришедшие с ней парни, но Иван преградил им путь:
— Стоп! – сказал он, — больше никто не заходит.
Иван захлопнул перед парнями дверь и повернулся к Оксане.
— Слушай, Оксана, если вы хотите снова затеять драку, то я сейчас позвоню в полицию.
— Да нет, они мне просто помогут вещи вынести, — ответила Оксана.
— Я тебе сам помогу вещи донести до двери, — сказал Иван.
Он пошел за ней в комнату и по пути подумал:
“Слава Богу! Наконец-то съезжают! Дождался!”
В комнате Оксана стала собирать вещи, свои и Виталика и упаковывать их в чемоданы, сумки и пакеты. Иван остался стоять в дверях и смотрел, что бы Оксана не прихватила ничего лишнего. Наконец сборы были закончены, и Иван удивился тому количеству собранных сумок и чемоданов, которые стояли на полу комнаты. Он припомнил, что когда они приехали, у них была одна сумка и чемодан. Оксана взяла две большие спортивные сумки и пошла к двери, Иван прихватил два чемодана и пошел за ней. Поставив на пол сумки, он открыл входную дверь, и Оксана вышла в тамбур, где стояли и курили пришедшие с ней парни. Иван хотел им сделать замечание, чтоб здесь не курили, но потом передумал, подумав, что они, возможно, хотят спровоцировать его на конфликт. А конфликт ему сейчас, с его двумя подписками, был совсем ни к чему. Поэтому он просто выставил в тамбур чемоданы и сказав Оксане:
— Сейчас остальные сумки принесу, — и запер входную дверь.
Затем он прошел в комнату и, забрав оставшиеся сумки пакеты, вынес в прихожую, отпер дверь и выставил их в тамбур. Парней не было видно, наверное, они с вещами спустились в низ. Оксана сказала: “Вроде ничего не забыла или…”, и стала собирать с пола принесенные Иваном вещи.
— Ключи, — сказал Иван.
— Ой! – ответила Оксана, — совсем забыла!
Она поставила сумки на пол, вытащила из кармана ключ и протянула его Ивану. Тог взял ключ и сказал:
— Должно быть два ключа.
— А второй у Виталика, — ответила Оксана, — а Виталик в тюрьме.
Иван поднял с пола принесенные им сумки и сказал:
— Когда принесете второй ключ, получите свои вещи.
— Так, когда его отпустят, я не знаю, — сказала Оксана.
Он ей не ответил и, дождавшись, когда она выйдет из тамбура, закрыл входную дверь.
— Слава тебе, Господи! Съехали! Осталось еще курить бросить, – вслух сказал Иван и, поставив сумки в прихожей, пошел в ванную, чтобы умыться.
В это время зазвонил мобильник. Иван прошел в комнату и, взяв телефон, ответил:
— Алло!
— Привет, Ваня! – услышал он, — это Света Кондратьева. Ты не забыл, что тебе сегодня нужно прийти в поликлинику на отметку?
Говоря начистоту, находясь в этой чехарде, сменяющих друг друга, как картинки в калейдоскопе, событий, Иван совсем забыл о том, что он на больничном, и что ему нужно периодически посещать лечебное учреждение.
— Здравствуй, Света, — ответил Иван, — ты знаешь, я помню, что мне на отметку, только я, по-моему, где-то потерял талон на прием.
— Хорошо, что я позвонила, — с удовлетворением сказала Светлана, — я как знала, что ты или забудешь или талон потеряешь. Ты все такой же, как в школе был, совсем не изменился.
— Да нет, Свет, я изменился, — не согласился с ней Иван, припомнив свои подписки о невыезде, — да только, боюсь, что не в лучшую сторону.
— Ладно, не прибедняйся, — сказала Света, — извини, времени нет, у тебя прием в 9.20, не опаздывай. Если нет талона, стой возле кабинета, я выйду и тебя проведу. И медполис не забудь.
— Свет, а нельзя как-нибудь без меня оформить? – попробовал увильнуть Иван, — у меня со временем проблема, нужно еще в одно место срочно заскочить.
— Нет, Ваня, нельзя, — вздохнув, ответила Света, — сейчас с этим очень строго, постоянно проверки идут. Так что, давай, не опаздывай. Пока!
И отключилась.
— Пока! – сказал в пустоту Иван, отложил телефон и задумался.
-“В поликлинику мне в 9.20, в ФСКН в 10.30, — размышлял он, — должен успеть, если постараться”.
Иван не стал завтракать, быстро переоделся и поспешил в поликлинику. В 9.30 он уже подбегал к двери кабинета терапевта, попутно наблюдая приличную очередь из пациентов, страждущих попасть на прием. Только он подошел к двери кабинета, как из-за нее выглянула Света и сказала ему официальным тоном:
— Заходите, больной! — и, вероятно для того что бы пресечь возможное недовольство очереди, сообщила, надевая марлевую маску, — осторожно, граждане! Возможно заражение опасным штаммом гриппа!
Иван зашел и поздоровался со Светланой и медсестрой, ассистирующей врачу, заполняющей медкарты пациентов.
— Присаживайся, Ваня, — сказала Света, снимая марлевую повязку, — как себя чувствуем? На что жалуемся?
— Чувствуем себя намного лучше, — скромно ответил Иван, — жалоб особых нет. Если только на жизнь.
— Да, я вижу, — сказала терапевт, — и выглядишь уже значительно веселей. И синяк скоро совсем пропадет. А с жалобами на жизнь – это не ко мне — это в другую инстанцию, которая находится немного повыше. Ваня, если ты торопишься, я тебя не буду задерживать. Марина, дай ему талон на среду.
— Хорошо, Светлана Юрьевна, — сказала медсестра и протянула Ивану талончик, — пожалуйста.
— Спасибо, — ответил Иван, беря талон и убирая его в карман.
— Только не потеряй, — улыбнулась Света, — и позови следующего.
— Спасибо и до свидания, — ответил Иван и вышел из кабинета.
Выйдя из кабинета, он посмотрел на часы: 9.35. Нужно было торопиться на очную ставку с Виталиком в ФСКН. На часах было 10.15, когда Иван заходил в здание, где находилась служба ФСКН. Он был в первый (и даст Бог, в последний!) раз в этой организации и поэтому, когда он проходил через стойку охраны, спросил у полицейского, которому он предъявил повестку, где находится кабинет, указанный в документе. 217-й кабинет был расположен на втором этаже и Иван уже скоро был у его двери. Подойдя к двери, он посмотрел на часы, было 10.25. Он хотел, было присесть на стул напротив двери, как услышал из-за неплотно закрытой двери разговор.
— Виталик, это твой косяк, и не надо ни на кого его перекладывать, — услышал Иван знакомый голос Ларионова, — я ничего не могу поделать. Свидетели, видеосъемка, два пакета метамфетамина в твоей рубашке. А в пакетах девять с половиной грамм наркотика. Это тебе не хухры-мухры. Это, как ни крути, конфискация наркотического вещества в крупных размерах. Статья тяжелая, ты сам это знаешь, и делу уже дан ход.
— Олег Василич, — Иван с трудом узнал в этом плаксивом голоске, обычно наглый и самоуверенный голос Виталика, — ну, как же так? Мы же с вами договаривались, что я вам его сдаю, а вы закроете мое дело.
— А ты кого сдал, Виталик, его что ли? Ты себя сдал! Так что сам лажанулся, сам и расхлебывай, мне этот геморрой ни к чему. Сам накосячил, сам и отвечай. Я думал, ты прошареный чувак, а ты лузер позорный. Этот очкарик тебя как сопливого пацана вокруг пальца обвел, – в голосе Ларионова слышалось плохо скрываемое раздражение, — и вообще, это в своем Кукуево, ты, может быть и самый крутой перец на деревне, а здесь Москва, тут, таких как ты – десяток на версту и за тебя никто особо впрягаться не будет.
— Олег Василич, — нудил Виталик, — ну, может, отмажете, я вам денег заплачУ.
— Деньги — это конечно, хорошо! Да у тебя столько денег нет, что бы я тебя отмазал, — рассмеялся Ларионов, — да и с его квартирой ты пролетел как фанера над Парижем.
— Олег Василич, — канючил Виталик, — я бы вам еще пригодился, если вы меня отмажете.
— Да какая мне разница, ты или другой нарик, — раздраженно ответил Ларионов, — я любого торчка возьму и на второй день, как ломка начнется, он мне с потрохами выдаст всех, кого знает и кого не знает. А мне палка в график выполнения плана и плюсик в карму за вас, долбанных наркоманов. И хватит мне здесь слезы лить, сейчас уже Кузнецов должен подойти.
Иван быстро отошел от кабинета, присел на стул и повернулся к окну, делая вид, что разглядывает весенний пейзаж. Он услышал, как открылась дверь и повернул голову на звук. Ларионов, держась за ручку двери, оглядел его и сказал, не здороваясь:
— А, пришел, ну заходи.
Иван зашел в кабинет и, тоже ни с кем не здороваясь, присел на стул, стоявший возле стола Ларионова. Капитан, сидящий за столом, вздохнул и спросил Ивана:
— Кузнецов, вы знаете этого гражданина? — и кивнул на Виталика.
— Знаю, — ответил Иван, — это Отрышко Виталий Петрович.
— Кем он вам приходится? – спросил Ларионов.
— Двоюродный брат.
— Почему он у вас проживает? – спросил Ларионов.
— Его мама, тетя Роза, попросила его пустить пожить, пока он поступает в институт, — ответил Иван.
— Кто поступает в институт? Виталик? – спросил удивленный капитан. Кажется, для него это было новостью.
Виталик промолчал, а Иван пожал плечами.
— А чем вы можете объяснить, что в вещах гражданина Отрышко было найдено запрещенное наркотическое вещество?
— Этого я не знаю, — зевнув, ответил Иван, которому уже начали надоедать эти однообразные вопросы, рассчитанные, вероятно на то, что он собьется в своих показаниях и представитель закона его расколет и выведет на чистую воду, — все, что я знал, я написал в объяснении.
— Я его читал, — раздраженно сказал капитан, — очень содержательное объяснение: ничего не видел, ничего не слышал, ничего не знаю.
— Ну, какое есть, — пожал плечами Иван, — мне больше нечего добавить.
Капитан, сидящий за столом, наклонился к Ивану.
— Кузнецов, скажи честно, это ведь ты подложил ему наркоту в карман? – спросил, прищурившись, Ларионов.
У Ивана, эта фраза: “Скажи честно”, из уст представителя закона вызвала одновременно и усмешку и чувство удивления. Ну, какой вменяемый человек будет говорить честно с этими людьми облаченными властью, но не располагающими доказательствами твоей вины, имея при этом все шансы получить тюремный срок за свою честность? Тем более после того, как он сегодня точно узнал, что Ларионов с Виталиком против него вступили в преступный сговор?
— А зачем мне нужно было это делать? Какая мне от этого выгода? — вопросом на вопрос ответил Иван.
Ларионов промолчал, взглянув на Виталика.
-Вот если бы, допустим, у него была в собственности квартира, а я хотел бы ей завладеть, тогда, конечно, другое дело. А все что знал, я уже сказал и добавить к сказанному мне больше нечего, — устало сказал Иван, подавив ухмылку и не отводя взгляда от пристально смотрящего на него капитана.
Повисла продолжительная пауза.
— Ну, что ж… — начал, было, Ларионов, но Виталик его перебил.
— Олег Василич, — заканючил он, — можно мне с ним, с глазу на глаз, поговорить? Ну, пожалуйста!
Ларионов немного подумал, глядя то на Виталика, то на Ивана и ответил:
— Ладно, поговори, только недолго. Мне уже уходить надо. Две минуты в твоем распоряжении. Время пошло.
Капитан вышел за дверь, а Виталик вскочил и вплотную подошел к Ивану.
— Вань, ну пожалуйста, скажи капитану, что я здесь не при делах, что наркоту мне кто-то подбросил!
Виталик, приложив руки к груди, говорил с таким напором и страстью, что на Ивана летели брызги слюны, а это Ивану было очень неприятно.
— Отойди от меня и сядь на свое место! — приказал он Виталику и после того, как тот подчинился, продолжил, — Виталик, ты, что, идиот, что ли? Или думаешь, что я идиот? Ты подкинул мне наркотики для того, что бы я сел в тюрьму, а теперь хочешь, что бы я тебе помог? Ты хотел посадить меня на нары и получить мою квартиру, а теперь хочешь, что бы я тебя выручал? Ты бы хоть раз подумал головой, не тем местом, которым ты обычно думаешь!
— Ваня, я не хотел, меня заставили, Ларионов сказал, что если я ему дам денег, он меня не посадит. Я хотел продать квартиру, что бы с ним рассчитаться, — захлюпал носом Виталик, — прости, пожалуйста, я больше так не буду!
Чувство раскаяния, которое демонстрировал Виталик, было таким искренним, что у Ивана где-то в глубине души, невольно, шевельнулось чувство братского сострадания. Но Иван, скрепя сердце, с огромным трудом его в себе подавил и ответил:
— Вот что, Виталик, ты уже большой мальчик, а за свои поступки надо отвечать. Ты хотел меня подставить и получить мою квартиру. И за этот свой подлый поступок ты должен получить адекватный ответ. Только я не совсем понимаю, как ты собирался продать мою квартиру?
— У меня есть знакомый риэлтор, а у него есть знакомый нотариус, — разоткровенничался Виталик, — он бы мне оформил генеральную доверенность на твою квартиру, а я бы по ней продал ее этому риэлтору.
— “Надо же, — подумал Иван, — в Москве живет без году неделю, а уже нужными криминальными связями обзавелся. Видно не зря говорят, что плохих людей на Земле меньше, чем хороших, но они лучше организованы”.
— Тем более тебя нужно наказать, Виталик, да и твоих знакомых тоже. Считай, что это тебе ответка прилетела.
— Ну, Вань… — начал, было, Виталик, но в это время в кабинет вошел Ларионов и оглядев братьев, сказал:
— Я смотрю, вы не договорились. Ну, ладно, Кузнецов, распишись в протоколе и можешь быть свободен. Пока свободен.
Иван расписался в бумаге, встал со стула и, не прощаясь, вышел из кабинета. Идя по коридору, он все думал об этом слове “Пока”, которое эти служивые люди так любят ставить вместо точки в конце предложения. Сев в машину и запустив двигатель, Иван решил немного развеяться и поехать в Корпорацию. Но не успел он вырулить со стоянки, как в кармане зазвонил телефон. Иван посмотрел на дисплей: “Мама”.
Он поднес аппарат к уху:
— Да, мам я слушаю! Привет!
— Здравствуй, Ванечка! – сказала мама и замолчала.
— Что-то случилось? – спросил Иван, после небольшой паузы.
— Ваня, вчера звонила сестра, — сказала мама, вздыхая, — наговорила семь верст до небес…
— Я представляю себе, — перебил ее Иван, — короче, мам, что бы она ни говорила, дело обстоит так…
Иван вкратце объяснил сложившуюся ситуацию, опустив подробности с подписками о невыезде и повесткой в казенный дом.
— Ах, он мерзавец, этакий! — в негодовании ответила мама, — ну, я позвоню Розе и все скажу, что о них думаю! Ты же мог в тюрьму попасть!
— Ну, в принципе, мог, — не стал спорить с матерью Иван.
— Вот каков негодяй, — продолжала возмущаться мама, — как он так мог поступить! Вы же братья! Что на свете творится! Какой ужас!
— Мам, ты успокойся, все будет хорошо, — сказал Иван, — и отцу ничего не говори, ему нельзя волноваться.
— Хорошо, Ванечка, отцу не скажу, хоть это будет нелегко, — вздохнула мама, — но ты прав, ему волноваться нельзя. А вот Розка у меня свое получит!
Поговорив с мамой, Иван убрал телефон в карман и, выехав со стоянки, поехал в Корпорацию.