Из темноты

В детстве мы все боимся темноты, а вырастая, смеёмся над собственными страхами. Но может так случиться, что однажды придуманные монстры вернутся за нами…

Я понимала, что не успеваю, но всё равно спешила, отчаянно накручивая педали старенького велосипеда, то и дело буксовавшего на песчаной лесной дороге. Младший брат Димка, прижавшись к моей спине, вздрагивал на каждой кочке и уже не ныл. Ему было страшно, и я его прекрасно понимала ― в шесть лет сама боялась темноты, да, честно говоря, мне и сейчас было не по себе…
Окружавший нас лес слишком быстро погружался во тьму, хотя на небе не было ни облачка, а на часах ― не больше восьми вечера. Для начала июля это ― детское время, когда ещё так светло, что здесь, на даче, можно читать, забравшись по ветке старой раскидистой яблони на крышу папиного гаража, лёжа на животе и беззаботно болтая ногами.
Пыхтя и обливаясь потом, я проклинала себя, что так долго просидела у подруги, с которой не виделась с прошлого лета. Вдали от города мне было скучно, а ребята, с которыми дружила много лет, как назло не приехали. И потому, когда Лиза написала, что на пару недель её отправляют «в ссылку» к бабушке, я ликовала. И решительно заявила маме, что до вечера уеду к подруге в соседнюю деревню.
Она не возражала, но занывший Димка всё испортил. Он хныкал и клянчил, упрашивая взять его с собой, ведь у Лизы была большая собака, которую настырный братишка обожал. Так хотелось послать его куда подальше, но мамины грустные глаза меня переубедили, и через полчаса, пообещав, что до заката обязательно вернёмся, мы весело мчались на велосипеде, не замечая кусачих мух и полчищ комаров, так и норовивших полакомиться нашей кровью.
Поездка не заняла больше получаса, и, несмотря на изнуряющую тридцатиградусную жару, показалась мне на удивление лёгкой. Остаток дня прошёл отлично: мы с Лизой от души веселились, предоставив лохматому Рексу разбираться с приставучим братом. Вчетвером успели сходить на озеро, вдоволь напиться вкуснейшего бабушкиного кваса и наболтаться до такой степени, что запершило в горле.
Все были довольны, но около половины восьмого я заметила, что как-то слишком быстро стало темнеть, и, торопливо попрощавшись, погнала велосипед домой. Небо было на удивление чистым, ничто не предвещало грозы, да и солнце ещё стояло высоко, даже не начиная раскрашивать горизонт закатными красками. Откуда же взялась эта дымка, постепенно растворявшаяся в не успевшем остыть раскалённом летнем воздухе? Словно необычный тёмный туман ложился на землю, окутывая всё вокруг лёгкой пеленой и заставляя моё сердце тревожно биться…
Я мчалась по дороге, торопясь домой, и понимала, что проигрываю тьме в этой гонке. Но виду не подавала, успокаивая брата словами, в которые и сама не очень верила:
«Потерпи, Дим, скоро уже будем дома, мама наверняка сделала окрошку, как ты любишь. Что притих-то? Мы же с тобой этот перелесок вдоль и поперёк излазили. Помнишь, сколько в прошлом году грибов и ягод насобирали? А в этом будет ещё больше. Я даже отдам тебе свою «счастливую» корзинку, хочешь?»
Братишка всхлипнул за моей спиной и пробурчал:
«Ничего я, Маша, не хочу, только вернуться поскорее домой к маме…»
― А мы, интересно, куда едем? Не распускай нюни, ты ж у меня смелый, здорового быка не испугался, ― нога ударилась о землю, и педаль прокрутилась вхолостую. В голову закралась неприятное подозрение: «А что если опять цепь слетит? Поставить её на место я точно не успею…»
И, как это обычно бывает, стоило только подумать о плохом, как что-то заскрипело, и велосипед встал как вкопанный. Сердце продолжало отчаянно разрывать грудную клетку, а я лихорадочно соображала, сколько мы уже успели проехать. Навскидку до дома оставалось минут пятнадцать быстрым шагом, и, решительно скомандовав Димке:
«Слезай, оставим велик здесь ― опять цепь полетела. Ничего, не трусь, и так добежим. Дай руку», ― крепко сжала его маленькую холодную ладошку.
Знакомый сосновый лес по обеим сторонам дороги всегда казался мне светлым и добрым, но только не сейчас, когда наступавшая таинственная тьма уже почти поглотила его, оставив видимыми лишь отдельные стволы. Я включила фонарик на мобильном и осветила наполовину заросшую травой брошенную колею.
Что за невезенье, надо же было мне свернуть именно сюда! Здесь и машины-то давно не ездят ― новая дорога гораздо ровнее, без ужасных ям и колдобин, да и ведёт прямо к озеру. Всё бы отдала, лишь бы увидеть сейчас свет фар облезлой соседской «Нивы» или трактора местного фермера… Но нет, старая, «исхоженная нами тропа» была лишь немного короче, и это определило мой выбор.
Я посмотрела на бледное личико брата со ставшими огромными от страха глазами и, стараясь не обращать внимания на струившийся по спине горячий пот, ободряюще ему улыбнулась:
«Бежим! По сторонам не смотри, только под ноги. Десять минут ― и будем дома…»
Он послушно кивнул, и мы рванулись вперёд. Ноги противно вязли в глубоком песке, то и дело цепляясь за упавшие колючие ветки и высокую траву. Пару раз спотыкались, тяжело дыша, и только чудом избежали падения. Прислушиваясь к шумному Димкиному сопенью, я уже решила, что, если он остановится, посажу братишку себе на закорки и буду бежать, бежать…пока не упаду у нашего порога.
А тем временем темнота поглотила уже и ближайшие к нам сосны, оставив едва различимую в свете фонаря полосу дороги. Но я упрямо тащила брата вперёд, повторяя:
«Всё нормально, осталось совсем немного, держись…»
Шорох, похожий на шелест крыльев большой птицы, оглушил, показавшись громче крика.
― Маша, что это? Я боюсь… ― захныкал Димка, но я, не останавливаясь, сказала так уверенно, словно по моим щекам не бежали горячие дорожки:
«Ну чего испугался, глупыш? Это просто птичка пролетела над головой. Сейчас же лето, их в лесу полным-полно».
Сама же подумала: «Какой же должен быть размах крыльев у этой «птички», раз волосы разметало, как после сильного ветра. Такие мысли только прибавили мне скорости, и Дима, на удивление, не отставал. Мама говорила, что в трудной ситуации надо всегда искать положительные моменты и опираться на них. Поэтому, сглатывая слёзы, я твердила себе:
«Пусть теперь и дороги почти не видно, но у меня есть отличный, полностью заряженный фонарик. С ним никакая темнота не страшна. Остался один поворот, а за ним ― дома. Даже с закрытыми глазами дойду…»
Легко, конечно, сказать ― «не страшна», но, вспоминая испуганные глаза брата, сердито твердила: «Ничего, справлюсь, потому что сильная, как ты, мамочка…»
Упругие, щекочущие прикосновения травы к голым ногам неожиданно сменились обжигающе горячими захватами чего-то шершавого и одновременно липкого. Словно кто-то пытался опутать лодыжки скотчем, намазанным жгучим перцем. Или облизать длинным языком… Вот когда меня по-настоящему затрясло, а сердце рухнуло в пятки. Дима вскрикнул:
«Маш, оно жжётся!»
Не выдерживая напряжения, я перешла на крик:
«Это же просто крапива, поболит и пройдёт, ты только не останавливайся. Сейчас повернём и увидим соседские дома, поднажми, Димочка…»
Рванулась из «захвата» и, ударив ногой назад, почувствовала, как кроссовок прилип к чему-то мягкому и плотному. В ужасе выдохнув: «Мамочка, помоги!» ― без сожаления рассталась с папиным подарком на день рождения, тут же скинув и второй, чтобы было легче бежать.
Братишка молчал, но его маленькая хрупкая ладошка дрожала. Я чувствовала, что он еле держится, и это стало последней каплей, разбившей плотину моего терпения. Подхватив Диму на руки, крепко прижала его к себе и, не прекращая движения, закричала:
«Оставь нас, проклятая тварь. Иначе, клянусь, ты пожалеешь, что связалась со мной!»
И, отвечая на этот вопль, что-то просвистело за нашими спинами и с резким звуком ударилось о землю, словно пыталось достать непокорную добычу гигантским кнутом. Я невольно взвизгнула, когда велосипедное колесо подпрыгивая пролетело над нашими головами, приземлившись где-то в стороне от дороги…
Крепче прижав к себе всхлипывающего брата, прохрипела вмиг осипшим голосом:
«Сколько хочешь бесись ― всё равно нас не получишь…»
Наверное, от страха я совсем потеряла рассудок, раз набросилась с угрозами на то, чего не было… Или, по крайней мере, не было видно. Как в насмешку над моим отчаянием, именно в этот момент мобильный выпал из руки и погас. Но мне было уже всё равно: я знала ― ещё десять шагов, и надо повернуть налево. Здесь лес кончался, давая начало деревенской улице.
Это были самые тяжёлые шаги в моей короткой жизни, и до сих пор не понимаю, как я смогла их преодолеть. За поворотом, в быстро редеющем сумраке виднелись силуэты деревьев и домов с кое-где уже переливавшимися огоньками окон. Увидев их, я разжала дрожавшие от усталости руки, опуская брата на землю и слушая, как звенит его счастливый голосок:
«Маша, Маша… мы пришли, у нас получилось…»
Едва выдохнув: «Да…» ― снова схватила его за руку, потащив вперёд на не гнувшихся от усталости ногах, потому что за моей спиной разочарованно и тоскливо вздохнула тьма, или, просто налетевший прохладный ветер прошуршал в соснах. Что бы это ни было, оно не могло меня остановить…
Димка выдернул свою ладонь из моей, радостно крича и размахивая руками, помчался так, словно и не было нашего сумасшедшего бега. Я же плелась за ним, не веря глазам: с каждым шагом воздух становится светлее и прозрачнее, бесследно растворяя в себе тёмную дымку. И, когда обессилев, мои ноги замерли около мамы, беспечно болтавшей с соседкой, прекрасный летний вечер окутал всё вокруг золотым солнечным сиянием…
Димка прижался к маме и замолчал. Она погладила его мокрые взъерошенные волосы и удивлённо посмотрела на меня.
― Маша, что у тебя за вид? А где велосипед и новые кроссовки?
Я не могла говорить: обняв её, прижалась головой к маминым каштановым локонам и ткнула рукой в направлении леса. С тревогой заглянув в глаза, она поцеловала меня в щёку и тихо выдохнула:
«Ничего-ничего, завтра с утра сама схожу в лес за великом. Давно пора выбросить эту рухлядь, то и дело ломается. Вернёмся в город, куплю новый, обещаю. И кроссовки найдутся, вот посмотришь, не переживай, Машенька. Главное, вы оба в порядке…»
Мы с Димкой переглянулись, и я, робко тронув её за руку, спросила:
«Пока нас не было, тут всё было…нормально?»
Мама засмеялась:
«Конечно, глупые мои фантазёры, что у нас может случиться? Опять что-то выдумали, раз примчались сюда как взмыленные лошадки. А ну, быстро умываться и ужинать».
Она ушла в дом, а мы с братом одновременно тяжело вздохнули. Димка смотрел на меня повзрослевшими серьёзными глазами.
― Маш, спасибо, что спасла меня… Знаешь, у тебя на ноге красная полоса…
Я перевела взгляд на покрытую маленькими волдырями лодыжку, за которую меня схватила «тьма», и, облизав пересохшие губы, ухмыльнулась:
«Подумаешь, до свадьбы заживёт».
Братишка с грустью приподнял короткий рукав футболки, показывая багровый «след» на коже:
«И у меня тоже, да? Маша, как думаешь, оно приходило за нами?»
Я пожала плечами, отводя взгляд.
― Вряд ли, просто попались на пути… Забудь об этом, мы с тобой справились, а значит, всё будет хорошо.
Он вдруг улыбнулся, и весёлые огоньки зажглись в серых, так похожих на мои, глазах:
«Маш, а мне понравилось, как ты прогнала тьму. Так на неё рявкнула, что она со страху и растаяла. Ты у меня самая храбрая, лучше всех… Шоколадку купишь? И жвачку…»
Я засмеялась:
«Ах ты, хитрюга! Пошли ужинать, мама ждёт…»