Именинники

21 сентября 1990 год.

Антон распахнул дверь в квартиру Прони. И пропустил впорхнувшую, как бабочка Юльку: «Хей-хей-хей, где тебя носит-то столько, твою ж дивизию!»
Лешка, крутившийся рядом, не преминул тут же добавить: «Да ждут же давно!»
Юлька скинула плащик Лешке на руки: «Не от меня зависит, потом расскажу» — и чмокнула ребят в щеки по очереди. Пока Лешка пристраивал Юлькин плащ в шкаф, а Юлька отряхнула зонтик, Антон зашел в комнату и вышел с пузатым бокалом, на дне которого плескался маслянистый напиток цвета сахарной карамели. И протянул Юльке: " Штрафная". Юлька приняла бокал, из вежливости пригубив. Парни подхватили её под руки: «Пошли, пошли уже». И потащили, почти понесли в комнату. Юлька шутливо отбивалась: «Шагаю, шагаю». Как только ребята затолкнули Юльку в комнату со словами: «А вот и именинница!», её тут же окружили подруги, накрыв куполом табачного дыма, запаха духов, кремов, пудры. «Ну, ну, ну! — Юлька кокетливо и шутливо отталкивала девчонок, сующих ей подарки – Да подождите же». Она поправила бантик в густых каштановых волосах, одернула летящую легкую юбочку, провела руками по бокам до талии, ещё раз оглядев свое отражение в овальном зеркале и, полная сознания своей красоты, пошла в большую комнату, где уже накрыли стол. Буквально плывя лебедушкой под легкую, слегка грустную музыку. «Эх, хороша» — тут же отреагировал низенький и полный, но со смазливым личиком Пашка, который небрежно развалился в кресле, закинув ногу на ногу. Помахивая ступней, он бесцеремонно и плотоядно разглядывал Юльку: «Ну, говори?» «Да что говорить то?» — смущенно улыбнулась Юлька. Пашка потер ногти колено и стал внимательно их рассматривать, словно в мире нет ничего интереснее: «Ну говори, как приняли? Вообще, кстати, приняли? Кого покорила? Чьи сердца разбиты? Кто влюблен?»
«Ну, Паш, ну что ты прям?» — Юлька кокетливо отмахнулась. «Ну ладно, — мягко улыбнулся Паша. И протянул ей руку. — Можно поздравить?» Юлька как-то вдруг совсем не к месту печально улыбнулась, но мягко пожала протянутую руку: «Потом Паш, хорошо?» Подошел Олег. Брюнет с большими печальными глазами. Чуть старше Юльки и выше её на полголовы, чего он глупо по-мальчишески стеснялся. Он неуклюже склонился и поцеловал Юльку в щеку: «Рад тебя видеть. Пошли, потанцуем?» И ухватив Юльку за руку, он увлек её в каком-то совершенно жгучем, искрящемся танце, который сложно было предположить от его застенчивой натуры. Музыку неожиданно оборвали. У магнитофона стояла довольная Зойка: «Харэ! Хорошего помаленьку» — хихикнула она, стреляя глазками в сторону Олега. Тот неотрывно и печально смотрел на Юлькин профиль. Юлька в свою очередь, не выпуская руки Олега с затаенной, непонятной грустью смотрела на Пашку. Пашка ни на кого не смотрел. Он сосредоточенно ковырял спичкой ногти. И это занятие его очень увлекало, по всей видимости. «Стол накрыт, садитесь жрать, пожалуйста» — бодро объявила Зойка, делая рукой приглашающий жест. Её круглые щечки раскраснелись, а крупные коротко остриженные кудряшки подскакивали при каждом повороте головы. И кажется, ей самой это очень нравилось. Она беспрестанно крутилась, смеялась и взмахивала округлыми ручками, на которых постукивали разноцветные пластмассовые браслеты. Парни двинулись за стол, хохоча и подначивая друг друга. Образовался какой-то слабо понятный общий гул, в котором было сложно, что-то разобрать, но все как-то умудрялись слышать и понимать друг друга. Задвигали тарелки, бокалы, дополняя к общему гулу стук и звон. Наконец, все расселись. Антон встал, взял бутылку с шампанским: «Не мастер я открывать, может кто другой?» Пашка протянул руку: «Давай сюда, я открою!». Девчонки заранее запищали, полу-испуганно, полукокетливо замахали на Пашку руками, зажимая рты ладошками, жмурясь и отклоняясь. Пашка встал: «Ну держись, ща бабахнет». Действительно бабахнуло, пробка стукнула в потолок, девчонки завизжали, парни засмеялись, но никто не забыл подставлять бокалы под пенящуюся золотистую струю. Все улыбались, толкая друг друга. Наконец, Антон поднял над головой бокал: «Ну! Поздравляем тебя, Юлька!!! Ура!»
«Ура! Ура! Ура!» — подхватили все хором. И тут наперебой посыпались поздравления.
«Хороша Юляша, да не наша. Живи долго. Радуй нас собою» — поднял бокал в сторону Юльки Паша. «Будь счастлива» — повторил его жест Олег. «Цвести» — протянула свой бокал Зойка. «Люблю, целую, Леша» — поднял свой бокал Алексей. Блондинка Оленька с прямыми блестящими волосами до пояса и огромными голубыми глазами, вдруг зарделась – «Учись хорошо, будь лучшей» — тихо и словно нехотя сказала она. «Возьми-ка это. — Антон протянул Юльке серебристую коробочку, перевязанную алым бантиком – Вот, и цветочек тоже тебе» — он положил на стол перед Юлькой белую розу. Худенькая и бледная Ленка тряхнула пушистыми «хвостиками», энергично кивнув, словно подтверждая свои слова, и протянула свой бокал: «Харизмы, ума, здоровья, счастья. Ну и удачи, сгодится!»
Юлька протягивала каждому бокал в ответ. Бокалы звенели, Юлька ослепительно улыбалась: «Люблю, люблю, спасибо, спасибо!» Подставляла она щеку для поцелуев. Принимала подарки с радостным удивлением. Шутливо раскланивалась. На самом деле её совершенно не интересовало то, что тут происходит. Ни её удачное поступление во ВГИК, ни день её рождения, не доставляли Юльке никакого удовольствия и радости. Несмотря на то, что она так долго ждала этой минуты! Так много надежд и планов она связала с этим поступлением. Но сейчас, роль счастливой, беспечной именинницы, без пяти минут студентки давалась её неимоверным усилием воли. «Ну, я же будущая актриса! Я должна уметь играть на публику. Обязана! Несмотря ни на что» — уговаривала она себя мысленно. Виски давило, от шампанского разболелась голова. И нервы её были на пределе. Подготовка к поступлению, бессонные ночи, странные сны и мистические совпадения, споры с родителями и затяжной скрытый конфликт между Пашкой и Антоном изматывали ее все последние месяцы. И еще Ким Ло. Юлька ослепительно улыбалась. И, честно говоря, невероятно была рада тому обстоятельству, что никому не пришла в голову такая простая на первый взгляд идея – заглянуть ей в глаза. Ведь тогда кто-то бы догадался о её состоянии. Юльке этого ужас как не хотелось. Последнее время, она тяжело удерживала душевное равновесие. Ким Ло. Да, Ким Ло. Неделю назад она своими глазами видела, как он повернул за угол. Не может быть? Ошиблась? А на днях он преспокойно шел ей навстречу в потоке прохожих, но когда до него оставались какие-то считанные метры, он смешался с потоком. А на том месте, где по её расчету они должны были столкнуться, и она увидела бы его снова, просто прошили несколько человек, даже отдаленно непохожих на Ким Ло. А его она так и не увидела. Смешавшись с толпой и пешеходами, он просто пропал. Вчера вечером, когда она почти уже дошла до своего дома, то вдруг четко разглядела в свете фонаря Ким Ло. Он заходил в её подъезд. И никаких сомнений быть не могло. Это совершенно точно был он, и Юлька разглядела его очень ясно в ярком электрическом свете. Затолкав накатывающие волны страха подальше, она сорвалась с места и помчалась что было сил к своему подъезду. Ей неимоверно, отчаянно хотелось разгадать, понять, раскрыть эту тайну. И уже, наконец, перестать мучатся кошмарами и сомнениями. Но когда она забежал в подъезд, то оба лифта двигались вниз. И никого вокруг не было. Юлька пожала плечами: «Ну бывает. Либо на первом, либо пешком ушел» — подумала она. А ночью опять вернулись кошмары. Её трясло и лихорадило. Подушка промокла, а простынь липла к телу. Она совершенно не выспалась, встала разбитая и с жуткой головной болью. И только крепкое здоровье, молодость и качественная косметика скрыли следы усталости и бессонной ночи. Сегодня, как и многие другие дни до этого, к сожалению ставшие слишком частыми в последнее время, Юлька снова, и снова, и снова играла. Играла на публику. И не могла позволить себе сорваться. Не могла! «А ну соберись, тряпка, выдох-вдох, и пошла! Легкий шаг, легкое дыхание. И улыбайся, улыбайся! — Твердила себя она – И раз, и два, и три». Роль именинницы давалась ей с блеском! Вот только глаза. Как ни старалась Юлька, но в минуты, когда она отворачивалась, думая, что её никто не видит, словно туча набегала на ясный свет солнца, словно тени скользили по её лицу, а мрачная бездна вдруг всей тяжестью небытия на доли секунды являла себя за густым опахалом ресниц. Но даже когда тени покидали её, то в следующую минуту, если бы кто и удосужился заглянуть в её глаза, то всё, что он там нашел бы это странная тоска, печаль, грусть. Это то, что можно было бы прочесть в её глазах в редкие моменты, когда она давала себе передышку. Откуда? Почему? Однако нет, Юлька никому ничего не скажет.
«Ах, Юлечка! Какой вечер! Какой чудный вечер! — Пьяная Зойка хватала Юльку за руки – Пойдем, пойдем! — Тянула она Юльку на балкон – Нет, ну ты только глянь! Ну какие звездочки!» Юлька тактично пыталась высвободиться от навязчивых восторгов подруги. Но Зойка буквально вытолкала Юльку на балкон и встала, рядом сложив руки на перила балкона. Юлька достала сигарету. Повертела её в руках и, прикурив от спички, затянулась, выпуская дым кверху. «А я не знала, что ты куришь» — непонятно почему засмеялась Зойка. Юлька равнодушно пожала плечами: «Балуюсь, скорее». Над городом раскинулось покрывалом, провисшим в некоторых местах, темно-синее небо. И складывалось впечатление, что оно идеально бархатное, протяни руку – и погладь. Лишь очень далеко мелкие белые звезды походили на рассыпанный по бархату бисер. Под пьяную болтовню Зойки Юлька погрузилась в свои невеселые мысли. Многие люди по молодости только и делают, что мечтают о вечности и вечном. А на самом деле, прожив лет восемьдесят-девяносто, устают жить, и начинают думать о смерти, не представляя себе, чем заняться в своей жизни. Нет, вовсе не старикам так нужно бессмертие. А нам, молодым – тем, за кем будущее, жизнь, свершения! Катастрофа за катастрофой уносят жизни молодых, ярких, талантливых. Тех, кто мог бы еще многое дать этому миру, в какой бы области он ни был. Юлька прикрыла глаза и прислонилась спиной к стене балкона. И вот, наконец-то и он, словно бы смерть целится в лучших из лучших! Это кажется таким невероятным! Таким абсурдным! Он просто обязан был жить! Ещё сотни песен прозвучали бы со сцены, в разных странах, по всему земному шару. Мы еще долгие годы могли бы радоваться его творчеству и вдохновляться им. Еще тысячи пороков были бы осмеяны, тысячу один раз воспета прекрасная любовь, верная дружба и великолепие жизни. Но… И вот это безликое «но» и ставит точку, жирную черную точку на всё, что могло бы быть! А его жена? Сын? Юлька вспомнила милое личико своей младшей сестры. Ведь Викушка одногодка с его сыном! А какая она милая и смешная девчушка. Ну, разве можно было допустить, чтобы у такой крохи не было папы? Да как она только произносит это слово – «папа»! Как она переживает, когда отец задерживается, как бежит попасть первая, самая первая ему на глаза и, обхватив его ногу, счастливо смотрит в лицо и серьезно, грозно объявляет всем: «Это мой папа!» Она так счастлива, когда отец играет с ней. Заливается хохотом, носится по квартире, прикладывает пластиковый стетоскоп к его лбу. Вика даже стишок сочинила: «На работу убегаешь, про Викульку забываешь!» А как она переживает, что отец забудет о ней. Ведь даже банальный, повсеместный развод, случающийся каждый день, для таких малюток сам по себе уже удар. Не говоря уже про смерть отца. А жена? Ей-то каково все это? Она же любила его. Да и потом, остаться одной с ребенком – это не так уж просто. Ведь как ты объяснишь всё это малышу? Невероятно!
«Юль, Юля, Юлька! — Зойка трясла подругу за плечо — Ну послушай же, ты слушаешь или нет?!» Еле ворочая языком, Зойка пыталась что-то рассказать: «А Леха в этот момент… ». Юлька поморщилась: «Ты, когда уже успела набраться так?». Зойка пыталась обнять подругу: «Юлечка, я тебя так люблю! Ты у нас красавица, тебя все любят! Леха любит вот. Знаешь да? Леха любит, Олег любит, Пашка… А меня...». Зойка неприятно захохотала: «А меня тоже любят, — с вызовом закончила она, выразительно поправляя пьяным жестом бретельку сползающую с плеча – А ты с кем из них спишь? С Лехой или с Олегом? А? Или сразу с двумя?!» Юлька кинула потушенную сигарету с балкона, выщелкнув её из пальцев. И обернулась к Зойке. Глаза её превратились в щелочки, сквозь которые она, как сквозь бойницы целилась в Зойку: «Пошла вон» — прошипела она сквозь зубы. «Что? — пьяная Зойка уперлась ладонями в свои не маленькие бедра, растопырив локти – Что?!». «Иди отсюда, вот что!» — не выдержав, заорала на неё Юлька. Отталкивая подругу в сторону двери двумя руками. Зойка попятилась и уперлась спиной в балконную дверь. Шумная компания в комнате попритихла, с интересом поглядывая в сторону балкона. Зойка неожиданно сникла: «Да ты чего Юль?! Ну чего ты, а?! Я ж по-хорошему, я ж так, по дружбе… — Зойка глупо и беспомощно улыбалась, стараясь понять, что происходит – Юль...». Юлька не дала ей договорить, её захлестнула горячая волна обиды и отвращения. И чего ей только стоило сдержать себя сейчас и не ударить по лицу этому смазливому, противному Пашке, который буквально «вырос» у неё на пути, улыбаясь и загораживая выход. Пашка попытался её обнять, однако Юлька с силой оттолкнула его: «У, мерзость!». Избегая объятий очередного желающего и восторженного, она твердила сквозь зубы: «Не трогай, не надо! Отстаньте же вы!» И еле сдерживала слезы. Голос её дрожал. Наконец, добравшись до конца комнаты, Юлька включила магнитофон, с силой тыкая в клавиши. «Стойте вы! Да заткните свои пьяные глотки! Ну!» — буквально рявкнула Юлька, но голос сорвался на визгливые ноты. Веселье оборвалось, и в комнате повисла тишина. Ребята замерли.
«Ну? — спросил Олег, осторожно отодвигая свою партнершу по танцу – Чё там у тебя? Говори уже, люди танцев хотят!». Оленька убрала свою руку с его плеча и неохотно отошла в сторону. Растерянно оглянулась на Юльку: «А что случилось-то?». Юльку душила непонятная злоба, она сжала кулаки так, что ноготки воткнулись ей в ладони, а бледные щеки пошли красными пятнами: «А больше эти люди ничего не хотят?! Ничего особенного, Оленька, ничего! Как и то, что ничего такого, что у меня день рождения? Да? Ай, вам бы только веселиться! Круто да?! Нажрались и скачем под крутой музон. Танцы-шманцы-обниманцы! Вы упились! Вы ничего не хотите и ничего не помните! Не видите и не слышите вокруг себя! Вы, поди, и повод для сегодняшней «тусни» забыли?! Главное, он есть. Да? Или как там? Нет повода не выпить. Да, Паш? А все остальное – к богу в рай! А вы помните, какой сегодня день? Нет? А я помню! Сегодня сорок дней со дня его смерти! — Юлька ткнула пальцем в плакат на стене. — Сорок дней, кстати! Поняли? Ну? — Она шлепнула маленькой ладошкой по столу – Лех, разливай! Встанем на минуту молчания!». Ребята нехотя стали пробираться к столу, вроде как потакая капризу именинницы.
«Что с ней?» — шепнула Оленька, наклоняясь к самому уху Лешки.
Лешка неопределенно пожал плечами. «Во больная то… » — ни к кому конкретно не обращаясь, сказала Зойка. «Да уж праздник, а она...» — недовольно бурчал Пашка, проталкивая свое немаленькое тело между столом и диваном. «Ну и к чему это? — тихо сказала Леночка, устраиваясь рядом с Пашкой. – И зачем она так, а?». «Да зазналась она! — выпалила вдруг Зойка. – Тоже мне режиссер великий». Олег толкнул Зойку локтем: «Помолчи, а!». И обратился к Юльке, переполненный хмельного недовольства: «My dear, на кой черт ломать людям кайф?». «Правда, Юль, нельзя же так» — начала было Оленька, но замолчала, посмотрев Юльке в лицо. Наконец, все разместились за столом, Лешка достал из сумки коньяк: «Ну, звиняйте, водки нема». И стал аккуратно разливать по чуть-чуть в рюмочки. Зойка беспокойно вертелась. Оленька смотрела ничего не выражающим взглядом на стол. «Ну, встали все, резче!» — Юлька поднялась первая, держа в руках рюмку. За ней неохотно поднялись все. Молча постояли минуту, молча осушили свои рюмки. Так же молча сели за стол. И разговор у них не клеился. «Доставим Юлечке удовольствие, поставим его песни?!» — пьяно кривляясь, визгливо выкрикнула Зойка. Никто ей не ответил. В комнате была полная тишина. Слышно было, как тикает будильник, древний, как само время, аж годов пятидесятых-шестидесятых! Праздник был испорчен. Кто-то предложил пойти на улицу. Все машинально согласились. Так как дома делать не чего было. Настроение у всех стало вовсе не радужным. И только Зойка продолжала хихикать. Ребята молча одевались в коридоре. И не спеша по одному шли к лифту. Так же молча, всей компанией вышли во двор. Оля держала под руку Лешку. Ленка – Антона. Зойка ковырялась в сумочке и хихикала. Во дворе все встали словно в нерешительности! «Смотрите, звезда падает — Пашка указал на небо, выставив палец – Вон, вон же! Смотрите!» По небу катилась крупная звезда. Оставляя за собой яркий, медленно тающий хвост. «Это не звезда, это комета» — авторитетно заявила Зойка. «Говорят, что когда звезда падает, то кто-то умирает» — печально и тихо сказала Олечка. Она смотрела на небо и теснее прижилась к Лешке. «Не умирает, а рождается!» — бодро возразил Пашка. «Да нет же! Просто надо загадать желание» — сказала Ленка. «А какое?» — вдруг, как очнулась Юлька. И провела рукой по лицу. Все удивленно посмотрели на неё. «Да любое, Юленька» — пожала плечами Ленка. «Да?» — Юлька с тоской посмотрела на небо. «Хорошо бы тогда еще одна сорвалась?». Голос её дрогнул. Звезды ярко светили, и ни одна из них не собиралась падать. Юлька вздохнула. «А ведь я могла — подумала она. — Могла бы все изменить, сегодня, сейчас, но я испугалась. Так горько. А ведь Ким сам сказал мне об этом». Юлька старалась припомнить весь сон в подробностях. ''Сон есть сон'' — убеждала она себя. И тут же стыдилась своего малодушия и неверия. Несмотря на то, что всё это казалось ей невозможным, она знала, чувствовала, что сможет это сделать. Всё это время её мучил вопрос: «А вдруг, правда? Ну, а что если всё правда? Тогда, конечно же, еще не поздно». Ей хотелось, кого-нибудь спросить. Посоветоваться. Все эти мысли и сны, и видения изводили её, жгли её изнутри. Ребята остановились, дойдя до автобусной остановки. И почему-то, словно стесняясь непонятного, и друг друга стали прощаться. Мальчишки пожимали друг другу руки и хлопали по плечу. Девчонки рассыпались в дежурных поцелуях.
— Ну что, пока?
— Пока!
— Ну, чао!
— Целую в носик!
— Я позвоню завтра, ага?
— Звони!
— Ну ладно, пока!
— Не забудьте, завтра к восьми!
— Ну, пока!
— Пока, Юлька!
Голоса далеко разлетались в воздухе ночного города. Редкие прохожие недоверчиво косились в сторону стайки подростков и прибавляли шаг. На всякий случай. Подъехал автобус, и компания дружно двинулась к открывшимся дверям. Юлька вздохнула. Судорожно. Никто из них не думал о том, что возможно видит её вообще в последний раз. Честно говоря, Юлька и сама в это не верила. Разве может так быть? Есть человек и вдруг раз, и нет его?
В отъезжающем автобусе ребята махали и строили рожицы. На остановке остались Антон и Юлька.
Юлька смотрела вслед автобусу и помахала Зойке, стоящей у заднего окна, прижав обе ладони к стеклу. Зойка то ли не увидала, то ли не захотела, но в ответ махать не стала. Юлька повернулась к Антону: ''Пока что ль?'' Антон нерешительно потоптался на месте: «Юль, можно я провожу тебя?» Юлька ответила отстранено, пребывая в своих мыслях: «Да можно вроде!». «Ну, тогда пошли. А то дождь. — Антон раскрыл зонт – Слышь, Юль, пошли!». Юлька стояла и смотрела на ночное небо, по которому двигались облака, похожие на клубы дыма. Ни одной звезды! Ни одной! Ну, ведь были же. Где?! Неужели всё? Неужели конец?! Юлька вскрикнула и схватила Антона за руку. «Ты что, Юль? Что случилось? — Антон удивленно смотрел на Юльку – Ты чего?». «Антон, Антон, послушай! Я должна, я обязана всё рассказать! Помнишь тот день, когда погиб Ким Ло? Помнишь? Ну вот! Тогда все и началось! Я ведь ещё ничего не знала. Понимаешь? Дрюня тогда играл его песни на гитаре. Мы пели его песни. Мы сидели у костра. Тебя тогда с нами не было. А потом я пошла спать. Мне тогда приснилось, что он ведет свой концерт и вдруг в него стреляют. А утром пришла газета. И там, в рамке его портрет! Нет, ты понимаешь?! Он погиб!!!» — Юлька двумя руками ухватилась за руку Антона.
— Но Юля…
— Нет, ты послушай. Это не просто совпадение! Тут все закономерно. До вчерашнего дня я тоже думала, что это случайность. Ты ведь знаешь. Я никогда не была его фанаткой. Ну, песни и песни. Какая мне разница? Как ты понимаешь, я не собиралась ''писать кипятком'' на его концертах. Да у меня даже не было его дисков! Одна песня на кассете. Да и та особо не в почете. И как ты сам надеюсь, понимаешь, я бы никогда самостоятельно не вспомнила про сорок дней! Так?
— Ну…
— Вот он мне и напомнил!
— Кто он то? Сам что ли? Как?
— А вот так. Вчера он мне приснился. Сказал, что сегодня будет сорок дней с его смерти. Сказал, что в моих руках судьба его семьи. Что лишь одна звезда и мое личное желание могут решить все! Ты пойми Антош, это не убедительно, но я не знаю, как тебе объяснить. Я чувствую. Понимаешь? Я должна!
— Подожди, Юль. Ведь получается какая-то чепуха. Это всего лишь сон. А ты, неужели ты веришь?
Мне кажется, что ты просто устала. Напряжение этих дней. Поступление. И все такое.

— Но сорок дней!
— Юль, ты не ребенок. В семнадцать лет люди знают, из чего состоят сны. Ты прочла о его смерти. Или где-то услышала. Потом краем уха где-то уловила информацию о том, что будет сорок дней. За подготовкой и экзаменами ты просто не обратила внимания на эти мелочи. Ты даже не запомнила. А на подсознании это отложилось. Во сне вся информация обработалась и приняла соответствующие образы. Ты просто слишком чувствительная.
— Нет. Нет, я не могу объяснить, но поверь мне, все это не так просто. И да, он ведь сказал, мне, что возвратить его я могу лишь потому, что у меня день рождения. Именно в его сорок дней. И если в этот день я загадаю на падающей звезде, то я…
— Юля, успокойся. Хватит! Ты устала. На тебе просто сказывается переутомление последних дней. Это вообще ни о чем не говорит. Ты хоть представляешь примерно, у скольких людей дни их рождения совпадают с днем, когда у него сорок дней со дня смерти? Знаешь что, давай просто помолчим?
— Звезда!
Юлька дернула за руку Антона: «Смотри! Звезда!»
Ребята смотрели на облачное, черное и пустое, как дыра небо, по которому катилась крупная, неизвестно откуда взявшаяся, одна-единственная звезда. Она катилась, оставляя за собой розовый трепещущий хвост. Словно стремилась пересечь небо из края в край. Юлька смотрела на неё, замерев, и сердце её бешено стучало, отдаваясь ритмом в висках. Ведь она не сказала самого главного. И теперь, наверное, уже и не скажет. Это может быть, это вообще может оказаться последним шансом.

22 сентября 1990 год.

Юльку нашли на пути к Гжели. Стандартное ДТП. Не справившись с управлением, её мотоцикл на повороте повстречался с доверху груженым КАМАЗом. Смерть наступила мгновенно. В результате столкновения. Где-то в районе полуночи. Водитель КАМАЗа в шоке. Он не ожидал столкновения, Юлькин мотоцикл вынесло на встречную полосу. Удар пришелся лоб в лоб. На полной скорости. Ввиду того, что населенные пункты были позади, скорость была гораздо выше допустимых ограничений. Говорят, Юлька села на своего железного коня в состоянии алкогольного опьянения. Когда, как и, главное, почему она сорвалась в Гжель ночью, так установить и не удалось.
Антон не помнит где и во сколько они расстались в тот день. И от шока вообще мало, что соображает. После известия о Юлькиной смерти, он только и повторяет: «Она знала, она специально это, я мог не пустить, я мог не пустить». Добиться от него вменяемых объяснений не смогли. Через неделю его поместили в клинику нервных расстройств.

Однако…

31.10.1990 год.

Зойка настежь распахнула дверь в квартиру Прони. Тот стоял у стены, сложив руки на груди, и меланхолично двигал своими челюстями, пережевывая импортную жвачку, привезенную из США его племянником по материнской линии. На лице вообще ничего не отражалось. Он безэмоционально смотрел на гостей, появляющихся в проеме распахивающийся двери.
В этот раз на пороге стоял Антон. Темно-оливковая куртка ''Аляска''. Шарф поверх, в три слоя, крупной бабушкиной вязки. Капюшон до бровей. В руках заветная бутыль портвейна «три топора». Зойка схватила его за руку: «Пошли, пошли!» — потащила она его по коридору. Антон покорно следовал за ней.
Оленька кокетливо накручивала волосы на пальчик: «Ну привет, привет».
Подскочивший резво Пашка хлопнул Антона двумя руками по плечам: «Чего так долго то?!»
Леха подождал, пока Антон скинет куртку, шарф Антон так и оставил болтаться на шее. И тогда Леха поднялся из кресла и протянул руку: «Ну здоро; во, ты чего смурной-то такой?». «Э, ну кто к нам пришел!» — откуда-то из коридора выскочила Ленка и повисла у Антона на шее, громко запечатлев на нем поцелуй верной дружбы. ''Ну что? Все в норме? '' — Спросил Олег, не поднимая свою персону с дивана. Дрюня сидел на табурете нога на ногу с гитарой. Он с силой провел по струнам и, не поднимая головы, спросил: «Какой разряд?». Зойка кокетливо толкнула Антона плечом: «Ну ты герой!». Пашка вскочил на диван с ногами и стал дирижировать: «По-здра-вля-ем!» Ребята подхватили: «По-здра-вля-ем!!!» Антон нерешительно мялся у стола. Леночка дернула его за руку: «Ну что стоишь то? В ногах правды нет». Антон неуклюже начал протискиваться на свободное место. Зойка разливала портвейн. Пашка косился на бутылку ревнивым взглядом и выспрашивал Антона: «Ну, дела-то, дела-то как? Тебя давненько не было. А сколько в клинике держали? А почему допустили сдать на разряд? Ну, ты понимаешь, хотелось зайти, времени не было, тебя выписали. Ну, ты сам всё знаешь. Вот еле вырвались собраться». Пашка нервно поелозил на своем месте. Не зная, как лучше разговорить как-то враз посерьезневшего Антона: «Тут ребята гутарят – двойной праздник у тебя? Так? Что молчишь-то? Ты, говорят, в гонках своих призы берешь? Первым пришел? А? Ну что молчишь-то? Сел насупился как сыч! Праздник же. Ну».
«Да стесняется он» — Зойка стрельнула глазами в сторону Антона. Леночка вдруг непонятно от чего зарделась.
Дрюня начал наигрывать и напевать: «… А это был последний день, последний день той весны. А мы вставали в полный рост. За нами не было вины! А мы в атаки шли вперед. И труса праздновать не смел никто, кто в майский день пошел под плотный снайперской обстрел. И тот, кто рядом лег лицом, на камни мостовых чужих. Он знал, что встретят штык и нож последних доноров своих. Последней крови выпьет сталь, последний выстрел прозвучит, и друг под знаменем полка «Победа, братцы!» закричит!.. »
Антон вздрогнул всем телом, словно это в него выстрелили.
Пашка аж отшатнулся и испуганно посмотрел на друга. «Стойте, стойте вы!» — закричал он внезапно охрипшим, срывающимся голосом. Дрюня прекратил играть, песня резко оборвалась и в помещении повисла тишина. «Да что ж вы так, что же вы делаете-то? — Он тяжело опирался на стол двумя руками. Девушки и ребята недоуменно переглядывались. — Юлька! Юлька! Сегодня же сорок дней со дня её смерти!- Антон буквально рухнул обратно за стол и закрыл лицо руками. — Эх вы! Юлька, подруга. Любим. Ах, Юлечка» — глухо ни то рыдал, ни то рычал он в свои сомкнутые ладони. Лена зябко повела плечами и, охватив себя руками, склонила голову. Оленька всхлипнула, раз другой и, уткнувшись в плечо Олега, стала рыдать. Олег обнял ее с совершенно каменным выражением лица. Он побледнел и поджал губы. Но не один мускул на нем не дрогнул. Антон убрал руки от раскрасневшегося лица, глаза его лихорадочно блестели: «Вам бы только пожрать. Выпил и доволен, да? Повод не повод! Каждый божий день красный день календаря! Права была Юлька насчет вас. Жрать. Жрать. Права! Она вообще во всем была права! — Антон с грохотом, спотыкаясь и чертыхаясь стал пробираться к выходу из-за стола. – Юлька, говорите? Подруга, говорите? И насчет Ким Ло она была права. Он вам всем чужой был. Просто певец! Но Юлька! Юлька-то!» — он не удержался, сорвался и заревел. Заревел, как ребенок, взахлеб с придыханием.
Пашка неловко выбрался из за стола, стал неуклюже и нерешительно похлопывать друга по спине: «Ну, ну, хватит. Соберись!». Зойка засуетилась, забегала, попыталась обнять Антона, но тот грубо выпутался из её объятий. «Ну что ты Антошка, ну Тох, ну хватит, а…» — твердила она, но губы у нее вздрагивали. «Ребят ну что ж это?!» — Дрюня отложил гитару в сторону, поднялся с табуретки, но куда себя деть не знал и сел обратно.
Зойка сунулась было опять обнять Антона, но он с силой оттолкнул её, и она упала бы, не подхвати её стоящий рядом Леха.
«Псих, не долечился!» — взвизгнула Зойка. И отбежала к окну. Леха покачал головой подошел к столу и налил портвейна. «Будешь?» — спросил он Антона. Тот кивнул и взял у Леши до половины полный стакан. Зойка молча смотрела в окно. Там, на темном небе, где-то далеко-далеко белели неяркие крошечные звезды. «Тихо! — резко повернулась она ко всем – Помолчите!». «Ты… — начала она глядя на Антона – Ты был в клинике, ты же вообще только к соревнованиям вышел? Как тебя вообще допустили? Не важно, но ведь был? Так?» Антон равнодушно пожал плечами: «Ну, был?». «И ты, конечно же, не знаешь последних новостей. Так?» — зло продолжала Зойка. Антон снова кивнул. «Ну, так вот, не всегда твоя Юлечка была права! Он жив! Жив! Понимаешь это? Ким Ло жив. А весть о его смерти ошибка, газетная «утка», нас просто надули! Жив он!» — чуть ли ни кричала Зойка. Стояла оглушительная тишина. Все молчали. Вдруг Антон резко вскочил. Пошатнулся. Задел стол. Хрустальный фужер опрокинулся и покатился к краю. Никто даже не шевельнулся. Антон смотрел, как медленно, словно во сне фужер летит к полу. Как замедленно он валится пол и вдруг резко, словно запустили ускоренную пленку, разбивается на неровные осколки, оставив на скатерти и на полу алые пятна. Но никто по-прежнему не двинулся с места. «Как? — совершенно нечеловечески прохрипел Антон. — Как?! Не может быть!!! — Он запустил руки в волосы, крепко ухватив себя за них и раскачиваясь туда-сюда – Как?».
«А вот так! Так вот! Может! — хладнокровно прошипела сквозь сжатые зубы Зойка – Может! Именинник!»
Антон вскинул голову и посмотрел куда-то за спину Зойки. Он моргал красными отяжелевшими веками и вглядывался в сторону окна.
«Может!» — повторила Зойка и как-то странно улыбнулась своим мыслям.

Октябрь 1990 год. Москва — Лианозово.