"Тюльпаны". Глава 4. Часть 2. (Глава 8)

Из воспонинаний Стаса
Уровень 1, сервер «Л24»

Почва под ногами была похожа на мох. Неприятная, мягкая, засывающая, но одновременно держащая на плаву. Первое, что я возле себя обнаружил, был водоём, похожий на искусственное озеро или пруд, но с жидкостью, которая по своей плотности напоминала мёд. Небо было ярко-голубым. Действительность, в которую я попал, напоминала иллюстрацию к детской сказке. Именно в таких сказочных местах должны водиться единороги, кентавры, эльфы, лепреконы и другие мифические существа.
Вокруг меня ничего не было, поэтому я решил выбрать ближайший ориентир и выдвинуться к нему, а потом уже добраться до первого поселения живых существ. Примерно в километре от меня я увидел скопление идеально круглых валунов. Казалось, морская вода миллионы лет сглаживала все их острые углы, а потом гигантской волной цунами забросила их куда-то в дальнюю степь. Я решил двигаться к ним, забраться на самый высокий камень и затем уже выбрать следующий ориентир. Почва под ногами напоминала замёрзшую губку. Она была достаточной плотной, чтобы меня удерживать, но с каждым шагом я проваливался на пару сантиметров. Я забрался на самый высокий валун. Передо мной была зелёная земля, которая была то ли мхом, то ли травой. Озёра из мёда и круглые валуны были разбросаны аж до самого горизонта. Я подумал, что этот сервер не окончен. Вдруг это просто чей-то набросок, который так и не стал полноценным проектом? Недалеко от меня виднелось одинокое дерево, которое было одето в плащ, напоминающий плащи монахов средневековья.
Голубое небо мне явно улыбалось, но ощущения от этой улыбки были неоднозначными. Казалось, это место было двуличным и таило в себе что-то зловещее. Я подсознательно ждал, когда в этом тихом омуте появятся черти. Через несколько минут дерево открыло глаза и с треском расправило плечи. Моё сердцебиение усилилось.

— Стеклянные люди видят людей насквозь, — прошелестело дерево.

Его голос был грубым и скрипящим, как голос, который спал сотни, а то и тысячи лет. Дерево стало выпрямлять свои ветви так медленно и неуклюже, что я надеялся, что оно не причинит мне вреда.
Дерево повторило фразу, указывая на меня веткой:

— Стеклянные люди видят людей насквозь.

Я спросил у него:

— Как тебя зовут?

Дерево молчало, будто пытаясь вспомнить своё имя.

— Меня зовут Агамемнон.

— А меня зовут Стас. Скажи, как я могу пройти к ближайшему поселению?

— Кто ты?

— Я человек.

Агамемнон стал с треском расправлять всё своё тело и вставать на ноги.

— Людей здесь давно нет. Ты сделан из плоти. Ты всего лишь совокупность окружающей тебя информации. Ты временная плоть.

— Может, ты и прав, спорить не буду. Но ты так и не ответил на мой вопрос.

Дерево показало мне пальцем в сторону горизонта.

— Стеклянные люди видят людей насквозь.

— Послушай, Агамемнон, ты меня понимаешь?

Дерево стало подниматься на ноги. С него сыпался столетний мох.

— Я понимаю тебя лучше, чем ты сам.

— Тогда причем тут стеклянные люди? Куда мне идти к ближайшему посёлку?

Агамемнон показывал в одном направлении. Вариантов больше не было, поэтому я отправился именно туда. Агамемнон с треском стал следовать за мной, будто пёс. Я подумал, что он пройдёт за мной пару метров и отстанет, но этого не случилось. Я повернулся:

— Почему ты следуешь за мной?

— Я покажу тебе мир.

— А может, ты хочешь меня съесть?

Агамемнон смотрел на меня наивными и любопытными глазами, будто ребёнок, который первый раз увидел тюленя в зоопарке. Он повторил мою фразу.

— А может, ты хочешь меня съесть?

Это меня рассмешило.

— Агамемнон, я не ем деревья. Если ты знаешь хоть что-то о людях, а я уверен, что ты знаешь.

Он перебил меня.

— Я знаю о людях всё.

— Например? Что ты можешь рассказать мне о людях, чего не знаю я сам?

Агамемнон затих, а затем сказал:

— Для того чтобы разочароваться, человеку достаточно поверить в кого-то, кроме себя.

Я задумался.

— Мудрое ты дерево, Агамемнон. Сколько же тебе лет?

— Лет? А что это?

— Ну, там, откуда я родом, мы считаем, сколько раз мы полностью облетели вокруг солнца.

— Какой в этом смысл?

— Для того чтобы знать, сколько ты прожил, и сколько тебе примерно осталось.

— А ты знаешь, сколько тебе осталось?

— Нет, я понятия не имею. Что ты имел в виду, когда говорил о стеклянных людях?

— Мы направляемся в их город.

Агамемнон затих. Над нами стала кружить птица, и меня это порадовало, потому что в этом мире есть формы жизни, похожие на те, которые я наблюдал в своей действительности. Мох, который заменял почву под ногами, становился всё твёрже. Вдруг я увидел огромный овраг. В овраге лежал гигантский слизняк, в спине которого было больше тысячи мечей.

— Боже, что это? – Спросил я у Агамемнона.

— Это Щит. Он защищает живых от Ненависти.

Слизняк увидел нас и зашевелился. Мне навстречу выбежали два муравья-воина. Один из них поклонился Агамемнону, второй обратился ко мне:

— Здравствуй, совокупность информации. Далее начинается Город Стеклянных Людей. Чтобы пройти, тебе придётся отдать Щиту свою Ненависть.

Муравей в блестящих доспехах вручил мне острый тяжелый меч.

Я посмотрел на него.

— И что же мне с ним делать?

— Вонзи его в Щит и пройди обряд очищения.
Я спустился в овраг. Два муравья и Агамемнон остались наверху. Собравшись с духом, я вонзил меч слизняку в спину. Он издал такой пронзительный вопль, от которого я похолодел и стал терять сознание.
Муравьи-воины спустились вниз, подхватили меня под руки и притащили к Агамемнону. Лёжа на земле и всё ещё чувствуя холод, я смотрел ему в лицо.

— Что произошло?

— Ты очистился.

— А где муравьи?

— Ушли к себе в туннель играть карты. Видимо, в тебе было много Зла, раз ты потерял сознание. Не переживай особо, ты человек, и Зло — ваша фундаментальная сущность. Без Зла вашего вида не существовало бы. Некоторые и вовсе впадают на несколько лет в кому после вопля слизняка, и только после этого могут очиститься полностью.

— И что дальше?

— Насколько я помню, ты хотел попасть в Стеклянный Город.

— А почему они не попросили вонзить меч и тебя?

— Муравьи общаются запахами. У Зла тоже есть свой запах, как и у Добра. Муравьи чувствуют, кто в этом нуждается, а кто нет.

— То есть ты хочешь сказать, что ты абсолютно добрый?

— Абсолютно добрым не может быть никто, даже Бог. Я хочу сказать, что я достаточно добрый, чтобы никому не навредить. По крайней мере, если этот кто-то не хочет навредить мне.
Я поднялся с земли, и мы двинулись дальше. Агамемнон шел медленно и постоянно потрескивал ветвями. Сразу за Щитом начинались целые поля грибов. Они вырастали за несколько секунд прямо на моих глазах, затем тут же засыхали, высыпали из гигантской грибной шляпки споры, гнили и вырастали заново. Весь этот грибной цикл происходил с периодичностью в несколько минут.
Грибные поля были чем-то удивительным. Я видел подобное впервые и вряд ли мог себе предствить до этого, что так бывает. После того как я воткнул меч в слизняка, я чувствовал себя по-другому, будто бы скинул тяжелый рюкзак, который приходилось всё время таскать за спиной. Мы шли долго, и я приготовился увидеть нечто еще более удивительное. Сразу за грибными полями стоял огромный камень, но котором было высечено «Так был сотворён мир». На нем была изображена стрелка.

Я спросил у Агамемнона:

— Что значит эта фраза и куда указывает стрелка?

— Стрелка указывает в сторону Стекленного Города.

— Ты уже был там?

— Мои предки раньше обитали группами в этих местах, пока не предпочли одиночество.

«Так был сотворён мир». Эта фраза засела мне в голову. Было в ней что-то будоражащее и одновременно пугающее, что-то древнее и непостижимое.
Мы шли ещё несколько часов молча, пока Агамемнон не задал мне странный вопрос:

— Это правда, что всем людям плохо, но счастлив из вас лишь тот, кто меньше всего об этом говорит?

Я даже остановился от неожиданности.

— Я не совсем понял твой вопрос…

— Отсутствие счастья — это фундаментальная человеческая сущность, а люди, которые говорят, что они счастливы, делают это лишь для того, чтобы иметь приоритет над другими.

— Откуда у тебя эта информация?

Агамемнон молчал.

— Это правда?

— Нет, это ложь.

По дороге нам встретилась мраморная статуя человека без рук, который смотрел вдаль. Рядом было засохшее дерево, которое выглядело немного зловеще. Я подумал, что эта абстрактная картина напоминает чем-то нас с Агамемноном. Будто действительность шлёт нам зашифрованный посыл, в котором весь смысл можно найти между строчек. Я сказал, что устал и хочу привал, говорящее дерево не стало возражать. Мы расположились недалеко от статуи.

— Агамемнон, как много ты знаешь?

— Достаточно, чтобы не знать ничего.

Я указал ему на сухое дерево.

— Как думаешь, что будет после смерти?

— После смерти я стану листьями, летящими под ноги живым.

— А чем стану я?

— Ты станешь тоже чем-то подобным, ибо прахом ты был и во прах обратишься.

— Ты говоришь как священник.

— Кто такой священник?

Я махнул рукой.

— Не забивай себе голову.

А может, действительность и правда говорит с нами? Шлёт нам знаки. Может, она совокупность всего, как и человек, а значит, она хочет общаться, веселиться, рыдать, любить и ненавидеть? Как давно я говорил с действительностью, обращал внимание на знаки, которые она мне подает?
Я смотрел на золотое кольцо солнца, которое грело мне руки и лицо. Статую совсем изуродовали ветра. Хоть я и не видел её в первозданном виде, но мне кажется, она была прекрасной, как то, что делается от души и для себя, а не по заказу. Прекрасна, как любовь, глубокий сон или душа человека, который осознал, для чего он в этом мире существует.
Агамемнон стал закапываться корнями в землю. Выглядело это забавно, и я спросил у него:

— Ты питаешься влагой из земли?

— И солнечным светом.

— Как? Ведь на тебе совсем нет листьев.

— Они были на мне, когда я был молод. Сейчас я в них не нуждаюсь.

— А в чем же ты нуждаешься сейчас?

— В добродетели.

— Зачем тебе она?

— Для того, чтобы стать святым.

Я замолчал. То, что он пытался мне объяснить, было неясным. Возможно мы находились на разных уровнях интеллекта и мне нужно было расспросить древнее говорящее дерево, для чего он хочет стать святым. Или у них была своя Библия, о которой Агамемнон мог бы рассказывать мне часами. Но я замолчал. Вместо этого я залез на верхушку сухого дерева, чтобы осмотреться, и вдруг увидел купол Стеклянного Города. Его архитектура определенно была создана сказочником. Это было нечто величественное и, похоже, оно тянулось к самому солнцу. Я сказал Агамемнону, что вижу Стеклянный Город, и тот раскопал свои корни, чтобы продолжить путь. Мы приближались к Стеклянному Городу. На моих глазах он разрастался вширь, будто мираж. Почва под ногами из влажного мягкого мха превратилась в брусчатку из хрусталя, идти по которому было слишком непривычно. Перед входом в замок стояли два стеклянных воина. Наконечники их копий были сделаны из острых как скальпель алмазов. Изначально мне показалось, что это лишь статуи, но войдя в крепость, я осознал, что они были живыми.
Стеклянные люди бегали по своим делам, громко общались и поцокивали ногами о брусчатку. На нас никто не обращал внимания. Всё это выглядело настолько странно, что, если быть до конца откровенным, до этого момента ничего более странного я не видел.
Мы с Агамемноном стали гулять по городу, где всё видимое было прозрачным и хрупким, изящным и невообразимым. Сначала мы отправились на центральную площадь, там я присел на лавочку и спросил у Агамемнона:

— Они нас видят?

— Да, но они не имеют права с тобой заговорить, пока ты не заговоришь с ними первый.

— Ты говорил, что они видят людей насквозь, это правда?

— Поговори с кем-то из них и сам узнаешь.

— Что они едят? Я не вижу тут ни одного ребёнка, они рождаются уже взрослыми?

— Поговори с ними.

Центр стеклянного города был шумным и оживленным, если так можно сказать. Но шум отличался от шума города, в котором живут из плоти.
Каждый звук здесь был ярким и будто звенящим. Я стал искать, с кем заговорить. Наконец я увидел девушку в длинном хрустальном платье, которая прогуливалась по центральной площади, и поздоровался. Она улыбнулась мне в ответ и поклонилась. Стеклянные люди на площади приостановились, чтобы послушать, о чем мы будем говорить.

— У вас очень красивый город.

— Чудеса Творца бесконечны.

— Извините, если мои вопросы покажутся вам глупыми или оскорбительными, но я впервые здесь и многое, что вижу, для меня неизвестно.

Стеклянные люди стали толпиться возле нас. Девушка смотрела на меня и улыбалась. Я прдолжил:

— Что вы обычно едите?

— Мы не нуждаемся в пище. Поедать плоть живых существ или растений удел более низких форм жизни. Мы заряжаемся от электричества.

— Я, по-вашему, низкая форма жизни?

— То, что мои слова затронули ваше чувство собственной важности, этому подтверждение. Человек достаточно глуп, чтобы считать себя самым умным.

— Как мне помочь своему виду стать мудрее?

— Наша Вселенная устроена так, что больше всех помогает тот, кто не делает ничего.

— То есть для того чтобы помочь, лучшее, что я могу сделать — это не делать ничего?

Стеклянная девушка взяла мою руку и начала её рассматривать. Её рука была холодной и твёрдой.

— Знаете, в нашем мире каждый по-своему прав.

— И в чем же прав я?

— Хотя бы в том, что имел смелость со мной заговорить.

Стеклянные люди окружили нас. Я почувствовал, как с её руки в мою переходят небольшие разряды электричества.

— Вы чего-либо боитесь?

— Бояться нужно лишь самого себя. Нет смысла задумываться о том, что тебе предначертано. Главный мой страх — это понимание, что в моём сознании может отсутствовать смирение.

— Разве мы не можем менять свою судьбу своими поступками? Ведь если в этой жизни всё взаимосвязанно, то человек может менять что-либо.

Я смотрел ей в глаза и чувствовал, как мою руку щекочет электричество.

— Всё, что ты можешь изменить, не имеет никакого значения.

— А что же тогда имеет значение?

— Понимание, кто ты.

— Но я ведь просто человек.

— Разве просто человек способен на нечто подобное?

Я перевёл взгляд на свои руки и увидел, что держу в них Вселенную. Она была словно из электрической пыли. Девушка отошла от меня, а я стоял и любовался.

Я спросил у неё:

— Кто я?

— Ты мандариновый снег из окраины твоего города.

Стеклянные люди начали расходиться, видимо, шоу на этом было окончено. Я держал целый мир в своих руках. Он таял и утекал сквозь мои пальцы как пляжный песок.
Я опустился на лавочку, лицо было мокрым от слез. Каждое её слово будто бы лезло мне в душу. Я начал думать о заводах, возле которых проезжали мы с отцом, о желтом снеге, который лежал в промышленной зоне спустя пару дней. О том, что я будто бы и есть этот снег, который оказался в этом месте не по своей воле и теперь обречён смотреть на всё происходящее.
Слёзы стали капать мне на одежду. Это ведь всего лишь симуляция, но почему получается так, что в ней больше правды, чем в действительности? Кто сможет ответить мне на этот вопрос, кто из этих стеклянных людей?
Я посмотрел на Агамемнона и сказал, что нам пора уходить. На нас всё так же никто не обращал внимания. Мы вышли из стеклянного города и пошли, куда глаза глядят. Агамемнон заговорил первым:

— Почему её слова так тебя затронули?

— Не знаю, было в них какой-то скрытый смысл.

— И куда мы идём сейчас?

— Понятия не имею, ты же знаешь эти края лучше чем я. У тебя есть идеи?

Агамемнон остановился.

— Видимо, нам нужно искать ближайший указатель.

— Указатель? И как он выглядит?

— Ты уже видел его, это огромный камень, который стоит среди поля. По нему мы сориентируемся, куда двигаться дальше.

— Пока что на нашем пути я никаких камней не вижу.

— Это потому что они всегда появляются спонтанно.

Стеклянный город отдалялся от нас и вот уже почти спрятался за линию горизонта. Ничего нового в видимой мне зоне не было, я уже начал задумываться, что совершил ошибку и, возможно, нам следовало бы вернуться. Но тут я увидел большой камень. Это был именно тот камень, который мы искали.
На камне аккуратными буквами было высечено «Мудрость живого закрыла глаза. Я обернулся и увидел, что за нами бежит муравей в доспехах и с мечем. Он махал нам лапкой и кричал:

— Ребята, ребята! Вы не видели здесь военный взвод?

Я с удивлением посмотрел на Агамемнона, но тот ответил мне таким же взглядом. Муравей продолжал:

— Ребята, военный взвод тут не проходил?

Я крикнул ему в ответ:

— Нет, мы ничего такого не видели.

— Ребята, а стеклянный город далеко?

— Пару часов ходьбы.

— Спасибо, Ребята.

Муравей положил на землю свой меч, отдал нам честь и побежал дальше по своим делам. Агамемнон и я смотрели ему в спину. Агамемнон спросил:

— Разведчик?

— Может, от взвода отбился?

— Быть такого не может. У них каждый воин на счету.

— Ты часто их встречаешь?

— Кого?

— Муравьёв военных.

Агамемнон задумался.

— Вечно они друг с другом воюют, а почему и зачем, не знает никто. Пойдём, нам нужно добраться до следующего города.

Агамемнон пошёл вперед, а я провожал взглядом воина-муравья, пока он не превратился в черную точку и не исчез за горизонтом.

»Мудрость живого закрыла глаза". Что нас может ждать в этом городе? Понятия не имею, но после стекленных людей, питающихся электричеством, не думаю, что меня что-либо сможет удивить. Мы шли молча, разглядывая небо и медовые реки вокруг, ветер был нежным и тёплым. Из нор в земле вылазили метровые черви и с любопытством смотрели на нас. Один из них был в ковбойской шляпе, это выглядщело довольно забавно. В этих краях муравьи ростом с человека, а черви ростом с волка. И зачем он нарядил на себя эту чертову шляпу?
Через время я увидел город, который по своей архитектуре напоминал хорошо развитый аул. Узкие улочки, дома, которые были сделаны монолитно и будто бы с одного камня. К городу шла грунтовая дорога и это было удивительно, потому что дороги здесь встречались редко.
Агамемнон всё так же молчал, он был не слишком разговорчив и говорил только по факту. Я увидел, что из города нам на встречу вышли три гигантские тихоходки. На спине у них были палатки, похожие на те, в которых в моём городе продают арбузы в сезон. Тихоходки двигались нам на встречу, когда они подошли ближе, то я увидел, что у них на спинах в палатках сидят монахи в состоянии медитации. Они с безразличием прошли мимо нас, а мы с Агамемноном последовали в город.
Здесь не было ни ворот, ни охраны. Казалось, что этот город был заброшенным, но вскоре мы увидели жителей. В городе, похожем на Аул, жили монахи. Все они находились в состоянии медитации, казалось, весь город одновременно спит. Небольшие дома, в которых жили монахи, были без окон и дверей. Проходя мимо можно было разглядеть, что там внутри. А не было там практически ничего. Только лишь печь на дровах и голые стены. Никакой живности в городе я также не увидел.

— Что это с ними? – Спросил я Агамемнона.

— Они проживают свою жизнь в состоянии медитации, считая это истинным путём.

— Ты здесь был раньше?

— Нет, но слышал, что это любимое место для воришек.
— Это потому что монахи не сопротивляются, когда ты пытаешься что-то у них украсть?
— Именно. Для них считается грехом не делиться, и если у тебя что-то пытаются украсть, а ты не отдаёшь, и тебя изобьют и отберут это насильно, то не прав будет тот, кто избит, а не тот, кто избивал, ведь его жадность и привязанность к материальным вещам привела к этому.

— Интересная философия.

— Да уж, у этих людей есть чему поучиться.

— Ты разделяешь их взгляды?

— Да, но только для того чтобы стать сильнее и мудрее, трудности нужно преодолевать, а не ограждать себя от них.

— Знаешь, в этом городе я чувствую спокойствие, но это не то спокойствие, которое ты нашёл, когда, достиг умиротворения, а будто бы то спокойствие, когда пришел к осознанию, что тебе больше нечего терять. Я вслушался в тишину. По улицам города бегала одинокая лиса, которая несла что-то в зубах в шелковом мешке.
Мы направлялись к самому большому зданию города, к местному храму. Здесь мы поняли, что не все жители города находятся в состоянии медитации. По храму бегали босые дети. Они меняли догоревшие свечи и благовония. Храм был роскошным. Здесь находилось около ста монахов, которые сидели на полу и что-то тихо бубнели себе под нос. Когда мы зашли, Агамемнон неуклюже задел медную подставку для свечей и та с грохотом свалилась на пол, нарушив тишину. Никто на нас не обратил внимания, кроме детишек, которые резво к нам подбежали и тут же поставили всё на свои места.
Монахи сидели в одежде под названием кашая. Они были худыми и щуплыми.
Мы с Агамемноном осмотрелись кругом и не нашли для себя ничего интересного. Выйдя из храма, мы двинулись по улице. Я хотел уже предложить покинуть этот город, как вдруг я услышал странный звук, исходящий не понятно откуда. Я поднял голову и увидел, что над нами собралась стая девушек с человеческими телами, но с крыльями, как у бабочек. Одна из них подлетела к нам, села Агамемнону на голову и начала болтать.

— А вы откуда и куда такие красивые два товарища держите путь?

Я был ошеломлён от её дерзости. Агамемнон не реагировал никак.

— Я могу задать тебе то же вопрос.

— Мы со стаей летим в столицу на фестиваль игрушек.

У этого создания были рыжие волосы, веснушки и синие лёгкие крылья, которые были сделаны будто из нежного шелка. Девушка спрыгнула с головы Агамемнона, на лету заглянула мне в глаза, а потом села обратно на место.

— Наверное, это очень увлекательное мероприятие.

— Не очень увлекательное, но лучше, чем нечего. Как тебе стеклянный город, вы ведь оттуда сейчас?

— Ты за нами следишь?

— Нет, но я уже успела заглянуть в твои глаза и увидеть разбитое сердце. Стеклянные люди, в отличие от остальных, разбивают людей не физической силой, а словами.

Агамемнон взял её за нежные крылья и поставил на землю. Он сказал:

— Марта, если ты будешь задавать так много вопросов, то ты со своими подружками опоздаешь на фестиваль.

Я перевёл взгляд на Агамемнона.

— Вы разве знакомы?

— Это долгая история.

— Так мы вроде бы никуда не спешим.

Марта слетела и села опять ему на голову.

— Наши виды находятся в симбиозе. Когда деревья расцветают, то они разносят пыльцу и чистят нас от паразитов, взамен мы предоставляем им свою защиту.

Марта с удивленным лицом спрыгнула с него и закричала:

— Какую защиту? Любовь.

Она подлетела к Агамемнону и обняла его, тот в свою очередь закатил глаза.
— Как зовут твоего товарища? Что вы делали в Стеклянном городе и что делаете здесь?

Теперь она подлетела ко мне и начала обнимать меня.

— Как тебе наш слизняк? В его спину воткнуто тысячу мечей. У тебя закружилась голова, когда ты воткнул в него свой?

— Да, я почувствовал себя нехорошо.

— Это хорошо, значит, ты очистился и теперь в тебе нет зла.

— Я не думаю, что до этого момента у меня было его слишком много.

— Никто об этом не думает, но самые злые в мире люди видят мир только со своего полёта и считают, что делают добрые для мира поступки, когда совершают ужасное зло.

— Возможно, ты права.

Я услышал звук крыльев. На небе были ещё две девушки, которые махали руками Марте, намекая на то, что они её ждут. Она опять села на голову Агамемнону и зевнула.

— Скучные вы парни. Я бы с вами ещё поболтала, но меня ждёт фестиваль.

Напоследок она обняла Агамемнона и улетела. Я сказал ему:

— Забавная девушка.

Агамемнон, засмущавшись, ответил:

— Они временами гиперактивны и задают слишком много вопросов.

Солнце начинало садиться, и я почувствовал, что стало холодать. Население города сидело неподвижно в состоянии транса. Темнеть стало резко и уже практически через пару минут я с трудом мог разглядеть вытянутые перед собой руки. Я предложил Агамемнону зайти в храм, взять пару свечей и укрыться где-нибудь в необитаемом здании для того, чтобы переждать там ночь, поскольку такая кромешная тьма делает нас беззащитными. Мы вынесли пару гигантских пятикилограммовых свечей и начали искать здание для ночлега. На улице ветра практически не было, свечи горели великолепно. Первый же дом, в который мы вошли, оказался пустым. Агамемнон остался ночевать снаружи, так как был слишком огромным для того чтобы пройти в дверной проём.
В доме был камин, возле которого лежали дрова для растопки. Я решил развести костёр, чтобы согреться. Агамемнон заглянул ко мне в дом через оконную раму, я спросил его:

— Ты был в столице?

Он в ответ еле заметно кивнул.

— Ну и как там?

— Это огромный и удивительный город. Город будущего, надежд, любви и страданий.

— Прямо как город, где я родился.

— А где ты родился?

— Эти края слишком далёкие, Агамемнон. Вряд ли ты с ними знаком.

Я смотрел на огонь, его потрескивание было лучшей музыкой для меня в тот момент. Мне вспомнились слова стеклянной девушки. Мандариновый снег. Как это глупо. И почему в тот момент на меня это произвело такое сильное впечатление? Один хиромант рассказывал, что он говорил людям полностью противоположные вещи, чем те, которые были написанны у них на ладонях, и люди соглашались и говорили, что это чистая правда. Я посмотрел на свои руки. В них действительно целая Вселенная.
Стало быть, самое ужасное для человека — это владеть информацией, которой ты не имеешь права ни с кем поделиться. «Тюльпанов сад» — это спрятанный от человечества оазис знаний, вдохновения и новых миров. Я посмотрел на свои руки внимательней. В них целая вселенная, и становиться страшно от осознания того, что это не метафора.