Остров

Я со стоном перевернулся на другой бок, дёргая ногой в попытке нащупать одеяло, чтобы сбросить его на пол ― и так уже взмок, как в июле… Да что такое? Рука машинально почесала липкую от горячего пота шею и замерла, потому что чьи-то тоненькие лапки, защекотав кожу, промчались по щеке, нырнув куда-то за ухо под спутанные волосы…
― Чёрт, чёрт, чёрт… Ненавижу пауков! ― попытка открыть глаза не удалась ― тяжёлые веки никак не хотели слушаться, и с трудом приподняв, казалось, чугунную руку, потёр их, словно опухшими пальцами, сдирая податливые шершавые корки с ресниц.
И тут же пожалел об этом ― резкая боль полоснула не только по воспалённой, безумно зудящей коже ― она пробралась внутрь головы, устроив в ней бесконечные взрывы новогодних петард, и этот незапланированный салют заставил меня стонать, подражая рёву разбуженного от зимней спячки медведя:
― Воды! Дайте воды, сволочи… Иначе сейчас сдохну, но сначала всех вас прикончу! Ромка, Денька, да проснитесь же, уроды ― друг загибается…
Ответом стала такая тишина, что по и без того вспотевшей спине потекли кривые ледяные струйки. Я замолчал, мужественно пережидая приступ адской боли, и прислушался ― где-то совсем рядом раздавались тихий шум и шуршание, очень похожее на плеск набежавшей волны…
― Волны? Серьёзно? Да какого… неужели эти придурки решили завершить встречу Нового года купанием в моей новенькой ванне, забыв закрыть кран. Привет соседям! Всё, мне конец и дорогущему евроремонту ― тоже…
Стон повторился, но теперь это было похоже на вопль несчастного путешественника, безжалостно брошенного аборигенами на съедение диким пчёлам… Всё ещё не в силах открыть глаза, я осторожно сел, нащупывая ногой тапочки, и сгоряча даже не удивившись, ощутив холодок пластиковых сланцев вместо приятной щекотки меховых стелек бабушкиного подарка «под ёлочку».
Правда, тут же невольно поморщился, когда в кожу впились острые крупинки песка, словно я пытался проснуться не в собственной квартире после очередной бурной встречи Нового года с друзьями, а где-нибудь у реки или даже, чтоб меня ― моря…
В подтверждение этой невероятной и, несомненно, бредовой идеи рядом снова что-то зашуршало, загадочно плеснув, и нос защекотал свежий, наполненный запахом соли, йода и незнакомых душно-сладких цветов, очень похожий на морской ветерок. Какое-то время ноздри чутко двигались, улавливая эти удивительные ароматы, и, наверное, чтобы окончательно меня добить, совсем рядом послышались тяжёлые шаги ― кто-то, вздыхая и сопя, прошёл мимо, раздражённо бормоча незнакомое ругательство, завершил его звуком смачного плевка. Возможно, в мою сторону…
Стерпеть подобное обращение я, конечно, не смог и потому усилием воли слегка приоткрыл горящие огнём веки, посмотрев на окружающий мир щёлками слезящихся глаз. Результатом этого героического поступка стало постепенное осознание того, что я всё ещё сплю…
Первое и пока единственное, что понял так и непроснувшийся от долгого возлияния мозг ― это точно не мой дом… Невысокая хижина с земляными стенами, полом из гальки и нескольких вязаных циновок, где единственным источником света служил открытый дверной проём, за которым, набегая на белый песок, переливалась, играя в лучах ослепительного солнца, безбрежная гладь голубовато-зелёной воды.
― Мать моя ― женщина… Да что же это… неужели океан? Самый настоящий! Вот это сон, кому расскажи ― не поверят, ну и чёрт с ними…
Словно очарованный, я шагнул вперёд, сразу же наткнувшись взглядом на стоящего внизу рядом со сваями, на которых держалось это странное жилище, толстопузого хмурого старика в широченных пёстрых шортах. Вместо майки его тело украшали многочисленные татуировки ― руки, грудь и спина, даже лысая голова дедули были покрыты тёмными, запутанными узорами, в сложном плетении которых то и дело мелькали изображения непонятных существ.
Я невольно хмыкнул, представив, как убого по сравнению с этой «роскошью» должно выглядеть моё единственное невзрачное тату на худом плече, сделанное ещё в юности в порыве любви к одной глупой, так и не ответившей взаимностью девчонке… Взгляд скользнул по мощным, жилистым рукам, загорелую кожу которых покрывали не менее забавные, хотя и не такие многочисленные узоры. Выходит, во сне я тот ещё красавчик с крепким, явно накачанным телом, в драных джинсовых бермудах и потёртых сланцах на стройных ногах.
Невольно вырвавшиеся у меня слова восхищения, дополненные исконно русскими крепкими выражениями, почему-то напугали недовольно бубнившего старика. Он замолчал, наклонив голову к жирному плечу, и, вращая тёмными глазами, как встревоженная птица, вдруг охнул, залопотав на своём языке и угрожающе плюясь явно в мой адрес.
Я не понял этого выпада, без всякой цели махнув рукой и, не собираясь ещё больше расстраивать полоумного чудака, стал спускаться вниз по хлипкой лестнице, попутно поясняя, что думаю о местных строителях и их халатном отношении к этой замечательной профессии.
Старик, выпучив глаза, заверещал ещё сильнее, потрясая обвислыми щеками, его руки при этом исполняли какой-то замысловатый танец, и, хотя я по-прежнему не понимал слов, сообразил, что поганец проклинает не только меня, но и всю родню Лёшки Степанова. И чтобы немного его утихомирить, легонько постучал крикуна по лысой голове, примирительно сказав:
― Хватит, отец, уймись, а то давление подскочит. Всё равно мне фиолетово, о чём ты тут шумишь; иди лучше рыбку полови, что ли ― океан рядом, такой кайф. Не хочешь? Ну, как знаешь…
Похоже, по местным меркам это был не очень умный поступок ― выскочившие из-за кустов здоровенные полуголые ребята со свирепыми мордами и короткими копьями наперевес выразительно пощекотали наконечниками мои рёбра и шею, заставив опуститься на колени. Естественно, я тут же пожалел, что в долбанном сне оказался на этом негостеприимном берегу, а не где-нибудь на курорте в швейцарских Альпах или, в крайнем случае, веселящемся новогоднем Париже…
Шутки шутками, но после того как один из слишком уж ретивых смуглокожих копьеносцев сильно ткнул меня в плечо острым краем металлического наконечника, порезав кожу, и женский голос где-то за спиной отчаянно вскрикнул, я почувствовал, что пора срочно просыпаться. Вот только кто бы мне сказал, как это сделать…
Кровь уже струилась по смуглой коже едва заметной тонкой змейкой, но это почему-то не так волновало, как довольный, полный ненависти наглый взгляд оцарапавшего меня мерзавца. Похоже, у паренька, в чьём теле сейчас гостила душа беззаботного московского студента, без пяти минут выпускника престижного вуза, а судя по ситуации ― без пяти минут покойника ― были серьёзные недопонимания с этим мускулистым амбалом. Ещё подумал:
― Не удивлюсь, если здесь окажется замешана девчонка…
И, увы, интуиция не подвела ― растолкав опешивших вояк, ко мне подбежала, в слезах бросившись на шею, симпатичная девчушка лет шестнадцати с длинными чёрными волосами, в не скрывавшем прекрасной фигуры светлом коротком платьице и таким прелестным личиком, что я как-то забыл ― и нежные объятия, и милый щебет полных розовых губ предназначались вовсе не растерявшемуся студенту, а местному татуированному парнишке…
Но отталкивать от себя рыдающую девочку не посмел, мне было искренне её жаль, и потому, как бешено рвалось из груди сердце паренька, их чувства были взаимны. Вот ведь ещё одна влюблённая парочка ― судя по тому, как противно завопил сердитый старикан, а подскочившая к нам полная женщина, дав малышке неслабую пощёчину, потащила ее прочь, попутно пытаясь взглядом закопать меня на этом райском пляже как можно глубже и, желательно, с головой ― очередные Ромео и Джульетта. Нда, печально, только я-то тут причём?
Дальше размышлять о превратностях судьбы не позволил грозный окрик ещё одного персонажа, как по волшебству появившегося из-за ближайшего дерева: судя по расшитой накидке и жёлто-красным перьям на головном уборе ― местного вождя. Этот не менее упитанный, чем вредный старикан, тип с надменным взглядом маленьких глаз и широким, приплюснутым носом на луноподобном лице, трепеща ноздрями, недолго, но очень выразительно прорычал что-то уже окружившей нас толпе, указывая на меня приличных размеров палицей.
Зажигательная речь местной шишки была на «ура» принята массами, и под одобрительный гул, поторапливая «провинившегося» пинками и тычками копий, погнали куда-то на верх ближайшего холма. Когда мы остановились на его вершине, круто обрывавшейся над океаном, и я взглянул на плещущиеся у подножия пока ещё небольшие волны, ближайшее будущее предстало передо мной далеко не в розовом свете. Короче, я понял ― эти твари скинут нас с парнишкой, имени которого я, кстати, не знал, вниз, и на этом рассмотрение «дела» местным судом будет закончено.
Мой прекрасный адвокат ― прелестная малышка, при взгляде на которую сжималось сердце, была белее лепестков крупного цветка в её длинных волосах и бессильно сжимала маленькие кулачки. Внезапно она вырвалась из рук строгой опекунши и, подбежав к «вождю», что-то залепетала, бесстрашно глядя в его свиные глазки. И, честно говоря, кое-кому совсем не понравилось, как эта облечённая властью жаба смотрела на мою… хм, хм… девчонку. Даже руки зачесались.
Местный вождь нахмурился и, немного помявшись, кивнул, а недоброжелатель с копьём злобно зашипел, заскрежетав зубами, и это не могло не радовать. Девчушка подошла так близко, что от пьянящего аромата юного тела захотелось, немедленно прижав её к себе, перенестись в заснеженную новогоднюю Москву, чтобы дома, сидя у ёлки, всю ночь согревать друг друга… Стоп, стоп, придурок ― нашёл время грезить о несбыточном ― стоишь на пороге смерти, а мысли только…
Тем временем, небесное создание внимательно посмотрело в мои глаза, отчего голова слегка закружилась, и я услышал нежный голосок прямо в ухе:
― Не бойся, Каи, прыгай и плыви к ближайшему острову. Ты отличный пловец, там они ничего не смогут сделать… Алана будет рядом, ― и она указала тонкими пальчиками на свою великолепную грудь.
Я улыбнулся, как дурак:
― Алана… ― едва успев взглянуть на казавшийся совсем рядом зелёный островок среди безбрежной воды, как чей-то толчок в спину без предупреждения отправил меня в полёт…
К счастью, это тело прекрасно справилось с непредвиденной ситуацией ― вовремя сгруппировалось и, распрямившись в нужный момент, безупречно вошло в воду… Я вынырнул, фыркая и отплёвываясь, и, сделав несколько сильных гребков, поплыл к спасительному острову. Тёплая солёная вода поддерживала меня, лаская и подбадривая, и пока я просто спокойно грёб, не задумываясь о том, как далеко здесь до дна или какие разные, порой совсем не милые рыбки обитают в этих тропических водах, всё было хорошо.
Но, к сожалению, очень скоро на смену уверенному смуглому парнишке пришёл безалаберный студент со слишком живым воображением. Чем чаще я смотрел на заветный остров, тем дальше он мне казался, и тем настойчивее фантазия принимала мелькающие в прозрачной воде коралловые рифы за тени страшных хищников, злорадно поджидающих беспомощную лёгкую добычу. То есть, меня…
С каждой минутой, проведённой в воде, ноги и руки становились всё тяжелее, а попытки уговорить себя не отвлекаться, сосредоточившись на поставленной задаче, увы, приводили к обратному результату. Когда же рядом что-то плеснуло, выпустив фонтанчик брызг, я вскрикнул… и начал медленно погружаться вниз, спелёнатый, как младенец, внезапной панической атакой…
Чьи-то руки вцепились в меня, остановив это сползание в бездну и буквально вытолкнув на поверхность. Я жадно ловил ртом влажный, жаркий, но такой вкусный и желанный воздух, а рядом, поддерживая и не давая снова сорваться, плавала Алана. Её чёрные волосы облепили худенькое лицо, большие несчастные, полные слёз глаза смотрели с мольбой, в которых и без перевода читалось:
― Пожалуйста, держись…
Кивнул и, прижав её к себе, прильнул губами к горячему лбу спасительницы, виновато шепча по-русски:
― Прости, прости… Алана. Я подвёл тебя, такой дурак…
Она что-то отвечала по-своему, словно жалуясь, а потом, развернувшись, вдруг радостно вскрикнула, показав на торчавший из воды всего в нескольких метрах от нас тёмный предмет. Это был небольшой кусок растущего кораллового рифа, на котором мы вдвоём-то едва разместились, но даже такая крошечная опора под ногами обрадовала наши уставшие тела и души.
Алана доверчиво обняла меня, и от этого появившееся было сначала желание признаться, что я совсем не тот человек, которого она любит, быстро пропало. Мне было не просто хорошо и спокойно рядом с этой темноглазой ласковой девчонкой ― в душе, уставшей от любовных похождений и раз за разом проваливавшихся попыток построить отношения, родились незнакомые ранее чувства ― бесконечная нежность и стремление защищать эту малышку, никому не позволяя даже косо смотреть в её сторону. Не понимаю, как это случилось, но, кажется, я сошёл от неё с ума…
И хотя я прекрасно понимал, что очень скоро всё это закончится ― или попросту утону, не выдержав испытания, или неведомая сила выбросит меня из до ужаса реалистичного и смертельно опасного сна ― ничто не могло отнять у влюблённого студента призрачного и, как ни крути, построенного на обмане счастья…
Внезапно налетевший холодный ветерок заставил обоих беглецов поёжиться, теснее прижавшись друг к другу. Наши губы приблизились, сначала робко, едва касаясь, а потом всё увереннее ― узнавая и наслаждаясь, слились в поцелуе, уже не в силах оторваться от этой сладкой, бесконечной неги обладания. Для нас время замерло, и, окончательно потеряв над собой контроль, я с трепетом ласкал её тонкую шею, спускаясь всё ниже и ниже к обнажённой, ждущей моих прикосновений груди, когда внезапно пальчики остановили жадный рот, показав на край неба, где одно за другим появлялись пока ещё маленькие прозрачные облака.
Пунцовые от поцелуев губы что-то тревожно прошептали, а маленькая рука показала на остров, и я понял ― надо спешить. Мы одновременно спрыгнули с ненадолго давшего нам короткий отдых коралла, чтобы продолжить путь к спасительному берегу. Теперь руки уверенно раздвигали воду, не отвлекаясь на фантазии и не экономя силы, тело мчалось вперёд, лишь время от времени на мгновение задерживаясь, чтобы убедиться ― Алана рядом.
Она прекрасно держалась, не отставая и поддерживая меня улыбкой, от которой силы, казалось, удваивались. А между тем, небо над головой быстро темнело, усилившийся ветерок поднимал достаточно высокие волны, в которых мы уже вдоволь наглотались солёной горечи, но, несмотря ни на что, упрямо двигались к цели.
Когда до группы крупных камней, за которыми начиналась ровная полоса прибрежного пляжа, оставалось совсем немного, я заметил, как Алана, жалобно вскрикнув, сморщилась, словно от боли.
― Неужели судорога? ― и прежде, чем взбудораженный мозг принял эту пугающую мысль, закинул руку девушки себе на шею, продолжив плыть изо всех сил.
Она вяло пыталась мне помогать, но, похоже, силы окончательно её покинули. Я смотрел на два больших, близко стоящих длинных валуна, преграждавших путь к спасительной гавани. Теперь оставалось только протиснуться между ними, а дальше волны сами вынесут нас к берегу. Никогда раньше я не делал ничего подобного, но Каи был в этом профи, и пришлось ему довериться.
Рёв бьющейся о камни воды почти полностью заглушал другие звуки, но я всё равно прокричал, глядя в бледное лицо любимой, забыв, что мы говорим на разных языках:
― Потерпи немножко, я переброшу тебя через этот проход, просто расслабься. Почти добрались, держись…
Пока я, захлёбываясь и пытаясь преодолеть безжалостный напор взбесившейся стихии, со стоном перекидывал её внезапно потяжелевшее тело через спасительную щель, Алана смотрела глазами, полными непередаваемого ужаса, и, только оглянувшись назад, понял причину этого ― словно смеющийся разинутый рот, надо мной повис гребень огромной волны.
Я даже не успел испугаться, последняя мысль:
― Алана… ― разбилась о камни вместе с хрупким человеческим телом…
Чей-то ненатуральный, чересчур жизнерадостный смех и громкие голоса достучались, наконец, и до меня: сжав подушку, я зашвырнул её в сторону орущих, разрывавших на части похмельную голову звуков. Но промахнулся. Пришлось со стоном сползать сначала с дивана на пол, а потом, кое-как встав на ноги, брести к так и не выключенному телевизору.
По дороге я дважды споткнулся: сначала о Ромку, прикорнувшего прямо под ёлкой в обнимку со своей новой подружкой, имени которой не запомнил. А потом и о Дениса, сладко посапывавшего на подстилке моего пса Лео. К счастью, ни Лео, ни родители, отдыхавшие сейчас в Карелии у родных, не видели этого вопиющего безобразия, и слава Богу.
Заходить в собственную спальню, чтобы проверить остальных гостей, я не стал ― сами разберутся. Сразу пошёл в ванную и после прохладного душа и пары таблеток аспирина, наконец, решился посмотреть на себя в зеркало:
― Да уж… Ну ничего, бывало и хуже, время ещё раннее ― и семи нет ― прогуляюсь по снежку, полегчает…
На улице, к счастью, сильного мороза не было. Как, впрочем, и прохожих, что закономерно ― Новый год, нормальные люди отсыпаются, а ненормальные… Что поделать, не каждый же день тебе ломает кости гигантская волна… К слову, это было больно.
Ну что за жизнь? Я совершенно не помнил, как вчера мы с ребятами отмечали праздник ― а этот жуткий сон, хоть ты тресни, не выходил из головы. Задрал лицо к тёмному, отливавшему синевой небу и начал, как в детстве, ловить ртом редкие снежинки. А почему бы и нет? Всё равно никто не видит…
Рядом прошуршал шинами автобус, и две тоненькие фигуры пробежали мимо, спеша на остановку, но всё равно опоздали. Я их проигнорировал, продолжая своё странное занятие, пока не услышал, как одна из девиц со смехом обратилась ко мне:
― С Новым годом! Не боитесь простудиться?
Сердце странно вздрогнуло, и, приготовившись к очередному разочарованию, я не спеша поднял взгляд. Капюшон её куртки был отброшен на спину, редкие снежинки, кружась, падали на длинные, распущенные по плечам волосы. Большие тёмные глаза смотрели с удивлением, а эти розовые губы… Губы, вкус которых ещё не успел забыть…
Голос захрипел, и я почувствовал, что заливаюсь краской, словно робкий первокурсник:
― Алана?
Девушка тоже смутилась, неуверенно покачав головой:
― Кажется, Вы ошиблись…
Я подошёл к ней, и она не отодвинулась, с интересом заглядывая мне в глаза. Снег заскрипел под колёсами подъехавшего автобуса, и вторая девчонка, заскочив в него, крикнула:
― Лана, ты что застряла? Едешь или нет?
Знакомый звонкий голос рассмеялся:
― Не обижайся, Лёля! Передай ребятам ― приеду чуть позже.
Мы вместе проводили взглядами отъехавший автобус. Я чувствовал себя полным идиотом, впервые не зная, что сказать. Но она вдруг наклонилась, прошептав возле уха:
― Ты совсем не изменился, Каи…
У меня как будто остановили сердце:
― Я не Каи.
И снова этот волшебный смех разбил в дребезги мою хрупкую защиту:
― Знаю, так как тебя зовут, незнакомец?
― Лёша…
Она зачем-то пригладила воротник моей куртки и, покраснев, обожгла щёку горячим дыханием:
― Я рада, что ты остался жив, Лёша, и спасибо, что спас…
Руки, дрожа, сжали её маленькие пальчики:
― Но как такое возможно? Это же ― просто сон…
Она пожала плечами, не отводя сияющих глаз:
― Сама не знаю, но не хочу тебя снова потерять. А ты?