Лучание

Четвёртый рассказ «Лучание»
в одиннадцатую небылицу-повесть «Выбор»
для новой книги: «И снова… странности»
в продолжение книги 2019 года: «Неслучайные странности»

«Выдумка вдруг может статься… правдой,
а непререкаемая истина – вымыслом»
(из чьих-то притчей, кажется)

«…он просто от «нечеГО Делать» пьёт звуков микстуру…»
(Михаил Кульков «Музыкальная шкатулка»)

…
– Вот это да-а, – восторженно тянет моя половинка, глядя вокруг. – Ради того только, что б всё это ещё разик увидеть, и был смысл… – незаметно вздыхает украдкой, – всё это затевать.
– Что затевать? – настораживаюсь.
– Да, ничего-ничего, – беззаботно машет рукой, – это я так… так.
– Конечно, был!.. – не заметив её смущения, подхватываю нечаянную мысль, – а глянь-ка, как за прошедшие десять лет отель преобразился.
– Да вроде б… – охотно переключается она, – всё, как и было, разве что… – всматривается, – как и везде ныне у здания нет дверей и… окон.
– Вот-вот, – удовлетворённо киваю, – словно сплошная стена, монолит.
– Ты ещё свой бородатый анекдот вспомни.
– Про «Зоркого сокола»? – хохочу. – Про то, как он на третьи сутки узрел отсутствие стены в сарае, где его заперли?
– Ты не исправим, – снисходительно улыбается, – одни и те же анекдоты, почитай уж целый век толдонешь.
– Стабильность – признак мастерства! – привычно парирую.
– Ясное дело, – смеётся, – как и то, что уж если ты-ы, известный маразматик, в прошлом году «Внесезонку» на даче согласился установить, то уж лучшая гостиница Крыма всяк раньше тебя это сделала.
– Ну-у, – тяну, несколько смутившись, всё-таки почитай половина прошлой жизни ушла на технические новшества безопасности жилого сектора, – если, действительно, удобно, чего ж мешать прогрессу: никаких тебе строительных конструкций, обогревателей, кондиционеров, увлажнителей.
– Вот-вот, а ты десять лет отвергал гравитационные поля Виртуши, объявив её монстром двадцать первого века, без спроса вторгшейся в наше личное пространство…

«…Темно. Тихо. Томительно!
Кто-то всматривается в пустоту. Никого и ничего невидно, лишь ветер… мягкий, прохладный, приятный, обволакивающий снизу вверх или… сверху вниз.
– Лучше верх, – слышит чей-то голос-эхо.
Озирается в поисках источника… или, хотя б чего-нибудь…
Темно. Тихо… Тревожно!
Кажется, послышалось. Напряжение постепенно спадает, уходит, мысль, успокоившись, движется дальше… вперед или… назад.
– Лучше всё же… вперед, – абсолютно отчётливо разливается веселое малиновое эхо прямо перед ним.
С удивлением озирается по сторонам, бесполезно пялясь в черноту пространства вокруг.
Темно. Тихо… Сомнительно!
Мысль безудержно рвётся в неизвестность по иллюзорным волнам его – его ли? – памяти, перебирая одно за другим бессвязные слова, сочетания, фразы, застрявшие некогда в ней, в ней ли…
– Ну-у, – непроизвольно тянет, кажется, на этот раз вслух. – Вот… и всё!
– Кто этот «Всё»? – тут же слышит ожидаемое.
– Кто? – вслушивается в шелест знакомого голоса. – Всё – это никто, это конец…
– Или начало? – привычно перебивает малиновый шёпот.
– На-ча-ло!? – привычно вторит удивительное.
Темно. Тихо… Интересно!
Начало!!!
Боже ж Ты мой, сколько раз это невыносимое «начало» застревало у него в горле? Сколько раз так прерывался этот их странный нескончаемый диалог во Вселенной, неизменно возвращающийся к исходному: «Вот и всё!..»?..
Снова чувствуется ветер.
Что-то рядом движется, шевелится, дышит.
Откуда и куда он дует? Зачем?
Здесь нет верха… нет низа, нет начала… и нет конца, нет переда… и нет зада – ну, в смысле, нет вперед или назад.
Здесь вообще ничего нет!
В общем, тут вам не здесь.
Впрочем, что-то тут, что не здесь, всё же есть.
Должно быть!
Вот хотя б даже взять этот ветер, он же тут… есть!
Есть?..
– Но, Боже ж ты мой, как всё-таки… не здесь… хорошо! – не снеся восхищения, говорит вслух, не понимая и… не узнавая свой собственный голос.
Никто не знает своего голоса, мы почему-то не слышим его, когда произносим, просто знаем, что говорим и всё, и часто пугаемся, вдруг услышав его со стороны.
– Пусть начало, – соглашается с ним!
– Здесь вам не тут? – почти счастливо смеётся эхо.
– А где, где… не тут? – болезненно вскидывается кто-то.
– Не здесь, не здесь, – тихо смеётся визави.
«Софистика, Пастер, софистика»… – откуда-то влетает в сознание.
Темно. Тихо… Забавно!
Где опора, хотя б какая-нибудь поверхность, земля?
Как остановить этот бессмысленный безудержный бег, падение… в никуда, нужно как-нибудь и на что-нибудь опереться?
– Не здесь, не здесь, – повторяет он за ним, почему-то теперь глупо улыбаясь.– Где… не здесь?
– Тут, – лукаво звенит друг.
Сколько ж можно падать? Где же эти пресловутые вездесущие на Земле сила тяжести, давления, трения, скольжения? Где?
Тихо. Темно… Поразительно!
Тут есть самое главное, то, что важней всего, то, без чего никак нельзя. Тут есть мысли, сознание, слово – Слово!? – и это немало, это что-то, это даже уже почти всё, а значит оно где-то!
Но где, где-то?
Впрочем, сказано же: ТУТ!
Тут есть – НАЧАЛО!
Начало чего?
Чего-то.
Чего… чего-то?..
– Сво-бо-ды! – по слогам легко перебивает растворяющуюся в бесконечности мысль эхо. – Тут начинается полная свобода выбора…».

…
– Ну, объявил, объявил, – давлю своё, не смущаясь, – и теперь утверждаю, что от Виртуши с её невиданными способностями ничего хорошего ждать не приходится.
– Вот-вот, – досадливо машет рукой, моя Малышка, – в результате «внесезонка» в нашем доме последней во всем садоводстве появилась.
– Вот и хорошо! – упрямлюсь. – Так и надо. Нам с тобой незачем спешить виртуализировать ни своё сознание, ни тем более подсознание, которое, кстати, и без нашего с тобой спроса уже давно на электронные мозги подсело.
– Как это?
– А так! – жму плечами. – Ныне уже не оно за организмом присматривает, а всевозможные электронные датчики, да чипы вживлённые в организм, отправляя отчет с них, Бог знает куда… в Вертушу. А та, в свою очередь сама, без нашего спроса принимает решения.
– Какие ещё решения?
– Да такие, которые ей покажутся целесообразными в отношении подведомственного ей организма, в том числе, кстати, и в отношении появляющихся в нём мыслей.
– Каких мыслей?
– Да, любых, – горячусь, – хотя б и тех, что мы сейчас с тобой о ней говорим.
– И каким же образом?
– Простым!.. К примеру, подбросит в наше сознание через взятый под контроль рассудок кучу ужасных картинок, образов, страхов, или, что ещё хуже закроет часть памяти…
– Опять тебя понесло?!
– Не опять, а снова, – соглашаюсь. – Про такое явление, как амнезия, слышала?
– И потому у нас с тобой в квартире, – уводит разговор в нужном ей направлении, – у одних остались материальные окна и двери.
– Конечно, – искренне радуюсь. – Они ещё и нас с тобой, да и всю эту Вертушу с её электронными мозгами, переживут.
– А ещё на этих твоих допотопных дверях ещё и механические замки с контактными ключами имеются.
– Естественно! – радуюсь. – А как по другому-то?.. Внутренний микроклимат дома определяется не столько чистотой и температурой воздуха…
– Да, неужто?.. – лукаво подскакивают вверх бровки Малышки.
– Сколько чистотой и температурой чувств его обитателей– продолжаю чеканить мысль.
– И что это значит? – улыбается.
– Только одно: полная абсолютная фактическая… закрытость от посторонних глаз и ушей…
– И даже Виртуши?
– А от неё… в первую очередь, – отрезаю, улыбаясь в ответ.

«…
Темно. Тихо… Увлекательно!
Сколько ж замечательных мыслей таится вокруг. Они движутся, переплетаются, сливаясь друг с другом воедино и разделяясь вновь, без каких-либо трений и конфликтов, и тянутся во все-все стороны без конца и края, уходящие «тут» только вверх и… вперед.
— Сво-бо-да! – по слогам с упоением кричит он забытое или, точнее, непознанное ещё до сих пор слово вслед за своим новым волшебным другом эхом.
Оказывается, мыслить «тут» так просто и естественно, словно дышать в «здесь», потому как «тут» ненужно мучительно искать в складках собственного неразумения то или иное решение. Знание правды прерывает всякое сомнение, оно «тут» доступно и понятно всем, как и сама неизменная во времени и пространстве Истина! Знать её… просто «легко и приятно», как и мыслить то, что говоришь, и говорить то, что думаешь, ведь это правильно и… естественно. Поэтому мысли «тут» лишены подтекста и лукавства, они абсолютны со всех точек зрения и ракурсах.
Тут вообще нет ничего относительного.
Вот уж действительно: «Тут вам… не здесь»!
Два начала – материальное и духовное – конфликтуют друг с другом, спорят, ссорятся, заставляя нас – вот интересно: кого это нас? – делать выбор внутри себя между «хочу» и «надо». И кому вообще… в нас внутри нужен этот вечный бой… с самим собой? Как долго он будет мучить нас? Почему б нам там, то есть прямо здесь и сейчас, не устроить всё в нашей жизни точно так же, как «тут»: чтоб слова и мысли совпадали, желание и долг были одним целым, правда сталась Истиной, а знание – доступным благом и свободой начал в своём естестве? Может быть тогда, наконец, белое всегда и везде стало бы белым, а черное – черным.
– Почти черным, – осторожно вздыхает кто-то в его мыслях, – и почти… белым.
Темно. Тихо… Восторженно!
– Да-да, конечно, почти!.. – радостно подхватывает он. – Нет, и не может быть ничего абсолютного, конечного. Полный абсолют лишается противоположности, баланса, и, как бы нелепо это не прозвучало, лишается самих… себя.
– А это значит, – едва различимо выдыхает эхо, – нет, и не может быть, абсолютного конца, точнее конец – это всегда начало.
– На-ча-ло, – по слогам, словно убеждая себя в реальности происходящего, говорит или, наверно, думает он, что, безусловно, одно и то же «тут». – Но я, кажется, па-да-ю.
– Или под-ни-ма-ешь-ся? – мысленно улыбается ему невидимый друг…
Темно. Тихо… Торжественно!
– Ну, Вот, пожалуй, и «Всё»! – возвращается мыслитель к исходному.
– Кто этот «Всё»? – мгновенно вылетает навстречу неизменное.
…».

…
– Да, как же ты никак не понимаёшь? – смеётся Малышка. – Именно у «Внесезонки» как раз и есть полная… абсолютная… фактическая, да к тому же ещё, и электронная… закрытость от посторонних глаз и ушей…
Вот уж семьдесят лет идёт наш нескончаемый спор с женой. Она у меня великий преобразователь и новатор. Эх, видно, не прав был главный пониматель жизни конца двадцатого века, предполагая, что в процессе эволюции первый хвост отпал у самого любопытного самца-примата. Утверждаю: первым его лишилась модница-самка, которой, в отличие от всех самцов в мире, потребно идти в ногу со временем в плане новомодный идей и даже чуть раньше его, создавая самой ту самую ногу, к которой все вокруг в конечном итоге должны будут пристроиться.
– Ну, столько ж раз можно говорить, – устало машу рукой, – что если электронные шторки кем-то виртуально созданы с помощью Виртуши, значит кем-то другим с помощью её же может быть легко преодолено.
– Ты не исправим, – смеётся она. – Опять подсел на своего конька.
– «Сила действия равна силе противодействия!..», – цитирую по памяти из программы школьной физики, пройденной многократно и с детьми, и внуками. – Законы термодинамики ещё никто не отменял.
– Твои законы к счастью никоим образом не влияют на диалектику и социологию.
– Как знать, как знать? Всё во Вселенной связано друг с другом, и всё имеет своё значение.
– Да кому нужно за тобой подсматривать в твоё окно?
– Не за мной, а за нами!
– Пусть за нами, но что такого во времена полного уничтожения личного пространства рассудка и электронной доступности к сознанию человека можно ещё у нас… подсмотреть.
– Вот-вот, про то и речь! – вздыхаю по-стариковски. – Отсутствие во взаимоотношениях двоих, – единой и неделимой ячейки миропорядка на Земле! – некой интимной секретности от всего остального и привело к её уничтожению, потому как ей, то есть им, двоим, вместе и бывать-то стало негде, да и некогда.
– Ты это… к чему?
– Да всё к тому, что Мир вокруг нас стал дырявым, и мы все в нём, не замечая того, давно уже сидим на сквозняке Виртуши внутри виртуальных бутафорий жилищ, общаясь даже с самыми близкими людьми, никуда не выходя из них, с помощью, в лучшем случае, голограмм.
– А в худшем?
– А в худшем, так и вообще с помощью телепатических образов, созданных не пойми кем и когда.
– Ну, а мы-то с тобой как? – расширяются от нарисованного мной ужаса глаза Малышки.
– А мы!.. – невольно расплываюсь в улыбке. – Мы с тобой совсем другое дело: у нас есть свой собственный настоящий физический дом… с настоящими дверьми и окнами, с металлическими замками и шпингалетами… на них.
– Шпингалетами, – шепчет Малышка. – Какое колоритное, уютное слово.
– Вот именно, уютное, домашнее, проверенное!.. Представляешь, никому-никому в этом мире, даже электронному разуму, неподвластные металлические шпингалеты…

«…
– Кто вы?.. – неожиданно для себя отваживается он сбить привычный ход своей мысли.
Ответа нет…
Непривычная тишина!
Друг-эхо, кажется, очень удивлен, ошарашен, сбит с толку. Он, оно сосредотачивается, задумывается и… вдруг неожиданно обрушивается всей тяжестью своей мудрости и… любопытства на него, не выдавая, при этом, ни тени страха, ни радости, ни сомнение. Лишь одно нескончаемое внимание и безграничный интерес.
– Кто вы? – несмотря ни на что мысленно повторяет он, вознамерившись, во что бы то ни стало уйти от привычного когда-то и кем-то навязанного ему хода слов, мыслей.
В то время, Оно, это плотное вязкое и, в тоже время, воздушное мягкое пространство, кажется, на этот раз теряется в своём разумении, продолжая от того всё больше и больше невесомо наваливаться на него, ширится вокруг него и… подниматься.
Куда шириться?
Над чем подниматься?
«Тут» нет точки отчета, нет осей координат, нет даже самого времени, понятий вчера и завтра, всё именно тут и сейчас.
Так бывает и… в жизни: кажется, что ты куда-то движешься, возможно, вперёд и вверх, как вдруг, в один прекрасный момент понимаешь, что всё это просто пустая трата своего абсолютного времени, совершенно ненужная и неважная толкотня вокруг не тобой созданной оси координат, в то время, как настоящая жизнь находится где-то совсем рядом, а ты, не замечая это, бежишь куда-то прочь… к чужим ориентирам.
Тут главное вовремя понять, что в один прекрасный момент всё это может измениться: «Выдумка вдруг может статься… правдой, а непререкаемая истина – вымыслом!..».
– Кто вы? – кажется, теперь, он упорствует уже вслух.
Но чем меньше мы задумываемся над этой простой истиной, заключенной в нас самих, принимая её в исходном, голом виде, такой, какой есть, тем проще, правильней и спокойней нам живется «здесь», на белом свете. Не в том ли мудрость, что на самом деле ненужно выдумывать никакой мудрости, просто живи по зову сердца и здравствуй его в любви и согласии с собой, со своим рассудком. Наше подсознание не может желать ничего плохо нам, а значит и себе самому. Оно не посоветует ничего неправильного или невозможного, просто уйми в себе зачем-то дарованный Вселенной пыл возвышения над Ней. Впрочем, если долго размышлять обо всём этом – обязательно додумаешься до комплекса собственной неполноценности, ничтожности, несовершенства себя и… Мира, не нами выдуманного, кстати.
– Ты… это мне? – наконец, неуверенно отзывается голос.
В общем: «горе от ума», нам всем, ведь нельзя объять необъятное, не наш «…это рояль», не нам и играть на нем, даже простое осознание всего этого повергает нас в кромешное уныние.
Нельзя забывать: «…что было на Земле до нас, то и будет…»!
Но всё же что-то мы можем понять своим неразумением, вслушиваясь в своё сознание-душу и подсознание-рассудок, конечно, заняв слегка отстранённое Платоновское положения наездника над ними, как советовал нам замечательный доктор-философ из телевизора.
– Вам, – немедленно отзывается он.
– Не знаю, – горько шепчет эхо, – возможно, что… и никто.
Что-то меняется… «тут» – как это возможно? – замирает, затихает, прислушивается.
Свободное падение в никуда с ускорением падающей мысли сразу во все стороны, словно расширяющая в никуда Вселенная, неожиданно прекращается. Ноги, наконец-то появившиеся «тут», – мыслимые ли дело? – находят точку опоры.
Пространство неизвестности замирает!
– Никто? – ошарашено выдыхает навстречу. – Так значит опять…».

…
– Представляю, – смеётся, моя Малышка. – Да что нам-то с тобой, скажи на милость, теперь в свой семидесятилетний юбилей семьи прятать от… этого, как ты говоришь, Мира.
– Как это что? – нарочито лукаво подмигиваю. – Мы и раньше с тобой были о-го-го как, – веселюсь, – не чета современным молодым да безнаследным, словно и нет их на Земле-матушке.
– Да, да, да! – качает головой жена. – Так уж и о-го-го?
– А как же?!.. Если б не куча сопутствующих, то мы б с тобой тогда…
– Да уж? – снисходительно перебивает.
– А уж с таким новым молодым телом, как у нас с тобой ныне, – продолжаю, – мы им всем носы утрём, покажем, как нужно…
– Покажем-покажем, – почему-то смотрит на меня настороженно, как-то особо… внимательно, что ли, словно видит впервые или… ищёт что-то во мне.
– Вот именно, обязательно покажем, – говорю по инерции, в свою очередь тоже всматриваясь в неё, в родные бездонные каре-желтые глаза, словно и сам впервые вижу их, словно и сам ищу что-то там прежнее, или, может, наоборот, новое. – Что-то не так? – наконец остановившись, шепчу ей…

«…
– Ну, вот и всё! – снова мысль падает в исходную нереальность.
– Кто этот «Всё»? – вторит ожидаемо…
«Самая реальная реальность может вдруг статься вымыслом...».
…– Всё – это никто и ничто, это просто конец, конец всему.
– Или начало…
«…а самый нелепый вымысел оказаться сермяжной правдой».
…– Начало!? – некто вновь с радостным сомнением хватается за спасительную соломинку. – Может и так, но… кто вы? – вдруг, вспомнив, снова сворачивает на не пройденный ещё до конца новый путь.
– Ещё… не понял, – огорчается неведомый голос где-то внутри него, – но, пожалуйста, не говори мне больше «вы».
– Хо-ро-шо!.. – тянет некто. – Как скажешь, хотя мы, кажется, ещё незнакомы.
– Как знать?.. – шелестит эхо, кажется, улыбаясь.
По-прежнему темно. Чувственно… Тихо!
Но не так тихо, как в прошлый раз – угрюмо и томительно, а, по-другому: радостно, значительно, торжественно.
– Жизнь! – вдруг уверенно громко выдыхает некто. – Вы… извини, – поправляется, – ты… есть… жизнь, моя жизнь… или… – и вдруг умолкает, судорожно шаря по сторонам глазами.
– Ну, что ты, что ты, нет! – звенит колокольчик. – Конечно же, я ни в коем случае не смерть. С чего ты это взял? Во всяком случае… – добавляет с сомнением, – не твоя.
– Хорошо, – несколько успокоившись, выдыхает некто. – Но мне во что бы то ни стало нужно увидеть тебя, мне кажется, что я почему-то чувствую тебя в себе, будто сижу…
При касании насквозь промёрзшего железа у человека появляются ожоги, словно от живого пламени, если он уверен, что оно раскалено добела!
…– За мольбертом, – перебив, шелестит эхо.
– Точно, – соглашается он, – будто рисую тебя, а ещё, когда…
– Что-нибудь сочиняешь?..
Прогуливаясь по раскалённым углям, человек не пострадает, если силой своего сознания убедит в том свой рассудок!
…– Правильно!.. Особенно если…
– Сочиняешь рифму, – смеётся друг…
– Откуда ты знаешь?..
– Чувствую.
– Странно, – радуется, словно ребёнок, некто. – Скажи, а ты видишь поле, что вдруг открылось мне… теперь?
– Конечно?
– Оно такое же бесконечное, словно?..
– Мо-оре, – слышится радостный вздох.
– А ещё ты видишь?..
– Плотный теплый поток ветра, – перебивает эхо, – гуляющий прямо над ним…
– А солнце, улыбающееся сверху, и небо?
– Конечно! И всё-всё-всё, что видишь ты… теперь… «тут»…
Полная гармония рассудка с сознанием – вот истинная свобода, в коей мы творим чудеса хождения по огню, воде, воздуху и даже… во времени!
…– Ты знаешь, иногда мне кажется, – продолжает эхо, – что и я чувствую и даже вижу тебя, хотя это совершенно невозможно.
– Получается ты… мой собственный рассудок, чудом, заговоривший со мной сквозь Вселенную.
– Не знаю, – вздыхает, – но кто знает, может, ты и прав в том, что мы едины с тобой, твоим подсознанием, памятью в нём, но всё же я… не оно, они. Нет!
…»

…
– Понимаешь, – шепчет в ответ на ухо, – я почти не помню тебя таким.
– Каким?
– Молодым.
– Да, – стоим, взявшись за руки и уставившись в глаза друг другу, у распахнутого настежь входа в нашу новую-старую гостиницу. – Я тоже не помню.
Мы словно окаменели вдруг, невольно притягивая и привлекая внимание праздно прогуливающихся рядом с нами людей и… голограмм-носителей чьих-то живых сознаний. Похоже, и те и другие решили, что мы просто какой-то новый застрявший в безвременье глюк – наше поведение и одежда явно не согласно этой новой эпохе! – программы.
Давно, очень давно, люди перестали ходить под руки, а тут такое: стоят, почти обнявшись посреди дороги, вот-вот начнут целоваться прямо при всех. Пару человек или… голограмм – кто их теперь разберёт! – даже попробовали пройтись сквозь нас, да споткнувшись, очень удивились, уставились, как когда-то в старину, бывало, бараны смотрели на новые вороты.
– Вот, – виновато улыбается мне моя половинка, не обращая никакого внимания на происходящее вокруг, – я таки решилась…
– Вижу, – ласково улыбаюсь в ответ.
– И на этот… – чуть ли не всхлипывает, – эксперимент тоже.
– Ты всё правильно решила, ты же сама знаешь…
– Да, знаю-знаю… – перебив, шепчет, – но, понимаешь…
– Понимаю, – перебиваю в свою очередь, – это не ты принимала решение, это всё он, он…
– Я много думала, про то… пока ты был … там, то есть «тут», ну не «здесь».
– Я догадываюсь.
– Но ты знаешь, – вздыхает, – мне кажется, что это я, именно я, а не он, мой товарищ мозг, подсознание-рассудок, приняла это решение…
– Это невозможно!.. – вздыхаю вслед за ней. – Учёные считают…
– Я знаю, но, видишь ли, я ведь тоже была там, «тут», вместе с тобой.
– Этого не может быть! – повторяю медленно, раздумывая над её словами. – Рассудок материален.
– Вот именно, – вскидывает она на меня полные слёз глаза.
– Э-то-го не мо-жет быть, – по слогам повторяю в ужасе, от внезапно пришедшего ко мне понимания некогда потерянной мысли…

Автор благодарит критика (ЕМЮ) за оказанную помощь, а также приносит свои извинения за возможное совпадение диалогов, потому как рассказ является художественным и, безусловно, вымышленным, хотя и подслушан в разговоре…
Да и этот рассказ-черновик – всего лишь рукопись, набросок, в нём вероятней всего масса стилистических и орфографических ошибок, при нахождении которых автор, принеся в очередной раз свои извинения за неудобство перед скрупулезными лингвистами, просит направить их администратору группы «Питер из окна автомобиля», на любой удобной Вам платформе (ВК, ОК, ФБ), для исправления, либо оставить их прямо под текстом.
Спасибо за внимание и сопереживание.
02.10.2020г.