Экспедиция

Тучи пыли, выбиваемые копытами промчавшихся мимо лошадей, проникали даже сквозь плотную, закрывавшую лицо ткань ― свободными оставались только слезящиеся воспалённые глаза. Но и это не спасало от мелких частиц, забивавших нос и горло ― лающий кашель сопровождал нас всю дорогу, как и вечные спутники беженцев ― голод и страх не добраться до города, единственной надежды найти работу, а, значит, и пропитание.
Мы с Миси присоединились к группе крестьян, проходивших через посёлок два дня назад. Последние запасы были съедены, рассчитывать же, что кто-то даст в долг сиротам в этот тяжёлый неурожайный год, не приходилось. Очередная попытка заработать хотя бы на кусок хлеба закончилась побоищем со смертельным исходом ― зажиточный сосед, всегда смотревший на маленькую светловолосую девочку сальным взглядом холодных, терявшихся в складках обветренной кожи глаз, открыто заявил, что даст мне денег и работу, если продам ему сестру…
Вот гад, знал же, что за этим последует, как будто специально провоцировал ― видно, понадеялся на ни на шаг не отходивших от него прихлебателей… Я тогда словно с ума сошёл, выместив на идиоте свою обиду и на судьбу, и на бесконечные неудачи, и на родителей, пропавших в горах этой весной. Даже здоровые словно мулы слуги, вооружённые обитыми металлическими полосами палками, не смогли защитить негодяя от моих зудящих кулаков.
Через пару минут всё было кончено, пока вопящие «телохранители» сверкали грязными пятками, кровь противника залила не только пол и дорогие ковры, но и стены богато украшенного дома. Я стоял над изувеченным трупом похотливой твари, тупо пиная его ногой почти оторвавшейся подошвой сапога и тяжело дыша, задыхался от отчаяния, понимая, что этим срывом серьёзно ухудшил наше и без того непростое положение.
Когда внезапно накрывшее меня безумие пошло на спад, неожиданный, прежде всего, для самого себя, убийца, прихватив кое-что из вещей покойного, в том числе новые кожаные ботинки и несколько пресных лепёшек, бросился в сад, где за поленницей дров пряталась, дрожа, маленькая Миси. Поцеловав её холодный лобик, я запоздало ругал свою несдержанность:
― Хорошо ещё, что не взял малышку с собой в дом ― разве можно ребёнку видеть такое?
Короче, пришлось нам с сестрёнкой по-быстрому собираться и уходить в город, пока местные не спохватились и не объявили охоту за головами… Честно говоря, ситуация была практически безнадёжная ― пешком мы всё равно не смогли бы далеко уйти, и нас рано или поздно поймали… Но я не собирался так просто сдаваться, до последнего на что-то надеясь.
Тем более, что с самого начала беглецам повезло смешаться с толпой отчаявшихся людей, чей путь пролегал именно через это убогое поселение, в котором мы прожили последние полгода ― а вдруг и дальше подфартит? Как-то уж очень не хотелось расставаться с собственной шкурой в прямом смысле слова ― такие тут нравы: за убийство обдерут, как труп козы, только живому невезунчику Эрни будет намного больнее… А Миси, как пить дать, продадут, сволочи…
Я поправил криво завязанный вокруг головы малышки светлый платок, делавший её похожей на симпатичного мальчика, и, подтянув верёвку, поддерживавшую слишком широкие для такой худышки штаны, старался не смотреть в большие, несчастные глаза:
― У тебя правда всё нормально, Ми? ― спросил, заранее зная, что она не будет жаловаться, покорно кивая, и ненавидя себя за то, что вовремя не опомнился…
Неловко смахнул бестолковую слезу, пряча постыдное проявление слабости от внимательных голубых глаз:
― Да какого лешего жизнь меня так невзлюбила? Ведь ещё несколько лет назад все подряд называли Эрни Майна счастливчиком, а родители так гордились своим не по возрасту умным и талантливым ребёнком… Точно ― гордились, а должны были беречь и заботиться, десять раз подумав, прежде чем отпускать тринадцатилетнего вундеркинда, с отличием окончившего Академию, лучшего лингвиста страны, полиглота, мать его… в эту безумную экспедицию. Они вообще когда-нибудь любили меня, или тщеславие и жажда денег окончательно свели их с ума?
Я посадил Миси на спину, поспешив вперёд, чтобы не отстать от уходящей по тропе толпы неудачников ― здесь, в предгорьях, лучше было всем держаться вместе, ведь обитавшие в округе твари имели скверную привычку нападать без предупреждения. Вот вчера перед рассветом двое стариков замешкались на стоянке… и дальше мы шли, делая вид, что не слышим их жалобных криков о помощи. Бедняги, им просто не повезло. Но я должен добраться до города, потому что молод и хочу жить. И сестрёнка… Боже, кого пытаюсь обмануть, какая ещё «сестрёнка»?
В экспедиции должны были участвовать трое, по легенде ― обычная семья: двое взрослых и, в качестве эксперимента ― сын-подросток, роль которого досталась мне. Я тогда как последний дурак искренне радовался невероятной «удаче», считая, что новичку просто повезло стать частью крутого исследовательского проекта…
Временные «родители» ― Жак и Гала уже давно жили вместе, это задание должно было стать последним в послужном списке офицеров-хроноразведчиков, накопивших достаточно кредиток, чтобы, наконец, купить дом на побережье в одной из земных колоний. Но, увы, оказалось роковым для всех троих…
Нет ― четверых. Кто мог подумать, что у пары, почти двадцать лет безуспешно пытавшейся завести «наследника», вдруг «всё получится» в самое неподходящее время. Счастье привалило там, где инструкцией подобное чудо не предусмотрено, более того ― строжайше запрещено…
Гала сразу же заявила, что оставит ребёнка, и Жак не посмел ей возражать, а потому в штаб экспедиции докладывать о «внештатной ситуации» не стали. Девочка родилась здоровой и сразу же начала создавать проблемы, прежде всего, как ни странно это прозвучит, цветом своих волос и глаз. Ещё бы ― единственное в своём роде белокурое голубоглазое создание на фоне смуглых темноволосых местных жителей привлекало к себе слишком много внимания, вызывая недоумение и страхи…
Думаю, появление прекрасной блондинки у супружеской пары кареглазых южан с одного из тропических островов Старой Земли, словно рождённых под этим огромным палящим солнцем, было или неудачной шуткой природы, или имело более прозаическое объяснение. Но я ни разу не слышал, чтобы Жак упрекал жену в неверности ― оба родителя обожали долгожданное чадо…
Казалось, что уж проще ― покрасить золотые локоны, и проблема решена, но всё в этом полном суеверий, далёком от цивилизации мире пошло не так. Попытка замаскировать внешность дочери с помощью красок из местных растений с треском провалилась ― кожа покрылась гнойными волдырями, чуть не погубившими ребёнка, и от этой затеи пришлось отказаться.
Как только Миси начала уверенно ходить, стало невозможно прятать её «особенность» под расписным платком ― согласно местным обычаям, до двенадцати лет дети не должны были закрывать волосы. Нам приходилось всё время переезжать с места на место, скрывая малышку от посторонних глаз, что очень сильно мешало работе…
В конце концов, намучившись, «старшие» приняли трудное решение свернуть экспедицию и вернуться на Родину, но было уже поздно. Слухи о «чудесном ребёнке», якобы приносящем удачу и богатство, взбудоражили людей, и одна из многочисленных, борющихся за власть «армий», а, по сути, банд головорезов попыталась выкрасть Миси. Наш дом в небольшом городке был разрушен и сожжён дотла, а вместе с ним в огне погибло всё научное оборудование. Связь с руководством была потеряна…
Спасаясь, членам экспедиции пришлось бежать в малонаселённые горные районы, с трудом выживая в окружении неприветливых, косо посматривавших на чужаков аборигенов. И всё, что нам оставалось ― слабеющая с каждым днём надежда, что помощь рано или поздно придёт. Благодаря большому опыту разведчиков мы продержались в этом кошмаре три долгих года, показавшихся избалованному благами цивилизации подростку бесконечными и невыносимыми.
Собирая хворост в заснеженном лесу или оттирая заплёванные полы в паршивой забегаловке, попутно отбиваясь от недвусмысленных предложений пьяных идиотов, бывшая «звезда Академии» и «надежда нации», как когда-то называли меня в прессе, вытирала разбитый в очередной драке нос рукавом застиранной рубахи, мысленно изобретая всё новые жестокие наказания своим обидчикам. И, прежде всего, тем двоим, поставившим личные интересы выше научной работы, обрёкшим экспедицию на провал и, как я тогда считал, сломавшим мне жизнь.
Отправляясь на своё первое задание, наивный мальчик мечтал, вернувшись домой через два года, пополнить академическую энциклопедию статьями о языках, культуре и традициях народов далёкой планеты. Самый молодой академик Содружества Эрни Майн ― звучало так заманчиво… А в результате из меня получился худой, неуверенный в себе подросток, готовый на любую, даже самую грязную работу, обречённый ежедневно бороться за жизнь на этой забытой богом земле….
Как бы я ни ненавидел «старших товарищей», считая их причиной своих бед, на Миси это чувство не распространялось. Напротив, она была единственным светлым лучиком в окутавшем меня мраке. Малышка, вынужденная всё время прятаться, и нелюдимый подросток сблизились, потому что оба были несчастны…
В то время казалось, что хуже уже быть не может, но вскоре жизнь преподнесла гордецу очередной урок, доказав, что не стоило так опрометчиво жаловаться на судьбу. На самом деле, Гала и Жак защищали нас изо всех сил, благодаря им у семьи была пусть и дырявая, но крыша над головой. Однажды погожим весенним днём эти двое отправились в горы собирать какие-то целебные корешки, стоившие на местном рынке баснословно дорого, и… не вернулись назад ни через день, ни через месяц.
Так мы с Миси остались вдвоём, только тогда я в полной мере осознал значение слов ― полная безысходность и отчаяние. Это был самый трудный отрезок в моей недолгой жизни, быстро превративший «страдающего» эгоистичного подростка в мужчину. Теперь мне не на кого было рассчитывать, пришлось заботиться и о себе, и о Миси. Видит бог, я старался изо всех сил, и вот чем это закончилось ― пряча лица за платками, мы брели среди таких же несчастных в ближайший город, надеясь хотя бы там не умереть с голоду…
Поправив всё время сползавшую со спины задремавшую «сестрёнку», облизал пересохшие губы ― пить хотелось неимоверно, но воды оставалось слишком мало. Шедший рядом крестьянин рассказал, что колодец, до которого было ещё полдня пути, может оказаться пуст ― зимой почти не выпало снега, а дожди этим летом не баловали засушливую каменистую равнину. Приходилось экономить остатки солоноватой влаги в заметно отощавшем, доставшемся мне в наследство от Жака бурдюке.
Неожиданно люди впереди нас остановились, и, видя, что они усаживаются на траву, я последовал их примеру, положив головку спящей Миси себе на колени и прикрыв её худенькое тельце единственным шерстяным одеялом. Голова была пуста, как, впрочем, и желудок. Прислушавшись к его голодному бурчанию, наконец решился доесть надкусанную с утра лепёшку ― иначе до города маленькая «семья» могла и не дойти…
Неудивительно, что после пусть и не сытного обеда глаза слипались ― вторые сутки спал урывками, боясь отстать или быть ограбленным своими же попутчиками. Но сил уже не осталось, и как бы я ни уговаривал себя потерпеть ещё немного, измученный организм решил по-своему ― меня затянуло в неглубокий тяжёлый сон…
Было трудно брести по барханам, по колено проваливаясь в вязкий и почему-то очень холодный песок. Ноги застревали в нём, и каждый шаг давался с трудом, но я знал ― надо идти, потому что впереди маячила, расплываясь и дрожа, тоненькая фигурка Миси. Она тоже еле переставляла маленькие ножки, всё время оглядываясь, и звала на помощь. Её хрупкий, как звон бьющегося хрустального бокала, голосок едва долетал до меня:
― Эрни, Эрни, на помощь! ― и это пугало даже больше, чем тёмная мужская фигура в балахоне, тащившая малышку за руку ― дело в том, что Миси за свои четыре года ещё не произнесла ни слова…
Внезапно в лицо ударил порывистый ветер, обжигая щёки ворохом колючей ледяной крошки, и, всё ещё не проснувшись и думая, что продолжаю догонять удалявшуюся малышку, я еле открыл словно залитые воском веки: вокруг бушевала метель. Это было неожиданно ― лето едва закончилось, и до настоящих зимних бурь было ещё очень далеко, но бьющие по коже снежные хлопья и почти полное отсутствие видимости окончательно меня разбудили.
Шею обвили маленькие тёплые ручки Миси, и я, быстро стряхнув снег с одежды, прижал названую сестрёнку к груди, стараясь успокоить не только её, но и своё вздрагивающее от страха сердце:
― Тише, тише, Ми… Подумаешь, обыкновенный снег, в это время года в предгорьях такое бывает ― метель долго не продлится, вот увидишь. Через час всё растает, и мы продолжим путь… ― шептал я, в панике целуя носик малышки и одновременно пытаясь сообразить, как теперь поступить.
Где-то совсем рядом раздавались встревоженные голоса и крики людей, но звать на помощь я не стал ― всё равно никому не было до нас дела ― как и пытаться идти куда-то в этой внезапно наступившей белесой мгле. Решил остаться на месте ― лёг на землю, прижав к себе Мисси и накрывшись с головой одеялом, шепча молитву о том, чтобы всё это побыстрее закончилось.
Не знаю, насколько разумным было моё решение… Время тянулось слишком медленно, но, судя по спокойной интонации раздавшегося совсем рядом женского голоса, снегопад закончился. От долгого нахождения в неудобной позе руки и ноги затекли и замёрзли, поэтому я не смог сразу встать, и это, в конце концов, спасло нам жизнь. Внезапно от топота копыт задрожала земля, и мир вокруг наполнился визгом летящих стрел, звоном рассекающих воздух мечей и напрасными стонами молящих о пощаде недавних попутчиков…
Я замер в ужасе, когда совсем близко заржал конь, и женский голос жалобно вскрикнул, запнувшись на полуслове. Мужской гортанный смех перемежался с незнакомыми шипящими звуками, и почему-то не к месту подумалось, что этот своеобразный диалект мне раньше не встречался. Резкий звук опускающегося хлыста заставил «лингвиста-неудачника» замереть, но, к счастью, страшное оружие прошло мимо. Боясь даже дышать, я с надеждой вслушивался в удалявшийся перестук копыт, и только когда в напряжённой тишине смог различить собственное хриплое дыхание, осторожно сбросил засыпанное снегом одеяло с лица и, кривясь от боли, кое-как сел.
В течении нескольких следующих минут я бесстрастно рассматривал утыканные стрелами или безжалостно разрубленные тела крестьян. Видимо, шок не позволял эмоциям проявить себя, и только когда блуждающий взгляд упал на лежавшую у моих ног пожилую женщину, чья спина была до кости рассечена ударом кнута, опомнился, чувствуя, как желудок закручивает тошнота, а рот заполняется противной горечью.
― Они все мертвы, что ли? ― спросил сам себя, вытирая ладонью внезапно вспотевший лоб и с удивлением рассматривая красную влагу на дрожащих пальцах, ― а это ещё что такое? Откуда на руке кровь?
Я отбросил одеяло, осторожно погладив Миси по голове:
― Проснись, Ми! Плохие люди ушли, всё закончилось, малышка… Эй, что это?
Удар кнута, предназначавшийся старой крестьянке, случайно задел спину «сестрёнки», глубоко вспоров нежную детскую кожу. Кровь из раны ещё не успела свернуться, стекая тонкой струйкой и впитываясь в сшитые заботливыми руками матери тёплую сорочку и курточку. Я осторожно тормошил Миси, пытаясь привести в чувство, но, так ничего и не добившись, разрыдался, не зная, что теперь предпринять.
К счастью, растерянность продолжалась недолго, и, вытряхнув на снег свой походный мешок, нашёл несколько флакончиков с самодельными настойками и бинты для перевязки. Гала настояла, чтобы «старший сын» всегда носил их с собой, и сейчас, временно забыв о ненависти, я мысленно благодарил её за предусмотрительность.
Но даже удачная обработка раны и наложение тугой повязки не прибавили мне спокойствия ― Миси не приходила в себя: её дыхание было совсем слабым, а кожа оставалась бледнее первого, уже начинавшего таять снега. В довершении этого кошмара я увидел приближавшуюся тёмную фигуру в свободном балахоне, подозрительно напоминавшую недавний неприятный сон.
И снова запаниковал, лихорадочно разыскивая спрятанный среди тряпья кинжал ― подарок Жака. Чеканные ножны скользили по внезапно взмокшей ладони, и я, пусть и не с первого раза, смог их скинуть, обнажив тёмное с синим отливом лезвие. Опытный разведчик, прекрасно владевший всеми видами оружия, много раз пытался обучить «сына» приёмам работы с клинком, но, злясь на него, безмозглый осёл упорно отказывался тренироваться, заявляя, что я ― не воин, а исследователь, и это его обязанность меня защищать…
Между тем, человек приблизился настолько, что, несмотря на заливавший глаза пот, я смог хорошо его рассмотреть. Тем более, что он, словно почувствовав моё внимание, сбросил на плечи капюшон, подставив ветру молодое гладковыбритое лицо, обрамлённое коротким ёжиком тёмных волос. Оно не пугало, а, напротив, утончённостью черт и спокойным, добродушным выражением напомнило одного знакомого ― буддийского монаха, сокурсника по Академии. Но я всё равно напрягся, прижав к себе Миси и выставив кинжал вперёд.
Человек остановился в шаге от меня, и от грустного взгляда больших карих глаз сразу стало не по себе. Он присел на корточки, тихо сказав:
― Осторожней с ножом, не пораньтесь… У Вас на руках кровь, нужна помощь?
От волнения я, кажется, забыл все слова и только ещё крепче обнял Миси. Незнакомец понимающе кивнул:
― Девочка ранена? Позвольте её осмотреть, моё имя Цэрин, и я неплохо разбираюсь в болезнях…
Тут меня словно прорвало:
― Да кто ты такой, чтобы прикасаться… ― а в голове стукнуло:
― Как он догадался, что Миси ― девочка, и почему такое чувство, что он всё знает?
Цэрин сел на снег, поджав под себя ноги и, сняв с плеча большую тряпичную торбу, стал в ней рыться, бормоча себе под нос. Вскоре в его руках оказалось небольшая коробка, и самозваный «целитель» удовлетворённо кивнул, снова посмотрев на меня укоризненным взглядом обиженной собаки:
― Напрасно теряем время… Давно она без сознания?
Я выронил кинжал, слова слетали с дрожащих губ быстро и сумбурно:
― Недолго… мы прятались, плеть случайно её задела ― не знаю, чем помочь… ― тело внезапно ослабло, а голову повело, и, чтобы не упасть, пришлось вцепиться рукой в торчащие из-под снега пучки высохшей травы.
Глаза беспомощно смотрели, как подскочивший ко мне Цэрин подхватил Миси на руки и, опустившись на колени, стал бережно разматывать наложенные бинты. Головокружение усилилось, и, заваливаясь на спину, я тянул руки, пытаясь то ли забрать «сестрёнку» у незнакомца, то ли ухватиться за тонкие ветви росшего неподалёку чахлого кустарника, чтобы остановить неумолимое падение.
Водоворот беспамятства, покружив, бросил бедолагу в уже знакомый сон, но теперь в нём всё было иначе: я стоял на пыльной равнине, глядя, как огромное багровое солнце поднимается из-за далёких гор, а Цэрин не уходил, а вёл улыбающуюся Миси ко мне. Ветерок трепал её золотистые волосы, развевая концы замотанного вокруг тоненькой шеи платка, а она, разрумянившись, бежала, спотыкаясь, и, то и дело наступая на слишком длинные штанины, весело кричала:
― Слушай, Эрни ― теперь я умею говорить!
Успел подумать:
― Что за бред, быть такого не может, ― когда вдруг маленькие пальчики коснулись моих щёк, нежно их погладив. Но прежде чем ресницы дрогнули, пропуская неяркий свет в расширенные зрачки, я услышал потрескивание веток в огне и почувствовал, как, впитывая тепло, расслабляется напряжённое замёрзшее тело.
Это было похоже на пещеру, потолок которой терялся где-то в вышине, а на серых стенах плясали загадочные силуэты теней, отбрасываемых пламенем жаркого костра. Миси сидела рядом, держа меня за руку, и улыбалась, а подошедший к нам Цэрин довольно произнёс:
― Очнулся наконец, Эрни? Вот и хорошо. Ну и тяжёлый ты, парень, еле дотащил сюда, ― он скорчил Миси смешную гримасу и выразительно потёр поясницу, ― я заварил целебный отвар, сейчас все будем «лечиться». В мешке остались ещё не совсем засохшие лепёшки, так что вставай и присоединяйся…
Он протянул руку, и я машинально за неё ухватился, подтягиваясь. Голова больше не кружилась, но слабость осталась. Малышка прижалась ко мне и, обняв её, спросил Цэрина, разливавшего прозрачную жидкость по глиняным плошкам:
― Почему мы здесь?
Его голос прозвучал разочарованно, словно он ждал совсем другого вопроса:
― Не считаешь, что оставаться рядом с трупами ночью было бы не совсем благоразумно? ― странный парень явно подсмеивался надо мной. По телу пробежала дрожь, стоило только представить, что сейчас творилось на месте нашей последней стоянки ― сражение хищников за лёгкую добычу, рёв и звуки раздираемой человеческой плоти, а ещё ― море крови…
Я сглотнул, чуть не подавившись протянутым куском лепёшки:
― Допустим… Откуда узнал моё имя?
Теперь в глазах Цэрина появился интерес:
― Видел твои документы.
Едва сдерживаемое раздражение тут же выплеснулось наружу:
― А тебя не учили, что некрасиво копаться в чужих вещах?
Его это нисколько не смутило:
― Решил не оставлять кровожадным тварям твоё разбросанные барахло, вдруг ещё пригодится…
Сев напротив, он обаятельно улыбнулся, не спуская с меня внимательных глаз, что ещё больше бесило, и вместо того чтобы поблагодарить его за спасение Миси, несмотря на слабость, я приготовился сцепиться с этим непонятным типом. Но малышка не позволила «братику» совершить очередную глупость ― залезла на колени, жалобно заглянув в глаза, и я промолчал.
Правда, надолго меня не хватило:
― Кто ты такой, Цэрин, и что тебе на самом деле от нас нужно? Думаешь, поверю в «бескорыстную доброту»?
Его подбрасывавшая ветки в огонь рука дрогнула ― похоже, кое-кому удалось задеть невозмутимого лекаря. Он вздохнул, и на этот раз голос «спасителя» прозвучал достаточно жёстко:
― Твоё право… Вот только спрашивать должен я:
― Зачем тебе, человек, понадобился Цэрин? Ведь это ты разыскивал меня все эти годы…
От такой наглости любой бы взбесился:
― Да ты, парень, просто псих! На кой чёрт мне сдался местный придурок ― у самого проблем выше крыши… ― и тут бывшую «звезду Академии» понесло ― я ругался, не стесняясь в выражениях, от души и с большим чувством, и только любопытные глаза Миси, жадно ловившей каждое слово, остановили этот поток брани. Стало стыдно…
Цэрин же расхохотался, громко аплодируя, заставив почувствовать себя клоуном, устроившим публике бесплатное представление ― щёки залило краской, а кулаки сжались…
― Так вот оно что… Выходит, Эрни, старшие товарищи даже не объяснили тебе настоящую цель экспедиции. Занятно…
Он встал и, сцепив руки за спиной, начал неторопливо ходить вдоль стены, напомнив одного знакомого старичка. Удивительно ― человек, ещё минуту назад казавшийся моим ровесником, словно мгновенно постарел ― плечи сгорбились, лицо похудело и осунулось, кожа приобрела сероватый оттенок, под потухшими глазами появились мешки, а волосы ― поседели…
Но голос остался прежним:
― Не понимаю я вас, людей… Как рядом могут уживаться талант, одержимость знаниями, самоотверженность и самопожертвование… с неимоверной жестокостью, жаждой наживы и власти, предательством и стремлением использовать в своих целях даже невинных детей. Ничего святого ― так, кажется, говорят? Разве можно передать такому обществу колоссальные знания и опыт, накопленные другими расами Вселенной? Вы же растащите их на кусочки, продав тому, кто больше заплатит, или используете, чтобы уничтожить несогласных, причём не важно ― похожих на вас или, тем более, непохожих…
Не спорю ― человечество многого достигло, но пока не готово к встрече с нами, так что…
Он поднял голову, но, увидев мои полные ужаса глаза, снова улыбнулся, его лицо помолодело:
― Не хотел пугать тебя, Эрни. Прости, у стариков есть привычка ворчать на молодых… так уж мы устроены. Ты, наверное, даже не понял…
Сам не знаю, зачем вскочил ― тело дрожало, словно в лихорадке, затылок разламывался от боли, а лицо ― полыхало огнём. Мне было очень страшно, но, вместе с тем, чертовски обидно, и я выпалил на одном дыхании:
― Ошибаешься, Цэрин… Молодой, не значит ― глупый. Так вот что они искали, вернее кого ― тебя, а я был просто для прикрытия. Плевать… Ты всё правильно сказал, знаний и опыта человечеству не хватает, нам ещё расти и расти ― но вряд ли Вы сразу стали такими. Что смеёшься, Старший Брат ― можно мне тебя так называть? ― он кивнул, и его глаза весело заблестели, ― а я вот думаю, мы и сами способны справиться с проблемами, обойдёмся без твоих подсказок, господин Всезнайка и Само Совершенство…
Вот так и сказал, а потом только подумал, кусая губы и искоса посматривая на неожиданно обретённого «брата по разуму»:
― Да, дипломат из меня паршивый… Наверное, надо было быть с ним повежливее ― кто знает, во что людям могут обойтись эти необдуманные слова?
Но Цэрин звонко расхохотался, и в его густых волосах исчезла последняя седина, а плечи распрямились. Он неожиданно крепко меня обнял, а я, смутившись и не зная, как себя вести в такой неординарной ситуации, дружески похлопал его по плечу, глупо улыбаясь, чем вызвал у Старшего Брата новый приступ задорного смеха. Миси прыгала вокруг нас, радостно хлопая в ладоши ― ей явно нравилось то, что она видела…
― Давай немножко поболтаем, Эрни, хочу узнать о тебе побольше. Не возражаешь? ― Цэрин усадил меня рядом с собой, наливая в плошку зеленоватый, внешне похожий на чай напиток.
Меня всё ещё трясло от волнения, но страх ушёл, и, невозмутимо прихлёбывая отдававшую свежим сеном жидкость, ответил:
― Можно… Только и к тебе тоже будут вопросы.
Он благосклонно кивнул:
― Спрашивай, поговорим как братья…
Я посмотрел на его ставшее серьёзным лицо и приподнял бровь:
― Ладно, как скажешь, Братишка… Тебе какие девчонки больше нравятся? Мне ― блондинки, ― губы расползались в нахальной ухмылке, пока «чашка» падала из рук растерявшегося Высшего существа, а «самозваный дипломат» прижался губами к золотистым волосам зарумянившейся Миси…
Остаток ночи мы провели за разговорами: никаких мировых проблем или загадок вселенского масштаба, просто двое путников у костра вспоминали детство и юность, делились забавными случаями и страшилками на ночь. Уставшая за день Миси крепко спала на моих руках, не просыпаясь даже от взрывов хохота, когда я травил байки своего дедули-весельчака, а Цэрин изображал в лицах, как раз за разом пытался сдать экзамен строгому преподавателю…
Это был тот случай, когда хотелось, чтобы солнце не торопилось всходить, дав нам ещё немного времени. Но как только в проёме пещеры забрезжили предрассветные сумерки, Цэрин, взяв за руку, вывел меня на равнину. Миси сладко посапывала на плече, а я осматривался по сторонам, ловя пересохшим от ночных разговоров ртом, прохладный утренний воздух:
―Эй, Старший, покажешь короткую дорогу в город?
Он пожал мою руку, покачав головой:
― Нет, пора Младшему Брату возвращаться домой. Стой здесь, через несколько минут вас с Миси заберут твои соотечественники, я отправил им координаты места. Пожалуйста, никому не рассказывай о нашей встрече, это только создаст новые проблемы, и пообещай позаботиться о малышке. Вскоре она заговорит, вот увидишь. Ты единственный, кто у неё остался, береги девочку ― она особенная…
Совсем обнаглев, легонько толкнул его в плечо:
― Само собой, Брат, поверь ― никуда её не отпущу и о тебе ― никому…
Он снова улыбнулся и, обняв, ответил на вопрос, который я так и не решился задать:
― Мы обязательно ещё встретимся, Эрни… А теперь мне пора ― нельзя, чтобы нас видели вместе.
Только собрался сказать:
― Пока… ― но его прозрачный силуэт уже медленно таял в утреннем тумане шагах в пятидесяти от меня. Хмыкнул, почёсывая затылок свободной рукой:
― Ладно… Вот ведь умеет эффектно уйти ― тоже мне, фокусник… ― я тихо засмеялся, любуясь розовым восходом чужого светила над этой суровой, но, как оказалось, полной незабываемых впечатлений землёй…