Хомо Романтикус (Глава 29)

— Вот бы действительно наступила ночь. — пожелал Странник, направляясь к выходу из бара.

— Чисто. — Подставляя пол физиономии уличному освещению, он прятался за прикрытой левой створкой. Как назло участок улицы с баром хорошо освещался. И улица прямая как ученическая линейка — просматривалась в оба конца. Справа тьма метров через пятьсот. Слева т-образный перекресток километра через полтора два. После нескольких часов полутьмы свет воспринимался враждебно.

— Вроде бы никого… — привыкнув к свету Странник высунулся на половину корпуса и еще раз и более внимательно сканировал пространство.

По официальному распорядку сейчас ночь. На самом деле ночь под куполом вечная и как в любом мегаполисе электрическая. Электричество убивает романтику и не способствует мечтам, считал Странник. Хотя для кого как. Зато городские ночи полны реальных предложений и готовы удовлетворить самую невероятную прихоть. Искусственные огни может и не одухотворяют, но точно одурманивают. Лишают здравомыслия расточительным блеском. Сбивают с дороги навязчивыми призывами. Обещая исполнение желаний, заманивают в свои жаркие закутки. Но какие-то они всё-таки приземленные все эти удовольствия. Не так уж много у человека желаний. Гораздо больше желающих заработать на них. Забегаловки и заведеньица словно выстроились в очередь к взалкавшему развлечений клиенту и конкурируют конкурируют, как будто есть смысл для соперничества в грязи. Штук пять ресторанов. Куча баров. Пивнух и кафешек без счета. Несколько ночных клубов. С десяток специализированных магазинчиков с широким ассортиментом — от интима до экстрима. Стоя посреди улицы, испытываешь ощущение что спешащих услужить заведений в городе больше, чем самих горожан… Но, зато есть выбор. Иллюзия на самом деле… Не о такой ночи замечталось вдруг Страннику. Нет, не о такой… О своей… О романтике деревенских ночей пригрезилось на секунду… О жизни в деревне он вспоминал с грустью. И разумеется, с грустью светлой, как безоблачное небо осени. Деревенские дни это непрестанная забота о хлебе насущном, а вот ночи в деревне поистине отдохновение. И это мечты. Полудетские и наивные грезы невинные…

Ну вот что за трехэтажный особняк напротив? «Мужской клуб». Здание клуба претендует на старинный стиль. Под первым впечатлением от его архитектуры, думаешь, вот ведь как мощно и красиво жили в прошлом. Высокое под красным ковром мраморное крыльцо. Массивная деревянная дверь, вся в финтифлюшках созданных якобы искусным резчиком. Но главная и единственная настоящая, а не пластиковая, достопримечательность заведения — вывеска. Произведение искусств. Респектабельный средних лет господин из позапрошлого века заглядывал юной деве в вырез роскошного декольте. Девица делала вид, что смущена, однако, в чем и заключался талант художника, зритель улавливал намерение девушки склониться еще ниже. Раньше подсвеченная гирляндами, вывеска бросалась в глаза, теперь же, словно покрылась плесенью. Без дополнительной подсветки потеряла выгодную цветопередачу в тени барельефа. Да и фонари вдоль тротуара не дотягивали до прежней яркости. Странник, даже не сразу вспомнил, что уже был здесь. Он бывал на этой улице неоднократно во время того отпуска, когда позволил себе немного «погулять». А может и не на этой. Улицы города словно клоны. Ну как же не на этой, а картина!

Лет с десяти он мечтал по ночам. Потихоньку выбирался из дома на лавочку за двором. Дом стоял крайним и прямо под звездами. Асфальт с последним фонарем на окраине села, резко уходил в сторону продолжая свой путь в кромешной тьме, оставляя дом главного ветеринара наедине со степью. В детстве Странник полагал, что если идти по степи несколько дней никуда не сворачивая, то выйдешь на берег моря. Каждый год он собирался проверить гипотезу и осуществить мечту. Но целеустремленности хватало только чтобы взобраться на холм встававший на дороге у путешественника. Холм можно было увидеть в ясную погоду с крыши сарая. Вдруг рассеивалось дальнее марево за которым над плоской как столешница землей вздымалась высокая треугольная тень. Подойдя ближе путешественник замечал, что на вершине холм раздваивался, нацеливая в небеса женскую грудь. Сидя на лавочке, глядя в темноту, мальчик знал, что степь на самом деле седая как океан из-за бесчисленных волосинок ковыля. И волновалась как океан. Волны ходили тенями. Разгоряченная Солнцем пахла она огнем. До горечи в ноздрях и во рту при попытке глубоко ею затянуться. Ночами степь пахла иначе. Словно только с приходом ночной прохлады расцветали травы. Но не аромат разнотравья манил подростка. То что он каждый раз крадучись по дому надеялся застать будило мечту. Если ветер дул с юга мальчик «чувствовал» запах моря. Он взбирался на выгнутую как бочонок лавочку, вставал во весь рост и представлял себя капитаном пиратской шхуны. Он с удовольствием подставлял лицо солоноватому дуновению и с наслаждением дышал, запрокидывал голову, засматривался на крупные звезды, подмигивавшие человечку.