Морока

Боль можно не только ощущать, её можно видеть. Тупая изнуряющая боль ярко-красного света с переходом в оранжевый и жёлтый. От неё качает и тошнит. Она порождает цепкий страх перед движением, потому что не только движение, а даже предпосылка к нему может вызвать боль острую …

… Боль утихла, качание – тоже. Над ней склонилось чьё-то незнакомое лицо. Что-то спрашивает – она не слышит…

… Она открыла глаза. Кто-то незнакомый смотрит на неё. Кажется, он несёт её на руках.

— Куда? – Почему-то спрашивает она и теряет сознание…

Щека начинает странно нагреваться. Слух уловил незнакомые звуки и шелест складок чьего-то платья. Она открывает глаза – яркий свет заставляет снова закрыть их.

— Это звезда. Сейчас я закрою шторы. Три дня подряд дождь шёл и вот – распогодилось. Я сейчас.

Она слышит звонкий девчоночий голос и вспоминает, что у всех землян есть одна общая странность: сколько бы они не пробыли в экспедиции на чужой планете – они никогда не назовут чужую звезду Солнцем и грунт под ногами не станет землёй.

— Вот и всё! Можно смотреть.

Она открывает глаза. На неё смотрит девушка в белом комбинезоне, а помещение напоминает медизолятор.

— Как я сюда попала?

-Серёжа принёс.

Серёжа… Сильные руки несут её. Каждый шаг отзывается тупой болью. Над ней склоняется чьё-то лицо и что-то спрашивает. Она не слышит.

— Послушай, он что: старый или страшный? Почему приходит только тогда, когда я сплю? – Она поправила в вазе принесённые этой ночью цветы, похожие на грибы. Потом нагнулась и понюхала их.

— Днём очень много работы.

— Почему они не пахнут?

— Это шалампейки. Они пахнут только ночью.

— А это правда, что завтра мне разрешат ходить?

— Правда.

-А мой скафандр? Им можно ещё пользоваться?

— В этом нет никакой необходимости.

Завтра она дойдёт вон до той двери. Откроет её и выйдет наружу. Свежий утренний ветер запутается в её волосах, дурманя неизвестными запахами чужой планеты.

… Она открывает глаза и видит его. Он меняет в вазе цветы. Улыбается, разводя руки в оправдательном жесте.

— Эти свежие.

— Уже поздно. Вам нужно отдыхать – завтра вас ждёт работа.

— Завтра ребята справятся без меня. Я буду помогать вам учиться ходить.

Всё осталось позади. Когда на Земле итожат прошлое – называют это Судьбой. Своё прошлое она назвала Нелепость. Нелепый девчоночий вздор однажды повернул её жизненную тропу в космонавтику. Учёба закончилась. Предстояла экспедиция. Почти все её сверстницы вышли замуж, имели детей и считали свою судьбу более-менее удачной. Её отговаривали: «Брось! Пойми – космическая экспедиция это не недели, не месяцы. Это — годы! Это твоё драгоценное время, твоя молодость, которую ты проведёшь в ссылке среди небольшой кучки нелюдимых фанатиков. Они там не то, что женщину – друг друга не замечают!» Она не послушалась и не бросила. Фанатики оказались очень симпатичными людьми, живыми и весёлыми в общении. Она была единственной женщиной в экспедиции и её замечали и берегли, освобождая от ночных вахт и дежурств в выходные дни. Следующая нелепость ждала её впереди, сразу же после удачной посадки на планету. Ей так сильно захотелось выйти на грунт, что фанатики не устояли перед её новым капризом. Оплавленный при посадке грунт вокруг корабля начал остывать и трескаться. Одна из таких трещин оказалась её. Там, на дне, Серёжа её и нашёл. Серёжа…

Заскрипел грунт. Здесь он, почему-то, скрипит, как снег на морозе. Перед ней стоял Сергей:

— Задумалась?

— Немножко.

— Можно я сегодня буду тебя долго провожать?

Он никогда не видел Землю, потому что родился на этой планете в экспедиции землян. Поэтому в его речи частенько встречаются неожиданные и интересные обороты. Он соскучился и не хочет её отпускать – примерно так звучала бы его просьба на Земле.

— Конечно.

Она обхватила его локоть и прижалась к плечу щекой.

— Капроновый ты парень, Серёжка!

— Ты обижаешься?

— Похоже, что да. Тебе нравятся наши отношения? Как, по-твоему, всё это может называться?

— По-моему, на Земле такие отношения называются неплохими.

— На Земле такие отношения называются – морока.

Она потянула его за рукав комбинезона. Он повернулся к ней лицом. Прижимаясь к его холодной щеке, крепко обняла его двумя руками за шею.

— Мне очень плохо без тебя. Очень. Я всё время хочу тебя видеть. Я больше не смогу без тебя, понимаешь? Я, наверное, умру!

— Я тоже уже, наверное, не смогу без тебя.

Он приподнял её над грунтом и закружил.

— А что такое морока? – Спросил он, неожиданно остановившись.

— Морока – это когда в моей голове все мысли заняты тобою и думать о другом или заниматься ещё чем-либо практически невозможно.

Про этого старика слагали легенды. И, если он появлялся на станции – это всегда вызывало глубокий массовый шок. Сказать, что перед ним все трепетали – не сказать о нём ни чего. Его кошмарно боялись и называли между собой Христом. От него и в самом деле ничего нельзя было скрыть. И, хоть он никому не устраивал разносов, все единодушно считали, что на сей раз это обязательно случится.

Он по-стариковски покашлял в кулачок и, потоптавшись немного в дверях, сказал:

— Я к тебе, дочка.

— Садитесь, пожалуйста. Случилось что-нибудь?

— Ты на Землю завтра летишь?

— Да. Постараюсь назад как можно скорее. Хотите передать что-нибудь?

— Да, нет. – Он заёрзал в кресле.

— Ты, вот что – не приезжай назад-то.

«Не приезжай» — Эта фраза пронзила её как копьё, намертво припечатав к полу. Лёгкий озноб, пробежавший по ней вначале, сейчас сковал её ледяным холодом.

— Почему? – Её удивило, что она слышит свой голос.

— Я про Серёжу. – Он снова заёрзал в кресле, стараясь не смотреть ей в глаза.

— Робот он, понимаешь? Вот этими руками я его собирал. – Он протянул к ней старые, в узловатых прожилках руки.

— Здесь мало кто знает об этом. Только те, кто помогал мне тогда. А на станции его приняли как человека. Да ты сама видела, какой он. Вот мы и молчали, не хотели с толку сбивать. Ты, вот ещё что, дочка, скажи ему как-нибудь, чтоб не ждал тебя. Пусть забудет. Так оно для всех лучше будет.

Два дня Серёжа не работал. Сначала ходил из кабинета в кабинет, а потом исчез. Его нашли в лаборатории скорчившимся в углу с обхваченной руками головой, без каких-либо признаков жизни. Вызванные сюда в срочном порядке люди из окружения Старика пытались найти причину отказа такой, до сих пор, надёжной машины. Когда заданной цели достигнуть не удалось, было принято решение переправить его в Центр.

Ощущение собственного тела медленно возвращалось из небытия. Он понял, что лежит на боку и с трудом открыл глаза. За окном яркой россыпью светились звёзды. Ночь. Ощутился незнакомый тонкий цветочный запах. Взгляд обнаружил прямо перед собой на прикроватной тумбочке странный предмет. Он был похож на цилиндр, из которого торчало в разные стороны неизвестное растение с мелким неказистыми цветочками. Запах исходил именно из этого места. Непривычной слабостью отозвалась рука, и он протянул её в сторону тумбочки.

— Это фиалки. Они тоже пахнут только ночью… на Земле. – За его спиной прозвучал знакомый голос с нотками заметного беспокойства.