Хороший был бы кадр...

— Иди-ка сюда, всего один снимочек! Я альбом сделаю! Деревья у вас очень красивые. И ручьи. И мох ваш тоже мягкий. Ну пожа-алуйста, ну совушка! – причитала Ирвин, балансируя на цыпочках перед совиным дуплом – в нем виднелись лишь голубые вопрошающие глаза птицы. Девушка слегка обиделась и опустила камеру:
— Я серьёзно же… и песни ваши замечательные!
— Замечательные? Ты правда так считаешь?..
Внезапный, но мягкий голос лавировал между деревьями, расслаиваясь в звучное, доброе эхо. Он исходил отовсюду и ниоткуда. Ирвин замерла, а сова испуганно моргнула и отвернулась.
Девушка знала, что лес ей ничего не сделает, но этот голос. Он будто пытался что-то забрать у нее, отбирал сильной, грубой добротой. Из-за этой доброты случайно сёрлась грань между «отдай мне, пожалуйста» и «отдай или умри».
За деревьями, откуда шел голос, текла мгла, мрак, тень, туман, слышались всплески воды… Всё это поставило точку где-то глубоко внутри Ирвин: вот, почему в этот день перестал пахнуть камень. Потому что она должна была прийти сюда – к озеру из легенды.
Сосны замелькали перед бегущей Ирвин — одна спешно сменялась другой. Но вот, наконец, оно. Озеро.
Оно, всюду окруженное лесом, переливалось в уходящем имбирном солнце. Тихонько, плавно переходя из шума воды в голос, ввысь вдруг устремилась песня. Зачарованная Ирвин опустила камеру на грудь и замерла. В уши ей ворвался едко-сладкий голос юношеский голос, который она уже не в состоянии забыть. Она подошла в воде на шаг ближе. Еще. И еще! Студёная вода проникла в ботинки, но девушка не заметила.
— Отдай мне то, что моё по праву. Ты его нашла, а теперь – отдай.
Ирвин моргнула.
Перед ней, как на ладони, расстилалось местами зацветшее озеро, а в его середине торчал валун. На этом камне пепельного цвета грациозно восседал юноша-русал: серые волосы струились по бледной коже, оттеняя яркую сине-фиолетовую чешую хвоста, а на его голове криво лежал венок из рябины и ромашек, будто корона. Русал повёл плечом, как утром перед окном сделала Ирвин, и медленно махнул хвостом. Юноша не открывал рта, но хрустальная песнь лилась, беспрепятственно врываясь в сердце девушки. Она приподняла бровь и крикнула:
— Постой, ты – тот самый утопленник?! Да ладно!
Песнь оборвалась так резко, будто Ирвин вмиг оглохла. Девушка быстренько схватилась за фотоаппарат и навела его на русала. Даже с берега она слышала, как он охнул, а камера успела запечатлеть лишь хвост и миллионы фиолетовых брызг.
— Ты что делаешь, девица! Я тебе не диковинная рыба и не… что это вообще значит?!
Из воды близ валуна показались нахмуренные глаза, а по водной глади расплылись серебристые волосы.
— Вот же, хороший был бы кадр… — прошептала Ирвин, грустно вглядываясь в размытую фотографию хвоста.
— Что?! Сама ты кадр. Совсем ополоумели…
Русал обиженно скрылся под водой и утёр там глаза рукой. Что за народ пошел нынче…
— Постой! Куда ты? – девушка резво прочапала еще дальше в воду, вымочив колени, — Вот, тут еще один валун есть, поближе… Ты же хотел у меня что-то забрать?
Русалочье сердце что-то кольнуло. Больно! Эта девица что, не боится его? Как раз кстати, ведь юноша мог бы сейчас просто утащить ее под воду, но он не был слишком жесток. А так, может, его песнь подействует на более близком расстоянии?
Ирвин стала оглядывать воду через объектив камеры, но ничего и никого нигде не было. Вздохнув, она отошла на берег и уселась на бревно.
— Ботинки жалко. Расслоятся же, и так старые. А вам – русалам – хорошо, обувь не нужна совсем.
— Ты права, — выдохнули ей в ухо.
Девушка вздрогнула и обернулась: русал опасливо выглядывал из-за прибрежного валуна, на который она опиралась спиной. Пальцы его крепко вцепились в камень, а брови всё еще были сведены.
Тут песнь зазвучала вновь. Чистые ноты, пробирая до костей, как холод, стремились заполнить собой весь девичий разум, поглотить с головой, после чего ударить о воду. Только ничего этого не случилось.
— Красиво, да. Но фальшивишь, я думаю.
Очень интересные были у юноши брови, такие выразительно-серебристые. Сейчас они взметнулись вверх, а зеленые глаза округлились.
— Да чьего лешего?! С какого момента песни не действуют!
Ирвин изумилась чувствительности юноши. Похоже, он не хотел ее топить, ведь сделал бы это сразу. Интересненько.
— Чего-то ты хотел у меня забрать, а? – намекнула она, незаметно потянувшись к камере.
Русал тут же выпалил, привстав на руках:
— Хотел! Только убери эту свою убийственную машину, будь добра. Я сказал, убери.
Может дивные песни его больше и не работали, но настаивать он всё равно умел – Ирвин вздрогнула и тотчас оторвала руку от камеры.