Глава 3. (Глава 3)

Чем такое можно сделать?! Здесь явно что-то бесконтактное — не заходили же таинственные убийцы непосредственно во все эти дома?!
Что же это за хитрый, и не оставляющий видимых следов на теле, способ?!
Излучение? Инфраволны? Ультразвук?
Ладно, обдумывать всё можно и потом. Сейчас же главное — замести следы.
Вспомнив все уроки, и поднапрягши воображение, Леонид уничтожил все следы своих запросов и «несанкционированных доступов в Систему». Подумал. Уничтожил и все следы своего дежурного сервера. Стёр свой последний псевдоним в Одноклассниках. Отключился от Сети.
Долго глядел на флэшку, лежавшую на ладони.
Он никак не мог отделаться от ощущения, что она — опасней гремучей змеи.
Вот он идиот! Редкостный. Сам подписал себе практически смертный приговор!
Ведь ясно — что это не действия отдельных «террористов». А «внутренняя» политика – именно Государства. Проводимая явно систематически. И продуманно.
Ни у кого другого на такое не хватит «компетентности». И способов. И средств.
Если Службы контрразведки узнают, что он получил в свои руки доказательства…
Да, это – доказательства.
Доказательства проведения массовых убийств!
Зачисток! Избавления от непродуктивных стариков и пенсионеров! Всех тех, кто не работает, и тянет с Государства средства, ничего не отдавая взамен!
И он, как Статистик, может с лёгкостью доказать это! Если останется жив.
И что ему, чёрт задери его любопытный нос, теперь с этой «бомбой» делать?!
Ну, верней, что делать-то в общих чертах понятно… Для начала — хотя бы подстраховаться.
Так, сколько тут у него? Сорок восемь гигов. То есть, если скидывать брату в почту, с обычной скоростью займёт… Н-да, в Нарвегии — почти сутки. Пропускная способность — или снижена специально… Или и правда линии дохленькие. И через модем на лаптопе — не быстрей. Ладно, тогда хотя бы — главное…
Он снова всё включил, и вышел в Сеть. Под псевдонимом.
Теперь — работать!
Так быстро пальцы не летали над клавиатурой даже в молодости, когда он специально пробирался с портативным чемоданчиком на «пятьдесят метров» к гостинице «Пеллерман», чтобы «нахаляву» скачать через их «дармовой» вайфай новинки игр и фильмы…
Ну, вот это и это — нужно в первую очередь. Всё, пересылка начата.
А ещё ему нужно послать письмо — и не просто Письмо…
Ругаясь на себя, он работал – только бы не отключился и-нет!.. Ф-ф-у-у…
Вроде, всё.
А, нет, не всё – теперь – материальная, так сказать, база.
Взломав (Аккуратно расковыривать – некогда!) молотком пятую слева — она же вторая снизу плитку кафеля в стене туалета, он вытащил из тайника всё, что там хранилось.
Не густо. Восемьсот «зелёных». Пистолет. Настоящий ТТ. Две обоймы. Глушитель. На Столичной барахолке можно было пятнадцать-двадцать лет назад, в короткий период «рыночной экономики», купить не то что старинную, уведённую с военных складов «пушку», а и настоящую пушку. Или пулемёт… А автоматы — чуть ли не ящиками.
Ещё один фальшивый пропуск на чужое имя. Ещё две флэшки, куда он скинул всё, что проходило через его руки на работе год назад. То есть, все засекреченные данные по подлинной и поддельной статистике. Вся правда о фактическом положении в Стране «Великих Возможностей и Грандиозного Светлого Будущего».
Нет, он знал, разумеется, что рано или поздно настанет такой момент, когда ему, поджав хвост, придётся проситься под крылышко к Старшему брату…
Но всё оттягивал этот момент. Хотел доказать, что самостоятельный. Может сам себя обеспечить. И выжить даже в Нарвегии. Ну вот и доказал.
Что — не может.
Интересно, сколько у него есть времени? Из разговоров всё с тем же знакомым СНБ-шником (Если бы тот не учился три года с ним в одном классе, и не приходил каждые пять лет на встречи с выпускниками, и не столь любил «расслабиться», не узнал бы Леонид и этого — Силовые Структуры свято чтили закон неразглашения профессиональных тайн простым смертным!) он отлично знал, что у них есть не только Цензура и Комиссия по проверке благонадёжности.
Есть ещё секретный подотдел Надзора, занимающий весь нижний этаж огромного здания СНБ, и занимающийся только обработкой переписки, и информации, поступающей на частные компьютеры. А этаж над ними — занимается прослушкой международных телефонных переговоров. А ещё два здания — прослушкой переговоров внутри страны Всеобщего Благоденствия и Великого Будущего.
И наверняка есть спутник, позволяющий отслеживать местонахождение любого телефона. То есть — его абонента.
Интересно, как скоро его вычислят? Сколько времени у него есть?
Будем рассуждать логически. Вот, час назад он получил все «свои» данные. Те же данные автоматически зафиксировались на следящем сервере. Но — их должны ещё расшифровать. И догадаться, что они — опасны для Государства! Для этого нужен Аналитик. Примерно такой же, как он. А такие аналитики обычно приходят на работу к девяти. И работают стандартный рабочий день — явно обрабатывая то, что записалось ночью.
Нужно (Ну, чтобы выжить!) исходить из худшего варианта — его раскроют почти сразу. То есть — уже утром. Теперь колесо Бюрократии должно катиться дальше: о нарушителе нужно или подать рапорт, или сходить на доклад к начальству. То есть — ещё время. Начальство должно что-то решить, и запросить сверху разрешения на активные действия — вот ещё время. Не слишком большое, к сожалению. Но «инерции исполнения» не может не быть и там, в СНБ… Это должно помочь ему.
Встав посреди комнаты, он обвёл её медленным взглядом. Словно видел впервые.
Сейчас он уйдёт отсюда. И, быть может, (Да нет, не «может», а – почти наверняка!) никогда больше не вернётся… Жаль ему?
Да, чёрт его возьми, жаль.
После ухода от него Марины ему тоже было жаль. Это – если мягко говорить. Вот и сейчас…
Словно отрываешь, отрубаешь с кровью часть себя! Или — оно само отрывается, оставляя в душе пустоту и щемящее чувство утраты. Но с другой стороны…
С другой стороны, он чувствовал, давно предвидел, что так не может продолжаться всегда. Люди — не страусы, чтобы вечно прятать головы в песок. Страус тоже может…
Лягнуть!
Вот и пришёл момент, который он неосознанно предвидел ещё тогда, когда отказался уехать с братом. Ему чем-то импонировало остаться здесь, как бы сторонним наблюдателем, почти «агентом» чужой разведки. Законсервированным, и с надёжной «Легендой».
Ещё бы не надежной! Родился же здесь!..
И вот пришло время. Когда он может «лягнуть». Насолить «любимой» стране так, как никто. И приступить к «эвакуации» — он добыл то, к чему бессознательно стремился все эти годы. Доказательства того, что Правительство его страны совершает чудовищное преступление. Массовое убийство. Вот так, цинично и запросто, убивает граждан, которые стали бесполезны — отработанный материал!.. Стариков!
Недвусмысленно как бы говоря, что старики и пенсионеры этому чёртовому Государству – не нужны! Они — обуза! Для Бюджета.
Да, это — факт. Что их именно – убивают. Факт, ничем не сомнительней газовых камер и печей Освенцима, где сжигали других «неугодных».
Но не убивать же пенсионеров только за то, что уже не могут трудиться?!
А если бы получилось донести эти сведения до Международной Общественности, может, удалось бы что-нибудь изменить? Сделать жизнь людей его Страны легче, лучше
Убрать, пусть даже с введением «ограниченного контингента», как было в Ираке, на территорию Страны войск, стоящее у власти кровожадное и алчное Руководство?
Или это – «не патриотично» — такого желать?!
Дудки! Пусть вводят хоть чёрта лысого в Страну — будь то ООН, или — БША… У него в руках — доказательства! Ведь что это, как не Преступление перед Человечеством?!
Садзама судили за почти то же самое. И Потпота…
Но Садзам хотя бы не трогал беспомощных стариков! А убивал только оппозиционеров! Врагов. Реальных и потенциальных. А тут!..
Вытащив из шкафа чёрную спортивную сумку, Леонид начал быстро собираться.
Свой «навороченный» (Пришлось-таки купить: нельзя же «терять лицо» — вот, дань условностям! — перед коллегами!) мобильник он оставил прямо на столе.
На работу Леонид приехал даже чуть пораньше обычного.
Планёрка прошла стандартно. А вот то, что последовало дальше, несколько отличалось от его традиционных ежедневных действий.
С деловым видом Леонид прошёл по всем коллегам своего, и двух соседних отделов, и занял у каждого столько наличности, сколько те могли выдать под его честные глаза. А точнее – сколько у кого нашлось.
Затем подошёл к двери Шефа. Он знал, что когда у того нет дел, шеф режется в виртуальный покер, хоть и никогда никому об этом не говорит. Вот: десять тридцать. Самое время.
Леонид вежливо постучал. После некоторой заминки ему предложили войти.
Скривив рот налево, и сунув за щеку язык, Леонид бочком вплыл в огромный, и по-деловому обставленный кабинет. Здесь, понятное дело, был и шестнадцатиядерный последний «Пентуум», и шкаф с файловыми папками, и монументальный старинный сейф из пятимиллиметрового железа… Плюс огромный полированный стол. На котором шеф не столько проводил совещания, сколько занимался «экзотикой» с Дильфузочкой…
— Я слушаю вас, Леонид Александрович. — шеф успел вывести себе на экран какой-то график, и лучился самодовольством — точно, выигрывал! Значит, можно.
— Хуснутдин Хайруллаевич! — стараясь выговаривать слова не слишком чётко, Леонид морщился, — Очень разболелся зуб! Можно я сейчас, до обеда, сбегаю в поликлинику, выдерну — а после обеда всё подгоню?
Шеф сделал глубокомысленное лицо. Будто думал. Думал он, как же… Леонид-то знал, что сидящий в удобном дорогом кресле Чиновник — просто стрелочник высокого ранга. И если что — все шишки через него посыплются на Леонида и всех тех, кто реально работает, а не играет в бюрократическую чехарду Справками, Отчётами и Докладными.
— Хорошо, Леонид Александрович, я не возражаю. — шеф слегка кивнул.
Отлично. Пора упятиться.
— Спасибо, Хуснутдин Хайруллаевич! – традиционный кивок-поклон, и Леонид задом вперед выскользнул за дверь, мягко прикрыв её за собой.
Предупредив коллег, что отпросился лечить зуб, и выслушав кучу сочувствий и «ценных» советов, Леонид рассовал по карманам то, что считал необходимым, и отчалил.
Он знал, что вряд ли когда вернётся и на это «рабочее место», как и вряд ли увидит кого из «своих». Но даже не оглянулся, уходя. Лицемерия и ханжества он, конечно, здесь навидался… А разве в других местах хоть что-то было по-другому?!
«Бизнес-журнал» он купил в киоске на остановке автобуса.
Не торопясь просмотрел его здесь же, на аккуратной скамеечке. Обвёл ручкой пару-тройку телефонных номеров. Прошёл к остановке метро.
Здесь всегда дежурило несколько дармоедов, предоставляющих свои телефоны всем, кто по каким-то причинам не мог звонить со своих… Десять центов за минуту.
— Здравствуйте. Я по объявлению… — первый звонок результатов не дал. Жильё — в пригороде, у чёрта на куличках. Второй — тоже. Слишком дорого.
Лишь четвёртый маклер предложил Леониду то, что, возможно, подошло бы. Условились о встрече через час.
Да, жильё оказалось подходящим. Пусть одна комната, и унитаз со смывом из ведра. Зато — близко к станции метро, (не больше пяти минут пешком) и, главное — в соседнем микрорайоне.
Здесь-то его никто не догадается искать. Будут думать, что он, как напуганный идиот, постарается удрать от старого гнезда на другой конец города… Или вообще — в пригород.
Фальшивое удостоверение служащего Налоговой пригодилось. Отдав задаток, он проводил маклершу — хитрущую и прожженнейшую дородную женщину лет сорока пяти, с огромным количеством косметики на лице, и бриллиантовыми серёжками и перстнем с камнем в добрый карат. (Ну, как же — иначе уважать не будут!)
Заперев дверь, Леонид повертел в руке ключи.
Два замка. Маловато, конечно. И то, что он снимает квартиру на месяц, не может не вызвать подозрений. Впрочем — это обычная практика Чиновников, подыскивающих местечко для внебрачных связей… Он поэтому специально попристальней изучал кровать, и даже проверил — не скрипит ли, и спросил про соседей снизу.
Будем надеяться, правдоподобно навесил «девушке» раскидистую лапшу…
Газ здесь горел слабо. Чтобы вскипятить воду в маленькой кастрюльке, любезно предоставляемой в его неограниченное пользование, ушло минут двадцать. Леонид заварил «Жортон», и съел его с батоном, который принёс в дипломате. Посмотрел в оба окна. Конечно, не бог весть что: вид с третьего этажа совершенно не то, что с седьмого!..
Он глянул на часы. Время есть. Снял и аккуратно развесил на еле живом стуле свой рабочий (Следовательно — самый лучший!) костюм. Лёг в постель, накрылся до пояса. Честно попытался уснуть.
Чёрта с два!.. Мысли упорно лезли в голову. Нехорошие мысли.
А больше всего он не уставал удивляться сам себе — за каким …ем он ввязался во всё это?!
Чего он рассчитывает добиться тем, что украл явно засекреченные сведения о предположительных массовых убийствах, и кому он может передать их реально?! Кого они заинтересуют?!
Он что, всерьёз надеется, что даже если принесёт всё нарытое в Посольство всё тех же БША, и с пеной у рта докажет свои гипотезы, то те сразу…
Что?! Введут войска? Притянут к ответу шайку воров, грабящих и убивающих свой же народ?! Сместят эту шайку, и поставят другую, лояльную к себе?.. Более… Человечную?
Ведь ясно — вмешательство во внутреннюю политику сейчас как никогда затруднено — хотя бы из-за того же напряжения в мире. Кажется — только брось спичку, и страны, обзаведшиеся страховочкой в виде ядерного и бактериологического оружия поспешат воспользоваться!
Вопя на весь «цивилизованный» мир о «нарушениях их суверенитета, Законов Международного Права, и Прав граждан!..»
С другой стороны, сейчас — ему предоставился уникальный… Да что там — уникальнейший! — шанс всадить горячо любимому Правительству «Всеобщего будущего Процветания» нож в спину.
И если он этого не сделает -этого не сделает никто. И Люди всё так же будут продолжать гибнуть. Ни за что. Просто потому, что они — отработавший материал, не приносящий пользы родной стране. А наоборот — «сосущий», словно пиявка, соки из Бюджета. Если прикинуть…
Ну, скажем, по данным всё тех же Социологических исследований, пенсионеров — тридцать-тридцать три процента. Это в масштабах немаленького населения — десять-двенадцать миллионов. По сто (Условно!) зелёных в месяц каждому…Ого!
Да, та ещё дыра в Бюджете.
Это, если, скажем, убивать в день хотя бы по сто… Аон видел, что иногда — и гораздо больше! — получится… Тридцать тысяч человек каждый месяц.
Это — новых. А с учётом тех, что убиты полгода назад… Простейшая геометрическая прогрессия. Шесть факториал… Э-э… Сто восемьдесят плюс сто пятьдесят, плюс… Через месяц получится шестьсот тысяч. Ещё через два — миллион. А сколько — за два-три-четыре года?!
Так. Через каких-то два года — до десяти процентов экономии для Бюджета.
А сколько невинных людей к тому времени будут… убиты?! Половина всех, кому за шестьдесят? Две трети?..
Леонид вдруг понял, что для него сейчас все эти несчастные, но безликие пенсионеры ровно ничего не значат. Совсем. Они — лишь абстрактные цифры в ведомостях и отчётах. И они, и все их поражённые горем родственники — пешки.
Вот!
Классическая позиция Чиновника. Бюрократа. Но — принимающего Решения!
Пока нет личной связи, личного контакта, все эти чужие и, возможно, вредные, истеричные, занудные и больные люди — просто цифры на бумажках. Они — «расходуемый материал»!
И терзаний, или мук совести ни у кого не вызовут. Тем более, что, судя по-всему, об этом, кроме самых Высших Бюрократов никто ничего не знает. Ну, кроме конкретных исполнителей…
Точно!.. Подходить к проблеме можно и с другого конца! Но как вычислить этих самых конкретных исполнителей?! Может, если удалось бы таковых выявить, отловить и допросить, как положено, все детали и выяснились бы?..
Впрочем, как их выявить? И отловить? Ведь он — не учёный. И даже не техник. Он чертовски плохо представляет себе, с помощью каких средств техники или биологии можно вот так убивать людей — убивать без всяких следов, столь искусно имитируя «естественные причины».
Вот для этого он и должен добраться до Чурессии. До брата.
Брат — Главный инженер. На закрытом военном заводе. Работа жутко ответственная. И засекреченная — дальше некуда. И если даже сам не сообразит, в чём тут дело — направит к нужным специалистам!..
К третьему часу ворочания и самоедства Леонид и сам не заметил, как заснул.
Проснулся уже в сумерках.
Прошёл в ванную, умылся. Прополоскал рот. Н-да. Ну и морда глядит из старенького зеркала — типичный террорист. Ну, или мечтающий таковым стать. Сейчас мы этот образ подправим.
Он достал из своего пакета коробочку. Нарисовал себе – вернее, закрасил — проросшие усы. И бородку подо ртом.
Остальное нужное оборудование рассовал по карманам. Всё моё, так сказать, ношу с собой.
Нет, не то, чтобы он действительно собирался стрелять, но… Если дойдёт до этого — придется отстреливаться. А последняя из пуль — себе. Слишком хорошо он знает методы СНБ-шников.
Ему не выдержать пыток. Поэтому — лучше не доводить. Впрочем, на что ему мозги? Неужели — не сможет закончить начатое?
Немного не доходя своего микрорайона, он постарался «вжиться в образ» — стал припадать на левую ногу, и согнулся. Ага — вот как раз подходящий кандидат.
В другое время Леонид побоялся бы даже подойти к такому: а ну — как позовёт своих собутыльников-подельщиков. Судя по матюгам, играющим в карты здесь же, на первом этаже, в квартире, где когда-то был салон проката свадебных платьев, а сейчас заколоченная фанерой, которую подростки отодрали, «малина»… Такие подростки — все беспредельщики. С десятками приводов. Им-то терять точно нечего.
Пацан лет четырнадцати курил, выйдя из дырки наружу, старательно высасывая из дешевой сигареты последние крохи табака. Явно — не из богатеньких. Уж те, кто может похвастаться состоятельным папашей, не скрываются, когда курят, или пьют. И по дырам не прячутся. А ездят на отцовском авто, ещё подмигивая и сигналя девочкам, и поплёвывая в окно.
— Э-э… Молодой человек! — Леонид изобразил хрипотцу и усталость в голосе, — Вы не хотели бы помочь мне… И заодно заработать пару долларов?
Магические слова заинтересовали мальчишку — когда он подошёл, стало видно, что ему не больше тринадцати. Но держался насторожённо — видать, учёный. Обжигался.
— Чего вам, отец?.. — грим сделал Леонида если не совсем неузнаваемым, то явно старше своих лет. С другой стороны, в тринадцать лет — что сорок, что шестьдесят: абсолютно всё равно. Для мальчишки он — старик, — Какие… пара долларов?
— Да вот эти самые — Леонид уже шуршал, не выпуская, впрочем, из руки, вожделенные бумажки, показав, что это – не дешёвая подделка или ксерокопия, как иногда прикалывались и более солидные «господа», — Одну сейчас, а вторую — потом. Когда поможешь.
Он специально встал под светом из какой-то квартиры, чтобы пацан убедился, что не шутит. Блеск, загоревшийся в глазах подростка сказал ему, что предложение его… Заинтересовало.
— Чего делать-то надо?.. — в голосе всё ещё настороженность. Нельзя мальчишку за неё винить… С другой стороны, как бы не обернулось, ему-то практически ничего не грозит. На «сообщника» и «пособника» никак не тянет. Так, очередной лох… И в СНБ это быстро поймут.
Если они уже там.
— У меня нога… Вот — только сегодня гипс сняли, — Леонид покрутил ногой, словно и впрямь там должны были оставаться следы этого самого гипса, — Ходить ни фига не могу, а уж по лестницам!.. Так ты не смог бы сбегать ко мне на седьмой этаж, и притащить мобильник?.. Я оставил его на столе, а там — важные номера в записной книжке. Мне для работы надо. А лифт у нас – как всегда…
— А… Чего ты сам не идёшь? — мальчишка что-то заподозрил.
— Ты глуховат? — Леонид изобразил, что рассержен, — Или – глуповат? Ладно, я найду другого пацана. Может, ему деньги будут нужнее. Говорю ему, как человеку: нога болит, сломана, а он… Ладно, бывай!.. — он отвернулся, как бы уходя вглубь двора, образованного девятиэтажными коробками. Двинулся к песочнице, освещённой падавшими из окон отсветами.
— Эй, эй… стой. Мужик, подожди. Я принесу. Давай-ка бакс… — Леонид вручил просимое.
Пацан придирчиво изучил запрещённую официально, и пользующуюся неограниченным хождением неофициально, валюту. Хмыкнул. Буркнул «Порядок, нормальная»… После чего потребовал инструкций. Леонид снял с брелка ключи:
— Смотри: этот — от нижнего замка. Этот — от среднего. Вот этот здоровый — верхний. Каждый — два оборота против часовой. Как зайдёшь — выключатель справа. Телефон — в комнате, на столе. И там же — его зарядка. Да не забудь, уходя, дверь-то как следует запереть — она у меня на сигнализации. Если замки будут открыты дольше трёх минут — понаедут ленты!.. А они нам нужны? Вот именно…
О том, что юный курильщик может обчистить его жильё, оставив дверь незапертой, Леонид подумал в последнюю очередь — дома не осталось ничего, за что бы он переживал. Но если бы он не сказал то, что сказал, пацан мог заподозрить в нём хитрого грабителя, пытающегося стащить чужой мобильник.
— Я подожду прямо в подъезде — ну, давай-давай…
— Э-э… Может помочь вам?.. — в юнце не к месту проснулась вежливость. Он даже приподнял руку.
— Иди уж, сам доковыляю. — Леонид сделал вид, что морщится от боли, — Понял, где? Вон тот подъезд, второй справа, квартира сто семнадцать…
Едва посланец скрылся из глаз за заколоченным киоском несчастного «пункта проката», Леонид весьма шустро проследовал в противоположном направлении: три подозрительных машины в дальнем конце двора, без огней, но с некоторым количеством сидевших внутри людей он заметил почти сразу — как только выглянул из-за двухметровых куч мусора, наваленного на месте снесённых по указанию Горхокимеята частных гаражей.
Уж он-то знал, кто из его соседей где ставит своих «верных коней»! Да и не было ни у кого здесь таких шикарных джипов: «Мэрсов»и «Тойёт»…
Пробежав за наружной стеной короткой девятиэтажки, Леонид осторожно прокрался вдоль торца, и вошёл в тёмный подъезд. На полу, в луже блевотины и мочи, лежал пожилой мужчина в испачканной одежде. Нормально для вечера. Если не заберёт жена — так и будет лежать до утра: никому ни до кого чужого тут, в Нарвегии, дела нет!
Леонид взбежал на шестой этаж — дальше не надо. Тяжело дыша, подобрался к окну подъезда. Стекло здесь имелось, наверное, только при Грущёве — а сейчас отличный обзор окон «бывшей» квартиры ничто не загораживало. Неприятно только, что в лицо сильно дуло.
Ага — он правильно рассчитал время. Пока малец будет возиться с замками, он как раз успеет… Вот загорелся свет. И сразу — в соседнем окне, в спальне!.. Вот в окне мелькнули чьи-то силуэты — и явно не одного человека. А вот и из машин во дворе несколько человек побежали!
Леонид не стал ждать — начал быстро спускаться. Его кроссовки совершенно не шумели. Да и сам он помалкивал. Только снова непривычно сжимала сердце чья-то ледяная рука…
Ну вот он — и вне Закона. Изгой. Враг Страны. Опасный диверсант. Террорист. Каких только ещё ярлыков на него теперь не навесят!.. Доволен он?!..
Довольным он себя не чувствовал. Как не чувствовал и раскаяния. Он знал — такие же, если не более сильные чувства к Аппарату и Силовым структурам испытывают все. И его коллеги, и простые, «низкооплачиваемые слои населения». Точнее говоря — обычные люди. Граждане.
Хотя какие, к чёрту, все они — Граждане!
Граждане — это те, кто свободен. И если работает — будь то на себя, или на Государство! — то и может, в свою очередь, в любой проблеме рассчитывать на его поддержку! Хотя бы в защите своих Прав и Свобод.
А какие права у них?
Платить драконовские налоги?.. Позволять себя обыскивать всегда и везде?.. Совать всем госслужащим — от врача до работника Собеса — вечные взятки, за то, что даже полагалось по «Конституции» — «бесплатным», как это лицемерно писали на дверях каждого Кабинета!.. (А, да: было кое-что, что пока не догадались обложить налогом. Воздух!) Жить в вечном страхе, что в любой момент могут прийти ленты с обыском, нагло подбросить наркоту, и посадить на десять лет с конфискацией, если не можешь откупиться, или нет «покровительственной сильной руки»!..
Нет, Леонид знал, что любви к Властям ни он ни нормальные «граждане» к не испытывают. Да что любви: её уж точно не испытывает к такому абстрактному понятию, как Правительство, никто, и ни в одной из бывших «постсоветских» республик. Как не испытывал никто и элементарного уважения, и того, что раньше было у каждого: гордости, что они — Граждане реально Великой Страны… Причём — обоснованной Гордости.
Теперь же этим отличались разве что те, кто стоит у Кормушки.
Ну да — ведь их, Чиновников, представителей «непроизводственного Сектора», вроде врачей и юристов, и Лентов она сытно кормит. Предоставляет жильё и все условия… Недаром же лентов, чтоб служить в Столице, набирают только из областных — они всех городских жителей — модных, «продвинутых», и обеспеченных за счёт обирания всех провинциалов, инстинктивно люто ненавидят: завидуют. И при случае — и демонстрацию безжалостно разгонят, и из квартиры на улицу выбросят за неуплату Налогов, и… Да мало ли что ещё. Руку, которая кормит, надо лизать!
Вот и лижут: преподаватели элитных институтов, выпускающих, скажем, врачей, (Хо-хо! «Медицинские услуги у нас в стране — повторяем! — бесплатны!») адвокатов, налоговиков, гаишников, и проч.
А остальные – рабы. Нет, не рабы – рыбы! Как их назвал в своём знаменитом выступлении юморист Забит Засомов, приколов, что всегда молчат. За что и пострадал в свой первый же прилёт на родину к родственникам: личные телохранители самого Папы переломали все конечности, которые можно было переломать – тут же, в аэропорту. После чего погрузили едва живое тело в тот же самолёт и отправили назад – в Чурессию. И больше Забит сюда – ни ногой!..
Суть не в этом. А в том — что он теперь и впрямь, Разыскиваемый.
А ближайшая государственная граница — в восьмидесяти километрах. И можно не сомневаться, что везде, на всех дорогах из города, в аэропорту, на железнодорожном и автовокзалах выставлены усиленные наряды. И его не пропустят, как бы не замаскировался. Не ленты — их он как-нибудь «уговорил» бы при поимке с помощью «традиционных» способов! — а камеры наблюдения. Теперь вся система оснащена чёртовой компьютерной программой, автоматически распознающей лица, и сразу дающей сигнал на Центральный пульт.
Значит, в любом случае, днём ему выходить… Лучше не выходить. И границу переходить надо там, где ждать не будут. То есть — подальше от традиционных и «общепринятых» мест перехода.
Дойдя до своего нового жилья, Леонид и здесь заметил подозрительную машину. Хоть та и стояла в ста метрах от «его» дома, монументальным грозным видом выделялась среди остальных, словно бегемот среди кроликов.
Что за!.. Или у него уже паранойя?! Хотя, если подумать…
Маклеры-то все тоже — наверняка под колпаком. Если только сами первыми не стучат. Так, подстраховаться — вот, мол, пришёл сегодня один подозрительный… Уж больно похож на ту рожу, что сегодня в вечерних новостях передавали! А то, что его «рожу» уже передавали, да ещё с соответствующими комментариями, он нисколько не сомневался. Ну как же, в брехне эти ребята-силовики поднаторели: «особо опасен, рецидивист, пять разбойных нападений…», «Представляет угрозу безопасности Граждан»…
Словом, «Не отпускайте детей одних! И быстрей сообщайте — если…»
Те, кто поопытней и поумней, сразу поймут — ищут очередного «политического».
А уж что он там делал — расклеивал листовки с призывами голосовать против Отца Народа, или воткнул нож в живот лента, пытавшегося отобрать последние крохи у его детей — значения не имеет. Поймают — пытки, закрытое судебное «разбирательство». (очередной фарс, игра в «демократию и свободу») Затем — в зависимости от физических кондиций. Или — урановые рудники пожизненно, или… Или скончался от болезни. Обширный инфаркт. (От удара мешком с песком!)
Но это уж — для признанных совсем опасными. С кем даже общаться нельзя обычным узникам, чтоб не подцепить заразу инакомыслия и правдоборчества.
Не останавливаясь, Леонид прошёл мимо дома, где так наивно рассчитывал отсидеться хотя бы сегодняшней ночью. Свет удачно падал на номерной знак. Точно — «СА». Индекс служебных машин Госбезопасности. Чтобы, значит, пропускали без остановок везде — особенно при «выезде на вызов». Ну а здесь — это его и спасает. Плевать на проваленную квартиру.
Плевать и на залы ожидания всяких вокзалов/аэропортов/автовокзалов. Там-то и будут искать в первую очередь. И это – несмотря на то, что вход во все эти громадные лабиринты – только по паспорту.
Жаль, конечно, всех знакомых, друзей, и коллег-сослуживцев. Их дома, квартиры и даже дачные участки наверняка прошерстят с пристрастием – да допросят всех так, что они уж будут поминать Леонида не одним «добрым» словом!.. Неподходящий вариант.
Правда, и на улице оставаться и «бродить до рассвета» тоже нельзя – на всех перекрёстках камеры наблюдения. Установленные якобы для наблюдения за «соблюдением правил дорожного движения водителями личного автотранспорта».
Но куда идти ночевать, он знает.
Двухэтажный стандартный детский садик забросили ещё лет десять назад. Когда плата за «кормёжку» стала совсем уж непомерной, и родители не сговариваясь решили, что лучше пусть дети безобразничают дома. Под присмотром дедушек-бабушек, у кого они есть. Или – были… Главное — не подвергаясь «разлагающему воздействию улицы…»
Когда не стало кого «доить», администрация садика разбежалась. Отопление, свет и воду отключили, стёкла повыбили всё те же борзые подростки, и остались только стены — совсем как у сотен заводов, ещё тридцать лет назад исправно работавших и что-то выпускавших… Оказывается, можно жить и без заводов. А вот интересно, то, что производят Чиновники, можно есть, или за границу продать?.. Где их …ренов ВВП?! Нельзя же вечно брать кредиты у зарубежных стран на «развитие инфраструктуры», или ещё какой модной ерунды? Или — можно? А то, что расплачиваться придётся внукам и даже правнукам кого-нибудь волнует?!..
Вряд ли. Ведь платить так и так будут не дети чиновников, а дети простых нарвежцев. Если только к тому времени хоть кто-то останется живой в этой стране, а не вымрет и разбежится – как в Эстании, Лутвии и Летве.
Но в интернете Леонид видел: нарвежские Олигархи (Ну, те, что живут сейчас во всяких разных Ландонах да Нью-Йориках!) признаны самыми богатыми в мире! Понятно теперь, куда ушла львиная часть всех этих Кредитов и «целевых Проектов»!..
Леонид постоял в тени какого-то забора. Никого. Ну ещё бы — после одиннадцати ходят только те, кто занят в ночную смену. То бишь – чего-то сторожат. Или — наоборот.
Порядочные граждане смотрят телевизор. Дома. И у кого нет тарелки (Слишкомдорогое, и попросту запрещённое для тех, кто не обладает соответствующей Справкой и Статусом, удовольствие!) вынуждены пялиться на морейские сериалы, концерты танцевальных коллективов, и слушать восторженные местные новости, о том, как хорошо жить в их Стране — новые рабочие места создаются, Дворцы молодёжи, и многоэтажные представительски-престижные дома — строятся, сельхозпродукция выращивается, народ счастлив: вон: танцует и поёт!..
Причем – по всем шести местным каналам.
Легко и бесшумно он преодолел полутораметровое заграждение из прутьев, отделявшее совершенно тёмное строение от улицы. Чё-ё-рт! На что это он?.. А, ерунда — тряпьё. А он уж подумал… Впрочем, будь даже так — дохлые кошки не кусаются!
Подойдя вплотную к двухэтажному зданию с заколоченными досками оконными проёмами, он прислушался.
Кажется ему, или?..
Нет, так не годится.
Он осторожно, стараясь ни на что хрустящее не наступать, пробрался к задней части садика, обращённой во двор. Принюхался. Точно!..
В одном из окон подсобки горел огонь — его блики слабо отражались на рамах. И пахло горелым деревом — внутри жгли самый обычный костёр. Леонид подобрался ближе.
Так. Двое бомжей лет по шестьдесят, и две… дамы. Того же типа. Но чуть помоложе.
Одеты все как на подбор — в немыслимые старые и грязные тряпки, когда-то бывшие джинсами, кофтами и юбками… Глина, конечно, с них не сыпалась… Наверное, потому, что уже вся осыпалась. Сидели и полулежали они на каких-то не то старых матрацах, не то — кипах тряпья.
Похоже, собрались на распив. Вон — две бутылки из-под вина. По ноль шесть. Стало быть, сейчас компания как раз хороша… Но ему — не вписаться. Без «вступительного взноса».
А взнос придётся сделать. И «присоединиться».
Ведь если он начнёт, как хотел, отдирать доски и лезть внутрь основного здания, они его наверняка засекут. А там уж — как повезёт. Могут и пришибить во сне. Остаётся рассчитывать на «солидарность» всех городских «собратьев по несчастью». Значит — точно взнос…
Леонид тем же путём удалился. Уж в этом-то районе он знал, где в любое время дня и ночи можно за наличные купить спиртное. Пусть и чуть дороже, чем в магазине, где «только лицензионный товар», зато точно такой же крепости. И качества.
Через двадцать минут он вежливо постучал в косяк выбитого окна.
К этому времени одна из женщин спала, остальные слушали маленького и говорливого мужичка, интенсивно помогавшего своему рассказу бурной жестикуляцией.
Эти трое вскинули головы, а мужичок даже сделал попытку встать — на случай, если это ленты. Только удалось это плохо — рухнул почти на спящую, разбудив и её. Последовал громкий и невнятный поток мата. И только приказ заткнуться, и настороженные взгляды в сторону окна запечатали фонтан непристойных пожеланий.
Леонид вежливо покашлял и нарисовал в проёме бутылки. Потом и лицо высунул.
— Могу я присоединиться к вашему… сообществу? — как бы ещё покультурней назвать сборище, он так и не придумал. — Вот и вступительный взнос!..
Два по ноль пять водки, пусть и самой дешёвой, конечно, вызвали вначале нечто вроде столбняка… Который весьма быстро сменился неподдельным энтузиазмом. Глаза, и без того блестящие в отсветах костерка, забегали, оживились, все заёрзали, предвкушая… «Народ» вполне себе истово закивал, и заагакал, приглашая!
Отреагировал же вслух всё тот же говорливый «шустряк»:
— А заходи, мил человек!.. Мы всегда рады поговорить, и посидеть в… Приятной компании! Особенно с понимающим! Коллегой! Собратом! Осторожней — вон там, в углу… э-э… напачкано!
Леонид и сам видел полузасохшую кучу. Ну и ладно. Видел же — значит, не наступит.
Он подошёл. Протянул «вступительный взнос» мужичку. Представился так, как значилось в фальшивом пропуске:
— Я — Алексей. Прошу извинить, что без приглашения… Пустите погреться?..
— Отчего же не пустить хорошего человека!.. — мужичок окончил придирчивый осмотр, и профессиональным движением скрутил пробку. — Я — Ипполит. Это — Маша… И Глаша. А это — Николай. — кивками он представил остальных, и перешёл сразу к делу. — За знакомство!
Тара, как по мановению волшебной палочки, появилась в руках у всех. Чашку с отбитой ручкой всунули и в руку Леонида. Ипполит уже разливал. Хм… Делил он справедливо.
— Ну, за знакомство. Ты, мил человек, не побрезгуй нашим закусончиком, но уж чем богаты… — Леониду отломили и кусок чёрствого хлеба с явственным душком плесени.
Это он унюхал сразу после того, как обжигающая жидкость, продрав горло, словно наждаком, согрела полупустой желудок, бросив тело в жар, и выступив капельками пота на лице и подмышками. На остальных водка произвела куда более благотворное действие.
Глаша стала похихикивать, и строить глазки. Николай довольно улыбался, словно давно забытому вкусу из детства. Ипполит хитро щурился — вылитый кот, прикончивший целую миску сметаны. Впечатление усиливали отросшие почему-то в стороны усы. Маша… исподтишка рассматривала «Алексея». На водку не отреагировала никак — словно выпила воду.
— Так, приятно. Всё у нас по правилам. Градус понижать нельзя! — Ипполит подмигнул Леониду, подняв указательный палец, — Ну, между первой и второй перерывчик небольшой!
Вторая пошла чуть лучше. Леонид уже не кашлял. Даже Маша потрясла головой, и скривилась.
Глаша попыталась было что-то достать из-под себя, но ничего у неё не вышло. Помог Николай — достал полупустую баклажку с водой. Глаша запила, баклажку передали по кругу. Леонид тоже отпил — вода явно из водопровода. С привкусом хлорки. Такую те, кто могут себе позволить купить развозную артезианскую в больших баклажках, никогда не пьют. Желудкам дороже обойдется…
— Ну вот. Теперь, когда все мы так мило познакомились, может ты, мил Алексей, расскажешь, как очутился в наших краях? — не понять намёка было невозможно.
Все двадцать минут, пока бегал за «вступительным», Леонид продумывал «легенду». Сейчас обкатаем. На один-то вечер должно хватить. Впрочем, как знать — может, ему предстоит провести здесь и не один… Он постарается вызвать если не сочувствие, то — хотя бы доверие.
Поэтому расскажет то, что случилось на самом деле. И пусть не с ним — но с его знакомым.
— Попробую… Только ничего, если – вкратце? – ободряющий кивок. – Так вот. Я – педагог-филолог. Закончил наш чертов Иняз… Всю жизнь проработал в школе – при кафедре оставляли… только своих. Вот и пришлось пойти… учителем чурессийского языка. Работка непыльная. Только нервная. Сильно. Дети сейчас — сами знаете…
Ничего, справлялся. Правда, конечно, приходилось и ругаться, и родителей постоянно вызывать. И «штрафы» с них брать. А уж про то, что отбирал мобильники и постоянно особо борзых выгонял из класса — это уж, как говорится, добрая традиция у нас, учителей… Единственное, всё никак не мог приучиться чаи распивать в учительской, как большинство местных-то, из нарвежцев… Не очень они меня поэтому… уважали!
Леонид вздохнул, печально посмотрев в угол с дерьмом. Не вдохновило. Хотя… Где-то с его теперешней ситуацией перекликалось.
Но продолжать надо. Тем более что Ипполит пододвинул в костерок целый кусок полусгоревшей длинной балки — видать, от рамы окна. Облупившая краска вспыхнула, освещая лица и мерзко воняя, но вскоре запах почти прошёл. Леонид деликатно сплюнул в дальний угол, Глаша — тоже. После чего прилегла.
— Ну вот… Попался мне как-то… неадекватный мальчик. Сынок чуть ли не замхокима… Какой-то области. Стал борзеть. Выгнал раз. Выгнал два… Приехал его папочка. Наехал на директора нашей школы-то… Ну, тот его и послал. Тогда у этой сволочи нашлись и завязки в Горхокимеяте. Прислали Комиссию. А те уже были… проинструктированы.
Написали несколько Актов да Протоколов… Что такой-то и такой систематически унижает «человеческое достоинство» учащихся, выгоняет с занятий, орёт, требует денег!.. Да ещё занятия ведёт пьяный… Ну, тут мне крыть было нечем — случалось… Да и «коллеги», мать их… — Леонид грязно выругался, — поспособствовали «правдолюбцам» из хокимеята. Говорю же – не уживался я с ними… Считал себя «выше остальных».
Вот так и накрылась моя работа на Государство — дали «волчий билет». То есть, в трудняке написали… Профнепригодность, систематические нарушения, нетерпимость к детям… Всё, что пишут в таких случаях. А сейчас же везде компьютеры хреновы… Нигде на работу не брали. Даже дворником.
Нет денег – нечем платить налоги да за коммунальные… Задолжал… Ну, хату отобрали, переселили в бараки, к остальным должникам… На Бирже труда истёк срок — пособие отобрали. Друзья… Друзья видеть не хотят — говорят, своих проблем хватает. Так, дадут иногда по старой памяти на пузырь, и — всё…
А сейчас перешёл на вольные хлеба — охраняю парковку тут, рядом. Сплю в каком-то морейском, старом, автобусе… — Леонид сам видел, что работают люди и так, и даже знал, где. Спросили бы — показал.
— А… к нам-то… ты с какога бока, Лешик?.. — язык у Николая ворочался плохо.
— Тоска меня обуяла… Дай, думаю, посижу, хоть с людьми, пообщаюсь. — А то меня уже и за человека не держат — сразу посылают на … — Леонид сокрушённо махнул рукой.
— Это — да! — сразу влез активный Ипполит, — Они, сволочи вонючие, так называемые «порядочные граждане», а по-старому – обыватели, нашего брата за человека не считают! И держатся подальше — якобы воняем мы в их чувствительные носы!.. Ну, располагайся, Лёша! Ты — как раз там, где надо! Мы и сами собираемся, чтобы, значица, потрепаться о былом-то… Повспоминать, пообщаться!.. Всё легче жить. Ну, давай, Маша! — он ткнул ту в бок локтем.
Маша поняла его правильно, только вначале указала кивком на засаленный стакан…
Ипполит разлил. Выпили.