Глава 8. (Глава 8)

На десятый день (это его Лена просветила, что он уже так долго «валяет дурака») его посетил явно профессиональный разведчик. Выглядел он симпатично и грозно одновременно, и чин имел явно не ниже майора. Выправку и стать не скрывал даже добротный и дорогой штатский костюм.
Закрыв за собой дверь, «майор» уверенной рукой придвинул к кровати стул. Внимательно осмотрел пациента. Очевидно, остался вполне доволен осмотром, и только тогда сказал:
— Здравствуйте, Леонид Александрович. Меня зовут Майлз. Прежде всего — мои поздравления, — «майор» Майлз сделал паузу, — Так же мне поручено принести официальные извинения от лица нашего Правительства, за то, что вашему здоровью был нанесён тяжкий ущерб уже на территории нашей страны.
Леонид нашёл в себе мужество улыбнуться и сказать:
— Спасибо. Я не имею к вашим сотрудникам претензий — никто и подумать не мог о такой наглости. Наша Нарвегияв этом плане всегда отличалась стремлением договориться, а не…
Словом, извинения приняты. И — спасибо, что так со мной возились…
— Ну, это было не только, и не столько из человеколюбия… — незнакомец хищно улыбнулся, и закончил жёсткую мысль, — Мы решили, раз уж ваша страна пошла на такие беспрецедентные действия, как наём нескольких профессионалов, вы действительно способны сильно ей навредить. А кроме того…
Спасение вашей жизни, в какой-то степени – вопрос престижа уже для нашего государства.
Мы приложили все усилия, и вас оперировали лучшие врачи. Некоторых даже привезли частным самолётом из Лермании!
Леонид вскинул брови — надо же!.. А он, похоже, местная знаменитость!
Однако ответил коротко:
— Спасибо.
— Пожалуйста. Теперь — непосредственно к делу. Вы в состоянии говорить?
— Да. Если не слишком громко.
— Отлично. Не напрягайтесь — мне отлично слышно. — Майлз наконец сел на стул, чуть повернувшись – вероятно, для того, чтоб Леонид заметил крошечный наушник-усилитель у него в ухе. Достал маленький приборчик — очевидно, диктофон — и пристроил на постели поближе к подушке, — Если вы не возражаете, наша беседа будет записываться.
— Хорошо. — Леонид понял, что вот главное и начинается. Дальше ему нужно только… Говорить внятно.
И — правду.
— Леонид Александрович, не могли бы вы рассказать, как вы догадались о том… О чём вы догадались, и что этому непосредственно предшествовало.
— Ну, заметить такое суждено было или мне… Или уж никому – я работаю… Простите, работал – в Главном Управлении статистики…- Леонид, вначале сбивчиво, и перескакивая с одного на другое, рассказал и о том, как в силу неплохих навыков, цинично-расчетливого склада ума, и невероятного терпения, выдвинулся на свой пост:
— …колоссальное терпение. Нет, правда: эта традиция идёт с самого верха. Это обсуждают буквально все…Я сам видел однажды министра культуры, выходившего из кабинета «Отца Народа» с кровью на щеке — ему досталось его же файловой папкой. Как он потом сказал референту — он счастлив, что там было не больше килограмма бумаги!..
Так что рукоприкладство и унижение подчинённых — скорее, правило у нас. Везде. И не только в госструктурах. А уж про оскорбления и переход на нецензурную брань в адрес облажавшегося чиновника — можно и не упоминать… Такое происходит каждую планёрку!..
Вскользь упомянув о трёх своих «ранах» — синяках и ссадинах, полученных на «боевом посту», и ежеквартальных, уже, скорее, традиционных разносах, Леонид перешёл к сути:
— Моя должность и доступ к данным из первоисточников позволяли отслеживать фактически всю динамику. Как падало производство. Как «исчезали» — ну, таяли сразу после утверждения и поступления на расчётные счета — бюджетные средства, выделенные на конкретные Программы и Проекты.
Сколько фактически людей где работало, а сколько — было вписано в виде «мёртвых душ» для «соответствия штатному расписанию», и получения «дополнительных доходов» боссов.
И, главное — насколько отличалось то, что происходит на самом деле — ну, наш пресловутый ВВП! — от того, что шло в СМИ — телевидение и газеты. Для хвастовства о том, как нас «ждёт великое будущее»…
Может, поэтому с нас всех в нашем чёртовом Горкомстате и взяли Подписку о неразглашении Служебных и Государственных тайн. «Наша статистика, — как любил говорить один мой знакомый до того, как удрал к первой жене и сыну в Езераель, — самая статистическая в мире!»
— И если бы вы… — нашёл нужным уточнить Майлз.
— Совершенно верно, мистер Майлз. Если бы не девять лет, проведённых в нашем Учреждении, и не «набитая рука», я бы не знал, где, и как «копать».
— Называйте меня просто Майлз.
— О, кей. Тогда и вы меня — просто Леонид.
— Хорошо, Леонид.
— Хорошо, Майлз. — они понимающе улыбнулись друг другу.
— И когда же примерно вы начали понимать, и сопоставили…
— В тот день, когда меня прихватило. У меня бывало, болело сердце — но не так!
Это было… Что-то совсем уж страшное. Я молодой и здоровый — сравнительно, конечно! — он снова чуть приподнял в самоироничной улыбке кончики рта, — геймер – ну, игрок в стрелялки-бегалки. Да «поиски принцесс».
И вдруг — так свело: хоть падай и умирай — тьфу-тьфу!.. Я тогда подумал: а что же с теми, у кого не оказалось эринита или нитроглицерина под рукой? Или даже элементарно — кто в этот момент просто спал? Они могли попросту не проснуться! А если организм старый, и изношен — вечными нервотрепками, и плохим питанием, то — вряд ли можно при таком приступе спастись. Выжить…
Но это я уже говорю о своих последующих выводах — когда я увидел массовые похороны в тот же день. (Ну, мне тогда показалось, что это – настоящее столпотворение…) – Майлз только кивнул, продолжая внимательно смотреть Леониду в глаза, — Мои окна как раз выходили на кладбище. Сверху смотреть было… Страшно. И странно. Ну, вы же знаете — у мусульман положено хоронить в день смерти… Это, конечно, демаскирует саму… э-э… Акцию воздействия. Не может не демаскировать. Такое на «погоду» не спишешь.
Но — на работе я не делал с этими догадками ничего. Там — слишком любопытные коллеги. Наверняка начались бы расспросы… Зато дома, — Леонид подробно и спокойно описал, что он делал дома, и почему записал всю информацию на флэшку, и часть её сразу переслал брату Александру – то есть, зарубеж. Почти дословно пересказал и своё письмо с просьбой задействовать давно оговорённый на «всякий пожарный случай» вариант отхода — как они с братом называли бегство из страны. Отлично зная, что цензура непременно вскроет ящик с почтой, писал всё иносказаниями — брат понимал, что он имеет в виду.
Единственное, чего он не предвидел, так это то, что отсидеться пять-шесть дней в Столице, пока Джамшуд и Джасур всё подготовят, не удалось. Охота пошла куда круче, чем он надеялся, учитывая хроническую лень и инерцию бюрократического и силового аппарата.
Ну, и ещё, конечно — Лена.
Её сочувствие и участие в его судьбе глубоко тронули Леонида. Он решил попробовать захватить с собой и её — хотя бы один хороший человек, спасённый из загнивающего болота — уже – достижение!.. Да и совесть не позволяла бросить её на растерзание. А «запытали» бы точно.
Про убийство троих «джентльменов с большой дороги» Леонид смело умолчал.
Они с Леной пришли к неутешительному выводу, что это преступление (А как ни крути — оно таковым и является!) может помешать им получить Убежище. Ведь тогда они из «политических» превращаются в банальных уголовников. А таких — выдают. Даже из БША.
Правда, тут Леонид чувствовал себя спокойным: ТТ с глушителем надёжно покоился на дне безымянной реки — уже в Чурессии, куда он его зашвырнул на одной из остановок: так посоветовал Александр.
Про братьев-вазахов Леонид рассказывал без упоминания их имён. Про дельтаплан с моторчиком, правда, пришлось сказать. Леонид-то знал, что все границы сканируются со спутников, и их антирадарный план хоть и сработал для пограничников Чурессии, но сверху — виден как на ладони. Он не хотел, чтобы о нём, если он соврёт в мелочи, подумали, как о лгуне вообще…
— Теперь — о методике. Было высказано предположение… — Леонид умолчал, что братом, — что это облучение ведётся со спутника, запущенного… — он упомянул точные данные дня и часа, и примерные параметры орбиты коммерческого спутника, выведенного на орбиту почти год назад, — Все эти данные, и всё, что смогли собрать из разных источников об этом — есть на третьей флэшке.
Вот, в целом, и всё. Ещё раз спасибо за… Убежище. — он сглотнул: в горле пересохло, — Наши бы нас не пощадили.
Майлз покивал. Но — никак не прокомментировал. Затем сказал:
— Благодарю, Леонид. Вы, конечно, понимаете, что мы… э-э… расспросили и Лену. Но только в вашем изложении всё это, — он похлопал по диктофону, — приобретает смысл. И, боюсь, ещё дней десять, пока не заживут ваши… повреждения, вам с Леной придётся находиться здесь. Потому что без непосредственно ваших свидетельских показаний всё это — малоубедительно. Во-всяком случае, для Сенатской Комиссии по Правам Человека.
Так что, на всякий случай, побудьте пока в здании.
— Что, даже во двор выйти погулять не получится?
— Боюсь, нет. Я, быть может, не скажу вам ничего нового — вы, наверняка уже и сами догадались, что один из полицейских поста наружной — чуресской — охраны был… Хм. Как вы изящно, — он выразительно посмотрел на собеседника, — выразились, с ним «договорились».
Словом, это именно он со своего мобильника отправил условленный сигнал. Иначе, возможно, ваш маскарад. — Майлз покачал осуждающе головой, — удался бы. Хотя у нас так никто не ходит.
Леонид попробовал посмеяться — смеяться хотелось, но это чертовски больно отзывалось в раскуроченном лёгком. Майлз вежливо улыбнулся. Затем снова покачал головой:
— Пожалуйста, не одевайтесь так там, дома… И — пока хотя бы — не смейтесь!
Как говорится в чуресской пословице — хорошо смеётся тот, кто смеется…
В безопасности.
Лёжа в полной опустошённости один, и глядя в белый потолок, Леонид думал о том, что — всё. Действительно, всё.
Пути отрезаны.
Да, теперь для них с Леной дом — там, на далёком и совершенно чужом континенте.
Быть может, им сделают пластическую операцию, поселят где-то, почти наверняка — в захолустье… Может, придётся даже работать: для видимости. Ладно, поживём — увидим. Пока же придётся ждать.
Ждать, и поправляться. Ему нужно поправиться быстрее. Значит, пусть через силу — но надо больше есть, и начинать шевелиться: иначе мышцы точно атрофируются.
Стараясь дышать спокойно, он пошевелил ногами. Руками. Повертел шеей. Ничего: времени у них теперь хватает. Они ещё молоды, и у них могут даже… Родиться дети.
Если Лене сделать операцию, может, она сможет…
Эк, куда его!.. А почему бы и нет?! Ведь их дети будут — граждане БША! Вот повезло, что вторая пуля попала только в ягодицу, а не… Ох, Лена… Дай только очухаться!
Ещё через два дня Майлз привёл его к себе в кабинет.
Леонид, хоть и ходил пока по стеночке, придерживаясь за неё, от каталки отказался: «Лучше к этой штуке не привыкать!»
Комната оказалась очень светлой, и какой-то безликой — там стоял стол, кресла на колёсиках, кое-какая ещё офисная мебель, и шкаф с папками. И — всё. Никаких цветочков-занавесочек. Только регулируемые шторы. Уже отрегулированные на полное закрытие.
Вполне рабочее место. Безопасное – в том, что стёкла бронированные, Леонид не сомневался.
— Кофе? — Майлз вопросительно посмотрел на усевшегося напротив Леонида.
— Спасибо, нет. Лучше простой воды. Если можно — тёплой. — Леонид боялся за своё горло.
Майлз щёлкнул переключателем селектора, и чётко произнося слова, сказал что-то на своём. Э, нет! Теперь — на их, и Леонида, и Лены, языке! Значит, придётся заняться серьёзно — а не как в аспирантуре.
Буквально через несколько секунд секретарша в строгом деловом — белая блузка, чёрная юбка, отблёскивающие лайкрой колготки, чёрные туфли с низким каблуком, лицо без выражения — всё принесла, и поставила: кофе перед Майлзом, стакан с бесцветной жидкостью — перед Леонидом.
Точно — не ниже майора, отметил Леонид. Он отхлебнул — тёплая! Надо же… Он кивнул, причмокнув. Только теперь Майлз сказал:
— Леонид! Я позвал вас, чтобы прояснить некоторые моменты, и расставить, так сказать, все точки над «и», — он сделал паузу, Леонид молча кивнул ещё раз, — Так вот. Проверку наши соответствующие Ведомства начали сразу, как только мы побеседовали с Леной.
Официальные результаты они доложат непосредственно при официальных же слушаниях в Комиссиях высших Инстанций. Я же пока — неофициально! — могу несколько приподнять занавес для вас. Разумеется, — он торжественно поднял палец, — без права разглашения!
— Понял. — Леонид чуть улыбнулся. – Разумеется. Я очень внимательно слушаю.
— Подтвердилось почти всё, что содержится на ваших флэшках. Разумеется, их мы просмотрели в первую очередь. После чего отослали со спецрейсом в Лэнгли, и сделали массу копий.
Мы знали, конечно, о запущенном спутнике — что его построили и оснастили по заказу вашей страны. Однако первые полгода он работал как сугубо ретрансляционный, вещая на вашу территорию государственные телеканалы. Поэтому мы перестали пристально следить за его дальнейшей работой — так, обычная запись транслируемых передач.
Возможно, о том, что мы работаем в таком режиме — то есть, полгода изучаем очень внимательно, а затем… ослабляем контроль — вашим агентам сообщил даже кто-то из наших. Вероятно, с ним тоже «договорились».
Сейчас мы как раз проверяем… Но это не важно. Важно то, что второе и основное назначение этого спутника выявили только вы. Конечно нам, как передовой в техническом плане стране, должно быть несколько стыдно — что мы только планируем, а кое-кто уже начал такое и применять — первым!
Правда, не против врагов, а… Это до сих пор не укладывается в головах некоторых моих… э-э… Больших Боссов. Но — против фактов не поспоришь.
Выкладки ваши относительно общей смертности, и экономии для Бюджета оказались, правда, несколько преувеличены.
Вероятно, это связано с тем, что излучатель работал не каждый день, а — через. Похоже, связано это с вынужденной длительной подзарядкой — солнечные панели могли полностью перезарядить аккумуляторы не быстрее, чем за сорок восемь часов.
Так что пока, — Майлз выделил это слово. — погибло всё же не так много пожилых людей, как могло бы. С другой стороны, ещё три-четыре года, и то, что вы рассчитали, вполне могло бы осуществиться.
Трудно сказать наверняка, какие именно цифры ваше Руководство считало… конечными.
А далее — это оружие могли бы применять точечно и периодически — по мере необходимости. Против каких-то отдельных личностей. Или группировок…
Леонид, ощущая, как то краснеет, то бледнеет лицо, отпил воды. Поперхнулся.
Чёрт! Всё-таки это происходит! Неужели нельзя как-то остановить?!.. Он поднял глаза.
Но Майлз опередил его готовый сорваться с уст вопрос:
— Нет-нет, уже всё прекратилось. Мы сразу стали отслеживать этот спутник… Три дня он не излучал ничего, кроме ретрансляции обычных телеканалов, а затем… Как раз в тот день, когда стало известно, что вы выкарабкаетесь… Спутник взорвался. — видя широко открывшиеся глаза Леонида, Майлз пояснил, — Можете не сомневаться — только из-за вас вашему… э-э… «действующему только во благо народа», и «демократичному»Правительству пришлось уничтожить спутник стоимостью в почти миллиардов долларов!
В том числе и поэтому, надеюсь, вы понимаете — вам лучше пока находиться в здании. Для вашего руководства всё сводится, как вы и сами знаете — к коммерческой выгоде. А вы сорвали… Очень «экономически выгодное Предприятие!» Так что не хочу вас пугать, но…
Мы рассудили в связи с этими обстоятельствами, что вам с Леной понадобятся не только Убежище, Гражданство, и Программа Защиты Свидетелей. Придётся пойти и на пластические операции, и даже, возможно, смену цвета кожи. — увидев выпученные глаза и открывшийся рот Леонида, Майлз поспешил пояснить, — Извините. Не удержался: последнее — только шутка! Впрочем, в каждой шутке есть… доля шутки.
А остальное — чистая правда. Так что слово — за вами.
В наступившей тишине Леонид несколько раз порывался что-то сказать. Но слова застревали в горле. Так что он со стороны, наверное, выглядел как рыба, выброшенная на песок. Да он себя так и ощущал!
Месть не то, что возможна — она почти неизбежна!
Для любого Чиновника срыв Коммерчески выгодного Предприятия — потеря ДЕНЕГ! Ну, и лица… А уж для Главного Чиновника Страны, Отца Народа — ПРЕСТИЖА!
А это — поважней всего остального. Если мурашики-рабы поймут, что можно выступить против Системы, и остаться безнаказанным, это чревато…
Потерей и мурашиков и денег!!! Узнай они правду.
И вопрос будет поставлен принципиальный: убрать его и Лену теперь должны в назидание другим! Чтобы не вздумали бунтовать! И мешать Бизнесу Отца-Основателя!
— Могу пока сказать только за себя. — выдавил наконец Леонид. — На пластику лица я согласен. А цвет кожи — только если Лена не будет против…
— Она — не против! — поспешил его заверить Майлз. — Она предпочитает превратиться в жайтаянку. Это потому, что узкие глаза сделать нетрудно, а негроидный тип вам… Подойдёт плохо.
С этим Леонид не мог мысленно не согласиться. Поэтому, повздыхав, и похмыкав, согласился и вслух: жайтаец — так жайтаец.
— Отлично, — прокомментировал Майлз, хотя по лицу его, как всегда, трудно было судить, нравится ему решение Леонида, или нет. — Самолёт у вас через три дня. Готовы к перелёту?
— Да. Готов. Да и профессор сказал, что я — в порядке.
— В таком случае — желаю удачи. — Майлз протянул руку.
Пожав её, Леонид не удержался:
— Майлз… Если это не слишком большой секрет — чисто технический вопрос. Как же им хватало мощности охватить почти километровую ширину?!
— Ах, вот что. Ну — это не так сложно. Сам диаметр луча был не особенно велик — не больше пятидесяти метров. Так достигалась нужная интенсивность на единицу площади. А автоматика просто водила этим лучом из стороны в сторону — на ширину в километр… При этом двигая его ещё и вперёд. Ну, так, как это происходило с лучом развёрстки на экранах старинных кинескопов. Или почти так же, как делает ребёнок, когда ему нужно закрасить карандашом большой лист бумаги…
Хотя при этом и сильно снижалось время воздействия на… э-э… на каждый конкретный объект. Но тем, у кого изношенное сердце… — Майлз не договорил.
— Понятно… — протянул Леонид, — Судя по-всему, мощности и времени хватало как раз для…
— Да, — пристально глядя ему прямо в глаза, докончил за него Майлз. — Именно так.
Теперь они с Леной могли быть вместе постоянно.
Майлз, вняв просьбам Леонидам, приказал служащим Посольства перенести койку Лены к нему в палату. Впрочем, теперь она и не была палатой — капельницы и приборы контроля убрали.
Эйфория первых часов вместе, и осознание того, что они живы, и в безопасности, сменилась сомнениями и опасениями. Лена, буквально как тигрица в клетке, мерила комнату шагами — от окна к двери. Леонид предпочитал больше сидеть и лежать. Хотя разминку-зарядку иногда делал: нужно!
Теперь, когда они обо всём значимом и важном переговорили, разговаривать-то оказалось почти не о чем. Да и неприятно: наверняка их прослушивали.
С этим смирились. Труднее было смириться с мыслью о том, что вся их дальнейшая жизнь — гонка на выживание.
Леонид не обольщался: как не измени они лицо и цвет кожи — да даже пол! — деньги везде рано или поздно проточат дырочку: в любой броне секретности. Для агентов его родины не существует слова «Нет»! Существует только торг — до суммы, позволяющей нужному иностранному Чиновнику забыть о Служебном Долге и обязательствах перед своей Страной… И спецслужбами.
Так что пребывание на территории БША, скорее всего, будет кратковременным. А затем им придётся… Много путешествовать.
Дьявольщина!.. А разве он сам не мечтал посмотреть Мир!?
— Лёня! Я просто с ума здесь схожу! Так паршиво мне не было даже в Лагере. — Лена тоже предпочитала не упоминать кое-что из прошлого открытым текстом, а лагерь мог быть… И пионерским, — На мозг так и давит: наши же — твари такие! — не отступятся!..
— Наверное, да… Иди-ка поближе, — Леонид похлопал по кровати рядом с собой.
Лена отошла от окна, и, тяжело опустившись рядом, крепко обхватила его обеими руками. Гипс уже почти не мешал ей.
— Мы теперь — граждане БША. И можем путешествовать куда захотим. Земля — большая. И стран — много. А вовсе не так, как показано у нас на глобусе, который у здания МВД…
Лена горько усмехнулась: огромный глобус, на высоком пьедестале, (на котором при хоммунистах стоял «Вечно-живой-Вождь-всех-угнетённых-народов») с единственной страной — Нарвегией, конечно! — давно был у всех жителей и гостей Столицы притчей во языцех!
— А… денег-то нам хватит?
— Должно хватить… Тем более, мы же можем что-то сделать. Устроиться куда-нибудь на работу. Ну, или, например, книгу написать. Или — несколько.
— Ага, очень смешно… И про что же? Уж не про нашу ли «любимую» Родину?
— А хотя бы — и про неё… Кто нам теперь запретит?
Лена рассмеялась. Вначале — с иронией. Потом — и с явной издёвкой.
— Если писать правду — никто не поверит… И даже ни в одном Издательстве не возьмут. Скажут, что это — гнусная клевета на чужую страну. А это — запрещено. Каким-то там «Гаагским Трибуналом». Или — ООН-ом… Не помню, кем.
Леонид покачал головой. Посмотрел в потолок.
— Есть и частные издательства. Такие опубликуют всё, что захочешь. За деньги. Но… Нам ещё предстоит выступать перед избранными членами Комиссии Сената. Возможно, и Конгрессом БША. Ну, уж АНБ и ЦРУ — точно. Так что давай начнём готовиться. Напишем тезисы. Это уже — какая-то основа для того, что будем рассказывать. И писать. Вот уж экшн должен получиться…
А что — было весело! И страшно… Как раз то, что любит читатель — тут тебе и триллер, и детектив… И любовь. — он чмокнул Лену в лоб. Крупная слеза скатилась по её щеке — он аккуратно смахнул её, — Есть чего описать! А уж названия стран, городов, да фамилии людей потом… Изменим до неузнаваемости.
Наша книга пойдёт как Фантастика. По разделу — социальная Антиутопия…
Лена ничего не сказала — только прижалась к нему ещё тесней.
Не сговариваясь, оба посмотрели в зарешечённое окно.
Там молча ожидало Будущее.