Задания посложней. (Глава 2)

Мэтр Гриф явился в белой накрахмаленной сорочке и удобных кожаных сапогах, в которые были заправлены кружевные панталоны. То, что это именно он, она догадалась ещё до того, как он раскрыл рот. Коренастый плотно сбитый крепыш. На смуглом лице – горящие умные глаза и нависающий над верхней губой заострённый хищно изогнутый нос…
– Доброе утро, леди Сэра! Мэтр Дониер просил меня… э-э… улучшить ваши навыки владения любым оружием. Да, любым. Вот этим, с вашего позволения… И займёмся.
Надеюсь, вы не против пары часов занятий на воздухе?
Ещё бы ей быть против: она знала – что нужно!
Однако к концу этих занятий (и не пары – а трёх с лишним!) была уже сильно против.
Потому что «для начала» мэтр Гриф заставил её обучаться всем трюкам и приёмам фехтования! Причём – на всех, как ей казалось, «холодных» орудиях мира! Шпаги, эспадроны, палаши, мечи: самурайские и простые – чего только он не доставал попарно из воздуха! А в конце ещё и «обрадовал»:
– Ну, для вводно-ознакомительного занятия … э-э… Скажем так: неплохо, неплохо… Однако выносливость ваша, уважаемая Сэра… – он чуть скривил рот, явно давая понять, что на самом деле думает о её неплохой, как она было, наивно считала, выносливости, – оставляет желать… Хм. Завтра перейдём к подробному разбору техники боя каждым оружием! И, конечно, стрельбе из лука, арбалета, и метанию кинжалов! Так… – он что-то сделал руками, – вот и мишень!
Мишень оказалась огромной дубовой столешницей, размещённой на треноге. Мэтр сотворил её уже прислонённой к сараю – видать, чтобы то, что не попадёт в цель, не улетало куда не надо, и никого не поранило! (Хотя – кого тут можно поранить?!) В центре красовался разноцветный круг – именно такие она видала на соревнованиях лучников.
Когда она воздела очи горе, мэтр Гриф пояснил:
– Огнестрельным займёмся в следующем семестре, потому что оно… Посложней и потяжелей! Ну а на сегодня, так уж и быть, достаточно. До завтра!
Он пружинистой походкой удалился к храму. На нём почти четыре часа скакания и размахивания тяжёлыми предметами, похоже, никак не сказались. Он, мать его…, даже не вспотел!
Выносливость! Вот что ей надо.
Придётся начать бегать по утрам, и подтягиваться…
Турник она, кидая взоры на столешницу мишени, создала за сараем, где там, дома, хранились дрова. А вот заросли крапивы вокруг спортивного «снаряда» пришлось покосить – благо, вообразить себе острую как бритва помощницу теперь-то нетрудно…
Хамви, всё это время тоскливо наблюдавший за её «экзекуцией» и сельхозработами через двойное стекло окна, наконец, лёг, и перестал царапаться в стекло. Она обречённо вздохнула: ну, во втором – так во втором… Может, к этому времени руки, плечи и все остальные мышцы станут как у мэтра Грифа – словно стальные пружины.

Мэтр Дониер выглядел сегодня и свирепым и расстроенным одновременно.
Он сердито кусал кончик уса, как бывало, когда она не понимала чего-либо сразу. И порывисто ходил по избе, пока она записывала под его диктовку «основные отличия тактики эскадронов османских янычар от тактики конницы Александра Великого».
Когда она закончила, внезапно спросил:
– Хочешь сегодня помочь мне? Это… Не совсем входит в учебную программу, но наверняка пригодится тебе в будущем.
– Конечно, мэтр Дониер! А что надо будет делать?
– В этом-то всё и дело… Убивать!
Она почувствовала, как липкая волна страха залила всё тело – от кончиков волос до пяток! Убивать! То есть – применять доктрину мэтра Администратора на практике!
Как-то это…
Одно дело – когда рассуждаешь об этом в кабинете, сидя на кресле… Или хотя бы в избе – не табурете, зная, что вокруг весь Мир Авалона чисто выдраен, и в нём всегда светит солнышко, поют птички и полно еды…
Другое – когда надо куда-то идти, и кого-то, пусть злобного и противного – но насмерть убивать!.. Самой! Не отвлекаясь на сантименты и всё такое – иначе, как учил мэтр Гриф, может вот этой самой, решающей, доли секунды и не хватить…
А она пока даже не абсолютно уверена, что вправе это делать… Да что там – даже если бы – будучи!..
Однако отступить… Ведь она – будущая Ведьма! Она – за Зло!.. И ей наверняка придётся принимать и жёсткие, жестокие решения, и даже воплощать их… Лично.
– Мы… должны будем сделать это… Прямо сейчас?
– Да. Да, будь оно неладно. – он остановился, зыркнул исподлобья, – Чёртов мэтр Администратор рассчитал, что именно сегодня настала эта самая «равновесная дата». Ну, время, когда с наименьшими затратами энергии мы можем…
Воздействовать на это время.
– Понятно, – хотя понятно насчет «равновесной точки», конечно, ничего не было, она видела, что он говорит правду, – Хорошо. Мэтр Дониер. Я согласна помочь. Только… Объясните суть.
– Разумеется. Сейчас попадём в тысяча триста восемьдесят девятый. Косово Поле. Нам нужно обеспечить продвижение на Запад Османской Империи. Болгарию она уже захватила, теперь очередь Сербии и Венгрии.
Для победы турок, как ни странно, нужно, чтобы сербский патриот, некто Милош Обилич, пробрался во время битвы прямо к шатру султана. И заколол его.
После этого его сын, разъярённый и пылающий жаждой мести, введёт в бой резервы, поведёт их сам, вдохновляя, и пылая сыновней… И славян на голову разобьют. Территории их государств окажется на пять веков под гнётом мусульман, и не смогут развиваться так, как… Словом – всё дело, как всегда, в Балансе – ну, ты знаешь!
А рискованно это потому, что придётся здорово помахать мечом! Тут не поможет ни заклинание невидимости, ни сонное Зелье, ни чары. Нужно, чтобы всё произошло открыто, на виду у «очевидцев», и так, чтобы никто ни в чём не усомнился!..
Нет – если не хочешь, ни в коем случае не могу принуждать – ты ещё не слишком искусна… Но из твоего Мира сейчас у нас никого больше здесь и сейчас нет!
– Я согласна. Мечом – так мечом. Покажете, кто – «наши», а кто – враги?
– Это нетрудно. Все, кто в чалмах и тюрбанах – сегодня наши враги, а!.. – он не договорил, но она и так поняла, – «а завтра могут стать наоборот – союзниками!»
– И ни в коем случае не отходи от меня далеко!


Мэтр Дониер, очевидно, прекрасно изучил «реперные точки» – они возникли прямо за спиной здоровенного мужика в кольчуге и доспехах, с дикими выкриками прорубавшегося сквозь ряды турок к вершине холма. Там виднелось что-то вроде палатки из ковров, и скопление чванливых пузатых мужчин в роскошных халатах. Сейчас азартно и злобно пялящихся вниз, и что-то свирепое орущих.
Со всех сторон к мужику тянулись злобно оскаленные лица «в чалмах и тюрбанах», пытаясь достать наглеца кривыми и короткими саблями. Но – то ли Милош действительно был умелый воин, то ли нападавшие ещё не воспринимали его «сольный проход» всерьёз, и отвлекались на других воинов – пока он успешно пробивался.
Сэра со своей катаной и мэтр Дониер со щитом и шипованным шаром на цепи, приделанным к мощной рукоятке, нисколько янычар не удивили, даже когда втиснулись за спину Милоша, и принялись отражать предназначенные тому удары. Мэтр Дониер что-то крикнул воину на явно славянском наречии, и тот, похоже, понял, что тылы теперь прикрыты: во всяком случае, он стал орать и рубить куда целеустремлённей и быстрей, с каждым ударом выдыхая, словно косарь на поле. А шум вокруг стоял оглушительный!
Масса воинов в белых халатах и штанах теперь напирала ожесточённо – если это банальное слово подходит к тому сумасшествию, что царило вокруг!
Сэре уже некогда было разбираться в моральных терзаниях и тонкостях – она и сама рубила и парировала во всю силу своих тренированных мышц, что-то злобное крича, и стискивая зубы, отлично осознавая, что преимущество на её стороне: катана прекрасно перерубала жиденькую сталь сабелек, иногда и вместе с кольчугами, или руками! Струи и капли тёплой солёной жидкости заливали одежду и лицо – невольно она содрогнулась – кровь! Кровь везде! Брызги попали даже в глаза – еле проморгалась! А утирать уже некогда! Убьют!
Вот когда она поняла, что «древние сказания» в приложениях к параграфам на уроках истории – не банальные сказки, а голая и омерзительная правда!
Чёртовы янычары-берсерки не останавливались, даже когда её меч отрубал правую руку: перехватывали сабли левой, или просто – кидались вперёд, чтобы достать её хоть кинжалом, хоть зубами, да хоть как! – лишь бы затормозить их тягостно медленное кровавое восхождение!..
Орали мусульмане, орал мэтр Дониер, работавший своим цепом, словно мясник на бойне! Отчаянно орала, хоть уже не так громко, она сама…
Кровь и ошмётки плоти покрывали её короткую курточку так, словно её окатили из ведра! И только осознание того, что мэтр Гриф не зря учил её – что не кольчуга, а скорость и чутьё – лучшая защита, позволяли, словно у неё выросли глаза на затылке, успевать везде! Или… Может, это мэтр Дониер помогал?!
Она обнаружила, что вид падающих поверженных врагов и кровь вокруг здорово бьют по нервам и в ноздри новыми дикими ощущениями – словно она вернулась в какие-то времена родо-племенного строя, когда до самозабвения, до последнего вздоха отдавались охоте или драке! Как-то же кроманьонец победил неандертальцев…
А потом и мамонтов поистребил.
Может, как раз за счёт такого отключения сдерживающих, «цивилизованных», мозговых Центров, и «гуманных» установок, появившихся позднее, и абсолютного безоглядного кровавого беспамятства-сумасшествия?!..
Но все эти мысли (вернее – их обрывки!) перебивало что-то другое, более…
Сильное. Жестокое!
Да, льётся кровь! Она рубит, выпуская её из людей!.. Да, она, оказывается, готова выпустить ещё хоть море крови – во благо своего народа, своей Расы!.. Смерть врагам!
Рычали, выли и стонали разрубаемые воины, рычала, задыхаясь, и она сама… Но рубить не на секунду не прекращала! Вершина – уже близко!
Сколько народу ей пришлось положить в их упорном подъёме на холм, она не считала.
Зато мэтр Дониер, ни один удар которого не проходил мимо цели, считал всё: потом сообщил, что на её «долю» пришлось «девятнадцать убитых, и сорок девять раненных серьёзно».
У палатки пришлось рубиться особенно яростно – она ощущала, как непривычные к такому бою руки слабеют, но усилием воли заставляла их двигаться ещё быстрее, вкладывая в удары силу из живота и всего тела – так, как учил мэтр Гриф!
Наконец Милош Обилич добрался, куда ему было нужно: впереди замаячило прикрытое личными телохранителями упитанное тело в дорогих роскошных одеждах, и лоснящееся потом и салом наглое лицо с презрительным, словно у верблюда, выражением…
Тут сербу подставили подножку, и уронили на землю, а в руке мэтра Дониера неизвестно как оказалась сабля славянина, которую он метнул, что-то выкрикнув.
В мешанине охранников словно по волшебству (впрочем – почему – «словно»?) возник пустой коридор, в котором сверкнула летящая сталь!
Сабля вонзилась прямо в огромное брюхо вельможи, и, похоже, прошла насквозь!
Нагло-презрительное выражение сменилось удивлением, если эту эмоцию назвать столь слабым словом… Окончания дикого крика, в котором слились и султан, и его охрана, она не услышала – они вернулись домой, воспользовавшись тем, что все уставились на эту самую рукоять!..
Тело Милоша осталось лежать там, под ногами янычар…
Мэтр Дониер, с которого буквально текла кровь пополам с потом, образуя на полу отвратительные, пахнущие медью и кладбищем, лужи, буквально рухнул на табурет:
– Ф-фу… Мерзкое дело. Ненавижу. Садись – я посмотрю твои раны.
Только сейчас Сэра заметила, что ранена – левое плечо пересекала огромная и глубокая кровавая щель в добрый палец глубиной, и длиной в ладонь. И остальной торс покрывают неглубокие, но кровоточащие царапины-щели: надо же! Пропускала-таки удары!
Она ойкнула, и…
Почувствовала, как сползает на пол в обмороке – потому что позволила себе, наконец, действительно испугаться…


Очнулась она уже в постели.
Над ней склонилось озабоченное лицо миссис Рениллы, и смущённое – мэтра Дониера. Миссис Ренилла поспешила «одеть» на лицо улыбку:
– Ну слава Богу! Сэра! Ну пожалуйста! Не ввязывайся ты в авантюры отдела прикладной Хроноформации! Ну ладно – мэтр Дониер – он огни и воды прошёл! Или леди Барбро – та вообще никогда в «прямой контакт» не вступает! Но здесь!..
Убивать людей сталью! Фу. Этот фрукт, – она бросила тяжёлый, словно удар кувалды, взор на опустившего глаза к полу мэтра, – своё от меня ещё получит! Но ты!.. Тебе самой не совестно?!
Сэра попробовала разлепить рот. Сглотнула. Обнаружила, что говорить может, хоть и тихо:
– Простите, миссис Ренилла… Стыдно. До слёз. Но… Я сама навязалась мэтру Дониеру в помощницы. Он… Пытался меня отговорить. Просто…
– Что – просто?! «Просто» – у тебя мозгов ещё меньше, чем у него?! Рубить головы и тела – работа для мужчин! Ты что – воин? Нет! Ты – Ведьма! А Ведьмы не работают столь грубыми и примитивными методами! Ты должна была отказаться!
– Н-нет… Я не хотела… Отказываться. Миссис Ренилла – это звучит глупо и наверное, по-детски, но я хотела… Попробовать и это! А вдруг – понадобится?!
Миссис Ренила фыркнула:
– Да, знаю! Что все вы, новички, этим грешите… Пытаетесь, раз уж остались, «проверить, смогу ли я в случае если…» И так далее. Ну вот – ты попробовала. Проверила. Приятные ощущения?! – Сэре пришлось отвернуться к стене. Слёзы стояли в глазницах, но она не утирала их – знала, что про них и так знают.
Её мучили стыд, и жалость, и к себе, и к убитым, и что-то ещё… Однако, зная, что от неё ждут ответа, она нашла в себе силы повернуться обратно:
– Н-нет… Это, это… Отвратительно! Словно – бойня! Да это и была бойня…
Мне… Правда стыдно. – она подняла глаза, заволокшиеся пеленой слёз на учительницу, и чувствовала, и правда, дикий стыд, – Но я не жалею! Я теперь знаю – я – тоже животное!
Да-да, злобное, тупое, грязное животное! Похоже, питекантроп из меня так до конца и не вышел… Остался глубоко там – под тонкой корочкой так называемой «цивилизованности…»
Я, я… Сама от себя такого не ждала! – она закрыла глаза руками и разрыдалась.
Её руки мягко кто-то развёл.
Теперь в глазах миссис Рениллы вовсе не было укора и суровости. А что там было, она сказать не смогла бы – всё поле зрения размыло слезами, так и лившимися из слёзных (это она теперь знала!) проток. Она услышала:
– Никакое ты не животное. Думать так – ошибка. Причём – большая. Животное поступает так, как велит инстинкт. А ты – можешь контролировать. И контролируешь себя. И если в нужные моменты можешь, вот как сегодня, «подключать» животное начало, чтобы оно помогло выжить – это просто замечательно.
Значит, не зря мы все тебя учим!
Из тебя, похоже, выйдет толк… – и, видя, что Сэра пытается что-то возразить, строго добавила, – А сейчас лежи и молчи. Два дня постельного режима. Завтра приду с утра на перевязку – до этого повязку не трогай, и не мочи в воде! И…
Не терзайся. Стыдиться уже нечего. Это… Работа. Ну всё – отдыхай!
Миссис Ренилла двинулась к двери. Выходя, оглянулась. Похоже, она больше не сердится на неё. Может, это от того, что она сказала правду? Про себя, про свои ощущения… Про стыд, что теперь терзал её душу, словно наглый кот пойманную беспомощную мышку?..
Мэтр Дониер скрипнул табуретом, встав с него:
– Знаю, тебе сейчас мерзко… Но ты вспомни о том, что те, кого мы убивали – сами последние отморозки, твари без тормозов и капли совести. Убийцы и насильники. И теперь благодаря нам они… и им подобные… Будут терзать славян пять веков, пока Русский Царь не освободит болгар от владычества Турции… – он дёрнул щекой, – Вот это-то и есть самое страшное.
Что мы как бы… Впрочем – почему – как бы! Мы и есть – Сволочи! Причём – с большой буквы! Мы помогли свершиться мерзкому делу! – желваки на скулах мэтра Дониера так и ходили, и лицо покрылось бледностью, словно он и сам впервые серьёзно задумался… Нет, вряд ли – впервые. Он же «прошёл огни и…»
– И пусть мэтр Администратор хоть тысячу «разумных» доводов приведёт, что – так, мол, и надо, для итогового торжества Общества Разума и Порядка… Где-то там, в далёком Будущем… И нам нужно во что бы то ни стало поддерживать чёртов Баланс…
Ты права – Совесть этими лозунгами не заткнёшь! Совесть – она такая…
Сука.
Но – она всегда права. Мы должны осознавать. Что поступили подло и грязно. Сломали сотни тысяч будущих судеб. И всё – ради какого-то далёкого, призрачного будущего счастья…
Прости. Прости, что втянул. И…
Спасибо.
– За что? – она улыбалась. Она уже знала, за что – тоже постепенно научилась читать пусть не мысли – но ощущения. Впечатления. Эмоции.
– За помощь. Один бы я при всём умении не справился. И, конечно, за то, что поверила мне. На слово. Что всё это – надо. Нужно. Необходимо. Для… Чертового Будущего.
– Мэтр Дониер? Простите, что спрашиваю. А вы сами – видели его? Это Будущее?
Мэтр долго молчал. Отвернувшись. Явно сдерживая эмоции.
– Нет. Не видел. И не увижу. Проклятый гороскоп донны Парки показал, что я не доживу до двадцать второго века вашего Мира… Но мэтр Администратор сказал, что видел. Он – доживёт! И у меня нет оснований ему не верить… Вроде бы.
– Мэтр Дониер… Вы… Мне так жаль… Получается, бессмертие всё равно не…
– Да нет. Бессмертие тут не при чём. Меня просто убьют в каком-то сражении.
– Боже!.. – она содрогнулась, – Так вы знаете свою… Судьбу?
– К сожалению. Мне не хватило смелости – я, как баран на бойне, сам попёрся к Парке… Теперь так жалею. И тебе советую: не ходи! Не будет этого ужасного камня на шее – Предопределённости! Живи лучше, не зная, что ожидает тебя там, за поворотом…
Мэтр Дониер неловко кивнул ей, и открыл дверь. Вот уж не думала она, что такому, как мэтр Дониер не хватает… Мужества!
– Да, вот ещё что… Спасибо, что сказала, что сама захотела… Я ощущаю себя свинской свиньёй. Втравил тебя в кровавое и гнусное дело… И то, что, как уверяет наш «большой Босс» оно «научно обосновано и необходимо», нисколько…
Да, я уже сказал – не меняет его кровавой сути. Ну, ладно, поправляйся.
Для одного урока и так слишком много всего на твою наивную… – он не договорил, снова сглотнув, и вышел, аккуратно прикрыв дверь за собой.

Мэтр Дониер явно чувствовал себя виноватым – сжатые тонкие губы не украшала, как обычно, кривоватая хищная улыбка.
Сэра чуть прислушалась к своим ощущениям – ну точно: читает его эмоции куда легче, чем в самом начале. Поэтому нагло улыбнулась:
– Мэтр Дониер! С вас причитается! Раз уж вы поэксплуатировали меня в прошлый раз, теперь позвольте и мне… Сделать то же самое!
Мэтр, несмотря на железное самообладание, подрастерялся:
– Сэра! Я… То есть – что ты имеешь в виду – поэксплуатировать?! И, кстати – как там твоя рука?
– Рука отлично, – она продемонстрировала чистый заживший рубец, закатав рукав, – а насчёт поэксплуатировать… Свозите меня в древний Рим? Уж больно охота посмотреть на настоящих гладиаторов!
Да и на Рим!
Теперь настала очередь учителя чесать затылок. Но надо отдать мэтру Дониеру должное, сориентировался он быстро:
– Твоя правда – там есть чему поучиться. Да и к человеческой жизни они там подходили совсем с другими мерками! Куда… циничней, и… прагматичней, что ли. Ладно – поехали. Значит, ты повторяешь, что «в Океанию», я – представляю время и место!


Место оказалось в трёх милях от Капитолийского холма, за какими-то лачугами (когда обошли их, оказалось, что это гончарная мастерская), и обошлось без свидетелей.
Время, как объяснил мэтр – «при императоре Нероне, девять утра…» Чертовски точная хронология, усмехнулась Сэра про себя. Но мэтр уточнил:
– Знаменитый поджог Рима состоялся три года назад – так что тут всё свежее и новое. Почти…
Ух ты! Вот уж про кого снято и море фильмов, и написаны горы книг! Посмотреть бы вживую! Ну, хоть издали! А-а, он же будет, наверное, на боях!
Мэтр между тем покачал головой:
– Сэра! Имей совесть! Местные приличия не позволяют солидным матронам ходить в мини! Опусти подол хитона ещё на три ладони! Так. Теперь – стола… – её бёдра скрыла широкая складчатая юбка, – Фибулы я сам тебе на пеплу… – под его руками на плечах миниатюрной накидки-пеплы возникли миленькие как бы заколочки, – И пояс. А уж вырез на груди уменьши сама! Теперь – снова хитон и стола. Цвет – белый. Никаких «дизайнерских» выкрутас: синий и зелёный – для черни. А мы тут типа аристократы!
У самого мэтра по груди и спине подсборенной и спадающей как бы по диагонали тоги, одетой на нижний хитон, шла узкая красная полоса – «всадническая!» – пояснил он – «до сенатора я не дотягиваю!»
Её сандалии, красные «солеа», которые, зная местную моду, подправил учитель, оставляли ногу непривычно голой – ей показалось, что ступня замёрзнет. Мэтр буркнул:
– Ничего. Здесь не холодно – лето! Займёмся-ка причёской…
Жаль, что посмотреть на себя оказалось нельзя. Но мелкие кудряшки на лбу и словно распушённые остальные волосы, да ещё и пришпиленные сзади массивной золотой заколкой, сильно обременяли и смущали Сэру всё остальное время – уж слишком много, как ей казалось, объёма мэтр им придал! Однако на её возражения он «добил» её:
– Будешь капризничать – добавлю туда же и накладной шиньон! Здесь высокородной положено быть… Ну, очень волосатой! Говорю же: мы – аристократы!
Она узнала, почему эти самые аристократы красят тогу и солеа, или кальцеи (мужская обувка): краски, особенно яркие и стойкие к стирке и чистке – жутко дороги.
Престиж-с!
Они неторопливо, словно гуляя, двинулись мимо одноэтажных скромных хижин-лачуг, вначале по пыльной дорожке, впрочем, быстро приведшей к настоящей мощёной камнем мостовой. Ого! А здесь существовали и колеи для «авто» – телеги уже выбили в камнях приличные желоба! А на перекрёстках торчали каменные же как бы тумбы: чтоб переходить с тротуара на тротуар, «не замочив туники» в дождь! Судя по высоте тумб, воды бывало и по колено…
Пахло рыбой – слева оказался квартал не то ловцов, не то – торговцев, а, может, и тех и других. Пока прошли мимо, старались делать такие же сморщенные носы, как и встречаемые теперь всё чаще люди в похожей одежде.
С такими вежливо раскланивались, ничего, впрочем, не говоря. Зато на «чернь» в действительно серо-голубых и светло-зелёных, а иногда и откровенно неопределённо-бурых из-за частой стирки тряпках, смотрели свысока: словно через ноздри!
Лачуги бедняков казались построены чуть не из мусора: какие-то корявые палки, ветки, камни, и всё это обмазано глиной – словно не великий и культурнейший город, фактически столица Мира, а обычный захолустный городишко, если вообще не посёлок.
Наконец пошли кварталы «доходных домов». В них, как объяснил мэтр, ютились те, кто понаехал в Рим на заработки, или по делам. Плата обычно чисто символическая, зато здесь даже наличествовала канализация – правда, не на всех этажах… А выглядели такие дома словно общежития в «её» время: четыре-шесть этажей, общие длиннющие коридоры, и клетушки-комнатки с узенькими, и ничем не забранными проёмами окон.
Зато эти здания смотрелись куда как капитальней: нижние этажи – явно из камней, скреплённых бетоном. Правда, верхние, словно бы нависающие над всё такой же узенькой улочкой – из дерева. Дерево казалось светлым, свежим… А, ну да – Рим же только что сжёг «величайший поэт и певец всех времён и народов…»
Ну а раз – всё ещё дерево – чего ж удивляться, что чёртов Рим горел, и ещё будет гореть… Вплоть до окончательного разгрома и поджога его варварами-пиротехниками. (Ничем иным, кроме любви к «огненным шоу» Сэра не могла объяснить себе странное нежелание галлов, даков, вест-готов и т.п. германцев жить-поживать в завоёванном гигантском, удобном, обустроенном на века, мегаполисе… Одни здания чего стоят! Здесь может разместиться, наверное, до полумиллиона человек. Причём – с комфортом. Ну, по местным меркам…)
Народу попадалось всё больше – и все старались идти по чуть выступавшим над полотном собственно дороги тротуарам, потому что внизу, на «проезжей части», буквально плескались вода, помои, моча и – если полагаться на обоняние, – кое-что поконкретнее!..
Они старательно берегли сандалии, но ноги всё равно стали покрыты словно кожурой – из брызг, глины, и пыли.
Правда, ближе к самому амфитеатру попадалось куда больше кварталов частных вилл и дворцов – эти были старательно ухожены, перед ними аккуратно не то выметено, не то – вымыто, и сады за высоченными заборами явно позволяли наслаждаться чистым, хотя бы относительно, воздухом. И тенью. Она спросила:
– Мэтр Дониер! А почему не видно Колизея?
– Ну здравствуйте! – он покачал головой, – Историю помнишь? Его ещё не построили. Это же – Нерон. Он всё делал – в первую очередь для себя. Любимого и бесподобного… Вон: его Домус Аура. Дворец. Который строят уже три года, и будут строить вплоть до свержения и самоубийства нашего милого… матереубийцы.
Вон леса вокруг основного Здания: оно стоит на освободившейся после пожара шестьдесят четвёртого года, территории, прямо в центре Рима. (Учись, кстати: вот так Нерон и «расчистил» стройплощадку. Да ещё и не заплатил никому ни гроша за конфискованные пепелища!). Территория бывшего Форума.
Во дворце сто пятьдесят комнат. Внутренний двор целиком занимает пруд в три гектара. Ещё там, внутри – сувенирчики со всех концов Империи. – мэтр сплюнул, – Нам там делать нечего. Раскусят вмиг – местные сплетни нам незнакомы. А на Форум ходят, как и в бани – потрепаться. Ну, коренные римляне – они ж не работали ни дня, даже бедняки. Помнишь – бесплатные раздачи хлеба, денег и т.д., и т.п…
А мы идём смотреть гладиаторов. Да? – она кивнула. Точно. Гладиаторов.
Мимо проплыло странное здание. Она принюхалась… Не может быть!
– Мэтр Дониер! Это…Это!..
– Ага. Общественный туалет. – он выглядел невозмутимым, – А в чём проблема? С тех пор, как проложили Клоаку Максима, римлянам стали доступны и такие блага Цивилизации, как канализация. Вот они и стараются – перед тем, как пройти в Амфитеатр.
– Да-а?! А почему… Все входят-выходят из одной двери?!
– Это просто. Здесь нет деления на мужской-женский. Все… Справляют свою нужду в общем зале! – её передёрнуло, мэтр заломил бровь, – Шокирует, да? А вот римлян не шокирует. Впереди – восемь-десять часов сидения. Вот и стараются облегчиться, так сказать, заранее. Кстати – не желаешь приобщиться к традициям? Я даже сотворю тебе собственную губку: для… Ну ты понимаешь! – мэтр сделал выразительный жест, – тут все таскают персональные… Кстати, и в плане гигиены полезно: хоть оттуда никакой заразы не подцепишь, даже во время эпидемий. – она решительно помотала головой, – А зря. Было бы интересно! Поучительно, так сказать. – вот уж без сомнения!..
– Ладно, мы почти дошли: смотри. – он указал на нечто низкое, но похожее на овал стадиона «Лужники», – Тут амфитеатр, конечно, поменьше, победней, чем будет Колизей, до начала строительства которого ещё лет пять. (Это Веспасиан постарается задобрить местный электорат таким способом!) Но традиции – можешь не сомневаться! – такие же мерзкие и кровожадные. Так что мы даже не будем смотреть больше ни на какие достопримечательности архитектуры Столицы. А познакомимся. С… Нравами толпы.
Причём ты и сама увидишь, что так называемая родовая знать ничуть не лучше последнего плебея…
Собственно, для чего-то такого все эти «шоу» и нужны. Они как бы сплачивают. Демос и Аристократию. Как бы мажут всех одной кровью, создавая ощущение единения каст и классов – богач, бедняк… Одинаково звереешь, глядя на…
Поощряешь убийства, словом. Причём – сознательно. Может, думаешь, болельщики хоккея далеко от такого ушли? Хм-м. А вот посмотришь сама.
Сэра понимала, конечно, что с человеколюбием и гуманностью как таковой здесь проблемы. А вдруг здесь все такие, какой она сама ощущала себя недавно, рубя янычар?!.. Она уже ощущала сожаление – лучше бы попросилась куда-нибудь в Лувр…
Но – назвался груздем – полезай в кузов!..
– А там… Какие-нибудь билеты покупать надо?
– Не билеты. А зарезервированные места. Вот – видишь? – мэтр вынул из складок тоги пару странных не то табличек, не то пластин, – Это – наши. Вход номер двенадцать. Ряд. Места. Правда, конечно, не на первых рядах, но видно будет неплохо. Только будь готова к дикому ору болельщиков. Ну, почти как на футболе. Но вот идти «шоу» будет до вечера…
– Ого! А если надоест, можно уйти?
– Можно. Но не нужно. Посмотреть найдётся на что.


Действительно, нашлось.
Когда они, толкаясь и переругиваясь с чванливыми мужчинами и накрашенными, словно низкопробные шлюхи, женщинами – жёнами и любовницами разных «важных персон», – пробрались к зарезервированным местам, загремели барабаны и зазвучали трубы – явно медные! Потому что звук оказался уж больно гнусавый. Зато громкий.
Вокруг сидели, полулежали или даже стояли римляне. Они зубоскалили, приветствовали знакомых, громко болтали с друзьями и соседями, и почти все – что-то жевали!
Да, еда имелась буквально у каждого! А кто не принёс с собой хотя бы пресной лепёшки, сейчас подзывал кого-нибудь из огромной армии резво снующих лоточников, выкрикивающих, что «только у них» – свежайшее, и, разумеется, «по самой низкой цене»!
После фанфар все, наконец, расселись, и гул, крик и хохот сменился простым гомоном – уже заткнулись лоточники и зазывалы, а оказавшиеся на сиденьях зрители всё чаще глядели на арену, и мощные ворота на дальней её стороне.
Сэра рискнула оглядеться нормально. Нет, ничьего внимания она не привлекла. Очевидно, потому, что поработав над лицом, замаскировалась под адекватную спутницу мэтра Дониера – даму лет пятидесяти, с золотой заколкой в волосах, и клипсами с бирюзой – как объяснил мэтр, уши прокалывать ещё не принято. Впрочем, все украшения изготовил и навесил сам мэтр: только «для придания должного соответствия эпохе и моде».
– С собой в Авалон не тащи! Захочешь – сделаю тебе прямо там такие же!
Вот уж нашёл чем привлечь! Заколка в волосах всё ещё досаждала своей массивностью. Но уж статус, похоже, придавала – местные матроны явно с завистью пялились на её благообразное красивое лицо, горделивую осанку, (уж она вспомнила советы Васильева – «словно зажимаешь доллар между лопатками!») и богатые побрякушки!
Сам мэтр скромно обошёлся напомаженными волосами в мелких же кудряшках (дань уважения моде, введённой императором – пояснил он!), и кулоном на толстой золотой цепи: ну, ни дать ни взять – «новый русский» из лихих девяностых! И чванливо-не-брежный взгляд ему удавался не хуже. Она и сама старалась глядеть на всё и всех так же.
Фанфары прозвучали во второй раз.
На арену вышли служители, встали по кругу лицом к трибунам.
Открылись двери огромного балкона, и туда вальяжно вплыли явно некие начальники – местные Большие Шишки: сенаторы, проконсулы, ликторы – словом, высшие армейские и гражданские чины.
Затем соизволил возникнуть у перил, ограждавших ложу, и сам Император.
Его все приветствовали стоя. Аплодируя, и что-то выкрикивая. Кажется, что-то о его щедрости и милости…
Ещё бы: сегодняшнее «шоу» оказалось полностью бесплатным – всё, как пояснил её спутник шёпотом – оплатило Государство! Так вот почему трибуны забиты – яблоку негде упасть!
Впрочем, это, конечно, был далеко не Колизей: Сэра прикинула, что чаша вмещает не более тридцати тысяч. И навеса, который должен бы прикрывать их от солнца, как она слышала, сделают в Колизее, здесь нет. Бедновато для «мировой Империи»!
Появление Императора совпало с третьими фанфарами.
На центр Арены вышел служитель – с поистине громовым голосом. Объявил:
– Граждане Рима! Сегодняшние бои посвящаются памяти матери нашего великого и милосердного Императора Нерона, Агриппины Гай Германики! Прошу всех встать, чтобы почтить её светлую память!
С почтительным ропотом ряды поднялись со своих мест.
Все помолчали с полминуты. Распорядитель сказал:
– Благодарю, граждане Рима! Прошу занять свои места! – после чего удалился.
Начался «парад»: вокруг арены строем, или кучками прошли все те, кто должен был сегодня услаждать толпу своими страданиями и смертью: гладиаторы. Вот уж смотрела она на них с интересом!
Загорелые, большинство – сухопарые. Но попадались и крупные рослые – похожие на варваров. У таких и вооружение отличалось экзотичностью: длинные, в отличии от римских, мечи, палицы, секиры, цепы с шипастыми шарами… Полчаса спустя она с сожалением вздохнула: всё, парад закончен!
Сейчас начнётся бойня!
– А что это за листки у некоторых зрителей? – поинтересовалась она шёпотом.
– Программа выступлений. Погоди-ка, сейчас я и нам достану одну…
Не без удивления Сэра обнаружила, что почти все буквы знакомы, и она может вполне свободно читать по-римски. Вот только числа-цифры написаны латиницей – не поймёшь, сколько всё же гладиаторов участвует в тех или иных схватках.
Нерон торжественно махнул рукой, все заорали, и шоу началось!
Разглядывая знаменитого злодея, она давалась диву: ну, раскормленная морда поперёк шире, ну, трясущиеся явно от обжорства, рыхлые щёки, ну, бочкообразная грудь, и пузо под ней… Она знала – он выступал (или пытался, по крайней мере!) и на публичных состязаниях декламаторов и поэтов… И, вроде, даже побеждал. Даром, что для вдохновения (или – по более трезвой версии мэтра – для расчистки участка «в центре»!) спалил весь этот развращённый бездельем, и халявной добычей с ограбленных завоёванных провинций, Рим, к чертям собачим!
Впрочем, злые языки его недругов уже тогда, до мэтра Дониера, уверяли, что Рим он спалил именно для этого! Для того, чтобы построить чёртов Домус Аура. Сто пятьдесят комнат? Пруд? Н-да, скромновато для «реального пацана с манией величия…».
Рыжеватая жиденькая бородка тоже её не впечатлила – ни мужественности, ни оригинальности облику сластолюбца она не придавала. И вообще – с бородами сидела чуть не половина присутствующих. Брились, как объяснил сам бородатый для такого случая мэтр Дониер, те, кто имел отношение к Армии, или кто считал, что вшей лучше иметь только в волосах. Хотя раньше, во времена проконсулов, мода и та же гигиена заставляли бриться всех мужчин: от юнца до старца.
Она после этих слов невольно почувствовала зуд, и начала невольно дёргать плечом и незаметно чесаться.
– Хватит! Нет у тебя никаких вшей. Это – нервное.
– Знаю… Но остановиться трудно! – они посмеялись.
На арену вышла первая объявленная громовым голосом пара: могучий, до пояса обнажённый загорелый варвар «из дикой Дакии», в дурацком шлеме с узенькой прорезью для глаз, и щитом, и надраенным до блеска мечом («это – знаменитый, завоевавший полмира, гладиус, короткий римский меч» – пояснил мэтр), и тощий, вооружённый только сетью и трезубцем, блёклый какой-то, «шемит (еврей, что ли?) из Лидии!».
Под одобрительный рёв и подбадривающие крики шемит попытался, внезапно наскакивая, поковырять мощную тушу своей «зубочисткой», помахал сетью. Варвар не слишком испугался: прикрывшись щитом, стоял в центре арены, как врытый, только поворачивался лицом к кружащему вокруг противнику, на которого глядел явно с пренебрежением и сверху вниз.
Возможно, конечно, что действия гладиаторов кто-то отрепетировал заранее, но…
До определённого предела.
Минут через пять осторожных выпадов и вялых отмахиваний гладиусом, схватка пошла ну точно совсем не так, как на «тренировках»!
Шемит, всё ещё круживший вокруг придавленного тяжестью громадного щита и ограниченностью поля зрения к песку в центре, дакийца, как бы невзначай уронил один из концов сети на землю. Примерно пяти шагов вокруг варвара ему хватило, чтоб сеть оказалась под ногой того. Затем шемит дёрнул что было сил!
Нога мирмиллиона, голень которой укрывали поножи (совсем как у футболистов – щитки!), оказалась вскинута в воздух, варвар дёрнулся и переступил второй, чтоб сохранить равновесие. Этим моментом и воспользовался тощий, но, оказывается, жилистый и подло-коварный шемит: трезубец ударил прямо в ляжку, прямо над незащищённым коленом!
Зрители издали дружный не то – вой, не то – вздох! Варвар заорал.
Сколько же в этом крике было боли и отчаяния!
Теперь он понимал: его время пошло! Если не убить врага в ближайшие несколько минут, он попросту истечёт кровью, обессилит, и станет лёгкой добычей!..
Дакиец перешёл в наступление, пытаясь игнорировать поток, струящийся по икре в сандалию и на песок, оставляя за ним прерывистый, словно пунктирный, кровавый след.
Шемит-ратиарий тоже отлично всё понимал: ему-то тяжёлый щит и дурацкий шлем не мешали отбегать и уворачиваться от выпадов короткого, не длинней чем по локоть, лезвия! Так продолжалось ещё минут пять, под улюлюканье заскучавших от «трусости» и «подлости» зрителей – особенно усердствовала чернь, разместившаяся где-то на последних, верхних, ярусах. Впрочем, вряд ли кто из бойцов обращал на их выкрики внимание: не до идиотов, когда речь идёт о жизни!..
Варвар наконец замер снова в центре арены, очевидно устав. Он задыхался, и его с присвистом дыхание разносилось теперь по всему заткнувшемуся, наконец, цирку (Вот уж инженеры здесь отлично владели тонкостями акустики!). Ратиарий снова начал свой танец смерти, обходя врага. Теперь он не делал ложных выпадов – просто собрался словно в мускулистый тугой комок, и ждал – ждал, когда сможет нанести верный удар в незащищённое место.
У мирмиллиона уже не оставалось, похоже, сил держать щит высоко, и он поставил его кромкой на песок, защищая ноги, и просто поворачиваясь так, чтоб щит оказывался между противником и им. Зрители напряглись, некоторые привстали, понимая, что настал критический момент. Никто не шикал, не смеялся и не сморкался!
Она чуяла сверхспособностями – толпа жаждет уже не просто крови – но смерти!
И смерть уже словно слетела вниз с вершин Олимпа, или что там было у древних римлян – и распростёрла тусклые графитово-матовые крыла над двумя людьми на арене…
Шемит сделал стремительный выпад – целясь в щель шлема. Очевидно, хотел добиться красивой и быстрой смерти врага! Большая ошибка.
Варвар, чего-то такого, похоже, и ждавший, метнул от бедра гладиус!
Такого, похоже не ждали не только зрители, но и ратиарий!
Меч, словно большой нож, (которым он, с её точки зрения и был!) вошёл точно в бок, где кончались рёбра, под рукой с трезубцем! Толпа выдохнула – что-то первобытное, злое и удовлетворённое, слышалось и чувствовалось в этом вздохе.
Ох, и эмоции здесь царят! Совсем не такие простые и «гуманно-наивные», как на футбольном стадионе, или ринге… Сходство лишь в том, что противников – двое. Невозможно болеть так… абстрактно-отрешённо, когда точно знаешь, что проигравший умрёт!
Но «болеть», судя по всему, в природе человека. Словно высунула на миг из-за угла голову оскалившаяся обезьяна, жаждущая крови, жаждущая убить врага, а не просто – положить его на лопатки! Ох и много же женщин до сих пор обожает бокс! Похоже, их обезьяна спрятана куда хуже под маской «цивилизованности и культуры»!
Боже! Какая фигня все эти попытки гуманистов эпохи Возрождения, да и «идеологов-моралистов» её времени, «очеловечить» человека!
Но ей пришлось, превозмогая подступившую к горлу тошноту, досматривать: как теперь уже ожидавший варвар, решил, что – пора, и его фигура неторопливо приблизилась к корчившемуся на песке врагу. Наклонившись, он подобрал отброшенный в конвульсиях трезубец. Обратился, подняв его в воздух, с немым вопросом к зрителям – вытянув руку с указующим перстом к шемиту…
Она и так знала, что те покажут: опущенный к земле большой палец сопровождали дикие, злобные и почти звериные крики – так могла бы кричать и выть стая гиен, терзающих пах антилопы, применяя излюбленный охотничий приём этих гнусных тварей!
Сердце будто сжала чья-то стальная рука: не часто (вернее – никогда!) на её глазах так спокойно, и с громогласного одобрения тысяч тварей (а как их ещё назвать?!), убивают человека… Пусть здесь это и традиция… Хорошо, что в её время таких традиций не сохранилось. Вот: сейчас!
Трезубец опустился в стремительном ударе, пронзив то место, где, по идее, должно располагаться сердце – точно в центре груди! Дёрнувшись пару раз (словно лягушка в опытах Гальвани с электричеством!), тело расслабилось и словно расплылось по песку.
Мирмиллион какое-то время ещё стоял над ним. Затем кто-то из служителей, похоже, что-то ему крикнул.
Гладиатор поднял голову от поверженного, выдернул из его бока меч, и почтительно поклонился Императору, и – во все четыре стороны света.
После чего, хромая, ушёл в ворота. Выскочившие оттуда неприметные невысокие люди – явно рабы! – обнажённые до пояса, похожими на багры палками с отпорными крючьями уволокли тело туда же.
Осталась небольшая дорожка из параллельных бороздок на песке, от которой Сэра долго не могла оторвать взгляд… Пока выскочившие следом за «крючниками» рабы с мётлами не размели песок, скрывая и дорожку и кровь…
Далее выступало две группы – у одних на шлемах красовались белые перья, у других – чёрные. Только этим они и отличались, на взгляд Сэры. Мэтр Дониер пояснил: группами обычно выступают какие-то племена, или – проштрафившиеся солдаты. Скажем, отступившие с поля боя, пока командир ещё не отдал такой приказ. Или мародёрствовавшие в неположенном месте…
Похоже, военная выучка сказалась: те, что были в чёрных перьях – и действовали слаженней, и прикрывали друг друга. Не прошло и трёх-четырёх минут, как отряд «белых» остался на песке, и Император снова получил положенный синхронный поклон…
Когда уволакивали этих, Сэру проняло: вид волочащихся по песку и покрывающихся пылью сизо-белых лент кишок вызвал рвоту и у некоторых других женщин!
Ах, вот почему здесь находятся как бы урны, одну из которых поспешил подставить ей мэтр – как раз для…
Продышаться и успокоиться она смогла лишь к концу третьего выступления – отряды оказались куда больше, и хоть и строились в подобие каре, и шли сомкнутым строем, перебить друг друга смогли лишь чуть за большее время, чем предыдущие группы.
Затем пошло смертоубийство диких зверей: крепкий жилистый негр с помощью копья и меча разделался со львом, а две львицы растерзали-таки огромного светлокожего бритта со щитом, копьём, и даже двумя мечами – вряд ли он когда-нибудь видал хоть кого-то крупней и опасней волка в своей древней Британии…
Сэру удивило, что никто из зверей не пытался удрать с арены… Но потом она поняла: приблизиться к возвышающемуся над песком на добрых три метра барьеру не дают заострённые колья из меди, понатыканные под самой её кромкой в песок, и в саму стену…
Когда убили быка с огромными рогами (кажется, это был индийский буйвол), она так взглянула на мэтра Дониера, что он сразу всё понял:
– Дождёмся только перерыва между схватками. Иначе зрители отлупят нас.
А ведь верно – могли бы и отлупить, если б они загородили от жадных глаз происходящее на сцене! Сэра отлично чуяла тот неповторимый запах возбуждения пополам со страхом, что царили теперь здесь: пот, аммиак, рвота, кровь! Боже, как они сами здесь сидят, не задыхаясь в непроветриваемой закрытой чаше – от своих же выделений и эмоций!
Или…
Привыкли?
Возможно. Человек такая тварь – привыкает ко всему. А чужим страданиям ещё и радуется. (Не для этого ли у нее на родине смотрят передачу того же Малахова?! «Как хорошо, что все это происходит не с нами!..»)
А что самое страшное – какие же дети родятся у всех этих… Матрон?!