Очередной квест. И - первое задание! (Глава 1)

Новые задания и бытовые проблемы…
(Отрывок из романа «Спецподразделение 21/17»)
Видно всё, что вокруг, неплохо.
Почти оголившиеся «горно-холмовые» хребты тянутся, насколько могу видеть, во все четыре стороны, и много их, этих хребтов и их отрогов. С тайгой тут, конечно, пожиже. Что плохо. Поскольку мне так и так нужно или найти себе убежище, где меня — Ну, вернее, моё здешнее тело! — не достал бы кто плотоядный во время сна. Или уж, оставшись, как говорится, в дебрях, набрать дров побольше, чтоб поддерживать всю ночь нехилый такой костерок: чтоб враги из диких сунуться боялись!
Однако, когда подул ветерок, и кое-какие ветви чуть раздвинулись, замечаю я, на самом высоком месте того хребта, по гребню которого движусь, нечто, очень меня заинтересовавшее.
Развалины замка.
Впрочем, никакие они не развалины. Стены, из каменных блоков, отвесные, с башнями, прямыми ровными участками, и даже кое-где зубцы на кромках сохранились неплохо. А вот крыши, что башен, что строений, явно имеющихся там, во внутреннем дворе, похоже, сгнили и провалились куда-то вниз. Это может означать две вещи. Первое — что погибли люди, обитавшие тут когда-то. Ну а второе — что все они до сих пор скрываются где-то в подвалах или подземельях, и восстанавливать крыши поэтому не стремятся.
Интересно. Мне так и так придётся двигаться туда. Потому что с местными людьми я уж как-нибудь надеюсь договориться. (Вы же знаете: я умею убеждать!) Ну а если людей не осталось — мне, как уже говорил, так и так нужно убежище. Поскольку солнце сейчас висит достаточно низко над кронами тощеньких деревцев, что чудом выросли тут, на почти сплошных камнях и их обломках.
Быстро спускаюсь с дерева, и поспешно иду, почти бегу, в направлении замка. Попутно как всегда оглядываясь по сторонам. О! Здесь есть и ящерки. Если этих полутораметровых серых тварюг с огромными зубастыми пастями можно так назвать. Когда приблизился к сборищу из пяти-шести таких монстров, греющихся на ещё тёплых валунах, расползлись они в стороны, сердито шипя, и, как ни странно, не намереваясь вступить в схватку.
Да и …ер с вами — мне вы без надобности, поскольку у меня ещё добрых полноги.
Но вот я и у стен. Высокие: в добрых пять-шесть моих ростов. Кажутся вполне себе неприступными. И встаёт та ещё проблемка: ворота из отличной нержавейки закрыты и заперты, (Проверил!) а на мой торопливый громкий стук и крики никто не откликается. Если за таковое не считать вылет откуда-то из-за стены огромной стаи ворон — это уже когда закинул туда, во двор, приличный булыжник, чтоб привлечь внимание хоть так. Кстати, вот вороны почему-то оказались вполне «традиционных» размеров…
Обойти эту крепость с боков, чтоб поискать пролом какой, или «чёрный» ход, мне вряд ли удастся: она специально построена так, чтоб со всех сторон её окружали весьма отвесные, похоже, специально доработанные именно так, каменные обрывы и кручи. С другой стороны, ночевать тут, под стенами, всё-таки не хочется. Да и то, что там базировались вороны, говорит о том, что некому уже открыть мне. А ещё о том, что нет там никого, кого эти хитрущие птицы считали бы опасным для себя, любимых.
Значит, остаётся одно.
Увязываю я в этакую скатку всё нехитрое барахлишко: в снова снятую с себя любимую шкуру. Перебрасываю (Со второй попытки!) через стену, там, где она кажется пониже. Слышу звук удара: приземлился, стало быть, мой тюк там, во дворе, вполне нормально. Вылетело ещё с десяток ворон — упорные самые, стало быть. Отлично.
Теперь возвращаюсь к опушке, если её так назвать, леса. Набираю с десяток сухих стволов и веток. Иду к стене, и тоже, того — закидываю. Теперь бы мне воды какой.
За ней пришлось вернуться почти на полкилометра вниз по склону: отлично запомнил я, где там выходит на поверхность из-под скалы маленький ключ. Напиваюсь, так сказать, впрок — даже в животе стало булькать. Ну вот. А теперь, пока сумрак после заката ещё не сгустился, нужно бы прошустрить, и залезть прямо по стене — пальцы у меня, тьфу-тьфу, крепкие. А щелей в каменной кладке я заметил много: сразу понял, что трудностей быть не должно.
Собственно, их и не было.
На гребень стены забрался минуты за три. Правда, не благодаря тому, что я такой вот ловкий малый, или крутой альпинист, а просто потому, что выщербилась от времени и всяких погодных явлений эта самая стена — тут и неуклюжий лох влез бы. Единственное, что напрягает — мысль о том, что раз удалось мне, никто не мешал сделать это и каким-нибудь другим обитателям. Местной «экосистемы». Тем, кто не вымер от остаточной, и разных там бацилл…
Двор осмотреть почти не удалось: вокруг уже сгустилась ночь, а внутренний двор ещё и в густой тени от самих стен. Однако парапет в примерно метр толщиной, имевшийся за гребнем, и позволявший, если что, защитникам весьма удобно располагаться тут, под прикрытием зубцов, вывел меня прямо к двери в башню. А там нашлись вполне каменные, и поэтому сохранившиеся целыми, ступени. Которые очень удобно привели меня в этот самый двор. Ну а найти своё нехитрое барахлишко, сухие дрюковины, и развести в очередной раз маленький костерок — уже дело техники.
Когда подбросил в пламя и самое толстое полено, и оно занялось, беру в левую руку подходящую головню, а в правую — любимые грабли. И — вперёд, на подвиги. То бишь — в глядящий на меня пустой чернотой злобного глаза проём от двери, имеющийся в центре самого большого здания во дворе. Парадный вход, стало быть.
Пока я не нашёл себе подходящего места для безопасной ночёвки, нужно бы сходить вот именно — на разведку. А то, может, тут хоть и тихо с виду, но в тихом омуте, как это говорится… Вот именно.
Войдя в прихожую, покивал я головой: всё верно: прихожая. Без комментариев. Поскольку комментировать нечего: сгнило вообще всё. А дальше — двери в главный зал: вон он, тянется на добрых сорок шагов. Вхожу свободно: никого тут нет, и толстый слой пыли и сухих скрючившихся листьев на полу говорит о том, что не посещал это место уже давно ни один из представителей что двуногих, что четвероногих. А птичек я не боюсь.
Зал меня порадовал. Привёл в восторг, если говорить честно. Потому что обе его боковых стены оказались буквально увешаны разным колюще-режущим оружием! Не иначе, как хозяин собирал коллекцию. Ну, или осталось от каких благородных предков. Мне по барабану — главное, сохранилось оно неплохо! Правда, от алебард пришлось отказаться, хоть и не сразу: сняв со стен, прикинул я их под себя, но уж больно они оказались тяжёлыми. Зато пару метательных кинжалов, с немного грязными от ржавчины лезвиями, (Плевать! Мне не любоваться на них, а — метать!) подобрал себе без проблем. Не мучился и с выбором сабли: выбрал ту, что казалась изогнута не столь сильно, и с рукоятью под двойной хват. Плевать мне и на то, что она снабжена узорчатой гардой — всё равно чертовски напоминает нашу старую добрую катану.
Ну вот я и экипирован. Почти. Потому что всё равно пришлось снять со стены и пояс, но не кожаный, (Те, как понял, давно сгнили.) а сделанный из отдельных стальных ажурно-кованных звеньев — немного напоминал он мне карикатурно уменьшенную копию самой обычной гусеницы от танка: со звеньями-траками и штырями-осями. Легко разместил своё оружие за этим предметом экипировки.
Ну вот. Теперь я готов обследовать и верхние этажи, и подвалы!
Верхние этажи ничего мне не дали. Правда, нашёл одну кровать — из железа. Похоже, какого-нибудь лакея. Или камердинера. Которая ещё не сгнила, в отличии от шикарно-помпезных гигантских деревянных сексодромов господ.
А так — ничего интересного. Останки шкафов, комодов, трюмо там всяких с потускневшими зеркалами, и вывалившимися ящичками. Наполненными трухой. Разруха!
В подвале оказалось поинтересней. Потому что имелся тут нехилый винный погреб — не иначе, как коллекционировал мой хозяин и редкие вина. Да, я слышал, конечно, что многие нувориши и так называемые дворяне вкладывают деньги в предметы роскоши, искусства, типа картин и статуй, ну, и вот в эти самые вина. Поскольку со временем их ценность только растёт. Сам-собой напрашивается тут же и вопрос о тщете всего сущего: кому они теперь нужны, ваши картины, (Видел их здесь. Но в отличии от оружия всё потемнело, потускнело, или вообще висит в рамах неаккуратными ошмётками, порвавшись, сгнив и окислившись на воздухе…) и статуи — вот эти, надо признать, лишь слегка пожелтели. И вот теперь — и вина. Бутылки с которыми сейчас безобразными грудами с тёмными потёками пролившейся жидкости лежат на каменных плитах пола: рассыпались в труху козлы и этажерки, на которых они хранились.
И неутешительный вывод: никому. Разве что каким извращённым инопланетянам, прилетевшим бы сюда в поисках артефактов местной цивилизации. Ну, или мне.
Потому что если никакой воды здесь не найду, в каком-нибудь секретном колодце на случай осады, придётся волей-неволей попробовать чего из оставшихся целыми бутылок. Но это — только в крайнем случае.
Кроме винных погребов обнаружил и обширные подвалы с топками-печами, котельную, угольные запасы в трёх гигантских хранилищах (Офигеть! Уголь!!!), и огромный дизель-генератор. Понятное дело, сгнивший и проржавевший. Нашёл к своей радости (Преждевременной, как оказалось!) и огромную цистерну с простой водой. Вот только пить её, когда попробовал, оказалось невозможно: затхлая потому что. И даже какие-то ошмётки тины в ней нашёл: лягушки, что ли, какие, «освоили» просторы ёмкости?!
Ведущий в самый нижний уровень подвала коридор, окончившийся массивной и на удивление несгнившей дубовой дверью, окованной толстыми медными полосами, даже открывать не стал: заперта потому что оказалась дверь на амбарных размеров замочище. Стало быть — никто. Ни туда, ни — оттуда.
Возвращаюсь во двор. Прикинул я, ещё не начав обход замка, что если перетащу свой костерок вон туда, в простенок между каким-то сарайчиком, и основным зданием, будет мне вполне удобно. И тылы защищены массивной стеной, и фланги. А ещё сохранился там какой-то навес, из древней черепицы. Натуральной. Вот! Учитесь, балбесы «техногенно-продвинутые», каким должен быть материал кровли, стен, и вообще — всего, что подвергается воздействию всяких там дождей-ветров-снегов-солнца!..
Перетащил с трудом, и не весь костерок, а только те части, которые смог забрать, не обжигаясь. Ну, ничего. Дров-то у меня много. До утра должно хватить. Сутки здесь, как прикидываю, такие же, или даже чуть меньше, чем наши.
Подумав, отрезал я и поджарил ещё пару палочек шашлыка: нет у меня соли, и кажется мне, что завтра моё непровяленное мясо начнёт портиться. Поэтому режу и его остатки на длинные узкие полосы, и вешаю на палку несколько в стороне от костерка: чтоб на них тянул дымок, и мясо таким образом провялилось бы. Ну, или типа того. Тренер уже объяснял нам принципы и способы консервации с применением подручных средств.
Стелю свою пованивающую шкурку, вздыхаю. Уж больно много на моём «ложе» всё равно осталось чёртовых блох. И ведь не дохнут, гады такие, от моих разных там микробов и вирусов! Вот и верь после этого всяким там ксенобиологам, которые нагло заявляют, что человек и его кровь — яд для чужеродных хищников. И паразитов.
Не яд. Убедился на собственной шкуре. И опыте.
Заснуть удалось легко.

Но вот и родимый до боли тренировочный зал.
И сняв визиоочки, вижу я, что и остальные ребята закончили работу, неторопливо направляясь к душевой. Иду и сам. И кажется мне наш подвал словно бы ещё тусклей и невыразительней, чем раньше. Словно бы у меня два уровня зрения: один — здесь, а второй — там, в Мирах. И сравнение отнюдь не в пользу нашей привычной реальности…
После обжигающих упругих струй невольно приходишь в себя: бодрят они здорово! Когда растирались полотенцами, постанывая и покряхтывая, Санёк спрашивает:
— Слышь, Волк.
— Да?
— Что там у тебя нового? На четвёртом?
Думаю, прежде чем ответить. А что у меня, и правда, нового? А ничего такого. Особенного. Или интересного. Но поделиться, и правда, надо. Опыт!
— Да ничего особенного. Просто продолжение вчерашнего. Правда, проснулся от чёртова медведя… — рассказываю кратко и чётко. И про то, как «разобрался» с гигантом, и про то, как меня от его упорного преследования избавил очередной крокодило-бегемот. И про крыс. И пиявок-угрей. И про двухголового дракончика с его сердитым родителем. И даже про ежа размером с дикобраза, и обиженного мной филина. Кузьмич говорит:
— И это ты называешь — «ничего особенного»?! Да тут хватило бы на три Мира!
— Ну, не знаю… — чешу как обычно затылок, но думать это помогает тоже — как обычно. То есть — ни …рена. — Мне показалось скучновато. Если сравнивать с тем, через что уже прошёл. Тогда было — оригинально, свежо. А сейчас… Средневековье какое-то. Единственно, удивил чёртов ангар. Там явно сидело несколько сотен человек. Операторов. И, думаю, такой ангар был не один. Причём — только в одной этой стране. А сколько их было всего? У всех остальных стран?
Получается, в моём новом Мире военные отказались от ядерного в пользу мелкомасштабного вредительства. С помощью этих самых дронов. И как мне кажется, тот, у кого дронов оказалось поменьше, ну, или они про…рали войну чисто в количественном плане, решили, пока не сдохли, ударить-таки по всем своим врагам именно этим самым. Последним козырем. То есть — ядерным и водородным. Наплевав на сохранение в целости инфраструктуры и всяких там материальных ценностей.
— Да, очень похоже на правду. — это резюмирует нашу дискуссию Владимир, — А сейчас давайте-ка по домам. А то мы что-то сегодня переработали целых пятнадцать минут. А завтра — снова в школу.
Расходимся, прощаясь тоже фирменными жестами.
В метро действительно почти пусто: все уже по домам. Думаю, думаю, уставясь как всегда ничего не видящим взором в тихо бубнящий ящик с рекламой. Ничего путного в голову не приходит. Устал, наверно, потому что. Оно и верно: получил я сегодня и в нос от чёртова мажора, и на татами меня прилично погоняли, и на четвёртом сегодня пропутешествовал: от моря до гор… Ладно, попробую побыстрее поесть, да на боковую.
Ни фига на боковую побыстрей не удаётся.
Дома застаю я настоящий кавардак: по всему коридору и залу разбросаны и развешены на вешалках-стульях-диване-креслах — шмотки, шмотки…
Мать сидит среди всего этого бедлама, и вижу — плакала. И — самый тревожный признак! — ящик даже не включен.
Молча отодвигаю какое-то платье, сажусь на наш многострадальный диван рядом с моей родительницей. Молчу. Знаю — сама скажет. И точно.
Кидается она вдруг мне на шею, и начинает в голос рыдать:
— Ривкат! Да что же это такое! Какая я дура! На старости лет собралась гулять! Куда мне — пансионат! Мне уже надо успокоиться, выйти на пенсию, да осесть дома! Вышла я в тираж! Как посмотрю на себя в зеркало — жуть!!! Старуха!!! Только плакать!
И продолжает, вот именно, плакать.
Тяжко вздыхаю. Затем беру её голову, которую она спрятала у меня на «широкой» груди в обе ладони и поднимаю на уровень своих глаз. Говорю:
— Ма! Кончай. Ты, когда так говоришь, и сама начинаешь постепенно в эту чушь верить, и мне — как ножом по сердцу от таких слов! Никакая ты у меня не старая. А вот как раз — в самом соку! «Ягодка опять!» Посмотри ты хоть в тот же ящик: как ни включишь какую-нибудь передачу, там все зрительницы — толстые старые коровы. Или завзятые суки! Или — и то и другое!
А ты — и не толстая, и не сука. (Извини!) В-смысле — характер у тебя…
Ещё от тех, старых, времён. Социалистических. Когда человек человеку — друг, товарищ и брат. Ну вот не вписываешься ты в сегодняшний менталитет! Когда все хотят только о себе думать, а остальным — подна…рать! Не воспитывает тебя «окружающая среда», делая тварью расчётливой и мразью вонючей. И слава Богу. Я так рад, что ты у меня той закалки! И моральных устоев. Может, поэтому мне так и обидно было за тебя, когда ты этих тупых дешёвок сюда, к нам, водила! Ты у меня достойна чего получше.
— Это — Сергея Николаевича, что ли? — ощущаю я, что она рыдать-то — перестала, и сейчас смотрит мне в мои ясные и правдивые (Когда хочу — умею!) глаза уже не с тоскою смертной, а с иронией. Ну, хоть что-то!
— А хотя бы и его. Понимаешь, все люди, которые примерно одного мировоззрения, ну, те, что попорядочней, они как-то, чисто инстинктивно, наверное, тянутся друг к другу! Ну так не сыпь бедному завскладу соль на рану! Если ты откажешься с ним ехать, он подумает, что это — он тебе неинтересен. Или несимпатичен. Типа: старый, противный, занудный… Мужик расстроится.
Довольно продолжительное время она молчит. Вижу — думает. Похоже, как это обычно у женщин бывает, начинает ситуацию оценивать не только с точки зрения «Я не хочу делать то-то, и плевать мне на всех остальных!», или «Ах, я такая старая и страшная — мне будет стыдно!», а с позиции: «А ведь и правда — несчастный Сергей Николаевич ничего плохого мне не сделал. И подумает, что он мне не нравится. (А что ещё он, как мужик, может подумать?!..) А он мне!..»
И вот вижу я, как у матери в глазах просыпается хитринка:
— Ривкат! Скажи мне правду! Ты как-то подозрительно поумнел в последнее время. И просекаешь, как это сейчас говорится, любую жизненную ситуацию… Гораздо даже глубже, чем я! Ты… У тебя появилась девушка?
Я не придумал ничего лучше, чем рассмеяться. Просто и весело:
— Ма! Ты юмористка. Если б у меня появилась девушка, чёрта с два бы я стал задумываться о ком-нибудь, и чужих проблемах, кроме наших с ней! Потому что при влюблённости мозгов не прибавляется, а как раз наоборот — они все словно отправляются — в …опу! Ну, это у женщин. А у мужчин — в другое место!
— Хам малолетний! Но… В-принципе, сказано довольно верно. У всех нынешних девок старше десяти лет, оно и верно, весь мозг направлен только на это — как бы придать себе «товарный вид», поудачней выйти замуж, осесть дома, сев на шею мужу, и ни …рена не делать! А у вас, кобелей — как бы «погулять», а потом не отвечать за последствия!
— Смотрю, ты и сама очень чётко просекла сегодняшние «приоритеты». Молодёжи. Ну а теперь соберись с духом, и выкладывай. Начистоту. Почему хочешь обидеть ни в чём не повинного симпатичного старичка?
— Никакой он не старичок! — ну вот!!! Я своего, похоже, добился! Она его уже и защищает!!! — Он очень… Галантный. И, оказывается, стеснительный. Старых правил и устоев. Мне, если честно, даже стыдно его… Охмурять!
Отпускаю наконец руки, и начинаю ржать, как придурок. Мать обижается:
— А что такого сказала? Ты — идиот?!
— Да, да, точно! Я — полный идиот! И как это я раньше не догадался, что ты испытываешь к «милому старичку» что-то посильней просто симпатии!.. — чуть продышавшись, спрашиваю, уже серьёзней, — Давно? — смотрю ей снова в глаза.
— Ну… — вижу, мнётся и мило так краснеет, — Да. С самого момента моего прихода туда, в гипермаркет. Но он тогда был и помоложе, и не такой лысый. Симпатичный.
— Ерунда. Раз он тебе нравится — он и всегда останется для тебя и милым, и симпатичным, и самым волосатым в мире! Ну так не обижай же бедолагу наивного «охмуряемого»! Не лишай последней надежды! Дай ему возможность быть охмурённым! Или…
Ты уже позвонила ему? Сказать, что не поедешь?
— Ну… Нет. Ещё не успела. Подумала, что уже время позднее. Хотела завтра сказать. Там, на работе. В глаза. Извиниться. Лично. Чтоб не обиделся.
— Ну ты даёшь, ма! Как раз в таких обстоятельствах он бы точно — обиделся! И самооценка у него упала бы. И тоска заела. Не стыдно так с нами, пожилыми мужиками?
— Ну… Стыдно. Получается, хорошо, что передумала. Звонить. Надеялась, что утро вечера мудренее, и тогда уж точно — решу. Ехать, или не ехать.
— А чего тут думать. Сделай добросовестного работника ещё добросовестней — чтоб понимал. Что ему теперь Семью кормить! А одновременно и сделай закомплексованного мужика второй молодости — счастливым! Покажи, что он тебе симпатичен! И ты готова и на что-то большее, чем дружба! Только…
Пожалуйста, без пошлых выкрутас и рисовки, как это делают все: что семидесятилетние старушки, что девочки — даже пятилетние. (Это у вас — инстинктивное, как понял! И сидит на уровне рефлексов.)
— Ладно. Уговорил, считай. Понятливый ты мой. Постигший все тонкости нашей, женской, натуры.
— Я против женской натуры ничего не имею. Но я — категорически против того, чтоб из-за банальных капризов, комплексов, и заниженной самооценки некоей симпатичной дамы бальзаковского возраста страдали ни в чём неповинные симпатичные старички!
— Ах ты хамло моё родное… — притягивает теперь она меня к своей «широкой» груди, и чую, что опять плачет — но на этот раз уже совсем по-другому, скорее, умиротворённо, если это можно так назвать, — Хватит прикалывать. Вставил ты мне на место мозги…
И всё остальное.
Усмехаюсь:
— Слава Богу, у тебя хоть есть, чего вставлять. А у большинства этих, современных, заточенных только на то, чтоб накачать губы, …опу, и рёбра удалить для стройности талии, и получше устроиться в жизни, продавшись подороже, мозгов ещё меньше, по-моему, чем у кур!
— Ну вот ещё! Не оскорбляй кур!
Ржём оба, как два балбеса — вернее, как балбес, и его мать. Потом она говорит:
— Завтра уже всё уберу. Устала. Изнервничалась вся. Сил нет. Но тебя ужином накормлю. Идём-ка на кухню…
8. Проходное задание
Переночевал сносно.
Почти ничего из снившегося снова не помню, не потел, кошмаров не видел.
Дала мне, стало быть, Машина отдохнуть.
Мать, не знаю, в пять, что ли, встала — в коридоре и зале полный порядок, все шмотки убраны, и даже, вроде, пыль протёрта. Усмехаюсь себе в ещё мягкие и блёклые, «татарские», как мать их называет, усы: неужели и правда: удалось мозги на место вставить моей ягодке? А то…
Закомплексованная она у меня какая-то. Хоть в Братство приводи. (Вот! Кстати! Нужно подать тренеру мысль сделать «Сестринство»! Для тех, кому, как говорится, за. Думаю, из сотен тысяч чувствующих себя одинокими и ущемлёнными дам запросто удастся отобрать пару дюжин физически крепких и сильно обозлённых. Задания ведь наверняка имеются у нашего Руководства и не только непосредственно — боевые. Где надо стрелять и махать кулаками. А и, так сказать, бытовые. Такие, для которых лучше подойдут те, кто — языком балаболят, и про кого ну никак не подумаешь…)
Впрочем, кому я голову морочу.
Не получится из женщин — хороших тайных агентов и идейных борцов… Не те у них в жизни приоритеты. Да и мозги — не приспособлены.
А если есть дети — так и вообще дрова. «Дети — наше всё!»
После завтрака снова решаю не бегать трусцой, а просто быстро идти. Сегодня для разнообразия погодконтроль оставил тучки на небе с утречка — вокруг прохладно и очень даже приятно. Народу только много, и все спешат, спешат. Ну, это как раз нормально. Многие сейчас предпочитают и до работы пешком добираться: тут тебе и физзарядка, и сбережение нервов независимостью от транспорта, и здоровая экономия для бюджета семьи. Да и работу с заветной пропиской москвича нетрудно подобрать такую, чтоб поближе к дому. Или вообще — на дому. На удалёнке, так сказать.
Вот! До сих пор сказываются последствия самого первого коронавируса.
До школы дотопал вовремя. Даже успел сесть за рабочий стол в своей кабинке, ничем «индивидуальным» не выделяющейся среди кабинок остальных уже сидящих девятнадцати моих «одноклассников». Многие любят пришпандорить себе на стены какие-нибудь красочные стикеры для «создания уюта», или, там, календари — для удобства. Я предпочитаю спартанскую простоту. Кабинку свою уж ни с чьей не перепутаю.
Те, кто уже сидят, кивают мне. Отвечаю тем же.
Некоторых знаю только по фамилиям-именам, но почти никогда не общался. Тут как раз звенит звонок. Всё! Перекрыты входы в среднее учебное заведение под номером десять двадцать девять. Платите штрафную денежку, родители опоздавших лохов!..
Окидываю взором наш огромный светлый класс. Все камеры в углах и по центру уже светятся красными огоньками. Впрочем, я и без этого напоминания прекрасно знаю, что мы — под наблюдением. Недрёманного, так сказать, наставнического ока.
Уроки прошли штатно. Повеселила немного Ита Львовна, рассказами о Французских революциях. И грызне между собой тех завзятых радикалов, что приходили там к власти, сменяя и казня что предшественников, что соратников. А заодно полностью разорив страну, и развалив её хозяйство — так, что люди голодали.
И такая хрень продолжалась, пока туда, во власть, не впёрся Наполеон Бонапарт. Наведя наконец тиранско-диктаторской рукой замечательный порядок, завоевав пол Европы, и сделав Францию величайшей державой современности. Правда, обжегшись на России. Ну и так ему, козлу, и надо. Ибо нефиг лезть к нам с мечом!..
Зато вот на втором уроке Анна Семёновна напрягла — то ли случайно, то ли намеренно, она сегодня буквально сиськами в огромном вырезе так и лезла в камеру: уж так их выставляла, так выставляла… Не думаю, что хоть кто-то из мужской половины класса понимал то, о чём она там вещала — все только пялились. Да и голос наша преподша сделала такой… Чарующе-воркующий. Медовый. Отрабатывает она на нас, малолетних, приёмы воздействия на более возрастных кандидатов, что ли?! Тогда это вообще нечестно.
Ну а я поступил просто: помня, что нельзя закрывать глаза, чтоб не запикали сигналами гудками следящие индивидуальные камеры над нашими мониторами, смотрел только в тетрадь, слушая, и записывая. Заодно думая, что, может, это просто такой новый хитрый финт со стороны нашей дамы на выданье: чтоб потом валить всех нас скопом на квартальных экзаменах! Может, она доляну от штрафов получает от школьной Администрации? Хотя вряд ли. На такой риск сейчас никто не идёт: пожизненная деклассация, лишение диплома, штрафы… И работа — только разнорабочим. Ну, или посудомойкой.
Порадовал предсказуемостью и стабильностью только Вадим Петрович: он сегодня очень интересно рассказывал про эндемичные виды животных и растений Австралии.
Не думал я, что они настолько странные. (Особенно — коалы, и, словно сделанные под их специфично-бедный рацион, эвкалипты.) Но для меня эта информация действительно полезна — в свете тех фактов, что с эксклюзивными видами животных и растений я сейчас сталкиваюсь почти каждый день. Там, на Четвёртом…
А вот на работе — никаких проблем и неожиданностей. Париловка, шум, звон, посуда, посуда — словно даже больше, чем обычно. Напрягло, правда, то, что своим обострённым чутьём почуял, а затем — и увидел. Походная жена нашего Рафика Сурэновича, чёртова «мисс Набережные Челны», сегодня соизволила припереться в нашу кухню, и вволю попялиться на меня с тыла. Думая, что я её не вижу.
Ага, два раза не вижу! Но как раз вида, что заметил — не подал. Мою себе любимую посуду. Думаю. Если эту сексапильную паршивку послал босс — проверить, на месте ли я — это одно. А вот если она пришла по собственной инициативе — совершенно другое. Может обернуться для меня проблемами. Рафик Сурэнович — большой собственник. И не любит, когда кто-то, даже крутой и молодой, кладёт глаз на его вещь. А она — его вещь.
У входа в клуб встречаю Рыжего — хоть мы и учимся в одной школе, я с ним практически там и не вижусь. «Квартируем» на разных этажах. Редко-редко — с учащимся через два помещения от меня Цезарем. И то — только тогда, когда у нас совпадают перерывы, и он тоже вытаскивает свою задницу в коридор, размяться.
Жест, рукопожатие. Входим. Рыжий сразу кричит:
— Тётя Люба! Мы ноги не вытерли!
Тётя Люба у нас девушка ушлая. Нагло делает вид, что не слышит. Все наши финты и подколки она выучила наизусть. Зато когда подходим к её стойке, сердито ворчит:
— Опять ноги не вытерли! А ну-ка!..
Идём к тряпке на входе, и долго и тщательно делаем вид, что шаркаем по ней ногами. Смысла, правда, особого в этом нет — тряпка с утра опять успела высохнуть, словно лежала не в тёмном прохладном холле, а в песках Сахары.
В классе нас ждёт сюрприз. В виде сидящего в углу на стуле неприметного по внешности мужичка неопределённого возраста и среднего роста в невзрачном сером костюмчике. Всё правильно: сразу понимаю я, что столь неприметным и незапоминающимся может быть только работник спецслужб, и — явно не кабинетный. А оперативник. Готов поспорить на свою кепку против поломанной зубочистки, что мышцы там, под костюмом — у него ничуть не хуже наших! Или — тренерских.
Тренер говорит:
— Сегодня у нас изменения в распорядке работы. Сейчас мой друг, Александр Иванович, даст вам вводную, и разъяснит сегодняшнее задание. И распределит обязанности. Затем — инструктаж по конкретным действиям. После чего вы пообедаете. Затем — погрузитесь на спецтранспорт, и вылетите к месту… работы. Миссия сегодня выездная.
Однако, согласно нашим планам и расчету времени, она должна закончиться к двадцати двум часам. Именно к этому времени вы прибудете сюда. Вопросы?
Ага — нашёл дураков. До того, как в дело вступит с конкретными раскладками и инструкциями так называемый «Александр Иванович», смысла задавать любые вопросы — нет. Да и, готов поспорить теперь уже на свои штаны (запасные), что после чётких и конкретных инструкций этого сорокалетнего на вид профи, их тоже не возникнет.
Разве что о времени и меню ужина.

Естественно, всё именно так и произошло.
Серый костюм говорит негромко, но очень чётко. Дикция отличная, фразы построены грамотно и логично. Всё последовательно. Доходчиво. Ничего сложного в наших действиях я не обнаружил. Да и все остальные, похоже, тоже — вопросов потому что после часа инструктажа никто так и не задал. Всё верно. Задание понятно. Задницы наши прикрыты. Никаких проблем не предвидится. Оно и правильно.
«Грамотное планирование»!
После того, как нас «подгребли» под крылышко, пожинаем мы плоды малины под названием «оптимизация действий и чёткое планирование боевой операции». Профессиональными и матёрыми аналитиками и руководством. Всё, как говорится, расчитано, расписано и разжёвано. Разведка проведена до нас. «Ложный след» создаст группа прикрытия. Работающая там, на месте. Всё, что касается соответствующей подачи акции в прессе, и т.п. — сделает, если понадобится, наша пресс- и информационная служба. Ну а на нас — непосредственно проведение боевой миссии. Работа.
Вот только не ждите, что буду раскрывать секретную информацию.
На обед сегодня — кавардак. Вкусно — пальчики оближешь!
Раиса Халиловна реально насладилась адекватной оценкой её кулинарных талантов: подходил, улыбался и благодарил — каждый! Григорий даже позволил себе похлопать ладошкой по своему чуть выпершему животу, и прокомментировать: «Век бы такую еду кушал!»
Хозяйка наша буквально млела: видела, что нам и правда, очень понравилось.
А я подумал, что, похоже, знает она про предстоящую нам операцию — первую по-настоящему боевую. Вот и расстаралась. Сытно, вкусно, но — в сон не клонит!
Ну, спасибо ей!
А вот за чуть увеличенную дозу нашего «третьего» — киселя! — спасибо явно тренеру. И вкусный он оказался тоже — все с удовольствием… А мы с Владом и Цезарем — с пониманием. И переглядыванием. Но тоже — до дна. Потому что явно — нужно!
Но вот после еды — не как обычно. А поднимаемся мы на второй этаж.
Я-то всегда думал, что его помещения пустуют. Заброшенные, или даже аварийные. Ни разу потому что не видел, чтоб хоть кто-нибудь туда хоть когда-нибудь поднимался. Ага — два раза пустуют! Во-всяком случае, то огромное, в котором происходила наша экипировка, и этой самой экипировкой, и оружием, и оснащением, чуть не под завязку оказалось набито. Реально — всем необходимым. Только с той разницей, что на нашем симуляторе снаряжение и оружие — символическое, а тут — настоящее.
Экипировались за каких-то десять минут. Свои шмотки, понятное дело, пришлось скинуть, включая и трусы и майки. Всё надеваемое теперь, даже те же трусы и майки, не говоря уж о боекомплекте Ратник-5 — армейское. Ну, вернее — спецслужб. Нижнее — отличное хэбэ. То, что сверху — сплошь кевлар и карбоновые бронепластины.
Всем прочим, входящим уже в боекомплект, обвешались — как новогодние ёлочки. С непривычки, конечно, не слишком удобно. Я, да и, готов поспорить, и все остальные, привыкли работать на наших виртуальных Миссиях и Уровнях, голышом. Ну, или в нашем тренировочном. Хотя иногда, конечно, «работаем» и в камуфляже и в униформе, и в латах. Напоминает, конечно, то, что имеем сейчас. И я даже понимаю, почему. Ха-ха.
Ладно, пока немного непривычно, но пообвыкнуть и приспособиться можно. Да и особо много нам во всём этом ходить не придётся: не более пяти-шести часов. И не шуметь и не скрипеть при движениях мы научились почти сразу: всё оно так и сделано, чтоб не шуметь. А поскольку наше обмундирование и оружие покрыто спецнапылением и спецпокрытием — мы чертовски малозаметны. Даже друг для друга: так называемый адаптивный камуфляж. Почти как у Хищника из одноимённого фильма.
— Лидер группы. Доложить о готовности подразделения Братства.
Владимир строит нас в шеренгу, проходит вдоль неё, глядя в сосредоточенные лица и окидывая быстрым оценивающим всю фигуру каждого бойца. Возвращается к началу шеренги. Кивает нам с довольным видом. Поворачивается, пара шагов к тренеру, щелчок каблуками армейских десантных полусапог:
— Тренер! Подразделение Братства к выполнению боевого задания готово!
— Включить индивидуальные передатчики. Сохранять радиомолчание. На крышу!
На крыше глаза у меня буквально вылезают из орбит, и челюсть сама-собой отваливается чуть не до пупа! Да и у остальных тоже: от удивления (Непроизвольная, но простительная реакция!) Только затылки, на которые надеты каски, не больно-то почешешь! Но и говорить уже нельзя — режим «радиомолчания!» Теперь — только шифром.
А ждёт нас на крыше, еле слышно работая движком на холостом ходу, а вернее — двумя, могучая и чудовищно огромная вблизи, вертушка «Чёрный ястреб». Только — модифицированный. То есть — тоже с адаптивным камуфляжем. И его контуры не столько видно, сколько — угадываются по дрожанию воздуха. Готов поспорить уже на что угодно: когда он в полёте — его вообще не видать и не слыхать!!! Да, мощно… Моё уважение к «работодателям» сразу подскакивает чуть не до небес!
Грузимся через задний люк-пандус. Быстро рассаживаемся на длинных скамьях, идущих вдоль обеих бортов. Если честно — там запросто поместилось бы и ещё такое же подразделение, как наше. Владимир говорит в микрофончик, который у него, как и у всех нас, пришпандорен к шлему, и маячит чуть пониже подбородка:
— Овощи согласно накладной погружены. Включайте холодильник.
В наушниках, передающих звук почти так же хорошо, как динамики в визиошлеме, слышу голос тренера:
— Вас понял, старший кладовщик. Дальнейшее руководство — на вас. Желаю удачи. И… Будьте внимательны и осторожны. Отбой связи. — Пандус закрывается.
В ту же минуту ощущаю я, как сильней завибрировал корпус вертушки, и сиденье под моей задницей (Довольно жёсткое, кстати!) сильней давит на мою пятую точку.
Полетели.