Глава 1. (Глава 1)

«Весёлый» водный мир.
(Глава из романа «Я подобрал это на свалке»)
Не люблю водные миры.
На таких обычно и поживиться-то нечем.
В-смысле, нам, скрапперам.
Да, мы с Матерью скрапперы. Своеобразная такая профессия. Суть её заключается в том, что мы рыщем по всем ещё не открытым официально мирам, и собираем (а иногда и берём с боем!) всё то, что потом можно постараться выгодно… продать!
Это и металлолом – ну, там, ступени от ракет первобытной эпохи, разбитые корабли. Даже орудийные гильзы, которые остаются на старом полигоне после очередных учений Флота. Сталелитейные заводы на астероидах с большим удовольствием всё это берут на переработку.
Попадаются и куски чужих кораблей – такие особенно ценятся учёными и военными.
Наконец, добываем мы и полезные ископаемые, давно выработанные на родной планете – вроде урана, полония, радия, натуральных алмазов, рубинов, сапфиров…
Кое-кто из наших любит собирать экзотическую ксенофауну – каких только уродцев не тащат скрапперы со всех концов Вселенной. Пару раз даже мы снабдили Нью-Йоркский Ксеноленд ещё неизвестными землянам животными – ну, это когда уж совсем ничего на их родных планетах не нарыли…
Но больше всего ценятся всё же артефакты других Цивилизаций. То есть те предметы, которые изготовили Чужие. О-о-о! Некоторые коллекционеры-маньяки готовы убить из-за таких.
Поэтому я и был несколько разочарован, добравшись до кислородной планеты, и обнаружив, что на её крохотных островках и архипелагах как туземцев, так и их изделий нет.
Конечно у нас с Матерью есть и батискаф, и зонды, и прочее оборудование для работы под водой – иногда оно очень полезно. Когда лет пять назад в нас стреляли ядерными баллистическими ракетами, а мы их все посбивали, две боеголовки пришлось потом доставать с глубины в километр и больше. Ну, мы не ленивые, и деньги очень любим. Поэтому всё достали в лучшем виде. (Да и продали потом – за нехилые денежки…)
Величественным, тёмно-синим при взгляде из космоса, океаном, было покрыто, как любезно сообщила моя хозяйка, более девяносто четырёх процентов всей поверхности. Мы, как всегда в таких случаях поступаем, и на этот раз три дня изучали всё с орбиты. Ждали.
Может, найдётся кто-то, кто решит, как уже пару (Или, вернее – с десяток, если уж быть точным!) раз бывало, сбить нас прямо тут, как говорится, «у входа». С такими лучше разбираться, пока основной и единственный живой член экипажа не спустился на поверхность, и не погряз в рутине нудной кропотливой работы.
Мать, или, как я её иногда называю без всякой иронии, Хозяйка – Главный компьютер у меня на корабле. Уж кому-кому, а ей рационализма и трезвости мышления не занимать. Она столько раз спасала мою беззаботно-восторженную (ну, сравнительно) персону из тех, извините, задниц, куда я со своей патологической жадностью и неуёмным оптимизмом забирался, что и не упомню. И стреляет она куда лучше меня. Так что мы всегда чувствуем себя спокойней вместе.
Так и на этот раз – только убедившись с помощью лучших в мире сканнеров, что никто коварный и опасный «за углом соседней туманности» не притаился, мы – ну, то есть, я – решили, что можно высаживаться.
Саму планету мы обычно сканируем с ещё большей тщательностью.
Ведь мы – учёные. Хотя, нет, правильнее – наученные! Мы знаем, что если на планете и были какие-то цивилизованные люди, то они будут зарываться в недра своей родины тем глубже и основательней, чем выше степень их развития. Не знаю, что там теоретическое вычислили учёные по поводу этой странной закономерности, нам она здорово помогает в работе и в виде чисто практического тезиса.
Сканнеры же у нас – я уже говорил – самые дорогие. Лучшие. Мы отнюдь не бедные, и можем себе позволить самое продвинутое оборудование. Гранит, составляющий обычно кору материковых платформ, сканнеры могут просветить миль на тридцать – почти до мантии… Ну а уж разумных (да и не разумных) существ, могущих жить там я ни разу не встречал! Поэтому я не удивился, когда к вечеру третьего дня Мать сказала:
– Найдено три капитальных подземных сооружения. На двух островах размером побольше, и на главном архипелаге. Два первых частично затоплены. Самое крупное пока доступно и без акваланга. Вот, взгляни. – она вывела голографическую проекцию прямо в пространство над пультом.
Хм… А сооружения-то не маленькие. Правда, два, действительно, затоплены и полуразрушены – очевидно всё же подпорченные морской водой стены частично обвалились. В таких работать крайне опасно. Но вот третье подземелье – прямо конфетка, словно для нас создано.
Большое, красивое – если так можно сказать о подземельи. Девять подземных уровней. В диаметре около полукилометра. На плане чётко видно, где входы-выходы, лестницы, помещения, шахты и коридоры.
Замечательно. Нашлась работёнка и здесь: можно спускаться.
Челнок у меня, как и «Лебедь», проверен-перепроверен. В каких только передрягах за эти почти сорок лет не побывал. (Однажды его даже чуть не съели. Причём в буквальном смысле: мраморные муравьи обожают кормить металлом свою матку.)
Так что долетел, сел, осмотрелся, и всё остальное, что положено делать, чтоб подольше сохранить в целости свою драгоценную задницу – во всеоружии. С любимыми смертоносными железками мирный скраппер всегда чувствует себя как-то… уверенней. Спокойней. Да и защитное поле, не упомню случая, чтобы помешало.
Сели. Подождали.
Надо же. Всё опять тихо… Вроде. (Нет, случалось, конечно, что и на старуху бывала проруха: вон, однажды нас провели с помощью хитро законсервированных охранных механизмов – еле успели удрать, и три дурацких дудочки у этих гадов упёрли. Правда, смысл: пришлось это сверхопасное д…мо уже нам самим – снова перепрятывать…)
На этот раз даже Мать выразила удивление:
– Странно. Как это на тебя – и никто не нападает… А, ну да. Ты же ещё не высовывал своё очаровательное личико из челнока, и ни в кого не стрелял… Ладно. Я подожду.
– Очень смешно. А вот никуда не пойду, пока всё не узнаю! Так что колись быстрее – кто тут живёт злой и опасный. Что там показывает Раптор?
(Раптор – это мой беспилотник. Мать обычно выпускает его из специального ангара челнока сразу, как только челнок сядет. И уж разрешение его камер такое, что и орлы-беркуты позавидуют! Пару раз находил коварно притаившихся врагов. Правда, это было ещё в самом начале нашей «карьеры», когда мы не сторонились населённых планет. А сейчас гораздо чаще ему приходится просто подтверждать то, что Мать и с орбиты видит.)
– Никто. Похоже, действительно на поверхности крупных живых существ не осталось. Вижу только мелких ракообразных, ящериц, и насекомых.
– Не понял. А как же… ну там, всякие уникальные утконосы, кроты, змеи… Крысы, наконец? Кто здесь выполняет роль высших наземных хищников? Да и травоядных?
– Сама удивляюсь. Похоже – никто. Так что на твоём месте я бы не выходила без оружия.
Вот издевается – по полной. Она отлично знает, что я без обожаемых плазмомётов-лазеров-пушек-пулемётов на неосвоенной планете – ни шагу! И скафандр и экзоскелет, по крайней мере, при первом выходе – неотъемлемая часть экипировки любого скраппера. А такого мнительного и злопамятного, как я – и подавно.
Так что только как следует подкрепившись едой, и обмундировавшись, вышел наружу.
Ну, время выхода мы традиционно стараемся выбирать утром. Чтобы, значит, всё было в «естественном освещении». А кроме того, мы встречали кое-где и ночных хищников, которым было в принципе, наплевать, кого есть – своих ли, инопланетных… (Что бы там ни талдычили ксенобиологи, насчёт того, что плоть, населённая чужими бактериям/вирусами – для них смертельный яд, никого из этих тварей такая мысль до сих пор не останавливала. Возможно, потому, что они книг по ксенозоологии, или хотя бы Герберта Уэллса, не читали. Да и вряд ли станут.) И поскольку днём они прятались по пещерам, то все их клыки, когти, и отвратительные (обычно) нравы с орбиты, или беспилотником, не обнаруживались.
Не то, чтобы я боялся хищников…
Скраппер в боевом облачении не боится даже боевых кораблей. Нет, серьёзно.
Но убивать местную фауну без крайней необходимости лично я считаю глупым и… э-э… непорядочным. Неспортивным. Это почти как забраться в муравейник с паяльной лампой – чистое свинство. Даже если и укусили пару раз за зад. Да и всё равно – я бы так и так не рискнул никого добытого съесть. Это только в кино разные «хищники» да «чужие» лопают людей почём зря. Но никто никогда не показывает правды – если б они и правда так сделали, просто подохли бы. От жуткой диареи. Ну, и наоборот – аналогично. То есть – для человека все эти ксеноморфы – чистая отрава.
Выбрался я из челнока, осмотрелся. Никого!
Снял гермошлем, вдохнул полной грудью. Хороший запах. Прямо пьянящий.
Здесь точно нет ни химических заводов, ни сталелитейной промышленности. Пахнет только Океаном: йодом, солью, водой. Ну, наверное, вы понимаете, что я имею в виду – когда вокруг столько чистой воды, всегда она пахнет и смотрится как-то по-особому…
И джунгли внизу какие-то уж очень ярко-зелёные. Незапылённые.
Красотища. И – тишина.
Нет, не могу описать.
Ладно, я уже говорил, что не поэт – не обессудьте, буду излагать факты.
Единственное, что как-то не вязалось с глобальной идиллией – отсутствие традиционно прилагающихся к морскому пейзажу наглых и крикливых чаек. Да и прочих птиц.
Расставил я как всегда, сам, и с помощью дроида, кучу метеорологического оборудования.
Мы с Матерью блюдём, так сказать, интересы земного Университета сравнительной климатологии, и даже особо много денег с них не лупим. Ну, просто лично я иногда… Хм… Теснее обычного общаюсь с зав. Лабораторией моделирования, Линдой Во… неважно. Замечательная во всех отношениях девушка. Пусть даже и в свои пятьдесят. Да я и сам не очень молод – седьмой десяток. Впрочем, чего скромничать – все сейчас живут до ста пятидесяти и больше, так что я – можно сказать, ещё юноша… Хоть и пожилой.

Челнок я, конечно, посадил поближе к наиболее удобному месту входа.
Разрыл за пару часов всё, что положено. А что – экзоскелет в этом плане даже удобней бульдозера с экскаватором вместе взятых.
После удаления грунта бетонный свод вскрыл с помощью плазменного резака. Эта штука эффективна – всё испаряет так, что и убирать ничего за собой не надо. Гудит только ужасно. Ну, и воняет. Тем, что плавит и испаряет. А уж отогнать пепел – дело вентиляторов. Они у меня в скелете компактные, но мощные – при случае могу и летать на них.
И вот она, пожалуйста – шахта в «неведомое».
Дроид установил лебёдку, я снял экзоскелет, и пристегнув карабин к поясу, стал спускаться в десятиметровый колодец. Не пугайтесь – кое-какое оружие у меня с собой как обычно, осталось.
Однако никого и ничего живого в тоннелях и помещениях я не встретил. Пусто – хоть «ау» кричи.
Да так обычно и бывает на планетах-призраках. Мы с Матерью иногда можем восстановить то, что произошло на таких, (А как же! Нам же надо знать, не погибнут ли здесь колонисты, если мы сойдёмся в цене, и продадим такую планету Колониальной Администрации Содружества!) а иногда для этого приходится вызывать учёных из Нью-Йоркского Университета Ксеноистории, Антропологии и Социологии. У них времени – сколько угодно. И планет для сравнения всё-таки побольше, чем было у нас.
Зато они не имеют права (Ну, теоретически!) продавать ничего из найденного.
А мы – имеем. По-крайней мере лет сорок назад, в самом начале карьеры, я озаботился обзавестись всеми мыслимыми официальными бумагами, со всеми возможными печатями. И пролонгировать свои Права я не забываю: регулярно все Федеральные Налоги и квитанции оплачиваю. Иногда даже наличными. Приятно чувствовать себя, типа, как на Государственной службе, и в то же время – свободным.
Ну, а разболтался-то я, собственно, потому, что в лабиринте катакомб было до обидного бедно в плане находок – почти ничего интересного. Ну, казармы с нарами для солдат гарнизона. Ну, выложенная белым кафелем столовая – с плитами, раковинами, холодильниками и столами. Ещё целая анфилада огромных технических залов с кондиционерами-насосами-генераторами для поддержания работы всего комплекса.
Мы с Матерью такое встречали десятки раз. Да, десятки.
Потому что планет-призраков куда больше, чем обитаемых. Уж и не знаю, в чём тут дело: может, кое-кто из политиков хронически считает, что раз есть надёжное убежище – грех не попробовать повоевать? Или дело – в темпераменте? Или – в терпении. Или – в некоем критическом уровне глобальной смертоносности очередного изобретённого оружия. Или в уме…
Или в здравом смысле – вот его-то точно пересиливает желание Самых-Пресамых Умных научить всех правильно жить. А может, доказать, что вот мы – точно намбер уан…
Говорю же – не знаю. Пусть социологи с историками думают. У них головы большие.
Скелетов я не нашёл. Впрочем, когда добрался до местной библиотеки, пролистал для Матери несколько книг. Мать всё, что происходит со мной, видит отлично. Сигнал с двух моих наплечных камер передаётся через промежуточные усилители, которые я всегда разбрасываю по полу каждые двести-триста шагов.
А ещё есть у меня традиция – рисовать на стенах цветным маркером. Чтобы не заблудиться. И должен вам признаться – сколько раз это меня выручало… Как и подсказки Матери.
Так что я был рад, когда через пяток минут она сказала, что листать достаточно: местный язык расшифрован. А чего вы хотите: её аналитически-дедуктивные Программы самые продвинутые. Говорю же – не скупимся для себя, любимых.
Однако я ещё поковырялся в библиотеке: теперь Мать могла указывать мне, как называются разделы. Протопал я сразу к искусству, и повытаскивал и загрузил в заплечный контейнер побольше монументальных томов с иллюстрациями. Будете смеяться, но я с детства обожаю рассматривать картинки. Может, потому, что когда я просил мать, она мне никогда…
Ладно, проехали.
Что для моей работы куда более важно – я должен владеть спецификой предмета, раз уж продаю ксеноморфные изделия, предметы искусства и прочее в этом роде. Ведь продешевив, любой скраппер чувствует себя… неудовлетворённым. И недостаточно «натасканным». Ну а на курсы ксеноискусствоведов никто из наших ещё не записывался. А странно. Потому что это не возбраняется!
Думаю, тут сказывается и лень-матушка, и… стыд. Что хотим учиться в том возрасте, когда люди уже преподают. И опять-таки – плохо знаем первоисточники.
Гулял я везде не спеша. Всё снимал (Это происходит автоматически, а то, что мою Хозяйку особенно интересует, она рассматривает сама: сервомоторчик левой камеры полностью в её распоряжении, и она ею вертит во все стороны, как хочет.), во все дыры и помещения лез.
Пообедал своим «боевым пайком» за столом в какой-то каптёрке со стеллажами, где пылилось нечто уже совершенно неопределимое и истлевшее на длинных полках.
Командный Центр я нашёл ближе к ужину. Естественно, на самом нижнем ярусе.
Странно, но и здесь не обнаружилось ни одного скелета. Только пыль на полу.
Вот, кстати, тоже – интереснейшая проблема для учёных! Почему во всех помещениях, куда доступ пыли ограничен, казалось бы, так, что «ни одна пылинка не должна…» – она-то как раз и присутствует! Причём всегда – толстым таким, я бы сказал, заматеревшим, слоем!..
По стенам здесь стояли огромные шкафы-пульты с индикаторами, шкалами и рукоятками. Рядом с ними – рабочие столы. Разумеется, девственно пустые. Ну, если не считать компьютеров – этого добра практически в как бы стандартном виде, мы находим почти везде и всегда. И нам это на руку: всегда можно понять, какие причиндалы вынимать, чтобы нести «к себе», или что просматривать на месте – чтобы вытрясти всё, что может нас заинтересовать, из памяти этих агрегатов.
Вот, пошуровав по углам ещё с часок, и ничего оригинального не обнаружив, парочку самых больших компьютеров Центра я и распотрошил.
То, что Мать приказала, забрал с собой. Скажу честно – я бывал в катакомбах и поглубже, и пообширней. Поэтому возвращаясь на челнок почти не чувствовал себя уставшим. Скорее, разочарованным. Вернее, не разочарованным – особо нового и оригинального от людей в катакомбах ждать не приходится. А было тут нечто, что даже не знаю, как описать… Сожаление? Пресыщенность предсказуемостью? Печаль по погибшим?..
Не знаю. Говорю же – не поэт, мать его. Поэт точно подобрал бы слова и сравнения для описания эмоций, возникающих в душе от таких миссий.
Когда лебёдка (Учёный теперь. Не выделываюсь больше своей «спортивной формой».) вытащила меня из шахты, обнаружил я у самого лица клешню нашего дроида. Держал он в ней очень сердитую, и размахивающую лапами изо всех сил, ящерицу. Не из маленьких – с полметра.
Да и пасть у неё тоже была ничего себе. Зубатая такая…
– Мать! На кой ляд ты мне тычешь в нос этой очаровашечкой?
– Как? – с великолепным наивом говорит моё солнышко. – Неужели не ясно? Ну, тогда посмотри! – из аппаратного отсека дроида выезжают два служебных монитора.
На одном – крупным планом стопкадр рассерженной морды ящерицы. На другом – в том же масштабе и ракурсе – моё лицо. Вот зараза! Ладно, я ей при случае припомню…
Да, я был и сердит, и расстроен. Но я лапами не махал. И, конечно, я – куда симпатичней.
Я ей так и сказал.
– Я насчёт твоего раздутого самомнения ничего возражать не собираюсь. Я только имела в виду, что нечего так сердиться – причин нет. Книжек с картинками набрал? Набрал. Живым, и даже целым остался? Остался. Чего тебе ещё не хватает?! Иди – мойся и ужинай. Потом посмотришь свои картиночки, погремишь своей погремушкой, соску, правда, я не помню куда засунула…
Я скривился. Но потом был вынужден признать – действительно, повода для расстройства, вроде, нет.
Наверное, всё же просто устал. Пойду отдыхать. Но морда у меня всё равно…
Посимпатичней!

Пока я мылся и ужинал, Мать с помощью манипуляторов и электроники лабораторно-медицинского отсека копалась в добытом софте. Она у меня – профессионал. Хакеры отдыхают.
– Удивительно, но кое-что в памяти софта сохранилось. Очень хорошая цельнокристаллическая подложка. И толстая. Есть даже видеоизображения. Включить?
– Хо-хо! Конечно! Страсть как люблю старые мультики! Не забудь кашку и бутыль с подогретым молочком и соской! Чтобы я уж точно заснул после сказочек…
– Это не мультики. И – не совсем сказочки. Да и заснёшь ты после такого тоже – вряд ли…
Насколько я поняла, это видеоотчеты Лаборатории прикладной генетики их самого «продвинутого» Медицинского Университета о своей деятельности за несколько десятков лет. С комментариями, расчётами и чертежами. Кстати, очень специфичные, и жутко секретные…
– Звучит устрашающе, но… Ничего. Обещаю под стол не лазать. Не хныкать. И под себя от страха не делать. (Впрочем, памперсы на всякий случай приготовь!) Если же ты для меня всё ещё и вкратце перескажешь, прокомментируешь и растолкуешь, я буду жутко счастлив! Но только, конечно, так, чтоб я не испугался… А то я туповат и ленив. И ещё – предвзято настроен: насчёт науки и всего такого. Ну, словом, не дорос немного – психика ещё слабая, неустойчивая…
– Остряк-самоучка. – комментирует моя «глава Экспертной Комиссии по внеземным цивилизациям», – Будешь прибедняться – всё буду рассказывать так, как описано в справочниках, а слова попроще, понятные тебе, как бы забуду. А ещё свет везде выключу, – она так и сделала, – У-у-у! Сейчас страшный бука заберёт непослушного мальчика!..
– Ну хватит, Мать. А то я начну кататься на спине по полу и плакать. Или буду кусаться и выть. Или лучше отшлёпаю твою Центральную панель. – мне надоело препираться с ней. Вот говорил я технику Вассе – не нужен ей блок юмора и неформальной логики. Теперь расхлёбываю, – Давай уж, рассказывай.
На центральном экране над пультом появилось изображение.
Я придвинул стул поближе – детали казались мелкими.
Ну, лаборатория, как лаборатория. Белые стены. Яркие хирургические лампы на потолке. Куча приборов вдоль стен. Стрелки прыгают. Циферки вспыхивают. Помпы качают. Посередине как бы стол. Операционный.
На столе – человек. У него вскрыта грудная клетка и брюшная полость, и шесть медиков в светло-голубых халатах и масках что-то сосредоточенно делают во внутренностях подопытного разными блестящими инструментами. Со всех сторон торчат тумбы и ящики – вероятно с искусственными органами – подключённые к человеку гибкими гофрированными шлангами.
Я не очень брезглив и повышенной чувствительностью к виду крови не страдаю. Да и самого меня столько раз «чинили», а иногда ещё – и без наркоза… Но тут мне стало как-то не по себе. Чувствую, что-то нехорошее эти сволочи делают с беднягой.
– Голос, который ты слышишь за кадром, – точно, голос что-то бубнит, довольно однообразное, – сообщает, что это доброволец номер двести сорок четыре, и операция проводится стандартная, но изменены параметры… что-то про анионный баланс… Хм… не могу понять что именно изменено, но смысл такой, что сделано всё, чтобы теперь обеспечить выживание подопытного.
– Добровольца?
– «Добровольца».
– И пошёл он на это, конечно, только из Любви к Родине? – ирония в моём голосе была бы заметна и жирафу.
– Нет. Это – заключённый-смертник. Так что он… выбрал.
– О-о!.. Круто. Но – значит, получается, предыдущие двести-сколько-их-там-было «добровольцев»…
– Да, я тоже так думаю, с вероятностью более девяноста девяти процентов, – подтвердила Мать моё предположение.
Граждане!.. Остерегайтесь совершать противоправные действия! А не то ваше же Правительство – вас и!..
Хм-м…
Дело-то пахнет керосином! Если не сказать хуже.
Камера сместилась. Вероятно, она была закреплена на длинной штанге с подвижными суставами, и кто-то медленно подвёл её ближе, установив прямо над грудиной и шеей «добровольца». Вот теперь я видел всё – как на ладони!
Срань Господня!..
Я бы ещё и не так высказался, если бы не собственный запрет на космослэнг в бортовом Журнале…
Присмотревшись внимательней, я разглядел всё – и вертикальные щели на шее, с обеих сторон гортани, и кроваво-красную пупырчатую массу на том месте, где должны быть лёгкие, и густую сеть кровеносных сосудов, и толстую сизую кишку, сшитую с непонятным устройством, вставленным под нижними рёбрами. И ещё что-то, уж больно похожее на… плавательный пузырь.
– Чёрт! Мать! Это – то, что я думаю?!
– Да. Это, как выразился бы ты, «чёртовы жабры». И искусственно модифицированное сердце. И модифицированные же внутренние органы. Одно мне пока неясно – что это за странный прибор вставлен под брюшной диафрагмой… Минутку. Ага, теперь знаю – я залезла в более поздний видеоотчет.
Это фильтр. Здесь в воде около ноль двадцати семи процента солей. Стало быть лишнюю соль эта штука и фильтрует из кровотока. И удаляет из организма. Вон, видишь: там, пониже пупка – клапан.
Действительно, похож. Совсем как сфинктер, извините, в … ну, там, откуда у обычных людей всё съеденное и переваренное… Вот именно. Удаляется.
Блин. Значит, у этого «существа» – как бы две ж…!
Вот же сволочи. Ведь это – самый настоящий Ихтиандр. Или как он там назывался у древних фантастов. Словом – человек для подводной жизни.
Что за уроды! Да кто им дал право!..
Я, наверное, покраснел. Ну, или – что вероятнее! – позеленел. Словом, плохо мне стало.
Мать включает свет, и подносит мне большое ведро. И как вовремя!
Когда всё было позади, Мать и полотенце мне подала. И изображение переключила – на следующий этап. Ну, или что там у них было в их исследованиях с…аных.
– Воды! – говорю охрипшим голосом, отвернувшись от экрана.
Мать подаёт мне очередным манипулятором стакан. Выпиваю. Ноль эффекта.
– Ещё!
Она подносит ещё стакан. А я, ничего плохого не подумав, выпиваю и его до дна.
О-хо-хо!..
Нет ничего лучше для снятия стресса, чем добрый глоток хорошего рому!
Вот уж вовремя! Ф-фу… Сразу полегчало. Теперь можно и присесть, и расслабиться.
А чего я, собственно, так завёлся? Планета на девяносто четыре процента покрыта водой. И вода эта тёплая, и солёная. Конечно, они не хотели ютиться на пятачке… Вот и направили свои усилия – не в Космос, как, например, мы – а в Океан! Тоже, если подумать – выход!
– Ну вот. Теперь, когда самое страшное позади, может, ты захочешь узнать детали? – слышу как бы издалека голос моей хозяйки, – Или… Пойдёшь спать?
Я потряс головой. Протянул стакан в воздух. Как по мановению волшебной палочки возник ещё раз манипулятор с бутылкой, и стакан снова оказался полон.
Я уж постарался, чтобы он снова оказался пуст.
И только отдышавшись, и сплюнув прямо на пол рубки (вопиющее кощунство!), я буркнул:
– Рассказывай. С самого начала. Я хочу знать, как они додумались… До такого.

Ну, рассказ много времени не занял.
Много чего было неясно и самой Матери – не хватало данных, или кое-что было разрушено. А кое-что – и намеренно стёрто. Очевидно, как подметила моя умница, наиболее жестокие и кровавые моменты «исследований». Вивисекторы хреновы. Жаль, не было меня тут восемьсот лет назад. Я бы показал вам «Гомо Акватикус»!..
Инициатива, конечно, исходила от Правительства. Причём – самой передовой и могучей страны.
Да, здесь тоже были страны, и сферы влияния, и военные конфликты, и оскудение запасов полезных ископаемых, и всё прочее, чем страдают цивилизации Гуманоидов типа «Гомо сапиенс».
Вот и додумались бравые политики начать освоение ресурсов Океанского дна.
А как его лучше освоить? Ну, разумеется так, чтобы – «рациональней и дешевле!»
И, главное – так, чтобы сразу скачком, на голову, опередить конкурентов! В-смысле тех, чей технологический уровень на порядок ниже. Тем легче потом будет подмять их под себя, и поглотить…
Ну, мне ли вам объяснять, что для любого, даже самого изуверского и подлого проекта, всегда найдётся не слишком чистоплотный учёный. И даже будет выставлять свою работу как «патриотический подвиг во имя грядущих поколений!»
А тут таких нашёлся целый Институт. А потом – и не один…
Чёртова работа велась почти сто двадцать лет. Просто местная генетика была не совсем на уровне. Ну вот они и добивались, чтобы она стала настолько продвинута, чтоб можно было вывести и человеко-рыбу, и даже человеко-птицу.
Нет – я не шучу! Они пытались сделать и летуна! Правда, тут всё же пришлось отступиться: не удалось добиться нужной прочности трубчатых костей под гигантскую поверхность кожаных перепонок.
Ну а вот с рыбой – каким-то видом сома – добровольцев удалось-таки скрестить. Правда, не без проблем: сом-то был пресноводный, так что пришлось каждого выпущенного в «свободное плавание» ихтиандра оснащать на первых порах машинкой для сброса излишков солей. Это, разумеется, было не совсем то, чего хотело Руководство, да и обходилось недёшево, но на первых порах и такое решение позволило начать освоение шельфовых зон, далеко опередив отстающие страны.
Тут как раз случилась очередная война, как раз из-за «спорных» границ этого самого шельфа. Она затормозила исследования и эксперименты на двадцать лет. Зато потом к научному Рулю встала сволочь, которая нашла-таки решение проблемы лишней соли.
Решение было подлым, но… Опять-таки, по-своему логичным и разумным.
Основная мысль, которой руководствовался этот, как его звали, Энорген, была: если уж делать человеко-рыбу, то – по принципам, по которым это делает Природа.
А Природа оснастила рыб другими почками и аппаратом воспроизводства!
Вот так Гомо Акватикус лишился самого (Ну, не знаю, как считают другие – а на мой взгляд – так!) важного органа, и приобрёл модифицированные почки и семенники. А женские особи стали… Вот именно – метать икру! Уж не хотите ли вы сказать, что узнав такое, Вы обошлись бы без дополнительной порции рому?!
Ладно, я парень крепкий. И видов навидавшийся. Как-то пережил нудный и кроваво-подробный «отчёт о проделанной работе». Но на мой взгляд, даже нацисты-евгеники и садисты-гестаповцы были гуманней. Если про них можно так сказать.
Хотя лучше не говорить.
И вот, первая генерация, которая реально смогла без проблем и «перезагрузок» жить и размножаться в Океане, была туда торжественно выпущена.
В начале их насчитывалось около ста. Но лаборатория работала: каждый год к ним добавлялось до пятидесяти новых «особей». Причём – половозрелых.
А тут и «ветераны» начали плодиться.
Ага – точно! Вы уже догадались! Представляете, сколько икринок может дать сом? Не знаю, как земной – но местный мог дать до четырёх тысяч! При благоприятных условиях половина генерации выживала. Плюс ещё тот факт, что половозрелости ихтиандры теперь достигали к пяти годам!
Вот и подсчитайте, сколько их оказалось на мелководной и тёплой шельфовой полосе через пятьдесят лет…
И как вы думаете, горели они желанием выполнять указания каких-то наземных задохликов?!
Вот ещё! Теперь, когда им, как говорится, покорилось третье измерение, они возжаждали Независимости и Свободы!
Ну, а что: с их точки зрения – вполне законно.
Ветераны, помнившие, как их «собирали» в лабораториях этих самых наземных «задохликов», перемёрли от старости. А они, Ихтиандры, здесь, в Океане, живут. Среда для них родная, удобная – чего бы это им слушаться наземных свиней, которые только и могут еле ползать по суше, да давать дурацкие указания! С другой стороны, пока сохранялась взаимовыгодная торговля, всё шло более-менее цивилизованно.
Добытые на шельфе полезные ископаемые ихтиандры теперь продавали – за орудия, выкованные наземными заводами, и пластмассовый ширпотреб, отлитый там же.
Ну и, естественно, скоро их стали возмущать «явно завышенные цены!»
Вот-вот – ситуация, когда в дело вступают пушки…
Именно в этот период и были расширены и углублены подземные убежища суши. Что там, «у себя», строил народ Подводников, как они теперь себя именовали, в памяти компьютера Мать не нашла – ещё бы! Не такие они дураки, чтобы открывать врагам стратегические секреты!
Конечно, уничтожить всех глубинными бомбами и супер-ядами, как наивно посчитало Руководство «сухопутных червей», оказалось невозможно. Но учёные старались.
С той же дотошностью и неразборчивостью в средствах и методах, с какой создавали подводного монстра, теперь разрабатывали способы и оружие для его «окончательного уничтожения».
Драка пошла нешуточная.
Вначале, за счёт передовых технологий, в деле «окончательного уничтожения врага и зачистки акваторий» больше преуспели наземники.
Может, знаете – у туземцев бассейна Амазонки есть растения, которые, если их раздробить, и бросить в воду, блокируют эти самые жабры рыб, и те как бы теряют сознание, и можно собирать их с поверхности водоёмов буквально голыми руками. Синтезировать нечто такое оказалось нетрудно. Правда, обходилось недёшево, и всё равно: охватить всю гигантскую акваторию было невозможно.
Ну, подводники тоже вовсе не дураки (Мозг-то – от сапиенса! Пусть и «акватикуса»): они прямо в море брали всё, что плавало, на абордаж, используя численный перевес, чтобы захватить динамит, или просто взрывали, чтоб пустить на дно, добытой у противника взрывчаткой и обычные, торговые, и даже военные, бронированные, суда с ядовитой жидкостью.
Главная цель ихтиандров была проста – разъединить силы и острова наземников, которые теперь-то (Ага! Когда жаренный петух клюнул!) объединились «в нерушимый союз против общего врага!»
Тоже мне, водные римляне. И весёлое наземное «НАТО»…
Только одно тогда, в первые годы, выручало подводных обитателей – гигантские просторы Океана, который со временем всё разбавлял и окислял, отправляя уже безвредные осадки разложившихся ядов и блокаторов жабр в донные отложения.
А потом настал и их черёд – в плане науки у них было похуже, но зато когда численность достигла нужной величины, ихтиандры и повылазили на поверхность – в пуленепробиваемых скафандрах, и с отравленными стрелами. Пружинные арбалеты действовали жутко эффективно. А от ядов иглобрюхих рыб нет противоядия – это вам не какие-то жалкие змеи!
Сухопутных отогнали от побережья к горам, а на мелких островах и вовсе под корень истребили. Заселить «зачищенные» территории уже никто не рискнул.
На следующем этапе сухопутные жители начали возводить мощные охранные стены-бастионы. А нападающие уже сами освоили производство взрывчатых веществ – на тех же отвоёванных, и пустующих островах. И теперь у них были и ружья, и бомбы. Бомбы они подкладывали под крепостные стены. Из ружей уничтожали их защитников.
Вот тогда-то и были впервые применены глубинные ядерные, а затем и водородные фугасы. Уничтожали они всё живое в радиусе до десяти миль. И опять-таки подводникам повезло – кончились запасы наземного урана, а реакторы, где вырабатывался оружейный плутоний, удалось взорвать с помощью диверсантов-смертников.
Теперь уже погибло всё, что жило на суше возле этих самых бывших реакторов. А заодно и море отвоевало часть континента, заполнив образовавшиеся глубокие кратеры.
Это навело подводников на новую мысль.
И вот – они стали взрывать побережье вдоль всех его кромок, а породу ссыпать туда, где глубины можно было сделать поменьше – чтобы можно было осваивать!
Что-то такое я уже где-то…