Полёт в вышние дали в серебряном ландо

Но к ней в серебряном ландо
Он не добрался и не до…
Не добежал, бегун-беглец,
Не долетел, не доскакал,
А звездный знак его — Телец — Холодный Млечный Путь лакал.
(В.С.Высоцкий)

СЦЕНА 1

Июль 1980 года, Москва, Малая Грузинская, 28.
Новенькая кирпичная 14-этажка, кооператив от Союза художников-графиков Москвы. Простых жильцов в доме нет. Район тихий, зелёный, квартиры просторные, индивидуальные планировки, рядом метро. Пик социализма. Живи и радуйся!
В ночь на 25-е июля в квартире №30, на восьмом этаже, выпивают. И ничего такого особенного и нового в этом нет. В последнее время пьянки здесь происходят регулярно, чуть не каждый день. У хозяина квартиры очень высокая степень алкогольной и… наркозависимости.
Кроме хозяина в квартире находятся и выпивают вместе с ним ещё несколько человек.
Врач-анестезиолог Анатолий Федотов, по сути, личный врач хозяина. Его юная любовница Оксана Афанасьева (последний год живёт с ним в этой квартире как жена). Администратор Валерий Янклович и ещё друзья-собутыльники из нынешнего круга общения хозяина. Люди приходят-уходят. Бесконечное натужное веселье. Какие-то женщины…
Сына Аркадия, живущего отдельно с матерью и братом Никитой, не пускают. Мол, завтра приходи, когда хозяин-отец протрезвеет!
А сам хозяин в тяжёлом подпитии, мягко говоря, очень и очень неприятен. Небольшого роста, но мощный и физически развитый. Он мается! Буянит! Скандалит! Кричит! Мечется! Пристаёт ко всем! Смеётся! Требует шампанского! Стонет! Хватается за сердце!
В итоге, заботливый доктор Федотов делает ему укол снотворного. Мол, успокойся, да?! Проходит час, два. Хозяин всё мается. Снотворное на фоне героина и алкоголя не действует. А друзья, кроме Федотова и Оксаны разъезжаются по домам. Ночь же на дворе, а у них свои семьи, дети.
И вдруг…

СЦЕНА 2

Хозяин затихает и мгновенно засыпает на маленькой тахте, которая стоит в большой комнате квартиры. Снотворное действует! Доктор Федотов приматывает хозяина к тахте бинтами, чтобы тот не упал во сне, и в одиночку (!) переносит тахту вместе с ним на лоджию, к воздуху.
Дом стоит напротив католического собора и окна квартиры выходят на него, вернее, на его руины. Хозяину не нравится этот вид, и он несколько раз переставляет мебель, отодвигая подальше от окна свой рабочий стол и кровать.
Доктор Федотов, конечно, хорош. С суточной смены в своей больнице… Уставший, измотанный, пьяный, но справляется. Потом Федотов сразу падает на диван в большой комнате и попросту отрубается от усталости. Засыпает.
Время на часах, наверное, уже три ночи…
Просыпается доктор Федотов как очнувшись. От какой-то зловещей тишины и как будто его кто-то дергает за штанину. И он сразу же бежит на лоджию! Хозяин не двигается. Спит? Федотов приподнимает ему веко и видит, что зрачок расширен, а реакции на свет нет.
А-а-а-а! Поздно! Прозевал! Нет! Нет! Дышать! Дышать! «Рот в рот»! Ещё! Ещё! Не останавливаться!
Неужели всё и это смерть?!
И вдруг…

СЦЕНА 3

Доктор Федотов отчётливо слышит рядом с собою какой-то чавкающий хруст и разлившийся по лоджии мерзкий запах. Что это?! Как будто раздавили клопа. Очень большого и вонючего клопа-кровососа! И при этом губы хозяина слегка теплеют.
А хмельная Оксана так и спит на чужом супружеском ложе в спальне хозяина. Молодая ещё, сон хороший, здоровый.
Время на часах 04-30 утра.
— О, здорово, Толян! Я что, опять плохо себя вел? – спокойно спрашивает доктора Федотова помятый, но абсолютно трезвый хозяин, разматывая бинты и легко соскакивая с кушетки, — Это ты меня сюда вчера приволок? Отхуюченного и бинтами прикрученного? Хорошая рифма получилась, а-ха-ха! Вот, наверное, картина была, смех!
Растерянный доктор Федотов смотрит на хозяина стеклянными глазами и молчит. Опытный врач, профессионально уверенный в себе, он не раз реанимировал умирающих людей самыми различными способами. И ровно год назад в Бухаре он уже возвращал хозяина к жизни прямым уколом кофеина в сердце. Но в успехе конкретно этой своей реанимации, он сильно сомневался.
Он советский врач, давал клятву Гиппократа! Но почему же он среди них? По звонку приезжает к хозяину-наркоману и его друзьям-алкашам домой когда им плохо, а не лечит их как положено в клинике? И даже бывает… привозит им наркотики.
Да любит он их всех, вот почему! Творцы же они, великие люди. А уж сам хозяин…

СЦЕНА 4

На столе в большой комнате с вечера стоит початая бутылка водки. Федотов трясущимися руками наливает себе полстакана и выпивает залпом. Как воду, без закуски. Вопросительно смотрит на хозяина.
— Не-е, Толян, я не буду с утра, — хрипло говорит тот, угадав вопрос, — Попишу до обеда, накопилось. Стих нашёл! С раннего утра, знаешь, как хорошо пишется.
И хозяин идёт в душ. Потом торопливо пьёт растворимый кофе и уходит в свой кабинет. Работать!
Кабинет у хозяина роскошный и творчеству способствующий! Ампирные книжный шкаф, вольтеровское кресло, письменный стол с картоньером (боковой надстройкой) и выполненное в неорусском стиле резное рабочее кресло с круглой спинкой. Когда-то всё это принадлежало Александру Яковлевичу Таирову, основателю и художественному руководителю Камерного театра, ныне Московского драматического театра им. Пушкина, и его жене, ведущей актрисе театра Алисе Коонен.
А доктор Федотов падает на диван и засыпает. Без всяких мыслей, чувств и сновидений.

СЦЕНА 5

В десятом часу утра просыпается похмельная Оксана и сразу же начинает хозяйничать. Прибирает следы пьянки. Заносит в кабинет хозяина свежие бутерброды и горячий кофе. Но там не задерживается. Знает, хозяина нельзя отвлекать когда он пишет. Обзванивает вчерашних собутыльников, близких друзей хозяина, мол, всё в порядке, дома, пишет.
Приезжают: Янклович, Вадим Туманов, Боровский, Коган. Приходит сосед Нисанов, приносит хороший коньяк. И вчерашняя совсем уже было угасшая пьянка разгорается с новой силою.
Ничего особенного. Просто друзья сидят на кухне, выпивают, закусывают, разговаривают, рисуют в альбоме, читают стихи, смеются. Сигаретный дым стоит коромыслом.
Большой стол и две скамейки, сделанные солдатами за пару часов. В остальном, кухня как кухня. Пенал, две тумбы, пять подвесных шкафчиков. Наверху большое количество чайных коробочек, которые хозяин привозит из-за границы. Чай он заваривает в большом чайнике и, говорят, знает некий секрет вкуса.
Вот только хозяина квартиры сейчас на кухне нет. Через несколько часов он задумчивый выходит из своего кабинета, обнимается с друзьями, пьёт кофе и виновато улыбаясь, оправдывается:
— Вы уж сегодня без меня, ладно?! Вечером на Таганке «Гамлет». Любимов убьёт, если я опять приду не в форме. Вот, довёл до ума с утра одну вещицу. Три года руки не доходили. «Райские яблоки» называется. Послушаете?

Я когда-то умру — мы когда-то всегда умираем, —
Как бы так угадать, чтоб не сам — чтобы в спину ножом:
Убиенных щадят, отпевают и балуют раем, — Не скажу про живых, а покойников мы бережем.
В грязь ударю лицом, завалюсь покрасивее набок,
И ударит душа на ворованных клячах в галоп.
В дивных райских садах наберу бледно-розовых яблок.
Жаль, сады сторожат и стреляют без промаха в лоб.
…
И погнал я коней прочь от мест этих гиблых и зяблых,
Кони — головы вверх, но и я закусил удила.
Вдоль обрыва с кнутом по-над пропастью пазуху яблок
Я тебе привезу — ты меня и из рая ждала!
Я тебе привезу — ты меня и из рая ждала!

На кухне стоит мёртвая тишина. А пьяненький доктор Анатолий Павлович Федотов роняет голову на кухонный стол. Он рыдает.

СЦЕНА 6

Павильон «Экзотариум» Московского Зоопарка. На вид, хорошо отреставрированное к Олимпиаде-80 двухэтажное здание. Но, на самом деле, этажей в здании четыре. Просто, два верхних этажа находятся в первом слое магической Сутеми и обычной публике не видны. Здесь и располагается центральный офис корпорации «Змеи СССР» и мой кабинет. Я — децернент корпорации, её руководитель.
И в крайнее время мы всем наличным составом московских магических кобр и гремучих змей под моим руководством заняты спасением творческих алкашей и наркоманов Москвы от вселенцев и прочей такой нечисти. По длинному утверждённому списку. Ведь Олимпиаду крайне нежелательно портить смертями известных людей. Один правильный укус моих змеек и больше никаких зависимостей… От чего угодно уже потом помрут наши клиенты, но не от водки и наркотиков. Но силы, увы, неравны. Алкашей и наркоманов в творческой среде Москвы много больше наших возможностей.
И по моей просьбе, зелёная кобра Офиофаг сегодня ночью работала в городе на одном адресе, рядом с Зоопарком. Дальше там тянуть было нельзя, крайний срок.
— Как прошло? – спрашиваю я красавицу-кобру.
— Обычно! – зевает сонная змея, — Заползла по водосточной трубе на восьмой этаж. В квартиру не ходила, не было необходимости, клиент спал на лоджии, а окна были открыты. Тяжело спал, умирал уже, пьяный, обколотый. Но я успела… Зачем-то бинтами его к тахте примотали… В 04-30 к нему из квартиры выскочил какой-то, давай обнимать, целовать в губы, фу-у… гадость. Не люблю, когда мужики в губы целуются. А дальше всё как обычно – для гарантии, клиента не кусала, а просто вытащила из него чертилу-вселенца за голову. Он под «Зелёного змия» косил, но… с рожками, сразу беса-нарколыгу видно. Говорю ему:
— Ну что, сука, дождался?! Вот и взаправдашний «Зелёный змий» к тебе пожаловал. Чуешь, смертушка твоя пришла?! Да и всё в общем — сжала ему на башке челюсти, только чвякнуло. Ну или хрустнуло. Вони было… Что дальше, не спрашивай, не знаю. Я сразу вниз, через забор и на работу, в Зоопарк, рядом же.
Я улыбаюсь:
— Спасибо, тебе, Офиофаг, ты не только хорошего человека сегодня спасла! Великого поэта…
— Да не за что! – довольна похвалой кобра, — Первый раз, что ли? Командуй!

СЦЕНА 7

Октябрь 1980. Ночь. Москва.
Он мельком бросает взгляд на светящуюся панель. Стрелка спидометра лежит на отметке 160 км/ч. Многовато для города, но…, снега ещё нет, асфальт сухой и широченный Кутузовский проспект в это время суток совершенно пуст. Москва уже давно спит, а Мерседес идёт плавно, на дороге стоит как влитой. Классный автомобиль и цвет у него классный — серебристый. Прямо настоящее «серебряное ландо» ему Марина подогнала, спасибо ей. Сейчас, такой в Москве, только у него и у Брежнева. Говорят, ещё один был у какого-то делового, так взорвали его давеча. Прямо рядом с Манежкой. Но подробностей он не знает, да и ни к чему они. У него сейчас и без этого эмоций хватает — театр, кино, ТВ, в Союз Писателей СССР его приняли. Сказали, что за его стихи… Книги-то у него ещё пока нет. Но ему шепнули, сам Брежнев поспособствовал, вот и открылись сразу все двери.
Толя Федотов, доктор, которого Вадим Туманов к нему когда-то привёл… Третий месяц, с того июльского случая у него на лоджии, когда, вдруг, рядом что-то чвякнуло, хрустнуло и мерзко завоняло, ходит за ним как пришитый, не отогнать. Меряет температуру, давление, слушает стетоскопом, записывает в блокнот и всё время бормочет:
— Не может быть! Не может быть…
И то верно. Все параметры у него в норме. И ни пить, ни курить, ни колоться, ему больше не хочется. Вообще! Как отрезало… Чудеса, да и только!

СЦЕНА 8

В салоне Мерседеса тихо, даже радио не работает. Что-то он подустал сегодня от песен. Работал концерт на Рублёвке. Госдача. За деньги, конечно. Валера Янклович договорился. Зал был небольшой, быстрее, большая комната, но народу набилось… Вон, всё заднее сиденье машины цветами завалено, стекла не видно. Хорошо хоть боковые зеркала у Мерседеса большие, назад смотреть можно без проблем.
Пригласивший его бенефициар госдачи — крупный правительственный бонза, на коленях стоял:
— Володя! Дорогой, золотой, серебряный. Только не уезжай, видишь же, что творится! Соседи как с ума сошли. С деньгами всё решу, хоть часик ещё побудь с нами!
Побыл два… Вот и задержался.
Марина… Точно сейчас не спит, его дома ждёт. Она умница, буквально, по свистку прилетела, окружила вниманием и заботой. И назад в Париж что-то не торопится улетать. Да и правильно! За Оксану молчит, как рыба об лёд, хотя, конечно, знает. Не может быть, чтобы не доложили друзья-товарищи.
Оксана, Оксана… Она уже с Лёней Я., молодым талантливым актёром Таганки. Слышал, скоро поженятся. Ну и хорошо, дай Бог им счастья. Красивая пара получилась. Если честно, староват он для неё, что сказать. Всё-таки 22 года разницы… Хотя это им не мешало, факт.
Книга… Роман его новый, фантастический, про зелёную магическую кобру Офиофаг, которая творческих алкашей и наркоманов в Москве вылечивает. Полностью и безрецидивно. Ну, если захочет, конечно, и правильно её подманить. Нормально идёт, уже на эпилог сюжет выворачивает.
Вообще, увлёкся он писательством. Как какой-то канал открылся, что ли? С утра садится за стол, голова пустая. Настраивается на определённую волну, кое-как первый абзац марает… Хоп, и полились слова и мысли, только успевай записывать. Как диктует кто-то. А может так оно и есть?
Там, в своём романе, он ещё такую фишку придумал… Про котов. Что они на самом деле не умирают, а просто идут жить в другое время. К кому захотят. Коты это могут, они знают тайные лазы во времени. И главный герой, вдруг, встречает своего кота Васю из детства, которого он очень любил, а тот его. И они узнают друг-друга. Марине этот эпизод прочитал… рыдала. У неё тоже любимый котейка был в детстве.
Кстати, о Васе… Дружка своего закадычного, Васю, Василия Макаровича, уже, увы, ушедшего шесть лет назад… он первого по сюжету спасает от водки у кобры Офиофаг. С него всё и начинается. Пусть «Разина» своего доснимает. Хотя бы так…
Надо потом Стасу Говорухину этот свой текст показать, может выкрутит из него киносценарий или пьеску какую-никакую? Он профессионал, сразу скажет, можно это или нет? А что, фильмец или спектакль что надо может получиться, не хуже «Места встречи…» в народ зайдёт. Алкашей-то у нас, ого-го!

СЦЕНА 9

Ладно, уже, вон, брежневский дом на траверзе. Сейчас уже на мост… крутанётся под ним… на Рочдельскую… там, до Пресненского Вала… направо, по Климашкина, и всё… считай, приехал домой, на Малую Грузинскую. Как столько цветов тащить? Рук не хватит.
Но судьбу не обманешь…
На мост перед СЭВ-овской «книжкой», справа, снизу, с набережной, уже медленно выруливает огромный оранжевый КАМАЗ-мусорщик с прицепом. Потому он и работает по ночам, что на дорогах нет других машин. Водитель КАМАЗа их просто не видит из-за своих габаритов.
Да, куда же он прёт… б?! Ещё и с прицепом… б?! И уже не объехать… И тормозить бесполезно!
А-а-а-а!
БАХ!

СЦЕНА 10

… и шикарное «серебряное ландо» как космическая ракета, тяжело ворочаясь в воздухе, взлетает, замыкая собой потрясающую живую картину. Торжественно-тревожное ожидание – на фоне ночных бликов Москвы-реки ярко светящийся мост на Новый Арбат — на нём стоит огромный оранжевый КАМАЗ-мусорщик с прицепом и… медленно летящий над ним серебристый Мерседес.
Роскошный автомобиль зависает в воздухе… резко меняет траекторию полёта и… рушится, прямо на мост.
И цветы, цветы, цветы. Они через разбитые стекла салона вылетают с заднего сидения Мерседеса, разноцветным фейерверком взлетают в воздух и заботливо застилают собой, как саваном, всё место автокатастрофы, включая тело погибшего водителя. А его бессмертная душа так и продолжает свой прерванный полёт в вышние дали. По той же траектории, в направлении холодного Млечного Пути.

***
«Владимир, или прерванный полёт». Именно так впоследствии и назовёт свою поминальную книгу о муже Марина Влади.