В Ленинграде, городе...
Возрастные ограничения 18+
В Ленинграде-городе — как везде, такси,
Но не остановите — даже не проси!
Если сильно водку пьёшь, по пьянке
Не захочешь — а дойдёшь к стоянке!
(В.С.Высоцкий)
СЦЕНА 1
Ленинград. 1980 год.
Золотая осень. Ещё не холодно. Город, хоть и бывшая, но столица Российской Империи, недобитая большевиками. В это время года красота здесь немыслимая. Но речь пойдёт… о водке.
Н-да! Уж, чего-чего, а водки в Ленинграде, впрочем, как и во всём СССР — море разливанное! Мяса нет, но водки… Ну а что вы хотите, Олимпиада дорого обошлась государству.
В 1980 году самая дешевая «поллитра» без наименования, просто, ВОДКА, в магазинах стоит 3 руб. 50 коп., плюс, залоговая стоимость посуды на 12 коп. Вот, те самые, памятные всем гражданам СССР «три шестьдесят две» и получились. В народе, эту водку за своеобразное оформление этикетки называют «коленвалом». Ночью, на стоянках такси, по 10 рублей за бутылку, водка продаётся практически свободно — советская милиция плотно кормится с этой темы и особо не препятствует.
Уровень заболеваемости алкоголизмом и тянущимися за ним — сердечно-сосудистыми и психоневрологическими заболеваниями в СССР, просто, зашкаливает за все мыслимые пределы и бьёт мировые рекорды! ЛТП — лечебно-трудовые профилактории, переполнены, а в ПНД — психо-неврологические диспансеры, очереди.
СЦЕНА 2
Ленинград, ул. Ивановская, 18. Психоневрологический диспансер №9 Володарского (ныне Невского) района.
Здесь ведёт приём пациентов психиатр-эпилептолог Ирина Михайловна Машкова, в девичестве Копылова – замечательный советский врач высшей квалификационной категории с чутким сердцем и большим опытом. Приятная и вежливая женщина. Местные эпилептики её просто обожают. Она их тоже. Сколько их у неё уже было. А сколько ещё будет…
Запись к доктору Машковой на месяцы вперёд. Трудная и неприятная эта болезнь — эпилепсия. Полностью, к сожалению, неизлечимая. И лучше, чтобы с больным постоянно кто-то был, кто способен и знает как ему помочь при неожиданно начавшемся припадке. А то как «здрасьте» — утопления, падения, ожоги, переломы, остановки сердца, провалы в памяти, судороги, потеря сознания, выпадение языка, пена и слюна изо рта, посинение кожи, абсанс, психические расстройства.
А если это ещё всё по пьянке… Ох-хо-хо!
СЦЕНА 3
Ленинградский горздравотдел.
Однако, совсем недавно, на большом совещании-семинаре врачей – работников городских ПНД в Ленгорздавотделе им рассказывают удивительные вещи. Перед врачами выступает сам профессор Случевский — заведующий кафедры психиатрии Ленинградского санитарно-гигиенического медицинского института. «Главный психиатр Ленинграда», как его называют в СССР. И в свой речи, глубокоуважаемый Фёдор Измайлович сообщает коллегам следующее:
Оказывается, при лечении эпилепсии и других психоневрологических заболеваний и зависимостей сейчас в мире уже используются живые ядовитые змеи – Китай, Великобритания и др. Да, Ирина Михайловна слышала об этом, но самой ей сталкиваться с лечением эпилепсии живыми змеями не приходилось. Таблетки, уколы с противосудорожными препаратами, карбамазепин, топирамат, вальпроаты, вкл. их пролонгированные формы. Вот, её рабочие медикаментозные инструменты, и как эпилептолога, и как психиатра. А живые змеи… нет. Не учили её, студентку-отличницу, этому в мединституте и на всех последующих курсах усовершенствования врачей-эпилептологов.
Однако, судя по сообщению авторитетнейшего в Ленинграде коллеги:
В Челябинске — после посещения серпентария девочка 13-ти лет с синдромом Дауна впервые начала произносить слова.
В Томске – 10 лет назад в результате родовой травмы у новорожденной девочки в мозгу образовалась гематома, которая и стала причиной эпилепсии. Закрытые эпилептические припадки — практически, каждую ночь. Лекарства — хотя бы для того, чтобы состояние девочки не ухудшалось. Родители – по 30 лет, оба уже седые. В 10 лет в подарок дочери на день рождения папа принёс домой двух американских ужей вида «маисовые полозы». Через год общения со змеями эпилептические припадки у девочки прошли. Исследования показали — гематома, вызывающая приступы эпилепсии, рассосалась. Девочка абсолютно здорова.
Механизм излечивающего воздействия змей на нервную систему человека пока не до конца ясен, но оно (это воздействие), несомненно есть, что уже подтверждено многочисленными примерам (Спецброшюра МЗ СССР, «ДСП», под роспись).
СЦЕНА 4
Что особо важного в речи профессора для ленинградских врачей – психиатров, психологов, неврологов, эпилептологов, наркологов и др., работающих в ПНД и в профильных лечебных учреждениях города?
А то, что Минздрав СССР совместно с вновь образованным ГКЗ — Государственным комитетом по делам со змеями при Совете Министров СССР, под председательством Галины Леонидовны Брежневой (Профессор Случевский слегка кивает чутким и всё понимающим коллегам — да, да, старшей дочери Генерального секретаря ЦК КПСС Леонида Ильича Брежнева), сообщают о начале широкой программы научно-практических исследований в этой области и призывает лечащих врачей принять в ней активное участие.
И в целях существенного снижения уровня психоневрологических заболеваний и расстройств у граждан СССР, Минздрав уже одобрил следующие шаги на местах:
1. Лечащим врачам — рекомендовать семьям контролируемого ими контингента – завести небольшой домашний серпентарий. Для этого подойдет обычный аквариум или даже коробка. С одним-двумя домашними питомцами — неядовитыми видами змей – ужи, полозы, питончики. Все они в широком ассортименте представлены к продаже на т.н. «Птичьем рынке» по адресу – Кондратьевский (ныне Полюстровский) проспект, 45, на территории «Кондратьевского (ныне Полюстровского) рынка».
Для получения исчерпывающих консультаций и брошюр по устройству домашних серпентариев, подбору для него питомцев, их содержанию и кормлению, нужно обращаться в Зоологический институт АН СССР (Южный пакгауз Биржи) в народный факультатив «Профессия – змеелов!» под руководством профессора Ильи Сергеевича Даревского.
2. В критических случаях, требующих немедленного вмешательства врачей и связанных с возможной гибелью или тяжёлого травмирования пациентов и/или врачей, лечащим врачам — экстренно вызывать по Скорой дежурную высокомобильную бригаду ГКЗ, кроме прочего, укомплектованную специально обученной ямкоголовой (гремучей) змеёй вида Cerastes или Crotalus для производства ей 1 (одного) укуса пациента.
При этом, лечащим врачам, просьба, помнить, что один такой укус, хотя и приводит к полному и безрецидивному выздоровлению пациента от любых форм эпилепсии и психических расстройств и зависимостей, вкл. алкоголь и наркотики, имеет стоимость как машина «Жигули» (тренировки, спецкормление, организация перевозок, содержание и страхование змей) и может ими назначаться лишь в действительно экстренных случаях.
Квота Ленинграда по таким чудо-укусам до конца 1980 года – 500 человек. За укусами сверх этого количества, если переберём, Горздравотдел будет вынужден обращаться к Галине Леонидовне напрямую. Однако, на следующий 1981 год квоту для Ленинграда в Москве обещают существенно увеличить.
«Удивительно! Но, почему бы и нет, раз это, действительно, помогает? — думает Ирина Михайловна по дороге домой, — Только, вот, странно — ещё профессор Случевский велел держать форточки кабинетов лечащих врачей зимой расклеенными. Интересно, зачем?»
СЦЕНА 5
Кабинет доктора Машковой.
Ну вот… Три минуты телефонного разговора и как и не было всех этих лет! Её грудь под белым халатом — твердая тугая «троечка», поднимается! В животе начинают порхать бабочки, а кровь уже стучит в висках. Женская физиология, мать её.
«Мой Олежка, мой милый синеглазый оленёнок», — так она его называла когда-то.
На все его спектакли в Ленкоме бегала, ни один не пропустила. Стояла под сценой со скромными цветочками, ждала, когда он выйдет на поклон. Млела и таяла в его руках, когда он начинал расстёгивать ей кофточку. Смешная, такая, кофточка у неё тогда была, девчачья, с пуговичкой на шее.
А он…
А он женился на её лучшей подруге по весёлой студенческой юности – ленинградской красотке Лизке Эйхенбаум – дочери театрального художника чистых графских кровей Алексея Апраксина, которая только что развелась с известным режиссёром Леонидом Квинихидзе и будто бы даже дала зарок – больше замуж не ходить. Обманула!
Лизка с мамой Ольгой Борисовной – в свою очередь, дочерью выдающегося советского филолога с мировым именем Бориса Михайловича Эйхенбаума, жила в «писательском» доме на ул. Широкой (ныне Ленина), дом 34-38, крайнем жизненном пристанище Анны Ахматовой, с окнами на тот самый дом по ул. Лахтинской, № 17, где когда-то жила Ксения Петрова – тогда ещё, просто, блаженная Ксения Петербургская. Ещё не Святая, но уже самая популярная в СССР милостивая небесная заступница и просительница перед Богом за всех ленинградок и вообще советских женщин.
Вот, Ксения-то, видимо, Лизке и выпросила у Бога милость по её горячей молитве. Да так, что та была Елизавета Апраксина, а вдруг стала Елизавета Даль.
Как это всё пережили Ирина и Лизкин тогдашний женатый любовник Сергей Довлатов? Пьяный, он рыдал от жгучей обиды на груди Ирины, но сделать уже ничего не мог. И она не могла. Так, вместе, обнявшись, они сидели на диване и рыдали. Сергей уже как пару лет живет в США. Даже звонит оттуда иногда, пьяный. Но она сразу кладёт трубку. Там же, в США, уже давно живёт и позапозапрошлый Лизкин любовник — ленинградский поэт Иосиф Бродский.
С тех пор у Ирины Михайловны нет подруг, так, приятельницы и коллеги по работе. Зато есть большая квартира на Петроградке. Новая машина «Волга». Дача на Заливе. Прекрасный муж. Тоже, кстати, врач – сосудистый хирург в 31-й больнице на Каменном острове, лучшей в городе. Сын, уже подросток. Они любят её. А она их.
Да, ладно, чего уж там, дело прошлое. Вот, позвонила сегодня ей Лизка через много лет, а злости на неё уже нет. Всю злость на неё время перемололо:
— Ирочка, дорогая моя! – слушала доктор Машкова в трубку усталый и измученный голос бывшей подруги, — Умоляю! Найди время! Посмотри Олега! Я вчера его привезла из Москвы… разобранного. Никому он там не нужен. Зачем бежал? От меня. От себя. Умрёт он там скоро… один.
— Что с ним? – коротко спрашивает доктор Машкова.
— Алкогольная эпилепсия, судороги.
— Ясно! – мгновенно собирается во врача Ирина Михайловна, — Завтра. В 13-00 привози его сюда, ко мне в ПНД. Чёрт с ним, с обедом.
СЦЕНА 6
Там же. На следующий день. На часах 13:00
Ирина Михайловна Машкова врач опытный и она, конечно, знает, что такое алкогольная эпилепсия. Хуже не бывает!
Алкоголь 100% приводит к дефициту витаминов группы B, в частности, тиамина, что существенно повышает риск развития, собственно, эпилепсии. При абстинентном синдроме (похмелье) после запоя — бессвязная речь, беспричинная агрессия, галлюцинации, судороги, нарушения сознания и координации движений. И ещё эпилептичекие припадки и делирий – «белая горячка».
И наверняка, в анамнезе Олега, кроме алкоголизма, эпилепсии и судорог, есть ещё и травмы головы различной степени тяжести. Падал ведь по пьянке.
***
А на пороге её кабинета уже стоят двое до боли знакомых ей людей — Олег Иванович и Лизка Даль.
Да-а… а Олег внешне изменился сильно. Уже не тот «синеглазый оленёнок». Как всегда, модный, в своём любимом джинсовом костюме. Опухшее лицо. Да он же в отключке! Как кукла, глаза мутные, ничего не видит и никого не узнаёт. Лизка, а она тоже сильно изменилась, постарела, подурнела, привела его под ручку из машины и посадила на стул. Рядом села сама.
Вот они мы, лечите нас! Ни медкарты, ни анамнеза, ни анализов… ни-че-го!
Ну, что ж, начинаем лечить.
В таком состоянии пациента полноценный сбор его анамнеза невозможен. А что там блеет Лизка? Да, наплевать. Установочные данные Олега для медицинской карты, она все итак помнит – Даль Олег Иванович, русский, родился в Москве 25 мая 1942 года, 38 полных лет, артист театра и кино, рост 185 см, женат (формально, но до сих пор на Лизке!) Да, предварительный диагноз – алкогольная эпилепсия, но надо ещё его уточнять.
Доктор Машкова пальпирует пациенту череп под волосами. Когда-то, студентка-медичка Ирочка Копылова их так любила гладить. А он бесконечно мурлыкал под её руками. Нравилось ему.
Так… есть! Два шрама. Следы от ударов. Один — зашит, другой — нет, видимо, сам зажил. Температура. Давление. Пульс. Всё плохо! Стетоскоп – ритм сердца слабенький, но на слух, синусовый. Слава Богу, нет аритмии (проверить на кардиограмме!). Кожные покровы — очаги депигментации, участки «шагреневой кожи», фиброзные бляшки, плоские ангиомы на лице в зоне иннервации тройничного нерва. Это есть в полном наборе.
Всё! С Олегом более-менее ясно! Ладно, тут и думать нечего, надо его отправлять в стационар на Пряжку (старейшая психиатрическая больница Ленинграда на набережной Мойки, 126). Там хороший знакомый заведует профильным отделением. Она ему позвонит и он всё устроит в лучшем виде — отдельная палата, хорошее отношение персонала. И там она Олега за полгодика обязательно вытащит! И не таких вытаскивала. Только, вот, Лизку… на фиг! И чтобы никаких посещений родственников. Запретить! Сама, сама. А потом… А потом, суп с котом! Всё, собралась во врача! Ишь, поплыла, дура старая!
— Значит так, Елизавета Алексеевна! – обращается доктор Машкова к смирно сидящей на стуле Лизке тоном не терпящим возражений, — Олега Ивановича я у Вас забираю. Прямо сейчас. Пока в стационар. Паспорт его давайте мне, и вот здесь распишитесь в журнале, что не возражаете и согласны.
И пока Лизка расписывается в журнале, так и не уловив второго, главного, смысла ей сказанного «…я у Вас забираю», доктор Машкова звонит в Скорую. Обычное дело – транспортировка «психиатрического» больного из ПНД-9 в Пряжку по назначению лечащего врача. Но в ближайшей, новой 18-й подстанции по ул. Народная, дом 47/2, свободных «психиатрических» спецбригад нет, все на выезде. Осеннее обострение же у городских психов-алкашей.
— Или ждите, или звоните на 1-ю подстанцию, на Профессора Попова, они побогаче! — говорит диспетчер 18-й.
И Ирина Михайловна звонит в 1-ю. Отсюда до них, минут 30 езды РАФику с работающей синей «мигалкой», а то кто его знает, когда на 18-й что-то освободится. Ничего, подождём немного.
И вдруг…
СЦЕНА 7
«Белочка»
Глаза Олега Ивановича проясняются и он видит перед собой… Так бывает при тяжёлой алкогольной эпилепсии — короткая ремиссия, спонтанное включение сознания, ничего особенного.
Конечно, он узнаёт Иришу Копылову! Да и не забывал он её никогда. Он всех своих баб помнит, не так уж много их у него и было. Ему они изменяли, но сам он никогда не изменял своим близким женщинам — Ниночке Дорошиной, Танечке Лавровой, Ирише Копыловой, Лизочке Апраксиной. Кроме Иришы, он на всех на них, попросту, женился. Как честный человек!
«Рождённый пить, гулять не может!», — так о таких как он говорят в народе.
А он и не спорит, всё так и есть. Но увидеть перед собою, очнувшись, сразу двоих своих баб, причём, одну в белом халате… Такого у него ещё никогда не было! Да они сговорились что ли?! Его мучать, не иначе?! Вот, суки! И поэтому он их сейчас… убьёт! И у Олега Ивановича начинается приступ алкогольного делирия. «Белой горячки», если по-простому.
Бьющие как молнии и скручивающие его судороги не дают ему нормально ухватить ни одну из женщин. Бегают они обе вокруг стола отменно, видимо уже учёные жизнью. Он пытается, и у него в конце концов выходит. Он хватает один стул за ножку и запускает его вдогонку этим. Стул попадает в шкаф, звенит и осыпается разбитое стекло дверок. Не хотят умирать?! Убегают?! Тогда он умрёт сам! А они, эти… пусть живут… ему не жалко!
Правой рукой Олег Иванович, корчась от судорог, кое как, но захватывает с пола кусок разбитого стекла и его острым краем, не останавливаясь, бьёт, бьёт, бьёт по венам своей левой руки. По венам он так и не попадает, судороги сильнее остатков сознания, но он старается. И в итоге режет кожу на ладони. На пол кабинета брызжет кровь. Царапина, по сути, но эффектно. Да, очень по киношному!
— «Первая»?! ПНД «Девять». Машкова, — кричит в трубку Ирина Михайловна, — Экстренный вызов! У неадекватного пациента начался делирий! Да, белочка же, белочка! Угроза жизни пациента (а про свою и Лизкину жизнь… забыла?)
— Принято! Бригада рядом с вами. С выезда на Седова. Встречайте через пять минут! — отмечает срочный вызов в журнале диспетчер 1-й подстанции.
Ох-х, повезло!
СЦЕНА 8
И через пять минут беготни и жуткого ора…
В кабинет доктора Машковой буквально врывается дежурная высокомобильная бригада ГКЗ. Пока они параллельно базируются на 1-й подстанции «Скорой помощи» на Профессора Попова. Оттуда же у ГКЗ и экипажи их бригад. Фельдшер, здоровенный двухметровый звероподобный бугай, тащит в руках довольно большой пластиковый ящик с решёткой на передней стенке. Аккуратно ставит ящик на пол.
Миг… и голова Олега Ивановича оказывается зажатой подмышкой у фельдшера, а его ноги хаотично трепыхаются в воздухе. Шея буйного пациента при этом уже оголена и надёжно зафиксирована.
Врач — молодой человек. На вид ему лет 30, но он уже с лысиной и усами. Явно семитских кровей. Дирижирует…
— Ближе! Ещё ближе! СТОП!
Шея пациента рядом с решёткой пластикового ящика. Вот, так, нормально! И решётка ящика открывается.
— А-а-а-а! – дурниной визжит Лизка, она увидела…
— Пошла вон, дура! Чего ты визжишь, как свинья на опоросе?! Змею перепугаешь! – выпихивает плохо соображающую от ужаса Лизку за дверь, в коридор, уже всё понявшая хозяйка кабинета доктор Машкова, — Сиди тихо, позову!
А из тёмного пространства ящика, постоянно цвиркая раздвоенным язычком, медленно выплывает голова довольно крупной змеи. Это Crotalus cerastes — Рогатый гремучник. Красивая двухметровая особь, действительно, с двумя маленькими симпатичными рожками на голове.
— Ну что, Скарапеюшка, змеиного царя дочь, — обращается к ней, видимо, очень креативный врач, — Работаем?! А потом… сразу едем обедать! Лады?! Мышки, лягушки, крысята, всё уже тебе затарено на Кондратьевском, от пуза.
КЛАЦ!
Змея делает быстрое движение и на шее Олега Ивановича появляются две маленькие кровавые точки. И сразу дурной запах… Жуткая омерзительная вонь! Она мгновенно разливается по кабинету, накрывая собой всех присутствующих. А голова змеи уже в ящике и решетка закрыта. Бездвижного Олега Ивановича, а он похоже в глубоком обмороке, кладут прямо на рабочий стол Ирины Михайловны.
СЦЕНА 9
«Кушетку надо бы в кабинет заказать» — отрешённо думает доктор Машкова.
— Э-э-э… Вас должны были предупредить… насчёт… э-э-э… дурнопахнущей ароматики, — обращается к Ирине Михайловне молодой врач, — Мы-то уже привычные.
— Да, да, нас предупредили… почти, — с непривычки кашляет и задыхается доктор Машкова, длинной деревянной шваброй открывая форточки на окнах, — И что дальше мне делать с этим пациентом?
— Да, что хотите! Он же теперь полностью здоров, и по эпилепсии, и по алкашке. Как очухается через полчасика, можете его уже домой отпустить. Он больше уже никогда, ни в приступ не завалится, ни бухать не будет. В рот не возьмёт. Ни алкоголь, ни никотин. Проверено. С гарантией! Скарапея своё дело знает.
— Э-э-э… нет у него пока никакого дома в Ленинграде! Везите его уже на Пряжку, я его там на отделении понаблюдаю пару месяцев, — решительно командует Ирина Михайловна, — А там видно будет.
— Как скажете, доктор, Ваш же пациент. Грузи его, Вася, гоним на Пряжку! И сразу обедать! — наклоняется он к решётке, чтобы там, в ящике, его слышали.
— Так! А направление же нужно! — вспоминает про бумаги доктор Машкова, — Я сейчас выпишу. Как Ваша фамилия, доктор?
— Доктор Розенбаум, Александр Яковлевич, к вашим услугам — анестезиолог-реаниматолог 1-й «гвардейской» скоропомощной подстанции города-героя Ленинграда, — улыбается креативный усатый врач, — Давайте, я распишусь в Вашем журнале, что забрал пациента. И Вы мне, пожалуйста, доктор, тоже распишитесь, что подтверждаете целевой расход… э-э-э… спецматериала.
А звероподобный фельдшер Вася уже грузит Олега Ивановича в РАФик под окном кабинета. В одиночку (!). Ох-х, здоров! РАФик как РАФик, «Скорая помощь» с синей мигалкой на крыше. Новый. Оборудован, как реанимобиль. Специальное место в нем есть для ящика со змеёй. Только, на стекле салона — дополнительная зелёная эмблема. Обыкновенная, медицинская эмблема – змея обвивает чашу и три буквы — ГКЗ.
И змея эта, которая на эмблеме, вдруг, поворачивает голову и подмигивает Ирине Михайловне. Мол, всё будет нормально, сестрёнка, не дрейфь! И застывшая от удивления доктор Машкова это отчётливо видит из окна своего кабинета. Или ей это только кажется?
Ну и денечек у неё сегодня выдался!
Но не остановите — даже не проси!
Если сильно водку пьёшь, по пьянке
Не захочешь — а дойдёшь к стоянке!
(В.С.Высоцкий)
СЦЕНА 1
Ленинград. 1980 год.
Золотая осень. Ещё не холодно. Город, хоть и бывшая, но столица Российской Империи, недобитая большевиками. В это время года красота здесь немыслимая. Но речь пойдёт… о водке.
Н-да! Уж, чего-чего, а водки в Ленинграде, впрочем, как и во всём СССР — море разливанное! Мяса нет, но водки… Ну а что вы хотите, Олимпиада дорого обошлась государству.
В 1980 году самая дешевая «поллитра» без наименования, просто, ВОДКА, в магазинах стоит 3 руб. 50 коп., плюс, залоговая стоимость посуды на 12 коп. Вот, те самые, памятные всем гражданам СССР «три шестьдесят две» и получились. В народе, эту водку за своеобразное оформление этикетки называют «коленвалом». Ночью, на стоянках такси, по 10 рублей за бутылку, водка продаётся практически свободно — советская милиция плотно кормится с этой темы и особо не препятствует.
Уровень заболеваемости алкоголизмом и тянущимися за ним — сердечно-сосудистыми и психоневрологическими заболеваниями в СССР, просто, зашкаливает за все мыслимые пределы и бьёт мировые рекорды! ЛТП — лечебно-трудовые профилактории, переполнены, а в ПНД — психо-неврологические диспансеры, очереди.
СЦЕНА 2
Ленинград, ул. Ивановская, 18. Психоневрологический диспансер №9 Володарского (ныне Невского) района.
Здесь ведёт приём пациентов психиатр-эпилептолог Ирина Михайловна Машкова, в девичестве Копылова – замечательный советский врач высшей квалификационной категории с чутким сердцем и большим опытом. Приятная и вежливая женщина. Местные эпилептики её просто обожают. Она их тоже. Сколько их у неё уже было. А сколько ещё будет…
Запись к доктору Машковой на месяцы вперёд. Трудная и неприятная эта болезнь — эпилепсия. Полностью, к сожалению, неизлечимая. И лучше, чтобы с больным постоянно кто-то был, кто способен и знает как ему помочь при неожиданно начавшемся припадке. А то как «здрасьте» — утопления, падения, ожоги, переломы, остановки сердца, провалы в памяти, судороги, потеря сознания, выпадение языка, пена и слюна изо рта, посинение кожи, абсанс, психические расстройства.
А если это ещё всё по пьянке… Ох-хо-хо!
СЦЕНА 3
Ленинградский горздравотдел.
Однако, совсем недавно, на большом совещании-семинаре врачей – работников городских ПНД в Ленгорздавотделе им рассказывают удивительные вещи. Перед врачами выступает сам профессор Случевский — заведующий кафедры психиатрии Ленинградского санитарно-гигиенического медицинского института. «Главный психиатр Ленинграда», как его называют в СССР. И в свой речи, глубокоуважаемый Фёдор Измайлович сообщает коллегам следующее:
Оказывается, при лечении эпилепсии и других психоневрологических заболеваний и зависимостей сейчас в мире уже используются живые ядовитые змеи – Китай, Великобритания и др. Да, Ирина Михайловна слышала об этом, но самой ей сталкиваться с лечением эпилепсии живыми змеями не приходилось. Таблетки, уколы с противосудорожными препаратами, карбамазепин, топирамат, вальпроаты, вкл. их пролонгированные формы. Вот, её рабочие медикаментозные инструменты, и как эпилептолога, и как психиатра. А живые змеи… нет. Не учили её, студентку-отличницу, этому в мединституте и на всех последующих курсах усовершенствования врачей-эпилептологов.
Однако, судя по сообщению авторитетнейшего в Ленинграде коллеги:
В Челябинске — после посещения серпентария девочка 13-ти лет с синдромом Дауна впервые начала произносить слова.
В Томске – 10 лет назад в результате родовой травмы у новорожденной девочки в мозгу образовалась гематома, которая и стала причиной эпилепсии. Закрытые эпилептические припадки — практически, каждую ночь. Лекарства — хотя бы для того, чтобы состояние девочки не ухудшалось. Родители – по 30 лет, оба уже седые. В 10 лет в подарок дочери на день рождения папа принёс домой двух американских ужей вида «маисовые полозы». Через год общения со змеями эпилептические припадки у девочки прошли. Исследования показали — гематома, вызывающая приступы эпилепсии, рассосалась. Девочка абсолютно здорова.
Механизм излечивающего воздействия змей на нервную систему человека пока не до конца ясен, но оно (это воздействие), несомненно есть, что уже подтверждено многочисленными примерам (Спецброшюра МЗ СССР, «ДСП», под роспись).
СЦЕНА 4
Что особо важного в речи профессора для ленинградских врачей – психиатров, психологов, неврологов, эпилептологов, наркологов и др., работающих в ПНД и в профильных лечебных учреждениях города?
А то, что Минздрав СССР совместно с вновь образованным ГКЗ — Государственным комитетом по делам со змеями при Совете Министров СССР, под председательством Галины Леонидовны Брежневой (Профессор Случевский слегка кивает чутким и всё понимающим коллегам — да, да, старшей дочери Генерального секретаря ЦК КПСС Леонида Ильича Брежнева), сообщают о начале широкой программы научно-практических исследований в этой области и призывает лечащих врачей принять в ней активное участие.
И в целях существенного снижения уровня психоневрологических заболеваний и расстройств у граждан СССР, Минздрав уже одобрил следующие шаги на местах:
1. Лечащим врачам — рекомендовать семьям контролируемого ими контингента – завести небольшой домашний серпентарий. Для этого подойдет обычный аквариум или даже коробка. С одним-двумя домашними питомцами — неядовитыми видами змей – ужи, полозы, питончики. Все они в широком ассортименте представлены к продаже на т.н. «Птичьем рынке» по адресу – Кондратьевский (ныне Полюстровский) проспект, 45, на территории «Кондратьевского (ныне Полюстровского) рынка».
Для получения исчерпывающих консультаций и брошюр по устройству домашних серпентариев, подбору для него питомцев, их содержанию и кормлению, нужно обращаться в Зоологический институт АН СССР (Южный пакгауз Биржи) в народный факультатив «Профессия – змеелов!» под руководством профессора Ильи Сергеевича Даревского.
2. В критических случаях, требующих немедленного вмешательства врачей и связанных с возможной гибелью или тяжёлого травмирования пациентов и/или врачей, лечащим врачам — экстренно вызывать по Скорой дежурную высокомобильную бригаду ГКЗ, кроме прочего, укомплектованную специально обученной ямкоголовой (гремучей) змеёй вида Cerastes или Crotalus для производства ей 1 (одного) укуса пациента.
При этом, лечащим врачам, просьба, помнить, что один такой укус, хотя и приводит к полному и безрецидивному выздоровлению пациента от любых форм эпилепсии и психических расстройств и зависимостей, вкл. алкоголь и наркотики, имеет стоимость как машина «Жигули» (тренировки, спецкормление, организация перевозок, содержание и страхование змей) и может ими назначаться лишь в действительно экстренных случаях.
Квота Ленинграда по таким чудо-укусам до конца 1980 года – 500 человек. За укусами сверх этого количества, если переберём, Горздравотдел будет вынужден обращаться к Галине Леонидовне напрямую. Однако, на следующий 1981 год квоту для Ленинграда в Москве обещают существенно увеличить.
«Удивительно! Но, почему бы и нет, раз это, действительно, помогает? — думает Ирина Михайловна по дороге домой, — Только, вот, странно — ещё профессор Случевский велел держать форточки кабинетов лечащих врачей зимой расклеенными. Интересно, зачем?»
СЦЕНА 5
Кабинет доктора Машковой.
Ну вот… Три минуты телефонного разговора и как и не было всех этих лет! Её грудь под белым халатом — твердая тугая «троечка», поднимается! В животе начинают порхать бабочки, а кровь уже стучит в висках. Женская физиология, мать её.
«Мой Олежка, мой милый синеглазый оленёнок», — так она его называла когда-то.
На все его спектакли в Ленкоме бегала, ни один не пропустила. Стояла под сценой со скромными цветочками, ждала, когда он выйдет на поклон. Млела и таяла в его руках, когда он начинал расстёгивать ей кофточку. Смешная, такая, кофточка у неё тогда была, девчачья, с пуговичкой на шее.
А он…
А он женился на её лучшей подруге по весёлой студенческой юности – ленинградской красотке Лизке Эйхенбаум – дочери театрального художника чистых графских кровей Алексея Апраксина, которая только что развелась с известным режиссёром Леонидом Квинихидзе и будто бы даже дала зарок – больше замуж не ходить. Обманула!
Лизка с мамой Ольгой Борисовной – в свою очередь, дочерью выдающегося советского филолога с мировым именем Бориса Михайловича Эйхенбаума, жила в «писательском» доме на ул. Широкой (ныне Ленина), дом 34-38, крайнем жизненном пристанище Анны Ахматовой, с окнами на тот самый дом по ул. Лахтинской, № 17, где когда-то жила Ксения Петрова – тогда ещё, просто, блаженная Ксения Петербургская. Ещё не Святая, но уже самая популярная в СССР милостивая небесная заступница и просительница перед Богом за всех ленинградок и вообще советских женщин.
Вот, Ксения-то, видимо, Лизке и выпросила у Бога милость по её горячей молитве. Да так, что та была Елизавета Апраксина, а вдруг стала Елизавета Даль.
Как это всё пережили Ирина и Лизкин тогдашний женатый любовник Сергей Довлатов? Пьяный, он рыдал от жгучей обиды на груди Ирины, но сделать уже ничего не мог. И она не могла. Так, вместе, обнявшись, они сидели на диване и рыдали. Сергей уже как пару лет живет в США. Даже звонит оттуда иногда, пьяный. Но она сразу кладёт трубку. Там же, в США, уже давно живёт и позапозапрошлый Лизкин любовник — ленинградский поэт Иосиф Бродский.
С тех пор у Ирины Михайловны нет подруг, так, приятельницы и коллеги по работе. Зато есть большая квартира на Петроградке. Новая машина «Волга». Дача на Заливе. Прекрасный муж. Тоже, кстати, врач – сосудистый хирург в 31-й больнице на Каменном острове, лучшей в городе. Сын, уже подросток. Они любят её. А она их.
Да, ладно, чего уж там, дело прошлое. Вот, позвонила сегодня ей Лизка через много лет, а злости на неё уже нет. Всю злость на неё время перемололо:
— Ирочка, дорогая моя! – слушала доктор Машкова в трубку усталый и измученный голос бывшей подруги, — Умоляю! Найди время! Посмотри Олега! Я вчера его привезла из Москвы… разобранного. Никому он там не нужен. Зачем бежал? От меня. От себя. Умрёт он там скоро… один.
— Что с ним? – коротко спрашивает доктор Машкова.
— Алкогольная эпилепсия, судороги.
— Ясно! – мгновенно собирается во врача Ирина Михайловна, — Завтра. В 13-00 привози его сюда, ко мне в ПНД. Чёрт с ним, с обедом.
СЦЕНА 6
Там же. На следующий день. На часах 13:00
Ирина Михайловна Машкова врач опытный и она, конечно, знает, что такое алкогольная эпилепсия. Хуже не бывает!
Алкоголь 100% приводит к дефициту витаминов группы B, в частности, тиамина, что существенно повышает риск развития, собственно, эпилепсии. При абстинентном синдроме (похмелье) после запоя — бессвязная речь, беспричинная агрессия, галлюцинации, судороги, нарушения сознания и координации движений. И ещё эпилептичекие припадки и делирий – «белая горячка».
И наверняка, в анамнезе Олега, кроме алкоголизма, эпилепсии и судорог, есть ещё и травмы головы различной степени тяжести. Падал ведь по пьянке.
***
А на пороге её кабинета уже стоят двое до боли знакомых ей людей — Олег Иванович и Лизка Даль.
Да-а… а Олег внешне изменился сильно. Уже не тот «синеглазый оленёнок». Как всегда, модный, в своём любимом джинсовом костюме. Опухшее лицо. Да он же в отключке! Как кукла, глаза мутные, ничего не видит и никого не узнаёт. Лизка, а она тоже сильно изменилась, постарела, подурнела, привела его под ручку из машины и посадила на стул. Рядом села сама.
Вот они мы, лечите нас! Ни медкарты, ни анамнеза, ни анализов… ни-че-го!
Ну, что ж, начинаем лечить.
В таком состоянии пациента полноценный сбор его анамнеза невозможен. А что там блеет Лизка? Да, наплевать. Установочные данные Олега для медицинской карты, она все итак помнит – Даль Олег Иванович, русский, родился в Москве 25 мая 1942 года, 38 полных лет, артист театра и кино, рост 185 см, женат (формально, но до сих пор на Лизке!) Да, предварительный диагноз – алкогольная эпилепсия, но надо ещё его уточнять.
Доктор Машкова пальпирует пациенту череп под волосами. Когда-то, студентка-медичка Ирочка Копылова их так любила гладить. А он бесконечно мурлыкал под её руками. Нравилось ему.
Так… есть! Два шрама. Следы от ударов. Один — зашит, другой — нет, видимо, сам зажил. Температура. Давление. Пульс. Всё плохо! Стетоскоп – ритм сердца слабенький, но на слух, синусовый. Слава Богу, нет аритмии (проверить на кардиограмме!). Кожные покровы — очаги депигментации, участки «шагреневой кожи», фиброзные бляшки, плоские ангиомы на лице в зоне иннервации тройничного нерва. Это есть в полном наборе.
Всё! С Олегом более-менее ясно! Ладно, тут и думать нечего, надо его отправлять в стационар на Пряжку (старейшая психиатрическая больница Ленинграда на набережной Мойки, 126). Там хороший знакомый заведует профильным отделением. Она ему позвонит и он всё устроит в лучшем виде — отдельная палата, хорошее отношение персонала. И там она Олега за полгодика обязательно вытащит! И не таких вытаскивала. Только, вот, Лизку… на фиг! И чтобы никаких посещений родственников. Запретить! Сама, сама. А потом… А потом, суп с котом! Всё, собралась во врача! Ишь, поплыла, дура старая!
— Значит так, Елизавета Алексеевна! – обращается доктор Машкова к смирно сидящей на стуле Лизке тоном не терпящим возражений, — Олега Ивановича я у Вас забираю. Прямо сейчас. Пока в стационар. Паспорт его давайте мне, и вот здесь распишитесь в журнале, что не возражаете и согласны.
И пока Лизка расписывается в журнале, так и не уловив второго, главного, смысла ей сказанного «…я у Вас забираю», доктор Машкова звонит в Скорую. Обычное дело – транспортировка «психиатрического» больного из ПНД-9 в Пряжку по назначению лечащего врача. Но в ближайшей, новой 18-й подстанции по ул. Народная, дом 47/2, свободных «психиатрических» спецбригад нет, все на выезде. Осеннее обострение же у городских психов-алкашей.
— Или ждите, или звоните на 1-ю подстанцию, на Профессора Попова, они побогаче! — говорит диспетчер 18-й.
И Ирина Михайловна звонит в 1-ю. Отсюда до них, минут 30 езды РАФику с работающей синей «мигалкой», а то кто его знает, когда на 18-й что-то освободится. Ничего, подождём немного.
И вдруг…
СЦЕНА 7
«Белочка»
Глаза Олега Ивановича проясняются и он видит перед собой… Так бывает при тяжёлой алкогольной эпилепсии — короткая ремиссия, спонтанное включение сознания, ничего особенного.
Конечно, он узнаёт Иришу Копылову! Да и не забывал он её никогда. Он всех своих баб помнит, не так уж много их у него и было. Ему они изменяли, но сам он никогда не изменял своим близким женщинам — Ниночке Дорошиной, Танечке Лавровой, Ирише Копыловой, Лизочке Апраксиной. Кроме Иришы, он на всех на них, попросту, женился. Как честный человек!
«Рождённый пить, гулять не может!», — так о таких как он говорят в народе.
А он и не спорит, всё так и есть. Но увидеть перед собою, очнувшись, сразу двоих своих баб, причём, одну в белом халате… Такого у него ещё никогда не было! Да они сговорились что ли?! Его мучать, не иначе?! Вот, суки! И поэтому он их сейчас… убьёт! И у Олега Ивановича начинается приступ алкогольного делирия. «Белой горячки», если по-простому.
Бьющие как молнии и скручивающие его судороги не дают ему нормально ухватить ни одну из женщин. Бегают они обе вокруг стола отменно, видимо уже учёные жизнью. Он пытается, и у него в конце концов выходит. Он хватает один стул за ножку и запускает его вдогонку этим. Стул попадает в шкаф, звенит и осыпается разбитое стекло дверок. Не хотят умирать?! Убегают?! Тогда он умрёт сам! А они, эти… пусть живут… ему не жалко!
Правой рукой Олег Иванович, корчась от судорог, кое как, но захватывает с пола кусок разбитого стекла и его острым краем, не останавливаясь, бьёт, бьёт, бьёт по венам своей левой руки. По венам он так и не попадает, судороги сильнее остатков сознания, но он старается. И в итоге режет кожу на ладони. На пол кабинета брызжет кровь. Царапина, по сути, но эффектно. Да, очень по киношному!
— «Первая»?! ПНД «Девять». Машкова, — кричит в трубку Ирина Михайловна, — Экстренный вызов! У неадекватного пациента начался делирий! Да, белочка же, белочка! Угроза жизни пациента (а про свою и Лизкину жизнь… забыла?)
— Принято! Бригада рядом с вами. С выезда на Седова. Встречайте через пять минут! — отмечает срочный вызов в журнале диспетчер 1-й подстанции.
Ох-х, повезло!
СЦЕНА 8
И через пять минут беготни и жуткого ора…
В кабинет доктора Машковой буквально врывается дежурная высокомобильная бригада ГКЗ. Пока они параллельно базируются на 1-й подстанции «Скорой помощи» на Профессора Попова. Оттуда же у ГКЗ и экипажи их бригад. Фельдшер, здоровенный двухметровый звероподобный бугай, тащит в руках довольно большой пластиковый ящик с решёткой на передней стенке. Аккуратно ставит ящик на пол.
Миг… и голова Олега Ивановича оказывается зажатой подмышкой у фельдшера, а его ноги хаотично трепыхаются в воздухе. Шея буйного пациента при этом уже оголена и надёжно зафиксирована.
Врач — молодой человек. На вид ему лет 30, но он уже с лысиной и усами. Явно семитских кровей. Дирижирует…
— Ближе! Ещё ближе! СТОП!
Шея пациента рядом с решёткой пластикового ящика. Вот, так, нормально! И решётка ящика открывается.
— А-а-а-а! – дурниной визжит Лизка, она увидела…
— Пошла вон, дура! Чего ты визжишь, как свинья на опоросе?! Змею перепугаешь! – выпихивает плохо соображающую от ужаса Лизку за дверь, в коридор, уже всё понявшая хозяйка кабинета доктор Машкова, — Сиди тихо, позову!
А из тёмного пространства ящика, постоянно цвиркая раздвоенным язычком, медленно выплывает голова довольно крупной змеи. Это Crotalus cerastes — Рогатый гремучник. Красивая двухметровая особь, действительно, с двумя маленькими симпатичными рожками на голове.
— Ну что, Скарапеюшка, змеиного царя дочь, — обращается к ней, видимо, очень креативный врач, — Работаем?! А потом… сразу едем обедать! Лады?! Мышки, лягушки, крысята, всё уже тебе затарено на Кондратьевском, от пуза.
КЛАЦ!
Змея делает быстрое движение и на шее Олега Ивановича появляются две маленькие кровавые точки. И сразу дурной запах… Жуткая омерзительная вонь! Она мгновенно разливается по кабинету, накрывая собой всех присутствующих. А голова змеи уже в ящике и решетка закрыта. Бездвижного Олега Ивановича, а он похоже в глубоком обмороке, кладут прямо на рабочий стол Ирины Михайловны.
СЦЕНА 9
«Кушетку надо бы в кабинет заказать» — отрешённо думает доктор Машкова.
— Э-э-э… Вас должны были предупредить… насчёт… э-э-э… дурнопахнущей ароматики, — обращается к Ирине Михайловне молодой врач, — Мы-то уже привычные.
— Да, да, нас предупредили… почти, — с непривычки кашляет и задыхается доктор Машкова, длинной деревянной шваброй открывая форточки на окнах, — И что дальше мне делать с этим пациентом?
— Да, что хотите! Он же теперь полностью здоров, и по эпилепсии, и по алкашке. Как очухается через полчасика, можете его уже домой отпустить. Он больше уже никогда, ни в приступ не завалится, ни бухать не будет. В рот не возьмёт. Ни алкоголь, ни никотин. Проверено. С гарантией! Скарапея своё дело знает.
— Э-э-э… нет у него пока никакого дома в Ленинграде! Везите его уже на Пряжку, я его там на отделении понаблюдаю пару месяцев, — решительно командует Ирина Михайловна, — А там видно будет.
— Как скажете, доктор, Ваш же пациент. Грузи его, Вася, гоним на Пряжку! И сразу обедать! — наклоняется он к решётке, чтобы там, в ящике, его слышали.
— Так! А направление же нужно! — вспоминает про бумаги доктор Машкова, — Я сейчас выпишу. Как Ваша фамилия, доктор?
— Доктор Розенбаум, Александр Яковлевич, к вашим услугам — анестезиолог-реаниматолог 1-й «гвардейской» скоропомощной подстанции города-героя Ленинграда, — улыбается креативный усатый врач, — Давайте, я распишусь в Вашем журнале, что забрал пациента. И Вы мне, пожалуйста, доктор, тоже распишитесь, что подтверждаете целевой расход… э-э-э… спецматериала.
А звероподобный фельдшер Вася уже грузит Олега Ивановича в РАФик под окном кабинета. В одиночку (!). Ох-х, здоров! РАФик как РАФик, «Скорая помощь» с синей мигалкой на крыше. Новый. Оборудован, как реанимобиль. Специальное место в нем есть для ящика со змеёй. Только, на стекле салона — дополнительная зелёная эмблема. Обыкновенная, медицинская эмблема – змея обвивает чашу и три буквы — ГКЗ.
И змея эта, которая на эмблеме, вдруг, поворачивает голову и подмигивает Ирине Михайловне. Мол, всё будет нормально, сестрёнка, не дрейфь! И застывшая от удивления доктор Машкова это отчётливо видит из окна своего кабинета. Или ей это только кажется?
Ну и денечек у неё сегодня выдался!
Свидетельство о публикации (PSBN) 71534
Все права на произведение принадлежат автору. Опубликовано 06 Октября 2024 года
Рецензии и комментарии 0