20.12

Он стоял на краю.

Пустой. Как эта мертвая планета после третьей атомной. Как эти полуразрушенные кирпичные строения, некогда называвшие себя заводами и фабриками. Когда-то они были живы. Кишели потными людьми в рабочих костюмах, которые нервно перебрасывались быстрыми фразами со своими коллегами, пытаясь скрасить серые трудовые будни. Внутри этих огромных зданий гудели грозные моторы, скрипели станки, текло тягучее золотое масло, шла работа. Работа по изготовлению спасения — оружия. По крайней мере, так твердило усатое радио на верхней полке.
До взрыва здесь многое казалось живым. Даже обыкновенные, измазанные маркерами лавочки на Привокзальной считались живее его самого. Они говорили. Нет, шептали о том времени, когда солнце светило ярко, цветы истончали сладкий аромат, приманивая пестрых бабочек и детей, которые так любят все необычное. Они помнят, как на них сидели двое людей — женщина и мужчина. Те держались за руки и тепло улыбались друг другу, наслаждались долгожданным свиданием. Изредка женщина смеялась, когда кавалер радовал её переливающимися на солнце радужными пузырями.
Но после воя сирены все изменилось. Цветы были стоптаны огромными кожаными берцами, бабочки падали замертво, попадая в ядовитое облако газов, дети касались земли ледяными пальцами и больше не вставали, как и женщина с мужчиной. Они так и остались на их излюбленной лавочке, переплетая друг с другом фиолетово-синие пальцы.

Пустому не было одиноко. Он свободно бродил по мертвым улицам и аллеям, будто призрак посреди кладбища, находил изогнутые железные пластины с красными звёздами, порванные страницы книг, грязные детские игрушки и складывал их в тканевой рюкзак. Эти старые вещи привлекали парня своей историей. От них веяло жизнью. Этого было достаточно, чтобы признать их важными и оставить на сохранение. Так он и поступал.
После очередного обхода Привокзальной следовало посетить городской парк. Именно там чувствовалась жизнь лучше всего. Именно там не сдавливало легкие тяжелым химическим воздухом и не кружилась голова из-за недостатка кислорода. Только в парке можно было сменить прогнивший фильтр противогаза, отдохнуть от ремней, которые натирали затылок, и позволить телу расслабиться.
Уронив себя на потрескавшиеся мраморные плиты, обрамляющие квадратный силуэт старого и пересохшего фонтана Гранде, парень закурил. Не каждый нормальный человек осмелится поджигать фильтр в отравленном воздухе — это чревато печальными последствиями не только для него самого, но и для окружения. Но Пустому было все равно как на себя, так и на окружение, состоящее из горькой сигареты, поваленных ржавых столбов, потрескавшихся от времени плит и незнакомца.

Что?

Парень невольно попытался сфокусировать взгляд на расплывчатом темно-сером силуэте, который кораблем покачивался в сизом тумане, проплывая мимо него. Затушив сигарету о плитку фонтана, он продолжил сидеть на месте, надеясь, что останется незамеченным. Силуэт остановился, занервничал. По-видимому, почувствовал на себе чей-то взгляд и решил осмотреться вокруг в поисках искомого. Его охватил легкий страх, а по телу побежала армия мурашек, пробуждая древний инстинкт самосохранения, когда на него в ответ глядел ещё один человек в военной куртке.