Репетитор

Павел Арсеньевич лез через снег. Существовали, конечно, тропинки, но их ещё надо было найти, а в темноте Павел Арсеньевич сбился и теперь шёл на свет двух рыжих окон.
Он был уже далеко не молод. Иногда ему даже начинало казаться, что всё на этом свете им уже сделано, и можно было бы пожить тихонько, отдыхая, вот только Мир вокруг становился всё более непривычным, непонятным и своевольным. Стоило чуть упустить его из виду, а он уже намеревался встать на голову или начать плеваться во всех вокруг жёванной бумагой, как Стенька «Разин» из четвёртого Б.
Поэтому каждое утро Павел Арсеньевич вставал, пил негорячий некрепкий чай, тихонько ругал всегда распоясывающиеся за ночь суставы и отправлялся к своим ученикам. Целый день он без устали слушал, спорил, объяснял, а подчас и распекал кого-нибудь, а потом выходил из школы и шёл по квартирам. Чтобы снова слушать, спрашивать, объяснять, распекать и иногда чувствовать себя не таким одиноким и уставшим от этой бесконечной темноты и холодов.
Дверь ему открыли торопливо и тут же впустили в узенькую прихожую, не застеленную коврами, а выложенную узорчатым линолеумом.
– Павл Арсеньевич! — в живот репетитора что-то ткнулось с бешеной скоростью, так что пожилой географ охнул. — Павл Арсеньевич, вы сегодня долго-долго-долго-долго-долго…
– Понял я, понял, – он вздохнул и беспомощно развёл руками. — Сева, пусти, я же пальто снять не могу…
В прихожую выглянул, наконец, Пётр Мурнин, симпатичный и тихий юноша, которого Павел Арсеньевич подтягивал по географии.
– Не виси на человеке!– спешно подхватил он младшего. — И не липни!
– Думаешь, я вам инфекцию принёс? — тускло пошутил Павел Андреевич. Пальто он повесил на чудаковатую конструкцию из крючков и штырей. Это у них тут называлось вешалкой.
– Нет, что вы! — тут же отмахнулся хозяин.– Просто это очень дурная привычка — кидаться на гостей. А ещё он уже тяжёлый, а вы такой…
– Эх, заботливые вы мои! К учёбе приготовился?
– Будь готов — всегда готов!
– Ух ты, – взглянул на него репетитор. – Вот это да, радуешь! Где услышал?
– В книге прочитал. Павел Арсеньевич, только давайте сначала чай.
– Чай так чай — я ж только за.
– Всё хорошо?
– Холод собачий, – репетитор поймал взгляд Севы и пояснил. — Это когда холодно очень. Только лучше говорить «морозно».
Чай Петя заваривал интересно — он долго нюхал рассыпчатые листья, потом добавлял каких-то неизвестных Павлу Арсеньевичу травок, потом нюхал снова, сыпал порошки и кусочки фруктов, перемешивал. Запах и вкус получались в конце концов умопомрачительными.
– Сева, тебе я сегодня, извини, ничего нового не принёс — признался репетитор, отпивая чудо вселенной. — Помню, тебя интересовали лошади, но в городской библиотеке ничего полезного не нашлось.
Мальчишка великодушно мотнул головой. «Молодчина, – ласково подумал Павел Арсеньевич — Он только учится прощать людей. И у него это здорово получается».
– Ну что, пионер… За работу?
– Литосфера Земли в прилив поднимается на двадцать-тридцать см, что приводит к оживлению глубинных разломов, — диктовал Павел Андреевич. Петя не поднимал головы от тетради, Сева что-то читал, лёжа на кровати.- Особенно опасны сизигии. Это приливы, когда Луна находится в новолунии — они с Солнцем вместе… Впрочем, ты и так знаешь. Во время сизигиев, по статистике, явно вырастает число землетрясений.
– Дома так же — напомнил Сева.
– Законы физики что там, что тут, совершенно одинаковы, уймись, – буркнул Петя. — Продолжайте, Павел Арсеньевич.
– Кстати, про дом, – не унялся Сева. Он, наоборот, даже обернулся к старшему и посмотрел на него пристально большими нечеловеческими глазами. — Ты Павлу Арсеньевичу ничего не расскажешь?
– Уймись!
– Не понял? — нахмурился репетитор. — Пеатр, что мне нужно знать?
– Изыди, Севаоис.
Мальчишка встал, захлопнул «Генетику человека» и только на пороге комнаты задержался, чтобы одарить Павла Арсеньевича каким-то печальным взглядом над плечом.
– Что-то случилось?
– Случилось, Павел Арсеньевич, – молодой человек распрямился и сцепил руки в замок. – Просто я знал, что вы расстроитесь, вот и не хотел… Мы улетаем. Завтра мы улетаем.
Географ замер.
– А как же…
– Я уже сделал всё, что должен был. По плану у нас и правда должен было быть ещё почти год. Но мы справились раньше — Пётр сжал-разжал руки.– И, с одной стороны, это радует меня. А с другой — мы успели полюбить эти места. Те два года, что вы знакомили меня с вашей Землёй, были потрясающими. Мы узнали массу нового. А вы нам в этом помогали.
Павел Арсеньевич смотрел в окно. Вот и запах чая из кухни начинает выветриваться… На самом деле, ему так, наверное, только кажется.
Можно было, конечно, спросить, во сколько они летят и где остановятся дальше. Но зачем ему, старику-репетитору, это знать?
– Буду дома рассказывать обо всём на чистом земном, – улыбался Пеатр-Леа-Мурнаррол с Леатры.– Им понравится — мы очень любим красивые языки. И красивые планеты.
Перед репетитором больше не было молоденького студента. Да и репетитора уже не осталось. Исследователь встретился глазами со своим помощником, и на минутку между ними ясно, как в первую встречу, упали огромные космические пространства.
А потом Петя подался вперёд.
– Павл Арсеньевич. Вы не… Как это слово… – щёки и лоб у него вдруг потемнели. — Да как же… Я вас так сильно расстроил, что вы теперь со мной не будете говорить…
– Обиделся, — тихонько подсказал репетитор. — Оно?
– Да, кажется.
– «Кажется» запомнил, «обиделся» не запомнил… Я уже не знаю, что мне с вами делать…
Пеатр-Леа-Мурнаррол встал и шагнул к нему.
– Я запомнил другое слово, очень красивое: «простите». И ещё… «не скучайте».
Они вместе стояли у окна – Пеатр, Севаоис и Павел Арсеньевич. Улететь домой леатрийцы должны будут на рассвете. А пока в квартире было тихо, спокойно, как всегда, когда Мир готовился измениться раз и навсегда.
– Когда ваша цивилизация научится, – Пеатр взял учителя за руку. – Прилетайте к нам на Леатру.
Павел Арсеньевич невесело усмехнулся. Он вспомнил как у него ломило с утра поясницу, болели колени, а перед началом урока он почти пять минут искал свои несчастные очки, которые сам же и положил на подоконник… Но потом он посмотрел на друзей и сказал как-то совсем не так, как собирался:
– Думаешь, научимся?
– Конечно! Да почему нет-то, Павел Арсеньевич! Вы, здесь, на Земле, такие талантливые… Что мы даже не будем вам ничего подсказывать! – гость из дальних Миров расхохотался. — Вы же можете всё сами открыть в любой момент! Представляете, через месяц вы просыпаетесь, а под окном у вас звездолёт! И машет вам из него кто-нибудь: полетели, Павел Арсеньевич, вас там на Леатре заждались, велели страшно ругаться… Неужели плохо?
– Если через месяц, то очень даже хорошо, – засмеялся человек — Буду ждать.
Он шёл домой утром. Воздух был полон тонких-тонких перламутровых льдинок, снег похрустывал под ногами. И трудно сразу было понять — то ли это расползающаяся по небу заря уронила на ветки особенно тяжёлые капли, то ли неугомонные снегири исследили своими румяными грудками небо, через которое тянулся едва заметный, растворяющийся дымный след.