Пух на рыле А или о том, как Г не всё сказал Д, или о том, что пух на рыле порой взростает у всех, вплоть до Я.

Г — В общем дело такое, со мной связался представитель одного очень известного человека. Есть работёнка.
Д — Ну. А кто он? Что-то ты не очень воодушевлён этой новостью.
Г — Меня просто смутило одно из условий их предложения. Работать будем с их оборудованием.
Д — Хм, ну ладно, какая впрочем разница. Так кто он, этот человек?
Г — Влад Обухов.
Д — Кто? Подожди. Это тот космонавт, что недавно вышел из комы?
Г — Именно. И он спонсировал нам интервью с не менее известным человеком.
Д — С кем?
Г — С Власовым.
Д — С Власовым? Андрей Власов? Ты серьёзно? Он же никогда не согласится на интервью.
Г — Согласится. Обухов готов потратить на это всё своё состояние.
Д — И сколько там?
Г — Много. Очень много. Но, есть ещё одно условие. Власов ни в коем случае не должен узнать, что всё организовал и как-то причастен к этому Обухов.
Д — Хм. Странно. Хорошо. Я свяжусь с Власовым.

*****

Д — Добрый вечер, Андрей Игоревич. Рад приветствовать вас здесь, в нашей студии.
А — Здравствуйте, ребят. Мне очень лестно и приятно, что вы, молодёжь позвали меня старика к себе на съемки.
Д — Ну, что вы, мы частенько приглашаем к себе политиков, актёров старой школы, деятелей исскуств, некоторые были гораздо старше вас. Но, хочу заметить, что впервые в нашем кресле сидит гость такого уровня, как вы, Андрей Игоревич. Вы не просто космонавт, а космонавт вернувшийся с первой экспедиции по колонизации Марса. Что само по себе, казалось бы в принципе нереально. Столько книг написано о вашем подвиге и столько фильмов снято.
А — То, что произошло тогда, Димочка – наше спасение – заслуга многих других не менее отважных людей. Да. Спаслось нас двое. Я и Владик Обухов.
Д- Слышал, что он недавно вышел из комы. После стольких лет. Прошёл курс реабилитации.
А — Я знаю об этом. Но пока ещё не навещал его.
Д — Что ж, будем надеяться, что Влад Камильевич окрепнет и в скором времени встанет на ноги. Ну а сейчас, Андрей Игоревич, давайте перейдём к делу, к сожалению наше время ограничено. Нейроредактор подготовил нам ряд вопросов, а один из наших партнёров специально для этой встречи предложил испробовать его устройство. Я вас, конечно, ни к чему не принуждаю. Но дело в том, что он занимается новейшими технологиями в сфере исследования мозга, а именно тех участков, что поражает болезнь Альцгеймера. Что в свою очередь поможет в борьбе с этой страшной, неприятной болезнью, к которой склонны пожилые люди.

*****

Г — Дим, и ещё.
Д — Что?
Г — Представитель Обухова подчеркнул, что если Власов не согласится на использование их оборудования, то гонорар соответственно сокращается до стандартной величины. Условия аннулируются. Всё зависит от того, сможешь ли ты убедить старика надеть на себя их барахло.
Д — Грих, блин, постараюсь… а его прям в эфире инсульт не долбанёт?
Г — Они ручаются, что оно абсолютно безвредно для человека.
Д — Хорошо. Я всё сделаю.

*****

А — Некоторые мои друзья, Димочка… та что уж там, много кого подкосил Альцгеймер. Когда-то мой тесть… а сейчас вот и Жанночка. По три раза ко дню приходится рассказывать где наши дети… Тьма всё гуще окутывает её мозг… Конечно. Я готов помочь учёным.
Д — Отлично. Итак, Андрей Игоревич, вот собственно этот прибор. Да, как видите это что-то вроде обруча, просто надеваете его на голову. Да. Вот так. Оно работает без всяких проводов. Ага, есть. Включаем. Всё. Загорелась подсветка. Устройство активно. Ладно. Переходим к нашим вопросам.
А — Я надел его, а эта подсветка прям так мой скафандр напомнила.
Д — Думаете, прибор уже подействовал?
А — Ха. Нет, я ведь и без тог всё помню. Просто подсветка на миг вернула в прошлое.
Д — Ладно. Начнём. Итак. Расскажите как прошло ваше детство.
А — Я вырос в небольшой деревне под Смоленском. Родители… Эм-м, развелись когда мне было восемь. Мама воспитывала меня одна… вместе с бабушкой.
Д — Печально это конечно. А как вы учились в школе?
А — Знаешь, видимо из-за разрыва родителей мне первые годы совсем тяжело давались… Я очень переживал… Эм-м, помню мама тогда завела мне собаку… дворнягу, рыжий такой пёсик… Я его очень любил. Чак. Да, до сих пор помню кличку. Мама очень много работала. Сутками напролёт. Со мной зачастую занималась бабушка, Вероника Павловна, удивительный человек… Так вот… ах да. Извините, Дмитрий, стариковские воспоминания, видимо, прибор этот поспособствовал, а время для эфира ограниченное. Ну, что ж, наверное придётся выйти за эти ваши лимитированные рамки. В школе я учился на отлично. К третьему классу я смог реабилитироваться и уже был круглым отличником до самого выпуска.
Д — Ещё бы. Я помню как ваш подвиг вдохновил многих моих одноклассников, друзей и кстати не только мальчиков, я знал нескольких девочек в школе, которые рвались покорять космос.
А — Да, да, у меня тоже… тоже была… хорошая знакомая, которую так манили к себе просторы вселенной.
Д — Это здорово. Жаль конечно, что родители меня отдали на журфак, хотя кто знает как там сложилось бы. Отбор ведь по здоровью и выносливости там жесточайший.
А — Ну, не сказал бы. Это сложившийся с годами стереотип, Димочка. Главное чтобы нервы выдержали.
Д — Да, вот здесь расскажите поподробнее, Андрей Игоревич, как проходила вáша подготовка.
А — Я был новобранцем космических войск. Позже, пришла разнарядка и человек двадцать отобрали именно для полёта на Марс. В числе которых был и я. Им нужен был в составе экспедиции… Эм-м человек военного дела, разведчик, так сказать…
Д — Странно, что не послали опытных офицеров, а отправили вас молодых ребят.
А — Меня назначили старшим… эм-м командиром отделения и как потом выяснилось в эту экспедицию пройдут только двое. В итоге… отбор прошли я и Владик.
Д — Очень интересно. Расскажите как там было? На Марсе. Было страшно?
А — Было очень страшно, Димочка. Тем более для нас с Владиком это был первый полёт и… полёт этот сам по себе был небывалой важности. Давила сама атмосфера, точнее её отсутствие, так сказать. Ну это первое время, первые месяцы. Но мысль о кислороде, о том, что он может в любую секунду просто пропасть из-за аварийной ситуации или случайной чьей-то оплошности. У меня, да, наверное, и у всех остальных участников экспедиции остро обострилось чувство педантизма.
Д- Как вы ладили с остальными колонистами? Вы с Владом Камильевичем? Не держались особняком? Не было среди вас какой-то кланновости. Ну, знаете, вояки, извините, себе, инженеры себе, а медики где-то в сторонке спиртовой гель потягивают.
А-… Нет. Знаете мы все вместе очень славно ладили. Не было конфликтов и какой-то напряжённости между нами.
Д — Ну а теперь расскажите, Андрей Игоревич… эм-м, расскажите о самом важном, самом страшном дне той экспедиции. Что там произошло? Около той пещеры Свердсена?
А — Эм-м… Э-э-э…
Д — Всё хорошо, Андрей Игоревич?
А — Да, извините, Димочка, воспоминания нахлынули, всё так перед глазами и встало… правда, удивительный этот прибор…
Д — Хотите, можете снять его. Если испытываете дискофморт.
А — Нет, нет, всё хорошо. Просто сейчас с мыслями соберусь…
Д — …
А — Мы возвращались с очередного выхода… такой, знаете, вылазки по окрестностям. Каждый в тот день выложился на полную, выполнил свою поставленную задачу… Мы взяли с десяток образцов на анализ. Это были фрагменты горных пород и почвы на анализ. Кто-то даже нашёл иссушенный мох. Да… это был Татсуко. Наш медик. В общем на обратном пути, практически у самого лагеря нас застала буря. Произошел обвал… весь отряд накрыло скальным оползнем… мы пошли не той дорогой. Я шёл замыкающим. Они погибли у меня на глазах. Все шестеро, в одно мгновение. Пьюрвойс наш геолог и старший исследователь, Али наш главный инженер, Татсуко – медик, Диз – биолог, Брандт – физик, Онушко – инженер. Владик в тот день дежурил в лагере, оставался на борту. Очень страшно. Тогда-то и началась самая… что ни на есть паника. Особенно после того, как несчастье произошло и с моим последним оставшимся товарищем…
Д — Мне не передать словами, ту боль, Андрей Игоревич, то потрясение… когда вот так вот сидишь перед человеком-легендой. Тем, кто был там, на Марсе и кому удалось вернуться. Не читая об этом из книги, и не смотря телевизионные хроники, а вот так, из уст в уста. У меня прям мурашки по телу побежали.
А — Да. Вот уже пятьдесят восемь лет как прошло.
Д — Да, вы просто легенда, повторюсь… Дай вам Бог здоровья… Но, я бы ещё хотел задать один вопрос… он скорее от меня, а не от наших нейроредакторов. Может он будет ну не чтобы не этичным, может неудобным, но я всё-таки спрошу. На сколько я знаю, вы лишились руки в ту экспедицию, что там произошло? Это было в ту самую вылазку к пещере Свердсена или уже после?
А — Это было после. У нас с Владом было подозрение, что это какая-то инфекция от того мха, найденного Татсуко. Но я никак не контактировал с образцами их накрыло вместе с командой. Но у Влада была… эм-м гипотеза, что пыльца может быть… эм-м, была агрессивной… мы приняли решение ампутировать мне руку в лаборатории.
Д — Ужас, об этом нигде ведь не было написано. Просто, то, что космонавт Власов пострадал во время экспедиции.
А — Да, но слава Богу нам удалось выжить и мы дождались спасательный корабль.
Д — Сколько вам пришлось ждать?
А — В кислороде мы не нуждались… но ждать пришлось больше двух лет.
Д — Что я могу сказать, Андрей Игоревич, вы с Владом Камильевичем настоящие герои. Герои с большой буквы, ну а у нас наше эфирное время заканчивается. Всего доброго, друзья.
А — Был рад заглянуть к вам, Димочка. Можно я себе этот приборчик оставлю?
Д — Я в принципе не против, Андрей Игоревич, но я не знаю, сколько экземпляров останется у нашего товарища.

*****

Г — Ну как всё прошло? Я не успел к началу съёмок, попутно ещё на другой студии был.
Д — Ну как. Дедуль, конечно, разболтался с этой фигнёй на голове. Бывало, с трудом его затыкал. Как понесёт, как понесёт. Но было интересно его слушать.
Г- Всё-таки он надел его? Отлично! Скоро наш баланс нормально так пополнится, вот увидишь.
Д — Скорей бы… Знаешь, я вот эту хреновину-то в руках вертел. Туда, сюда. И нашёл разъём. Подключил его к компу и там оказался один файл. И не звуковой, как предпологалось бы, да? С его назначением. А там видеофайл.
Г — Включай.
Д — Пять сек.

*****

На экране монитора с первых секунд показались лица мужчин. Старые пожилые ветераны в синей форме и орденами на груди. Некоторые из них при смене кадра лежат в больничной койке в окружении родных. Ступор в глазах стариков, непонимание.
Взгляд в сторону и откуда-то снизу зажглась подсветка. Теплый белый приятный свет. Ограниченный обзор. Мимо проходят люди в скафандрах.
Картинка сменилась. Шлюз космического корабля рассеялся в яркоосвещенной квартире. Кухня. За окном ночь. Чей-то рассеянный взгляд скользит с входной двери обратно к обстановке на кухне, замечает телевизор без звука. Ненадолго. Было скучно смотреть на взрослых в костюмах с их суровыми минами. Взгляд опускается, уперевшись в детские руки. Ладошки исписаны синими чернилами. Пальцы словно меч сжимают пластиковую зеленую линейку, в другой руке тетрадь. Он так и застыл, держа их, когда они стали скандалить. За столом сидит женщина. Они смотрят друг на друга. Она не отводит глаз, молчит, с горечью, но молчит.
– Он больше не вернётся? — слышится дрожащий от слёз мальчишеский голос.
– Нет, Андрюшка, не вернётся.
В следующий момент на экране крупным планом появилась приоткрытая дверь. Всё тот же мальчик, всё те же исписанные ладошки.
– Тебе ничего не нужно! Ни семья! Ни ребёнок! – заглушал всё вокруг женский крик, – Попробовал там, на стороне свою Катю, Глашу. Не знаю как её там. Понравилось?
– Чё ты начинаешь, – следом дерзкий мужской бас.
– Андрюшенька! – слышится за спиной другой женский голос, – Иди, сюда. Сейчас вот дверью заедут по лбу, будешь плакать. Пойдём.
Взгляд падает на ковёр. Вместо узоров и ворса появляется каменистая тропинка. Сочная трава. Собачий лай. Забор с двух сторон образовывает угол.
– Ну где ты? Что за собака не послушная, тупица. Иди сюда, Чак.
Мальчик выходит из высокой травы. Слышится слабый металлический скрип. Видит как рыжая псинка карабкается по ячейкам сетчатого забора.
– Ну, я тебя сейчас…

*****

Пауза в воспроизведении фиксирует на экране детский кулак, сжимающий деревянную палку. Всё те же чернила на ладони.
Г — Это что за херня? Вы о чём там со стариком болтали?
Д — Откуда я знаю. Я сам первый раз вижу это. Он наоборот говорил, что любил свою собаку.
Г — Хм. Видимо говорил одно, а на уме было совсем другое.
Д — А ну, дай, перемотаю. Он дальше говорил о своей подготовке в космических войсках.
Г — Давай, только быстрее. Я даже думать не хочу, что он там с собакой вытворял.

*****

– Обух! Ты чё оглох?! Сюда иди!
К лежачему на кровати подбегает щупленький парень. У обоих одежда одинаковая, синяя, однотонная. Солдатская форма.
– Я по-моему доходчиво сказал тебе, что нужно сделать.
– Да, Андрей, – вытерев об себя руки, пробормотал щуплый, – Меня там старшина напряг, закончу и всё сделаю.
– Забудь ты уже этого старшину. Всё! Он нам уже никто! Просто привёз личные дела. Ты теперь мнé подчиняешься. Понял? Ничего, на Марсе я тебе дам просраться!
Обстановка на мониторе сменяется полумраком солдатского расположения.
– Что, спать полюбили? – всё тот же дерзкий бас, – Отделение, подъём!
Перед двуярусными кроватями стоит шеренга парней в наспех накинутой на себя форме. Кто обулся, кто не успел.
– Упор лёжа принять!.. Обух, считай!
– Раз.
Смена локаций и воспоминаний стали всё чаще. Андрей сидит в столовой особняком от других.
– Два
Прикладывается в грудь одному из солдат.
– Сыпкин, ещё раз отстанешь от других – будешь на себе Обухова нести.
– Три.
– Хватит уже ныть, хлюпики! Неделя осталась до отлёта!
– Четыре.
– Мне как старшему уже сказали, что возьмут только двоих. Из всего отделения! Среди вас одни слабаки! Предлагаете мне там за двоих пахать?
– Пять.
– Пестов, Джурайлов! Собирайте свои хабари, за вами ваш любимый старшина приехал!
– Шесть.
– Обух, покажи ему как правильно стирать мои носки.
– Семь
Перед Андреем в шлюзе корабля стоит Влад и застёгивает скафандр.
– Обух, помоги мне. Не разберусь как в него влезть.
– Восемь.
– В общем, Влад, хапнем мы тут с тобой горя. Не зря нас сопляков послали сюда. В первый полёт.
Парень лёг на верхний ярус и взглянул в крошечный иллюминатор с чернью космоса за стеклом.
– Хорош ныть, Влас, достал. Ты сам сюда вызвался. Давай спать.
– Девять.
Экран монитора погас. Вскоре стали появляться огоньки. Красные, желтые. Какой-то гул. Панель управления. Руки держат необычный руль, усеяный клавишами и индикаторами. Вместо окон для обозрения с полдюжины мониторов отображающих поверхность и обстановку снаружи марсохода.
– Влас, – доносится в радиоэфире голос Обухова, – Андрей! Ты там спишь, что ли!? Команда возвращается! У них неполадки со связью!
– Понял тебя, Влад. Я понял. Жду их у ущелья мне дальше не проехать.
– Дальше и не надо, слышишь! Пьюрвойс же сказал, там рыхлая порода. Просто дождись их там, Андрей. Как слышишь?
Взгляд падает на руку. Там, где когда-то были чернила. Зудела рука. Ладонь, запястье до самого локтя.
– Что это такое? – пробормотал под нос Андрей.
– Ты что-то сказал? – бодро передал Влад.
– Нет, всё нормально, – похлопав по руке как при онемении, ответил Власов.
– Десять.
Из динамиков послышался голос, Пьюрвойса:
– Guys, just a little bit more. We're coming back. Very close.¹
– Андрей, будь осторожен, – передал Обухов, – Датчики показывают предстоящую бурю. Им не успеть.
– Я постараюсь заехать с другой стороны… Блин… Что с рукой?
– В ущелье им ничего не грозит, слышишь, Андрей! Буря там им не страшна, они спрячутся. Будь на месте
– Я всё же попробую подъехать к ним…
– Одинадцать.
Жуткий грохот. Нескончаемая дробь каменных осколков по обшивке марсохода. Инопланетный фургон перевернулся. Жалобно стонет сирена. В динамике репит чей-то голос.
– Ты что натворил?! Ты что наделал?! Андрей!.. Ты ведь всех их погубил!.. Андрей!
– Двеннадцать.
Выбравшись из искорёженного марсохода, Андрей оглядывается по сторонам. Кругом заваленное каменными глыбами ущелье. Взгляд на руку. Кожа под слоями скафандра просто горит огнём. В желании добраться до зудящего запястья местами были выдраты лоскуты рукава.
Внизу среди завала слышится стук камней. Андрей замечает какое-то шевеление. Кто-то выжил. Он берёт один из увесистых камней и направляется к уцелевшему.
– А-а-а, – протянул Власов, – Старший инженер Али, а уменя тут для вас есть образец горной породы.
С этими словами он поднял над головой камень, с размаху кинул его в беспомощного учёного.
Треск стекла. Глухой крик главного инженера. Поднявшись во весь рост, Андрей замечает в тепловой дымке корабль.
– Тринадцать.
Перепрыгивая с камня на камень, с одной глыбы на другую, Андрей бежит к кораблю.
– Я всё видел, Влас… Ты всех их убил, – раздался в скафандре голос Обухова, – Ты с ума сошёл. Ты сошёл с ума!
Андрей молчал. Не зудела больше и рука. Он только лишь приближался к кораблю. Всё ближе и ближе.
– Четырнадцать.
Он прошёл отсек дезинфекции и за ним закрылась вертикальная панель.
– Влад, я ведь всё равно найду тебя! – крикнул он куда-то в потолок, – Мне унужна помощь!
Андрей судорожно несколько раз сжал руку, от запястья до самого локтя она пульсировала пунцовой язвой.
– Мне нужна помощь, Влад, – оглядываясь сказал Обухов, – Я не знаю, что со мной.
За спиной послышались быстро приближающиеся шаги. В последний момент Андрей и обернулся и в ту же секунду раздался взрыв.
– Пятнадцать.
С трудом поднявшись с пола, Андрей замечает чью-то кровь вокруг себя, повсюду. Взглянув на свои руки, он видит вместо той ужасной, охваченной язвами клешни истекающую кровью культю. С чем бы Влад не подбежал со стороны, но взрывной волной Андрею оторвало именно ту руку. Поражённую неизвестно чем.
– Шестнадцать.
В медотсеке робот-санитар обработал увечья Андрея, остановил кровь, наложил заживляющий пластырь.
– Семнадцать.
Потирая свою культю, кончавшуюся локтем, Андрей вернулся к Владу, лежащему на полу. Его одежда была обуглена, а из виска сочилась кровь.
– Восемнадцать.
– Что же я натворил? Что произошло? – озираясь по сторонам сказал Андрей.

*****

Г – Ты хоть понимаещь что это?
Д – Да.
Г – Я слышал о подобном. Но думал это всё байки бывших служак.
Д – Это нейродетектор лжи… Он… Он считывает на раз все мысли.
Г – Что бы там Обухов не наобещал – я пас. Нахрен!
Д – Блин ты в курсе, кто всё это контролирует и ведёт наблю…

Внезапно в дверь постучали. Три раза. А следом бодрый мужской голос добавил:
– Пиццу заказывали?



¹ – (eng) Ребята, ещё немного. Мы возвращаемся. Совсем близко.