Глава третья. Предел прочности (Глава 3)

Я сидел в кают-компании после ночной смены. Вытянул ноги, налил чайку из запасов, подаренных мне Хейсом, и уже потянулся сделать первый, самый вкусный глоток и насладиться ни с чем не сравнимым ощущением аромата и тепла, которое разольётся по всему телу, как увидел старшего помощника Александра Малинина, целенаправленно идущего в мою сторону. Наверное, моё лицо в этот момент перекосила какая-то непроизвольная гримаса, потому что Малинин даже на секунду замер на полпути ко мне.

Характер Малинина я классифицировал как — «Педант-террорист» — по моей же собственной, одобренной мной же, и мной же утверждённой классификации. Ключевой чертой этого характера была склонность маскировать субъективные придирки и вкусовщину под объективный логический анализ и создание иллюзии конструктивной критики под соусом учтивости и обходительности, которая на деле оказывается навязыванием своих личных стандартов и предпочтений.

— Капитан, разрешите к вам присоединиться? — спросил Малинин и, даже не дожидаясь ответа, сел и тут же перешёл в атаку. — Капитан, мне кажется, вы как-то халатно подходите к своей работе! Я уже давно хотел вам это сказать.

Он выдержал паузу и снова продолжил, так, будто зачитывал служебную записку:

— Я на вашем месте бы напрягся, что кто-то оставил аббревиатуру английскими буквами на створках ковчега. Вряд ли при повсеместном использовании автопереводчика в нашей Вселенной Спасси решили бы оставить надпись на английском, либо это ложный след… — Он сделал паузу для драматизма и пристально посмотрел на меня, явно ожидая ответа.

Что ж, и я посмотрел на него пристально и ответил, тщательно выговаривая слова:

— А может, просто они хотели оставить сообщение для тех, у кого английский является официальным языком? Альянсу Свободных Звёзд, например? — Я приподнял бровь, глядя на него.

Было видно, что он слегка смутился. Этого он совсем не учёл в своих рассуждениях. Но смущение, как обычно, длилось долю секунды, и Малинин снова пошёл в словесную атаку с, как ему казалось, железобетонными аргументами, стоящими на фундаменте логики из титана.

— Ну хорошо, — тут же переключился он, — а почему вы решили переименовать Фвиффо?!

Мысленно я сделал фейспалм. Боже, началось. Опять… Но внешне спокойно ответил:

— Потому что сложно произносить — Фвиффо.
— А я вот считаю, что Фвиффо вполне выговариваемо. Я бы понял, если бы оно превратилось в «Фифу», но не в «Фиво».

Я вздохнул, чувствуя, как накатывает знакомая усталость.

— Ну, вот ты считаешь, что выговариваемо, а я так не считаю. Я уже язык сломал. Каждый раз, когда нужно было к нему обратиться, у меня начинался лёгкий спазм лицевого нерва. Тебе, кстати, никто не запрещает его называть Фвиффо.

Создавалось ощущение, что он даже не особо обращал внимание на то, что я отвечал, и невозмутимо продолжал:

— Тем более, немного странно, что только сейчас вы, капитан, решили «переназвать» Фвиффо. Почему вы раньше этого не сделали? Ещё тогда, на Плутоне?
— А что, должен был? — сказал я тоном человека, у которого только что спросили, почему он до сих пор не выучил язык китов. — Я что, давал повышенные обязательства по переименованию всех живых существ в Галактике при первой встрече?

Каждый раз в таких ситуациях я надеялся, что он внезапно укажет на меня пальцем, дико хохоча, со словами: «Купился! Капитан, ха-ха-ха! Ты бы видел своё лицо!» — но не такой человек был Александр Малинин! Скала! Кремень! Титан!!!

Стараясь, чтобы голос был ровным и спокойным, я продолжил:

— Ну, тогда терпел как-то. А когда случилось повторное обретение «мощей» Фиво, понял, что больше этого не вынесу. Могло быть так?
— Кстати, это далеко не первое «переназвание» чего-либо, — он закинул ногу на ногу, приняв вид человека, ведущего стратегические дебаты. — Это начинает настораживать. Вам не кажется, что это формирует опасный прецедент? Если что, извини — характер у меня такой.

«Ну спасибо, кэп. Как я сам-то не догадался...» — промелькнуло у меня в голове.

— И раз уж мы заговорили о прецедентах. Капитан, насчёт вашего… стиля руководства. А именно — шуток. — Он сложил пальцы «домиком», принимая вид лектора. — Возьмём, к примеру, вашу зацикленность на котиках. С точки зрения теории управления, однотипные шутки должны «стрелять» не более двух раз. Вы же зачастую эксплуатируете этот приём в третий раз! Это создаёт когнитивный диссонанс. Команда, наблюдая подобную ригидность мышления, неизбежно начинает задаваться вопросом о вменяемости капитана!

Он сделал многозначительную паузу, давая этому обвинению повиснуть в воздухе.

— Мягко говоря, не самое продуктивное впечатление, когда во главе корабля, предназначенного для такой великой миссии, — он многозначительно поднял палец вверх, — находится человек, демонстрирующий такое вопиющее непонимание принципов управления коллективом, а также приверженность к единственному, притом далеко не самому остроумному, юмористическому шаблону. — Подобная шаблонность — прямая дорога к потере авторитета, а в перспективе — и к угрозе боеспособности экипажа.

Он откинулся на спинку кресла с видом мастера, снисходительно предложившего ученику прикоснуться к великому знанию.

— Сначала — потеря авторитета. Потом — снижение боеспособности. А затем — гибель корабля. И в конечном счете — уничтожение Земли и исчезновение человечества как вида! Можете поверить моему богатому жизненному опыту, всё это может начаться с безобидной, казалось бы, шаблонной шутки, капитан. Цепная реакция некомпетентности. Вам стоит пересмотреть ваш юмористический арсенал.

Он сделал небольшую паузу, давая мне осознать весь масштаб грядущих бедствий.

— Меня, знаете ли, тоже когда-то вела дорога остроумия, пока мне не… кхм! — Пока я не разделил для себя понятия «остроумие командира» и «остроумие рядового состава».

Он плавно провёл ладонью над поверхностью стола, сметая невидимые пылинки.

— Вы, судя по всему, всё ещё путаете эти категории, — затем он снисходительно посмотрел на меня, как на нерадивого ученика. — Это может быть позволительно для матроса, но для капитана…

Он развёл руками, изображая крах всех надежд.

— Так вот, с высоты этого опыта могу сказать: все эти ваши «Барсики» — это какофония, а не мелодия. Настоящий юмор — это хирургический инструмент. Вам стоит серьёзно поработать над своим отношением к делу. Если хотите, я могу вас проконсультировать. У меня сохранились кое-какие наработки, — он выдержал паузу. — Короче, если мои комментарии не требуются, вы просто скажите.

Он поднялся, не дожидаясь ответа, и неторопливым, полным достоинства шагом направился к выходу.

Старпома надо менять, — твёрдо решил я, наконец-то делая глоток остывшего чая. — Больше я этого не вынесу.