Книга «B.S.S.»
Глава двенадцатая. Коэффициент сплочённости (Глава 12)
Оглавление
- Глава первая. Мур-муры (Глава 1)
- Глава вторая. Ценный груз с запахом (Глава 2)
- Глава третья. Предел прочности (Глава 3)
- Глава четвёртая. Незапланированно-контролируемое отделение (Глава 4)
- Глава пятая. Холодная война за горячую воду (Глава 5)
- Глава шестая. Стихотворный десант (Глава 6)
- Глава седьмая. Легионер в космосе (Глава 7)
- Глава восьмая. Две тени за спиной капитана (Глава 8)
- Глава девятая. Жребий брошен, или Рубикон длиной в коридор (Глава 9)
- Глава десятая. Цирк уехал, клоуны остались (Глава 10)
- Глава одиннадцатая. Один за всех... (Глава 11)
- Глава двенадцатая. Коэффициент сплочённости (Глава 12)
Возрастные ограничения 12+
Алое марево гиперпространства за иллюминаторами казалось гуще и тяжелее обычного. «Арго» шёл через него с трудом, как раненый кит, пробивающийся сквозь густой ил. Его могучий корпус отзывался на каждую микровибрацию глухим стоном. В ушах всё ещё стоял вой сирен, а ноздри щипало от запаха гари и озона.
Тишина после боя оказалась обманчивой. Она не принесла покоя, а лишь сменила грохот сражения на грохот отчаянного восстановления. По всему кораблю эхом разносилась симфония аврального ремонта: приглушённый стук кувалд, выравнивающих погнутые шпангоуты; резкое шипение сварочных аппаратов, штопающих крейсера; сдавленные крики и отрывистые команды, сливающиеся в единый гул напряжённой работы.
Вся жизнь корабля сейчас была подчинена одной цели — выжить. Карма Сингх, невозмутимый, как скала, стал душой и мозгом этого хаоса. Он распределял скудные ресурсы с ювелирной точностью: вот — хладагент для пострадавшего реактора «Сокрушительного»; вот — лист композитной брони для «Зайца»; а вот — термосы с крепким чаем и сухофрукты для техников, работающих без сна третью смену подряд. Каждая деталь, каждый миллиметр проводки, каждый грамм реактива находили своё место в этой головоломке под названием «остаться на плаву».
Я стоял на мостике, изучая сводки о повреждениях, когда с мягким шипением открылись двери лифта. На пороге стоял Малинин. Безупречный, выглаженный, с выражением служебного рвения на лице и планшетом в руках.
— Капитан. Разрешите доложить.
— Да, Александр. Что у тебя?
Он прошёл ровно три шага и замер, положив планшет на стол передо мной.
— Рапорт о чрезвычайном происшествии.
Басов, не отрываясь от мониторов, замер, и едва слышный шелест его пальцев по клавишам прекратился.
— Опять? — Я чуть приподнял бровь. — А это, я так понимаю, расстрельные списки?
— Мне кажется, вы недооцениваете серьёзность проблемы, — начал Малинин, ничуть не смутившись. — В ходе недавнего боестолкновения командиры крейсеров «Дымящийся» и «Сокрушительный», лейтенанты Чен и Волков, совершили грубейшее нарушение устава. Пункты 7.4, 8.1, 11.3… — он сделал театральную паузу, —… и, по сути, всех основополагающих принципов субординации и следования приказам. Они самовольно покинули док и вступили в бой без вашей санкции, создав реальную угрозу гибели корабля и всего экипажа.
— Да, да, угрозу гибели корабля, всего экипажа, Земли и человечества как вида… Я помню.
Я молча смотрел на него, давая понять, что ирония была намеренной. Воздух на мостике стал густым, как сироп.
Малинин побледнел. Его пальцы судорожно сжались, глаза слегка сощурились, а уголок рта дёрнулся — единственные признаки злости и раздражения, которые смогли прорваться сквозь маску невозмутимости.
— На основании вышеизложенного, — его голос стал ещё холоднее, — требую немедленного отстранения лейтенантов Чен и Волкова от командования с заключением под стражу до проведения полного разбирательства и военного трибунала.
Повисла тишина. Я взял планшет, пробежался глазами по тексту. Потом взял стилус и на чистом поле вывел крупными буквами: «ВЕТО. Оставить в должностях. Вопрос будет решён по возвращении на базу».
И протянул планшет обратно.
Малинин прочитал. Его лицо побелело окончательно, словно его посыпали инеем.
— Капитан… это… беспрецедентно. Это прямое попустительство…
— У нас тут много чего беспрецедентно, старпом, — спокойным тоном прервал я. — Мы партизаны в логове хищника и живы только потому, что у этого хищника внезапно возникли проблемы. Как только он с ними разберётся, нас прихлопнут как назойливую муху, если мы, конечно, не успеем к тому времени собрать достаточную силу, которая сможет ему противостоять. — Я посмотрел ему прямо в глаза в последней попытке найти там хотя бы искру благоразумия. — Не время для уставного буквоедства. Они спасали своего товарища.
— Они подорвали основу дисциплины! — в его голосе впервые прозвучали нотки чего-то, похожего на живую эмоцию. Почти страсть.
— Они продемонстрировали, что экипаж — это не просто список личного состава, — ответил я, вставая. — Рапорт принят к сведению. Вы свободны.
Он замер на секунду, потом резко развернулся и стремительно двинулся к дверям. Лифт закрылся за ним с тихим, многозначительным щелчком, который растворился в нарастающем гуле ремонта.
Я встретился взглядом с Басовым. Тот едва заметно мотнул головой в вопросительном жесте, в котором безошибочно читалась фраза: «И что будем делать?»
— Алекс, не сообщай пока нашим «преступникам» об инциденте. Сначала я хочу сам с ними поговорить… Надо было, конечно, обсудить с ними этот инцидент по горячим следам, но… — я махнул рукой в сторону, откуда доносился грохот ремонта. — ты сам знаешь, сколько неотложных дел было после того побоища.
— Хорошо, капитан. Нет проблем, — кивнул Басов, и его пальцы снова заскользили по клавиатуре.
…
Ремонтные бригады под началом Сильвестра фон дер Кампфа творили чудеса. И именно он появился на мостике с итоговым докладом, будто только что сошёл с парада. Его мундир был безупречен, без единой складки или пылинки, и резко контрастировал с окружающей его суетой и копотью.
— Господин капитан, — начал он с лёгким поклоном, — разрешите представить отчёт о проведённых восстановительных работах.
— Да, Сильвестр. Докладывайте.
— С гордостью могу сообщить, что мы, невзирая на обстоятельства, совершили, пожалуй, всё, что было в человеческих, и отчасти даже в нечеловеческих силах. — Начал он, и его речь, как всегда, была многословной и отточенной. — И, позволю себе заметить, даже чуть больше. «Сокрушительный» сможет двигаться и стрелять, но немного пострадала скорость и манёвренность. «Ногу» мы ему пришили, но, увы, несколько ускорителей и маневровых блоков всё же вышли из строя безвозвратно. Новых у нас, к моему великому сожалению, в наличии нет, так что установить мы их сможем только на базе. Возможно, в будущем нам, господин капитан, необходимо создание некоего стратегического запаса подобных запчастей — рассмотрите такую возможность.
Я кивнул, понимая, что это не упрёк в непредусмотрительности, а констатация печального факта. Мы не брали таких запчастей не из-за глупости, а потому что все наши скудные ресурсы уходили на производство самого необходимого. О том, чтобы производить что-то про запас, речи пока не шло.
— «Дымящемуся» повезло несколько больше, — продолжил Сильвестр. — Мы починили «главный калибр». Повреждена, по удачному стечению обстоятельств, была лишь пусковая шахта. Мы её, что называется, подлатали, но на базе, разумеется, потребуется куда более основательный ремонт. Системы жизнеобеспечения и маневровые двигатели, к счастью, остались в целости. Что касается «Зайца»… — он слегка повёл бровью, —… то он, если можно так выразиться, отделался царапинами. Разумеется, под «царапинами» я подразумеваю несколько сквозных проплешин в броне, которые, впрочем, не задели жизненно важных систем. Их мы тоже успешно залатали. Но вы должны прекрасно понимать, господин капитан, что всё это — временные латки. Привести всё в эталонное состояние мы тоже сможем только на станции.
— И ключевая проблема, — он сделал многозначительную паузу, — это состояние «Арго». Пока мы в гипере, мы физически не можем разблокировать разгерметизированные отсеки D-4 и D-5 и залатать обшивку корабля. Доступ к ним для восстановления целостности корпуса возможен только в нормальном пространстве. — Он демонстративно развёл руки в стороны. — Для серьёзного ремонта: замены силовых элементов каркаса, починки корпуса и переборки двигателей — нам нужна стоянка. Настоящая. Иначе следующий же бой станет для нас последним.
Я смотрел на него, на этого аристократа, чья безупречность в адской круговерти ремонта казалась почти сверхъестественной, и видел в его глазах всего лишь холодную констатацию фактов.
— Алекс, — повернулся я к Басову, — где у нас рядом с Бетой Геркулеса можно припарковаться, чтобы заклеить эти пробоины?
Басов, не поднимая глаз от карт, ответил своим ровным, как линия горизонта, голосом:
— Альфа Геркулеса. Единственная система прямо по курсу, в непосредственной близости от Беты Геркулеса. Мы немного потеряли в скорости после последней стычки, но оттуда до Беты всё равно — рукой подать. Не больше трёх дней пути. И… — он сделал небольшую паузу, — все косвенные признаки указывают на аномально высокую концентрацию редких минералов в системе. Мы могли бы не только починиться, но и возместить наши недавние… тактические пожертвования.
— Думаю, это наш вариант, — кивнул я и снова обратился к Сильвестру, который стоял, словно мраморное изваяние. — Спасибо, Сильвестр. Вы отлично потрудились. И передайте благодарность всем, кто участвовал в ремонте — от главного инженера до последнего сварщика. Будем считать, что Альфа Геркулеса сейчас — наш главный кандидат для стоянки и ремонта. Как только решение будет принято — я сразу же дам вам знать.
Сильвестр кивнул с почти незаметным намёком на поклон и удалился так же бесшумно и безупречно, как и появился.
Когда лифт закрылся, я повернулся к Басову.
— Интересно, Алекс, кто-нибудь когда-нибудь видел его в рабочем комбинезоне, запачкавшего руки, с гаечным ключом в руках?
Басов фыркнул, не отрывая глаз от мониторов.
— Сильвестра? Капитан, вы шутите? Этого принца всей вселенной и её окрестностей? Да он, поди, родился в парадном мундире!
— Нет, я прекрасно понимаю, что сила руководителя не в том, чтобы самому крутить гайки, а в том, чтобы грамотно организовать вверенных людей. Чтобы эти люди работали слаженно и эффективно. А с этим у Сильвестра, надо отдать ему должное, проблем никогда не было. Он у нас как дирижёр в опере разрухи и созидания.
— Дирижёр в белых перчатках, — уточнил Басов. — Но оркестр у него играет слаженно. Что, собственно, нам и нужно.
— Что ж, Альфу пока берём на заметку… И пойдём… Там, кажется, уже весь экипаж собрался.
В этот момент с нижних палуб донёсся сдержанный, но радостный гул. Симфония ремонта сменилась музыкой жизни.
— Да, похоже, веселье в самом разгаре. Не хватает только нас.
…
Комната отдыха была битком набита людьми. Воздух гудел от сдержанного возбуждения. На стене висело самодельное знамя — на куске брезента кто-то маркером нарисовал «Зайца», выходящего из огненного шторма. Получилось криво, но до невозможности душевно.
В центре комнаты соорудили сцену. Пара десятков пустых ящиков, накрытых куском старой обшивки корабля, пробитой в нескольких местах. На этом импровизированном постаменте стоял рядовой Гомес — тот самый, что когда-то оглушил Фиво стан-пушкой. В руках он с энтузиазмом размахивал листом с распечаткой, его лицо светилось улыбкой.
— Друзья! Братья и сёстры по оружию! — радостно выкрикнул он, и толпа тут же отозвалась одобрительным гулом. — Ремонт окончен, «Дроны» повержены — значит, время для творчества! Посвящается всем нам!
— Эй, Гомес, так это ты что ли стихи пишешь? — раздался чей-то голос с дальних рядов.
— Да признавайся, ты и есть «Зелёный маркер»?! — подхватили другие, и по залу прокатился одобрительный смех.
— Друзья, друзья! — Гомес поднял руки, умиротворяя толпу, но улыбка не сходила с его лица. — Мне эти строки передали инкогнито! Но внизу, — он сделал театральную паузу, — действительно стоит подпись: «Зелёный маркер»!
Он сделал паузу, чтобы собраться с духом, и начал читать с таким воодушевлением, будто это был не текст на бумаге, а гимн их общему успеху.
Это была поэма. Чувственная, напыщенная, полная высоких слов о «реках огня» и «дрогнувших клоунах». Но на пике высокопарности её вдруг обрывала простая и безжалостно точная концовка, выхваченная прямо из гущи боя:
… Наш капитан им с размаху влепил,
Все камни, что Билли так долго копил!
Без страха на вас на «Арго» мы несёмся.
Держите, шуты! Что ж теперь не смеёмся?!
Комната взорвалась смехом и аплодисментами. Атмосфера была наэлектризована всеобщим чувством братства, прошедшего сквозь огонь.
— Знаешь, Алекс, — дождавшись небольшого затишья, повернулся я к Басову, — а ведь нашу атаку драгоценными полезными ископаемыми можно внести в учебники. Я прямо вижу заголовок параграфа: «Тактика золотого града» или «Обеспечение превосходства путём контролируемого обогащения противника!»
— Насчёт учебников не скажу, — невозмутимо отозвался Басов, — но в судовой журнал тактический манёвр «Барсик-3» уже внесён. С формулировкой: «Вынужденное применение нетрадиционных средств поражения в условиях превосходства противника». Билли уже требует оформить акт списания минералов по статье «Боеприпасы».
— Алекс, — перешёл я на шёпот, чтобы не перебивать начавшееся веселье, — узнай уже наконец, кто этот таинственный «Зелёный маркер».
— Будет сделано, капитан, — так же тихо ответил Басов, не отрывая глаз от толпы. — Вычислим этого Бэтмена. Но, возможно, его сила именно в его таинственности?
И в этот момент на импровизированную сцену вышел Билли. В его руках сияла «Медаль». Дживо Кумар, золотые руки корабля, взяв небольшой обломок корпуса «Дрона», отполировал его до зеркального блеска, оплёл тончайшими разноцветными проводами, словно создавая произведение искусства, и в центр вмонтировал зелёный светодиод, который мягко светился. Медаль была маленькой, изящной и больше походила на работу ювелира, а не техника.
— А теперь… главный виновник нашего торжества! — крикнул Билли. — Барсик, выходи!
— Давай, Фиво, иди, иди...! Поднимайся, не робей! — послышались ободряющие выкрики. — Ты с четырьмя «Дронами» один разобрался! Столько же, сколько наши крейсера на пару!
Фиво вытолкнули вперёд. Он робко озирался своим единственным глазом, его щупальца нервно подрагивали. Не от паники, а скорее от неловкости и смущения. И если приглядеться — крошечная и совершенно непривычная искорка гордости. Под всеобщее одобрительное улюлюканье он поднялся на импровизированную сцену.
Билли с торжественным видом прикрепил медаль к его униформе, рядом со стандартной именной планкой, где было выгравировано: «Фиво», и зелёный огонёк тут же замигал в такт всеобщему ликованию.
Позывной «Барсик» не требовал гравировки — он был выжжен в сердцах всего экипажа.
Фиво посмотрел на медаль, на улыбающиеся лица, и прошептал так тихо, что его едва расслышали:
— Я… я просто зажмурился…
И этот наивный, абсолютно искренний ответ вызвал не взрыв смеха, а новую, уже громоподобную овацию. В этом был весь он. Не герой, не легенда. Просто Барсик. Их Барсик.
— Слышал? — тихо шепнул я Басову. — Готовая цитата для наших мемуаров. «Они просто зажмурились и нажали газ». Выбьем на корпусе нашего флагмана.
— Боюсь, эффект неожиданности будет утерян, — так же негромко парировал Басов. — Если противник прочтёт это до боя, наша главная тактика будет раскрыта. Предлагаю ограничиться гравировкой на внутренней стороне двери санузла… Для служебного пользования.
И тут кто-то крикнул: «Качать Барсика!» Толпа пришла в движение, и десятки рук бережно подхватили Фиво. Он взмыл вверх, инстинктивно хватая щупальцами воздух. А команда продолжала подбрасывать его, сопровождая каждый взлёт радостными возгласами. «Бар-сик! Бар-сик!» — гремело под потолком, а зелёный огонёк медали яростно мигал в такт этому дружному скандированию.
В стороне, прислонившись к косяку дверного проёма, стояла Лиза Чен. Она не аплодировала. Но её тонкие губы тронула та самая, редкая, как солнечный свет в глубинах гиперпространства, улыбка. Она просто смотрела, как её маленький друг взмывает в воздух, как радуются люди вокруг, и этого было достаточно, чтобы стереть всю усталость, все тревоги и все тяготы пройденного пути.
Тишина после боя оказалась обманчивой. Она не принесла покоя, а лишь сменила грохот сражения на грохот отчаянного восстановления. По всему кораблю эхом разносилась симфония аврального ремонта: приглушённый стук кувалд, выравнивающих погнутые шпангоуты; резкое шипение сварочных аппаратов, штопающих крейсера; сдавленные крики и отрывистые команды, сливающиеся в единый гул напряжённой работы.
Вся жизнь корабля сейчас была подчинена одной цели — выжить. Карма Сингх, невозмутимый, как скала, стал душой и мозгом этого хаоса. Он распределял скудные ресурсы с ювелирной точностью: вот — хладагент для пострадавшего реактора «Сокрушительного»; вот — лист композитной брони для «Зайца»; а вот — термосы с крепким чаем и сухофрукты для техников, работающих без сна третью смену подряд. Каждая деталь, каждый миллиметр проводки, каждый грамм реактива находили своё место в этой головоломке под названием «остаться на плаву».
Я стоял на мостике, изучая сводки о повреждениях, когда с мягким шипением открылись двери лифта. На пороге стоял Малинин. Безупречный, выглаженный, с выражением служебного рвения на лице и планшетом в руках.
— Капитан. Разрешите доложить.
— Да, Александр. Что у тебя?
Он прошёл ровно три шага и замер, положив планшет на стол передо мной.
— Рапорт о чрезвычайном происшествии.
Басов, не отрываясь от мониторов, замер, и едва слышный шелест его пальцев по клавишам прекратился.
— Опять? — Я чуть приподнял бровь. — А это, я так понимаю, расстрельные списки?
— Мне кажется, вы недооцениваете серьёзность проблемы, — начал Малинин, ничуть не смутившись. — В ходе недавнего боестолкновения командиры крейсеров «Дымящийся» и «Сокрушительный», лейтенанты Чен и Волков, совершили грубейшее нарушение устава. Пункты 7.4, 8.1, 11.3… — он сделал театральную паузу, —… и, по сути, всех основополагающих принципов субординации и следования приказам. Они самовольно покинули док и вступили в бой без вашей санкции, создав реальную угрозу гибели корабля и всего экипажа.
— Да, да, угрозу гибели корабля, всего экипажа, Земли и человечества как вида… Я помню.
Я молча смотрел на него, давая понять, что ирония была намеренной. Воздух на мостике стал густым, как сироп.
Малинин побледнел. Его пальцы судорожно сжались, глаза слегка сощурились, а уголок рта дёрнулся — единственные признаки злости и раздражения, которые смогли прорваться сквозь маску невозмутимости.
— На основании вышеизложенного, — его голос стал ещё холоднее, — требую немедленного отстранения лейтенантов Чен и Волкова от командования с заключением под стражу до проведения полного разбирательства и военного трибунала.
Повисла тишина. Я взял планшет, пробежался глазами по тексту. Потом взял стилус и на чистом поле вывел крупными буквами: «ВЕТО. Оставить в должностях. Вопрос будет решён по возвращении на базу».
И протянул планшет обратно.
Малинин прочитал. Его лицо побелело окончательно, словно его посыпали инеем.
— Капитан… это… беспрецедентно. Это прямое попустительство…
— У нас тут много чего беспрецедентно, старпом, — спокойным тоном прервал я. — Мы партизаны в логове хищника и живы только потому, что у этого хищника внезапно возникли проблемы. Как только он с ними разберётся, нас прихлопнут как назойливую муху, если мы, конечно, не успеем к тому времени собрать достаточную силу, которая сможет ему противостоять. — Я посмотрел ему прямо в глаза в последней попытке найти там хотя бы искру благоразумия. — Не время для уставного буквоедства. Они спасали своего товарища.
— Они подорвали основу дисциплины! — в его голосе впервые прозвучали нотки чего-то, похожего на живую эмоцию. Почти страсть.
— Они продемонстрировали, что экипаж — это не просто список личного состава, — ответил я, вставая. — Рапорт принят к сведению. Вы свободны.
Он замер на секунду, потом резко развернулся и стремительно двинулся к дверям. Лифт закрылся за ним с тихим, многозначительным щелчком, который растворился в нарастающем гуле ремонта.
Я встретился взглядом с Басовым. Тот едва заметно мотнул головой в вопросительном жесте, в котором безошибочно читалась фраза: «И что будем делать?»
— Алекс, не сообщай пока нашим «преступникам» об инциденте. Сначала я хочу сам с ними поговорить… Надо было, конечно, обсудить с ними этот инцидент по горячим следам, но… — я махнул рукой в сторону, откуда доносился грохот ремонта. — ты сам знаешь, сколько неотложных дел было после того побоища.
— Хорошо, капитан. Нет проблем, — кивнул Басов, и его пальцы снова заскользили по клавиатуре.
…
Ремонтные бригады под началом Сильвестра фон дер Кампфа творили чудеса. И именно он появился на мостике с итоговым докладом, будто только что сошёл с парада. Его мундир был безупречен, без единой складки или пылинки, и резко контрастировал с окружающей его суетой и копотью.
— Господин капитан, — начал он с лёгким поклоном, — разрешите представить отчёт о проведённых восстановительных работах.
— Да, Сильвестр. Докладывайте.
— С гордостью могу сообщить, что мы, невзирая на обстоятельства, совершили, пожалуй, всё, что было в человеческих, и отчасти даже в нечеловеческих силах. — Начал он, и его речь, как всегда, была многословной и отточенной. — И, позволю себе заметить, даже чуть больше. «Сокрушительный» сможет двигаться и стрелять, но немного пострадала скорость и манёвренность. «Ногу» мы ему пришили, но, увы, несколько ускорителей и маневровых блоков всё же вышли из строя безвозвратно. Новых у нас, к моему великому сожалению, в наличии нет, так что установить мы их сможем только на базе. Возможно, в будущем нам, господин капитан, необходимо создание некоего стратегического запаса подобных запчастей — рассмотрите такую возможность.
Я кивнул, понимая, что это не упрёк в непредусмотрительности, а констатация печального факта. Мы не брали таких запчастей не из-за глупости, а потому что все наши скудные ресурсы уходили на производство самого необходимого. О том, чтобы производить что-то про запас, речи пока не шло.
— «Дымящемуся» повезло несколько больше, — продолжил Сильвестр. — Мы починили «главный калибр». Повреждена, по удачному стечению обстоятельств, была лишь пусковая шахта. Мы её, что называется, подлатали, но на базе, разумеется, потребуется куда более основательный ремонт. Системы жизнеобеспечения и маневровые двигатели, к счастью, остались в целости. Что касается «Зайца»… — он слегка повёл бровью, —… то он, если можно так выразиться, отделался царапинами. Разумеется, под «царапинами» я подразумеваю несколько сквозных проплешин в броне, которые, впрочем, не задели жизненно важных систем. Их мы тоже успешно залатали. Но вы должны прекрасно понимать, господин капитан, что всё это — временные латки. Привести всё в эталонное состояние мы тоже сможем только на станции.
— И ключевая проблема, — он сделал многозначительную паузу, — это состояние «Арго». Пока мы в гипере, мы физически не можем разблокировать разгерметизированные отсеки D-4 и D-5 и залатать обшивку корабля. Доступ к ним для восстановления целостности корпуса возможен только в нормальном пространстве. — Он демонстративно развёл руки в стороны. — Для серьёзного ремонта: замены силовых элементов каркаса, починки корпуса и переборки двигателей — нам нужна стоянка. Настоящая. Иначе следующий же бой станет для нас последним.
Я смотрел на него, на этого аристократа, чья безупречность в адской круговерти ремонта казалась почти сверхъестественной, и видел в его глазах всего лишь холодную констатацию фактов.
— Алекс, — повернулся я к Басову, — где у нас рядом с Бетой Геркулеса можно припарковаться, чтобы заклеить эти пробоины?
Басов, не поднимая глаз от карт, ответил своим ровным, как линия горизонта, голосом:
— Альфа Геркулеса. Единственная система прямо по курсу, в непосредственной близости от Беты Геркулеса. Мы немного потеряли в скорости после последней стычки, но оттуда до Беты всё равно — рукой подать. Не больше трёх дней пути. И… — он сделал небольшую паузу, — все косвенные признаки указывают на аномально высокую концентрацию редких минералов в системе. Мы могли бы не только починиться, но и возместить наши недавние… тактические пожертвования.
— Думаю, это наш вариант, — кивнул я и снова обратился к Сильвестру, который стоял, словно мраморное изваяние. — Спасибо, Сильвестр. Вы отлично потрудились. И передайте благодарность всем, кто участвовал в ремонте — от главного инженера до последнего сварщика. Будем считать, что Альфа Геркулеса сейчас — наш главный кандидат для стоянки и ремонта. Как только решение будет принято — я сразу же дам вам знать.
Сильвестр кивнул с почти незаметным намёком на поклон и удалился так же бесшумно и безупречно, как и появился.
Когда лифт закрылся, я повернулся к Басову.
— Интересно, Алекс, кто-нибудь когда-нибудь видел его в рабочем комбинезоне, запачкавшего руки, с гаечным ключом в руках?
Басов фыркнул, не отрывая глаз от мониторов.
— Сильвестра? Капитан, вы шутите? Этого принца всей вселенной и её окрестностей? Да он, поди, родился в парадном мундире!
— Нет, я прекрасно понимаю, что сила руководителя не в том, чтобы самому крутить гайки, а в том, чтобы грамотно организовать вверенных людей. Чтобы эти люди работали слаженно и эффективно. А с этим у Сильвестра, надо отдать ему должное, проблем никогда не было. Он у нас как дирижёр в опере разрухи и созидания.
— Дирижёр в белых перчатках, — уточнил Басов. — Но оркестр у него играет слаженно. Что, собственно, нам и нужно.
— Что ж, Альфу пока берём на заметку… И пойдём… Там, кажется, уже весь экипаж собрался.
В этот момент с нижних палуб донёсся сдержанный, но радостный гул. Симфония ремонта сменилась музыкой жизни.
— Да, похоже, веселье в самом разгаре. Не хватает только нас.
…
Комната отдыха была битком набита людьми. Воздух гудел от сдержанного возбуждения. На стене висело самодельное знамя — на куске брезента кто-то маркером нарисовал «Зайца», выходящего из огненного шторма. Получилось криво, но до невозможности душевно.
В центре комнаты соорудили сцену. Пара десятков пустых ящиков, накрытых куском старой обшивки корабля, пробитой в нескольких местах. На этом импровизированном постаменте стоял рядовой Гомес — тот самый, что когда-то оглушил Фиво стан-пушкой. В руках он с энтузиазмом размахивал листом с распечаткой, его лицо светилось улыбкой.
— Друзья! Братья и сёстры по оружию! — радостно выкрикнул он, и толпа тут же отозвалась одобрительным гулом. — Ремонт окончен, «Дроны» повержены — значит, время для творчества! Посвящается всем нам!
— Эй, Гомес, так это ты что ли стихи пишешь? — раздался чей-то голос с дальних рядов.
— Да признавайся, ты и есть «Зелёный маркер»?! — подхватили другие, и по залу прокатился одобрительный смех.
— Друзья, друзья! — Гомес поднял руки, умиротворяя толпу, но улыбка не сходила с его лица. — Мне эти строки передали инкогнито! Но внизу, — он сделал театральную паузу, — действительно стоит подпись: «Зелёный маркер»!
Он сделал паузу, чтобы собраться с духом, и начал читать с таким воодушевлением, будто это был не текст на бумаге, а гимн их общему успеху.
Это была поэма. Чувственная, напыщенная, полная высоких слов о «реках огня» и «дрогнувших клоунах». Но на пике высокопарности её вдруг обрывала простая и безжалостно точная концовка, выхваченная прямо из гущи боя:
… Наш капитан им с размаху влепил,
Все камни, что Билли так долго копил!
Без страха на вас на «Арго» мы несёмся.
Держите, шуты! Что ж теперь не смеёмся?!
Комната взорвалась смехом и аплодисментами. Атмосфера была наэлектризована всеобщим чувством братства, прошедшего сквозь огонь.
— Знаешь, Алекс, — дождавшись небольшого затишья, повернулся я к Басову, — а ведь нашу атаку драгоценными полезными ископаемыми можно внести в учебники. Я прямо вижу заголовок параграфа: «Тактика золотого града» или «Обеспечение превосходства путём контролируемого обогащения противника!»
— Насчёт учебников не скажу, — невозмутимо отозвался Басов, — но в судовой журнал тактический манёвр «Барсик-3» уже внесён. С формулировкой: «Вынужденное применение нетрадиционных средств поражения в условиях превосходства противника». Билли уже требует оформить акт списания минералов по статье «Боеприпасы».
— Алекс, — перешёл я на шёпот, чтобы не перебивать начавшееся веселье, — узнай уже наконец, кто этот таинственный «Зелёный маркер».
— Будет сделано, капитан, — так же тихо ответил Басов, не отрывая глаз от толпы. — Вычислим этого Бэтмена. Но, возможно, его сила именно в его таинственности?
И в этот момент на импровизированную сцену вышел Билли. В его руках сияла «Медаль». Дживо Кумар, золотые руки корабля, взяв небольшой обломок корпуса «Дрона», отполировал его до зеркального блеска, оплёл тончайшими разноцветными проводами, словно создавая произведение искусства, и в центр вмонтировал зелёный светодиод, который мягко светился. Медаль была маленькой, изящной и больше походила на работу ювелира, а не техника.
— А теперь… главный виновник нашего торжества! — крикнул Билли. — Барсик, выходи!
— Давай, Фиво, иди, иди...! Поднимайся, не робей! — послышались ободряющие выкрики. — Ты с четырьмя «Дронами» один разобрался! Столько же, сколько наши крейсера на пару!
Фиво вытолкнули вперёд. Он робко озирался своим единственным глазом, его щупальца нервно подрагивали. Не от паники, а скорее от неловкости и смущения. И если приглядеться — крошечная и совершенно непривычная искорка гордости. Под всеобщее одобрительное улюлюканье он поднялся на импровизированную сцену.
Билли с торжественным видом прикрепил медаль к его униформе, рядом со стандартной именной планкой, где было выгравировано: «Фиво», и зелёный огонёк тут же замигал в такт всеобщему ликованию.
Позывной «Барсик» не требовал гравировки — он был выжжен в сердцах всего экипажа.
Фиво посмотрел на медаль, на улыбающиеся лица, и прошептал так тихо, что его едва расслышали:
— Я… я просто зажмурился…
И этот наивный, абсолютно искренний ответ вызвал не взрыв смеха, а новую, уже громоподобную овацию. В этом был весь он. Не герой, не легенда. Просто Барсик. Их Барсик.
— Слышал? — тихо шепнул я Басову. — Готовая цитата для наших мемуаров. «Они просто зажмурились и нажали газ». Выбьем на корпусе нашего флагмана.
— Боюсь, эффект неожиданности будет утерян, — так же негромко парировал Басов. — Если противник прочтёт это до боя, наша главная тактика будет раскрыта. Предлагаю ограничиться гравировкой на внутренней стороне двери санузла… Для служебного пользования.
И тут кто-то крикнул: «Качать Барсика!» Толпа пришла в движение, и десятки рук бережно подхватили Фиво. Он взмыл вверх, инстинктивно хватая щупальцами воздух. А команда продолжала подбрасывать его, сопровождая каждый взлёт радостными возгласами. «Бар-сик! Бар-сик!» — гремело под потолком, а зелёный огонёк медали яростно мигал в такт этому дружному скандированию.
В стороне, прислонившись к косяку дверного проёма, стояла Лиза Чен. Она не аплодировала. Но её тонкие губы тронула та самая, редкая, как солнечный свет в глубинах гиперпространства, улыбка. Она просто смотрела, как её маленький друг взмывает в воздух, как радуются люди вокруг, и этого было достаточно, чтобы стереть всю усталость, все тревоги и все тяготы пройденного пути.
Рецензии и комментарии 0