Потерянная тетрадь

«Ох, тошнёшеньки…»

Первое, что вижу на обложке выцветшей зелёной тетради 1973 года выпуска с портретом Некрасова на титульной обложке.
Странно. Откуда она тут, в старом альбоме фотографий, взялась? И вообще, чего бы это ради меня дернуло заглянуть в неё? А впрочем, чего удивляться-то? – сегодня первый день февраля 2095 года на улице минус двадцать, воскресенье, я волей случая, что бывает крайне редко, дома одна, приболела, делать совершенно нечего, вот и решила «покопать историю» семьи. Ну, заглянуть в старый семейный альбом моей бабушки, который ей, кажется, достался ещё от её бабушки, а той от её, судя по датам на давно пожелтевших от времени фотографиях. Он хранился у папы в архиве нашей семейной библиотеки в самом дальнем углу, возможно, потому и попал сегодня ко мне – люблю, знаешь ли, забраться туда, где сам «черт ногу сломит», в самую глубину, в данном случае истории.
И, похоже, мне удалось.
На первой добротной старинной фотографии вижу каких-то совсем незнакомых бородатых мужиков с топорами и пилами у новенького, но пока ещё недостроенного дома. Плохо читаемая надпись под ней гласит, что это некто Фёдор и Герасим. На следующей странице улыбающиеся Егор и Анастасия в кругу шести детишек: три мальчика и три девочки. Дальше фотография Михаила и Аннушки у необычно огромной, по-видимому, рыбацкой лодки. После на небольшом выцветшем клочке бумаги паренек Ваня с сигаретой в зубах и угрюмо надвинутой на глаза кепкой. Здесь же, на странице молодая улыбчивая Евдокия с сыном Коленькой на руках, рядом первая цветная фотография карапуза Андрюшки, как две капли воды похожего на него.
О!
А этих, Петра и Валентину с двумя мальчишками, я, кажется, знаю, – помню, мама как-то показывала мне на их замечательные матроски и говорила, что один из этих пацанят, мой прадед или… даже прапрадед.
А вот и Юрий с Лилей и малышкой Маришкой посредине.
Ну, надо же!
Это ведь та самая, первая Марина! Их в нашей семье теперь, кажется, шесть – я, Марина Валеричка, самая младшая, шестая, мы все в её честь названы. Она-то у нас легенда – настоящая красавица, просто чудо. Её неподражаемый портрет в папином кабинете с улыбкой подстать самой Моне Лизе, говорят, лишь слабое подобие оригинала, хотя и рисовал его известнейший петербургский мастер, благодаря чему эта картина в музее истории города на учет поставлена, как портретная классика периода великого возрождения страны. Ну, а то, как же, этому портрету уж сто лет скоро стукнет, легенда чай.
Боже мой, сколько лет кануло с тех времен, с начала прошлого двадцать первого века, почитай целый век, а сюда, на последнюю страницу альбома, где тетрадь вместе с какими-то документами хранилась, до меня видно никто так и не заглядывал.
Чья она, интересно? Что в ней? Открываю…

«…Давно это было. Очень давно.
Начну с самого начала, но не стану точно утверждать, в какой день случилось это, всё ж не совсем со мной дело было, могу лишь догадываться, что примерно за два месяца до моего рождения, сразу после крещенских морозов 1917 года я впервые побывала здесь...»

…
— Ничего себе! 1917 год! – Выдыхаю после прочтения первых строк на первой странице тетради. – Это ж, сколько времени-то прошло? Два века, что ли. Не-е, чуть меньше.
Внимательно всматриваюсь в незнакомый размашистый подчерк и машинально пролистываю тетрадь целиком, оценивая масштаб трагедии, внезапно постигшей меня.
Почему трагедии?
Так ведь не остановиться теперь мне, не прочитав весь, целиком, разом дневник этих мыслей чьих-то живых, завораживающих, необычных каких-то, немного мистических, волшебных, чудесным образом ко мне вдруг явившихся сегодня, первого февраля 2095 года.
Впрочем, что тут волшебного, мистического? Подумаешь, за два месяца до рождения была где-то здесь.
Где здесь?
Кто была?
И почему всё-таки до рождения?
Жадно хватаю тетрадь и внимательно вчитываюсь в странный непечатный шрифт, никогда раньше не читала такого…

«…Во всяком случае, когда Иван привел меня в дом им только-только ко дню свадьбы нашей построенный, я сразу узнала его, вспомнила, поняла, что именно здесь была тогда, в день неназванный. Помню, как позвал меня кто-то сюда и, словно б взяв за руку, показывал мне и этот маленький задний дворик для скота, и переднюю комнату с четырьмя небольшими резными окошками, и эту огромную белую печь на кухне, и просторные прохладные сени с пологом за ситцевой занавеской. Помню я и… глаза Богородицы с подросшим Младенцем у самого сердца…»

…Ой! Так это ж, кажется, про нашу старинную икону «Знамения», что в папином кабинете на полке в углу на самом видном месте стоит. Лучше и не скажешь – Богородица с подросшим Младенцем у сердца…

«…Правда-правда, я сразу поняла это, лишь заприметив его вдали, хотя и не вспоминала о той встрече никогда с самого рождения.
Но и другое поняла, – не может того быть, не может, потому как не было никого дома в феврале семнадцатого: новый Иван с братьями лишь в 1938 году справил, а старый сгорел летом 1912 года. Говорят, жара в тот год случилась необыкновенная, пол деревни дотла сгорело, лишь спустя четыре года, в 1916, плотник Егор Лычев, отец Вани, завершив обустройство новых хором для своей семьи поблизости, заложил здесь, на старом пепелище новый фундамент для постройки дома подрастающему поколению. Да не успел, завершить задумку: в конце осени занемог, а зимой, как рассказала позже баба Настя, почитай сразу после крещенских морозов и умер...»

…
— Так, минуточку! – задумчиво говорю вслух, отодвинув тетрадь чуть в сторону, – что-то я запуталась совсем. О чём речь-то идёт? Уж больно много цифр, фактов, лиц, событий. Но кое-что проясняется: автор – женщина, «здесь» – Дом, который построил Иван, её жених на свадьбу свою, их, двадцать один год спустя, как она впервые была… «здесь».
— Странно, – продолжаю размышлять, – но тогда получается, что его действительно не было.
— Кого его? – помолчав, спрашиваю, опомнившись.
— Не кого, а чего, – сама же и отвечаю, улыбаясь нелепости своего разговора с собой и с тетрадкой, – дома этого, тот что «здесь», зимой 1917 года там не было и быть… не могло, что характерно.
— А что было?..
Что-то ведь было? Или кто-то?
Нет!.. Так не бывает…

«…Вот так и смекнула сразу, что про то понимание мое – молчать надо, не пугать никого за зря, потому как ерунда какая-то выходит, небылица: невозможно видеть то, чего нет, тому, кого нет!..»

…Вот именно!
Смотри-ка, и она к тому же выводу пришла.
Интересно получилось, как у Леонида Филатова в сказке «О Федоте-стрельце»: «Иди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что». Но, в сказке-то той, если я правильно помню, Федот-стрелец принес-таки это пресловутое «то, не знаю что»…

«…Впрочем, многое в нашей жизни видится невозможным, да всё ж случается нежданно-негаданно в судьбоносный момент жизни нашей на земле, годину, коим и оказался тот год… моего рождения.
Ох, тошнёшеньки!
Война, сказывали старики, к тому времени разгорелась с яростью небывалой, по всей новгородской губернии шла тотальная мобилизация, почти во все семьи вошла беда: у кого мужа, у кого сына, а у кого внуков забирали, если не на фронт, то на заводы, да на фабрики в город работать. По стране, словно б вселенский мор прокатился… в головах у людей, прежде всего, на долгие десятилетия, а может и века расколовший людей русских на… своих и чужих.
Впрочем, тебе это и без меня известно, не пугайся, вижу тебя, чувствую, что увидимся с тобой вскорости.
А пока, почему б нам с тобой не допустить мысль о том, что ВРЕМЯ при определенных обстоятельствах величина относительная – жаль, люди не скоро ещё придут к этой замечательной мысли – в сознании нашем, легко перемещающееся по генетической и духовной «лесенке восприятия» нашего с тобой, человеческого. Вот и выйдет, что всё возможно – и себе то твержу теперь про день свой несуществующий.
Всё возможно, очень даже возможно!
Нельзя не верить в чудеса, рано или поздно каждый из нас познаёт чудо.
Эх, тошнёшеньки!..»

…
-Ой! – от удивления вскакиваю со своего удобного, хотя и очень старинного кожаного углового дивана, расположенного в дальнем углу нашей библиотеки напротив огромного трехстворчатого окна, и, глядя со стороны на старую выцветшую с едва угадываемым зелёным цветом тетрадку, осторожно спрашиваю вслух, – это… вы мне, что ли?
Тетрадь, словно слышит, закрывается вдруг сама и падает на пол.
Что ж, похоже, мне, тут всё равно никого больше нет.
— Ну, хорошо, – немного успокоившись, снова говорю вслух – но, скажи-ка мне, пожалуйста, тетрадь, как в это вообще можно поверить?
Немного подождав, подбираю её, сажусь обратно на диван и, наугад открыв её вновь, словно в ответ читаю первое, что попадает на глаза…

«…просто возьми и поверь…»

…Да-а, это что-то!
Мистика.
Впрочем, тетрадь права: о том, что время относительно и теперь, в преддверии двадцать второго века уже кое-что известно. В последнее время наши ученые об искривлении пространства и времени в некой субстанции, называемом разумом много чего говорят, до многого дошли, додумались, даже у нас в школе на уроках «Физполей пространства и времени» на эту тему внеклассный семинар с сотрудниками НИИ проводили. Но вот про перемещение сознания по какой-то там генетической или духовной «лесенке восприятия», да ещё вне времени и пространства ничего не слышала, загибает потеряшка что-то.
Ну-у, не бывает такого, не бывает!
Стоп. Подожди-ка минуточку, подожди, – а какое сегодня… число?
Вот это да!
Меня пробивает холодный пот. Сегодня первое февраля 2095 года!
Не может быть. Снова эта дата… из тетради – день встречи того, кого нет с тем, кого уже нет, да к тому ж там, чего ещё нет.
Впрочем, – почему не может? – следуя новой гипотезе современного понимания физических полей пространства и времени, именно там, в этом «ещё нет», они и могли увидеться на гранях своей временной лестницы при движении в противоположные стороны: один в одну сторону, другой – в другую, идя навстречу по генетическому или духовному полю. Вот только по какому из них? Видимо по второму. Ну-у, возможно этот Дом, их общая духовная лесенка, отправная точка соприкосновения сознаний: один его задумал, другой в него вошел и хранил, а там, на грани – время не имеет понятия сейчас. И вот что интересно, возможно, все нематериальные сознания, души наши имеют такие общие материальные точки, ворота, где могут встречаться вне существующего материального понятия пространства и времени…
Да-а!
Жуть какая-то!
Бред сумасшедшего, точней сумасшедшей, меня.
По всему телу снова бегут мурашки, по позвоночнику – холодная струйка пота, но мысль не останавливается, скачет внутри бешено, того и гляди, – куда-нибудь занесет ещё.
Э-эх! И что ж мне теперь думать по этому поводу?
А думать-то, похоже, не надо – читать надо, слушать, неспроста видно мне эта тетрадь в руки попала, ох неспроста.
С некоторым страхом, трепетом опускаю глаза в тетрадь и читаю приписку на полях, почему-то ранее не замеченную мной, видно из-за того, что написана она здесь едва заметным карандашом, мелким, спешащим, совершенно непохожим на автора тетради подчерком:

«…Читай «Здесь Вам ни тут»…»

О как!
Похоже, не я первая эту «потеряшку» читаю, кто-то уже был в ней до меня, раздумывал над этими же строчками, вот даже пометки на полях делал, а в этом месте, как и я, не на шутку перепугался – вот и решился сделать пометки.
Ха-ха-ха…
…а мне так это уже совершенно не страшно. Ну, разве что… чуть-чуть.
Но пометку учту, вот только где взять-то мне это… пресловутое «Здесь Вам ни тут»? Хотя б подсказку какую оставили, что ли. А впрочем, погоди-ка, погоди, не таранти, кажется, у папы на столе есть какая-то затертая до дыр невзрачная книженция с несуразным, похожим на это названием. И автор-то там, на ней, помню, тоже какой-то необычный, несуразный, Петимов-Матроскин, что ли, видно аббревиатура какая-то из нескольких имен и фамилий. Надо бы у папы спросить кто это.
Ладно, не суть, потом как-нибудь разберусь, прочитаю это его «…вам ни тут», может быть пригодиться в расшифровке записей моей находки, а пока надо то, что в руках дочитать. Вон на полях ещё что-то неразборчивое приписано, так просто без папиного «эксклюзивного электронного переводчика» – кстати, это его личное изобретение, позволяющее читать с экрана любой не разборчивый текст на всех языках мира – не разобрать. Без него старые бумажные книги, коих в нашей библиотеке превеликое множество, часто не разобрать. Где страницы затерлись, где слова совсем не понятны, а где язык, ныне неизвестный используется, вот папа и изобрел своего «ЭЭ» – «электронного эксклюзивчика», то есть.
Смешно, родители в век кибернетики и электроники почему-то очень трепетно относятся к этому архаизму и принципиально, что ли, не читают их электронные копии. Говорят, мол, живая книга хранит не только мысли автора, но и мысли всех тех, кто когда-либо читал её, приобретая от этого особое знание, особый смысл, некую суть. За счет этого в мире нет ни одной одинаковой книги, каждая уникальна в своем роде. Очень важно читать правильный экземпляр, лучше всего, если он из семейной библиотеки с мыслями родственников, но ни в коем случае нельзя читать случайных чужих книг, они ведь живые.
Боже мой, чего только не выдумают эти взрослые!
Впрочем, то, что книги бумажные действительно живые я согласна. Они, как и люди, со временем стареют, становятся трудно прочитываемыми, приходится использовать папин «ЭЭ», он к счастью никогда его со стола не убирает. Вот и иду привычно в его кабинет, где удобно усаживаюсь в его кресле, – он мне разрешает здесь хозяйничать, даже любит это, специально, как бы забывая, что-нибудь для меня из нашего семейного архива– и, пристроив «ЭЭ» на своей находке, читаю с экрана:

«…Дуняша до замужества в феврале 1938 году из своей родительской деревни Большой Витани никогда и никуда не выезжала, домой возвращалась засветло, под неусыпным оком батюшки и матушки.
Ну, а то, как же?
Младшенькая она в семье Михаила Михайловича Апельсинова председателя местной артели рыбаков, любимая, к тому ж хороша собой, пригожа, скромна и добра, да по хозяйству ловка и сноровиста, на мать свою Аннушку, его любимую жену, как никто из детей похожа, напоминает ему их Анютой молодые годы. Ну, как можно такую без отцовского присмотра и защиты оставить? Никак нельзя выпустить её из деревни, где не то, что человек, каждая собака его знает, опасается, сторонится. Нрав у Михайло суров, силушкой Бог не обделил, вся деревня на сто дворов, к озеру Ильмень прижатая, по всякому поводу, раздору идет именно к нему на суд, за советом. Как он сказал, – так и будет! А посему здесь Дуняшу никто не то, что обидит, даже искоса не глянет без спроса его, да ведома.
Но всё одно, уверен, что Дом этот в чужой деревне знаком ей был, многие видели это тогда, рассказывали, что, увидев его, она очень смутилась, удивилась, обрадовалась. Да и Дом, говорят, преобразился, ожил, увидев её, зашелестел и…»

О, как! – многие видели.
Интересненько.
Эх, жаль – текст оборвался, кусок страницы затерся, даже папин «эксклюзивчик» бессилен, надо б её на сканер-рентген свозить, может что-то ещё удастся узнать. Впрочем, и так понятно: автор тетради – какая-то Дуняша и раз тетрадь её лежала в семейном альбоме, значит, она моя родственник, предок, как и тот, кто решился представить автора на полях её повествования.
Кому представить?
Ну-у, мне, по-видимому, ведь я теперь читаю её тетрадку.
А зачем, он это сделал?
— Спасибо, вам уважаемая Евдокия Михайловна, – неожиданно для себя самой говорю громко с трепетом вслух, глядя почему-то не в неё, а на икону, в глаза Богоматери. – Вы позвольте мне услышать ваш рассказ дальше, до самого… конца?
И тут…
…О, чудо!
Электронный переводчик соскальзывает с тетради, лежащей на моих коленях, – возможно, я непроизвольно дернула ногой, – и страничка сама перевернулась, словно бы приглашая к продолжению диалога.
Я поежилась и мысленно, поблагодарив, видимо, свою, не знаю сколько «пра-пра-пра…» бабушку Дуню за разрешение, убегаю обратно в библиотеку, где, удобно устроившись в огромном старинном кожаном угловом диване почему-то ярко желтого цвета, вновь углубляюсь в чтение.

«…С незапамятных времен по берегам неглубокого теплого озера Ильмень, богатого на улов и охоту, селились люди.
Разные люди.
Поди, разбери кто чьих кровей: славянских ли, угорских ли, нормандских ли, византийских ли, да ордынских, прочих римских, тюркских, печенежских, разного рода каганатских – неважно!
Надо ли разбирать-то, – кто чьих будет?
Всем места хватает на земле нашей! Широка, да бескрайня земелька-то русская. И везде на её просторах живут люди, хотя и с разным цветом кожи, разрезом глаз и верой в Добро Творца Всевышнего, да на одном языке говорящие, думающие.
На нашем, русском языке!
Потому как велик и могуч, сей язык-собиратель, любой диалект на земле-матушке гож ему и по нраву. Пока жив он, – жива и Россия наша Матушка, как бы кто Её не ненавидел, как бы козни Ей не строил!
Так случилось, что когда-то давно из царского села Коростень, – ещё при царе-Александре первом лечебные свойства Ильменьской грязи были известны, – что под Старой Руссой, к нам в нашу деревню Большая Витань пришли два брата-плотника: Федор и Герасим. По нраву они пришлись здешнему люду. Кому ж хорошие плотники не нужны? Да и им наша деревня понравилась, – строительного плотницкого материала вокруг было видимо невидимо, лес со всех сторон подступал к озеру.
И какой лес! Эх, тошнёшеньки! Не лес, загляденье одно:
Березы-красавицы,
осины-проказницы,
сосны-великаны
и елей целые «оравы».
Ну, какой плотник не оценит такое богатство, мимо пройдёт, а братья действительно знатные плотники царской Коростоньской усадьбы оказались, всё сразу оценили и прикинули. Вот и остались здесь, поселившись поблизости в трех километрах от Витани, на широком плоском холме Верещено, развалившемся на многие-многие километры на западном берегу озера…»

Ой, как там, у бабушки: «тошнёшеньки»!
Не про образование ли любимого родительского курорта Верещено на Ильмене бабушка Дуня пишет, что на грязевых источниках между Шимском и Старой Руссой недавно построен? Мы теперь туда всей семьёй каждый год ездим в новый пяти звездный санаторий коттеджного типа.
Это традиция!
Вообще-то там неплохо – место нежаркое, чудесный аквапарк на озере недавно открыли, вполне достойная дискотека по интересам и возрастам имеется, концерты, спектакли, гуляния там всякие, опять же чудесные грязелечебницы для суставчиков моих вечно «нудящих» имеются, – теперь в двадцать втором веке у всех суставы от малоподвижного образа жизни болят. Да уж больно хлопотно там, шумно и, как-то… несвободно, что ли. На всю территорию поселка зачем-то распространили санаторную зону с бесконтрольным Интернетом, как в дикие годы его становления век назад. Все фильтры и запреты для назойливых «рекламщиков», «популистов», прочих «брехунов» сняты, как говорят когда-то было, в начале двадцать первого, а выключить свои приемные устройства или заблокировать их полностью лично мне никак не удаётся, тут нужны специальные знания высококлассного программиста. Ну, как, к примеру, отключишь «чип» экстренной связи, в ухо вшитый при рождении? Не выковыривать же его оттуда ножом вручную.
Или выковыривать?..
Не-е! Это больно! Он хоть и снаружи в виде маленькой родинки на козелке пристроен, но когда мне его меняли в прошлом году, ухо весь день «зудело».
Ну, да Бог бы с ним, всё равно датчики регуляции боли, эмоциональной перегрузки, усталости, болезни, переохлаждения, прочего нежелательного соприкосновения со средой, которых в меня родители несколько десятков в раннем детстве в организм «понатыкали» – просто так не вытащишь. Да и не зачем вытаскивать, они своё дело хорошо знают, если что тревогу, куда следует, быстро передадут, а там службы тревоги, доставки, спасения. А всё оттого, что Человек – великая ценность! Каждый индивидуум, особенно мы женщины, потому как мы хранительницы генетических цепочек, их беречь надо, они источник информации и… жизни! Но на курорте по всем этим датчикам, как специально, такой «рой» всякой «ненужной» информации в организм «валит», что даже во сне на кровати подпрыгивать начинаешь, приплясываешь под незатейливую «музыку». В общем, хочешь — не хочешь, но приходится вырабатывать ко всему этому «бреду» настоящий иммунитет, как у нашего старшего поколения от прошлых лет выработался.
О-о-о! – так вот зачем… предки меня туда возят, да и сами, похоже, свой иммунитет там подновляют, поддерживают.
Хм, кто знает?.. Всё может быть!
Но, Боже мой, как люди в этом потоке бесконечной суеты, вибрации, не покоя, проще говоря «бесполезного информационного трепа», заменившего им практически всё вокруг и внутри себя, даже собственные мысли, вообще выжили?
Ума не приложу!
Лично у меня в этой «чудовищной вакханалии» чужих слов, мыслей, мелькающих картинок, символов, графиков уже на второй день сознание переворачивается, полностью отключая внутри меня всё, что мне действительно дорого, важно, ценно, ну вроде б и нет меня вовсе.
Ужас!
Как страшно потеряться в хаосе пустой суеты!
Как страшно вдруг разучиться видеть и слышать себя, окружающий мир, дорогих и близких по духу людей, перестать чувствовать своё собственное «Я», иметь свои собственные желания, суждения, мысли.
Как могло случиться так, что созданный человечеством сто лет назад Интернет для упрощения общения людей меж собой, вдруг уникальным образом лишил их – ну, нас, то есть – этой возможности, заслонив своей виртуальной действительностью «всё и вся»? С какой целью он, выступив неким электронным посредником, фильтром между людьми и миром, сделал нас бесконечно о-ди-но-ки-ми в нем? И почему или, может даже, зачем люди не замечали всего этого долгие десятилетия, да и теперь некоторые спустя целый век продолжают не замечать или усердно делать вид, что не замечают своего отчуждения?
Увы, ужасное, как и великое видится на расстоянии, вблизи же оно незаметно и непонятно, особенно если оно ново и гениально.
Вот он, «гениальный и ужасный» Интернет, что вселенское Зло и воспользовался этим, ворвавшись таким нелепым образом прямо в сознание человека, виртуозно дав ему нескончаемое количество новых впечатлений, заполняющих его без остатка, лишив тем самым его сил и воли к сопротивлению, самостоятельному мышлению: «…И власти не было над вами у меня, я только звал вас, ну, а вы (по доброй воле) отозвались. А потому меня не попрекайте, вините только лишь себя…» (по памяти – С. 14, с.22).
Счастье, великое счастье, что к нашему времени человечество всё-таки нашло в себе силы осознать нависшую над ним опасность и найти противоядие ей, ему – новому вселенскому злу, Злу. Теперь везде и всюду в нашей стране построены санатории, где специальные врачи-программисты, почему-то названные «проводниками», на манер широко известных старинных фантастических бестселлеров великого мыслителя-предсказателя Сергея Лукьяненко, в ненавязчивой развлекательной форме учат пациентов общению с виртуальной сетью, называемой здесь просто Виртушой, дабы та не передозировала их своей поистине необузданной мощью.
Зачем всё это?
Ну, не знаю, вообще-то у нас теперь по всему Союзу Сообществ, примкнувших к нашей программе защиты сознания человека от вредоносного воздействия электронных полей, уже лет так с пятьдесят, как запущенны специальные фильтры, не позволяющие Виртуше всеобъемлюще проникать в сознание. Но мама почему-то всё равно считает, что Зло рано или поздно проникнет в наше сознание, как случалось неоднократно в истории человечества. Зло изворотливо и живуче, нет ему конца в нашем мире, лишь добро, бесконечное Добро Вселенной способно его обуздать. А раз так, то каждый человек, ныне живущий должен выработать в себе некий психологический иммунитет, вроде как получить прививку. Что ж, мама, наверно, права, в учебниках истории много пишут о тридцатых годах нашего века, когда впервые за всю историю существования человечества население мира вдруг неожиданно стало убывать естественным путем – без войн и катаклизмов. Люди просто на просто почему-то перестали рожать детей. Три великих философских учения о душах наших не разумеющих – Устанавливающее, Увещевающее и Упрекающее – все как один к тому времени признали наличие в Виртуше сил Зла и призвали объединиться всё человечество вокруг Света. А оплотом такого Света в 2033 года стала наша страна, которая первая рассказала всему миру о выявлении прилипшего к сознанию человека электронного посредника, словно вируса болезнетворного, ниспосланный видимо Самим Всевышним для испытания Духа нашего и Его Самого, следовательно. Вот потому-то предки мои и возят каждый год меня сюда, в санаторий Верещено, где сама земля наша родненькая при помощи проводников-специалистов, конечно, поможет сделать и мне прививку от причуд электронного виртуального Разума, Виртуши. Полмира до сих пор не слышит и не видит этой опасности, отдавшись в полное владение царства машины, вырождаясь, исчезая.
Впрочем, как говорит папа, каждый должен иметь право выбора и он, выбор этот есть всегда, в любой ситуации, даже если это и неочевидно сейчас. Ну, да и хватит об этом.
Переворачиваю страницу в тетради и читаю.

«…А земелька-то на холме Верещено удивительная оказалась: жирная, плодородная, торфом и минералами избалована, плугом ни разу не тронутая. Да и кому тут трогать-то? Народ здесь живёт всё больше вольный, кочевой, сплошь рыбаки, да охотники со скотоводами, к пашне непривычные. Вот и позаросли травой, да кустарником поля наши вокруг рыбацких и охотничьих угодий, орешником лесным изобилует, до сих пор, кстати, дикий орешник в наших местах радует. Вкусно, не передать!
Одним словом, место отменное: «стройся, – не хочу». Хоть барские хоромы в два этажа ставь, хоть землянку рой, никто слова не скажет, к тому ж у братьев бумага важная от самого императора Александра-Освободителя на обустройство имеется, где б те сами не пожелали на «пустых» землях государевых остановиться. А здесь на пустынном холме в перелесье меж Шимском и Старой Руссой и есть «пусто», безлюдно кругом, никого. Впрочем, как и теперь, в конце нынешнего, двадцатого века!
Уехала молодёжь наша, потомки Федянькиных и Гераськиных в города разные, по всей стране раскиданные, во времена незабвенные, перестроечные в поисках лучшей доли. Опустела деревенька, – некогда братьями основанная в год великого освобождения от крепостного ига – одни избы их остались под дачные угодья приспособленные.
Ох, тошнёшеньки!
Но всё равно, даже в этом запустении красота-то какая вокруг стоит, глаз не отвести!
Видно за эту красоту, и приглянулся холм братьям, ушедшим в свободное плавание с нажитых, да невольных мест. Много тогда народу ушло в поисках воли и счастья. Так всегда бывает – свобода она всего дороже, даже если и не помышляешь о ней вовсе, но если вдруг Бог дал право выбора меж журавлем в небе и синицей в клетке (ну, в руке, то есть), настоящий Русский размышлять не станет.
Да они и не размышляли – чего ж тут думать-то? – строиться надо.
Герасим, младший среди братьев, – молодой, сильный, задорный, с характером. Славные хоромы себе построил, залюбуешься, до сих пор могли б Гераськиных радовать, да забрали их дом в конце двадцатых под правление колхоза, затем перед войной под почту пристроили, а уж после и вовсе сожгли, как бывшее пристанище фашистского правления во время войны Великой.
А изба Федора хоть и невелика была, всего на два окошка в передней, да с большим хозяйством на заднем дворе под скотину, больше века простояла по соседству с моим Домом, пока в канун Московской олимпиады последние его постояльцы – пришлые чужие люди – не угорели в нём по глупости собственной. Лишь после этой напасти разобрали крепкое сооружение. Теперь на его месте – упаси Господи – фермер поселился, точней фермерша. Кирпичный двухэтажный дворец «отгрохала» и ларек рядом для перепродажи втридорога пива, да прочего «барахла» дачникам, да туристам в деревню залетным, что на земли пустующие летом едут, что мухи на… понятно что. Неправильно это как-то, нескромно, суетно, что ли, не по-людски, нет бы молоком, да картофелем собственным торговала, как люди добрые делают. Ай, нет, ничего не выращивает, никого не разводит, зря только землю заняла, запустила, «запорошила».
Ох, тошнёшеньки!
А впрочем, чего уж там про неё говорить, люди ныне в деревне другие, незнакомые, – не наши Федянкины, да Гераськины, – чужие. Да и деревня ныне другая, чужая какая-то стала, одни мы с бабой Капой пока ещё и «брязжем» тут, на белом свете, а остальные уж давно на погосте у развалин старой церкви на вечный постой собрались. Ясно дело, что теперь про братьев в деревне уж никто и не помнит, даже могил их на деревенском кладбище не сыщешь, да и некому их сикать – последние Федоровичи, да Герасимовичи ещё в годы продразверстки сгинули.
Но чего уж теперь-то про то сокрушаться? Когда легко-то бывало?
То одна напасть, то другая! Да ведь только так-то Судьбы славные русские складываются! Только в преодолении себя Путь великий откроется, истинно сказано – «…дорогу осилит идущий». Да и не в этом ли задумка Создателя, – души наши на земле в рассудке пребывающие, томящиеся, обжечь в печи жизненной, что горшки глиняные. А не делать этого, так просто блага небесные в руки человеку дать, то и не будет у ни Судьбы, ни Пути, ни человека, – кисель один выйдет из него бесформенный, бесхребетный.
Ох, тошнёшеньки!..
Не веришь? Взгляни сам, что ли! Сидит «этакая амеба» с машинкой в руках, «гадким гаджетом» обзываемой, беседует по ней вроде как, а смысла существования своего на земле не понимает, не ведает, даже бабу рядом сидящую с ним не замечает, потому как узреть её не в состоянии, не говоря уж о том чтоб «окучить» её как Природой Матушкой ему назначено.
…»

— Вот… это… да! – удивлённо вскрикиваю, покрывшись мурашками. – Или нет, не так! Как там, у бабушки – «Ох, тошнёшеньки»!
Это надо ж когда ещё наши предки о нас всё знали, понимали, беспокоились, об опасности Интернета предсказывали, предугадывали. Впрочем, последний абзац, похоже, не бабушка писала, он опять на полях тем же мелким быстрым подчерком приписан. Но это неважно, всё одно эта запись из далекого прошлого, задолго до выхода Декрета 2033 года написана, когда многим стала понятна опасность виртуальных сетей.
Папа, ссылаясь на своего деда, – похоже, автора той самой книженции «Здесь Вам ни тут» – рассказывал, что люди к тому времени совсем одичали, обособились, перестали видеться друг с другом, ходить в гости. Просто-напросто это стало никому не нужным, лишним, даже обременительным. Вся информация об окружающей среде в рассудок человека поступала через некие электронные фильтры в виде набора символов, графиков, рисунков. За неимением визуального контакта свои эмоции люди выражали некой желтой рожицей в виде улыбающегося или грустящего колобка – был такой персонаж в детских сказках двадцатого века. Со временем люди перестали выходить из дома. Ну, незачем стало это делать, да и некогда – столько всего интересного, яркого подкидывала им Виртуша, что только успевай это воспринимать, а остановиться невозможно, паутина «засасывает». Продукты и прочие товары первой необходимости научились передавать прямо по сети, с помощью специальных порталов и каких-то там «три-де» принтеров, прямо в квартиры. Правда, они, товары эти перестали быть живыми, настоящими, то есть выращенными на земле и в воде естественным, органическим образом. Но это ничего – генное моделирование научилось делать с помощью химических реакций и соединений практически полный их аналог. А вкусовые, слуховые и обонятельные усилители вообще отучили людей от нехимической пищи, – она стала просто невкусной для подавляющего числа людей.
Деньги, магазины, школы, поликлиники, офисы, библиотеки – буквально всё стало виртуальным. С помощью специальных программ и электронных трехмерных голограмм, создавалась полная иллюзия присутствия человека в любой точке мира. Люди научились буквально за секунду перемещаться в любую точку планеты, виртуально конечно, и при необходимости беседовать друг с другом с помощью своих «электронных двойников», объемных голограмм. Это казалось очень удобным – не надо ничего строить: ни новых жилых домов, ни гипермаркетов, ни театров, ни дорог, ни больниц, ничего! Не надо бесконечно убирать улицы! Просто создаешь в Виртуше очередной сайт, портал, чад, куда люди, не покидая своего электронного рабочего места, некого пульта управления своим электронным «Я», виртуально как бы перемещаются и как бы общаются там, реально не видя и слыша своего собеседника. Эффект присутствия оказался настолько реалистичным и полным, что выбираться из кресла электронного рабочего места управления виртуальным «я» стало не только не нужным, но и опасным. Ну, ведь отвыкли люди ходить, если б не потребность в исправлении естественных надобностей, то ноги вообще б атрофировались за ненадобностью. Даже на виртуальный стадион забрести стало возможным, виртуально побегать, виртуально поиграть в футбол, забить гол, да мало ли чего захочется сделать виртуально с заранее известным положительным итогом. Ну, а что ещё надо?
Но это ещё что? Цветочки!.. Ягодки ждали впереди.
К началу сороковых в Виртуше ещё более всё упростилось: появились телепатические датчики, позволяющие вообще полное бесконтактное существование в сети – ну, не шевеля ни единым пальчиком, то есть, не говоря ни единого слова. Команды считываются прямо с человеческого мозга, машины мгновенно воспринимают их, создавая в ответ специальные виртуальные образы прямо в рассудке нашем телесном.
Недавно папа дал мне посмотреть старинный, столетней давности фильм о наших сегодняшних днях, их, то есть, «светлом» будущем. В нём было предсказано, что Виртуша якобы создаст робота-терминатора с искусственно выращенной ею живой плотью человека, дабы тот ничем не отличался от людей, и мог легко войти в их, наше, то есть, человеческое общество.
Смешно!
Впрочем, откуда автору этого фильма, могло быть тогда известно, что этого просто-напросто не понадобится. Спустя всего-то тридцать-сорок лет машины заберутся прямо в мозги человека и просто создадут там те формы и образы, какие захотят сами, любую реальность, абсолютно любую, верша тем самым свою собственную неуправляемую никем искусственно-интеллектуальную игру Зла. В результате на малочисленных улицах, где перестали ездить машины, трамваи, автобусы, а пешеходы спешить по своим неотложным делам, люди встречая подобных себе, перестали замечать их, проходя мимо, полагая очевидно, что перед ними трехмерный глухонемой «глюк». А может и потому, что без вездесущей Виртуши человек уже был не в состоянии отозваться на телепатические запросы себе подобного, а переходить на прямую контактную речь, глядя прямо в глаза друг другу, люди уже не умели, разучились. Да и сейчас, спустя почти век после Декрета далеко не все вспомнили, как это делали их далёкие предки, оставаясь некими социофобами. Вот и перестали детишки появляться на свет Божий. И не потому даже, что люди не могли уже их производить, генетика к тому времени достигла невиданных чудес в клонировании. И, конечно же, не потому, что Виртуша была против этого, всё-таки первичность человеческой мысли, как искры Божьей во всех её проявлениях никто отменить не сможет, даже Зло вселенское, да и зачем отменять, если и так всё подвластно ей. Просто люди искренне перестали хотеть иметь детей, потому как с детьми хочешь, не хочешь, но общаться надо, а они разучились это делать.
Не все к счастью разучились, и не все не хотели.
В то героическое время в нашей стране уже многие осознали эту опасность, очень многие стали бить тревогу задолго до принятия в 2033 году Федерального Закона, названного позже Декретом освобождения территории России от неограниченного распространения электронно-магнитных полей. Это стало некой национальной Идеей. У нас появилась некая специальная экологическая комиссия по очистке всего наземного пространства от всякого рода вредоносных неосязаемых физических волн, неординарно воздействующих на живые организмы. При этом Виртуша, широко представленная в них, была убрана в безвредные керамические трубы и взята под полный контроль специального ежегодно выбираемого Совета Старейшин по сохранению сознания и здоровью рассудка граждан из двенадцати человек различных областей деятельности человека: здравоохранение, образование, искусство, наука, законотворчество, оборона, правохранение, предпринимательство, промышленность, сельское хозяйство, философия, религия.
Результат не заставил себя долго ждать, он оказался ошеломляющим!
Через год рождаемость в нашей стране выросла вдвое, а уже через три – в пять раз. И это всё на фоне продолжающегося угрожающе быстрого исчезновения населения на всём земном шаре в других неохваченных Декретом странах и континентах.
Как это стало возможным?
Папа говорит, что не может русский человек не общаться с себе подобными, ну не может и всё! Что тут странного? Не умеют настоящие русские мужчины не касаться настоящих живых женщин, а настоящие русские дамы обходиться без настоящих мужчин, и если что-то мешает тому, то русские всё снесут на своем пути, всё уничтожат и уж тем более какие-то виртуальные условности и неосязаемые поля.
Вот так и не стало никаких вредоносных электромагнитных полей на территории всей в прошлом Российской Федерации, а чуть позже и никакого свободно гуляющего Интернета на всей территории Исконной Руси Великой, то есть там, где живут русско-мыслящие люди с настоящим живым интеллектом и простым желанием – любить и быть любимым. Не стало его, прежде всего в головах наших. Виртуша вернулась к тому, чем должна была быть, – обычным средством передачи информации.
Ах, Боже мой, что тут началось?
Уже спустя пять лет после Декрета как-то, как само по себе нормальное, естественное, возникла Федерация русских земель, на территорию которой распространилась наша русская Идея по очистке воздушного пространства. А ещё через три года, к 2041-му наше общее население выросло в восемь раз: правда, и за счет приезжих в том числе, потянувшихся, на так называемый в мире, свет жизни. Это само как-то случилось, территорию присоединившихся к Декрету стран преимущественно старой Исконной Руси, люди стали называть территорией Света, а федерацию соответственно – Светлой Русью. Спустя ещё двадцать лет, в 2061-ом году у нас в Санкт-Петербурге состоялся планетарного значения съезд делегаций стран, также решивших присоединиться к русской Идее. В результате его работы образовался Союз Сообществ со Светлой Русью, главным объединяющим над конституционным документом которого была принята Декларации независимости от электромагнитных полей и виртуальных сетей. В него вошли практически все Славянские, Германо-Римские, Индо-Персидские и Монголо-Китайские сообщества, осознавшие, наконец, необходимость скинуть с себя путы заокеанского искусственного интеллекта. Вот так на географической карте Земли снова появился СССР, впрочем, эта аббревиатура до сих пор не всем нравится почему-то, видно что-то напоминает, а потому широкого распространения не получила, гораздо чаще наше новое государственное объединение называют просто Светлый Союз.
Ах, тошнёшеньки, красота-то, какая, аж дух захватывает!
О! Да я совсем, как бабушка Дуня заговорила. Отвлеклась что-то, пора к диалогу… со Временем… возвращаться.

«…
Впрочем, то мне не ведомо, – это теперь ваше дело, молодых, да умных дела вершить, думать, в будущее заглядывать. Вы теперь в ответе за него, не я, но будущего нет без прошлого, из него оно вытекает, а значить знать надо. Много в нём совпадений разных, непонятных, мной неразгаданных случилось, видно неспроста это всё, важно, вот потому и пишу вам… тебе… о них.
Слушай!..»

Словно ко мне обращены слова из тетради. Снова вся покрываюсь мурашками. В надеже поднимаю глаза на улыбающуюся Богородицу и, словно получив одобрение Её, читаю дальше.

«…Отец Ваньки, дед Егор Фёдорович, младшим сыном родоначальника Федюнкиных в Верещено оказался, как и сам Ванюша в семье его с бабой Настей, женой единственной, любимой, Настасьюшкой. Он, как и Иван, когда-то дом свой, что сгорел от лесных пожаров летом 1912 года, сам строил на фундаменте отцом заложенным. Как и отчего старший из братьев-основателей деревни умер, никто и не помнит теперь, год из памяти давно стерся, но то, что сразу после крещенских морозов дело было, помнили, в начале февраля по новому стилю. О том и запись в церковной книге была когда-то. Летоисчислением на деревне, как и везде батюшка ведал, все даты и праздники по книгам и тетрадям своим, мудреным определял.
Случайность?
Не думаю.
И вот ещё что: братья-то эти, плотники Федор и Герасим когда в Большую Витань пришли у деда моего Михаила – отчества не знаю, не было тогда отчеств – квартировали, сдружились с ним крепко, а уж затем благодаря дружбе этой и остались, новую деревню создали.
О, как получается! Опять случайность?
Бог весть, «может и случайность», но, что-то думается мне есть в этом какая-то закономерность, – не случайное то, что случайно. Да и вообще, много их случайностей-то в жизни нашей с нами случается. Не чудо ли это?..
Как теперь это было, – отгуляла, отплясала, отгремела в феврале 1938 года наша с Ванюшкой свадьба в доме моём отчем. Поздно ночью разъехались по соседним деревням и хуторам все наши многочисленные родственники, друзья, односельчане. Лишь под утро пешком отправились мы с ним в наш новый дом. Тогда я ещё не знала какой.
Помню, помню, как с удивлением и трепетом коснулась я теплого низкого косяка на входной двери, как поскрипела дверью, как потянула влажный теплый воздух в сенях, отодвинула ситцевую занавеску, за которой уютно пристроился полог. Помню, как зашла на маленький задний двор для скота, как заглянула на чердак, в подвал, в чулан, забралась на огромную белую печь на кухне и остановилась в комнате перед иконой Богородицы, взирающей на меня с еле уловимой улыбкой и печалью.
Всё помню, как и когда-то, двадцать один год назад в день странный, для меня и дома моего в феврале 1917 года несуществующий.
— Здравствуй, здравствуй, Пресвятая Дева Мария и Сын Твой Божественный… Ваш Сын… Его! Вот значит, как вышло всё, не привиделась Ты мне в день тот незапамятный, несуществующий. Прости, прости мне, Господи, вольности мои, слова и мысли эти грешные, прости мне, — шептала я, крепко обняв икону наяву, когда-то мне привидевшуюся.
— О, каком незапамятном дне, Дуняшка, ты иконе маминой шепчешь? – помню, очень тогда удивился Иван.
— Не спрашивай, Милый мой, не поверишь ты, – отвечала ему, – но знакома я с Заступницей мамы твоей, видела Её в день, не знаю, как и сказать-то… не существующий. Виделась и с отцом твоим в феврале 1917 года, до… рождения моего, в день ухода его из мира этого.
— Ну, что ты, что ты Дуняша, напугалась так, – помню, говорил мне Иван, – верю, верю я тебе, глупышка моя. Жизнь на земле – есть чудо великое, удивительное, необъяснимое, лишь Богу понятное. Неспроста видно тебе тогда отец мой привиделся в день безвременный, но на самом деле реальный. Не сошла ты с ума, не заговариваешься, не чудишь, знаю это. Просто нет в «царстве небесном» понятия «времени», нет и логики земной, последовательности, вот и пришёл отец мой к тебе, тогда не родившейся ещё, как и сам он на грани миров находящейся. О себе знать хотел поведать, о задумках своих несбывшихся, напутствие дать родственной душе, коей ты одна оказалась в том безвременье. Видать точно знал, что моя ты будешь, и что в дом этот со мной войдешь, и детей наших родишь, воспитаешь, генетическую цепочку его, мою, нашу продолжишь…
Ох, тошнёшеньки!
…»

Ай, да Иван, ай да молодец мой пращур!
Настоящий мужчина, про таких, как он в «мильтивизоре» теперь говорят: «Мужик сказал, – мужик сделал»!
Вот и он: собрался жениться – пошёл дом, прежде чем свататься построил, не ожидая, что ему его кто-то на блюдечке преподнесет.
Помню, наша классная на уроках истории в школе, Валерия Анатольевна – хороший специалист, кстати, всё досконально про нашу страну знает, – нам рассказывала, что в конце двадцатого века люди совсем почему-то деградировали, ничего сами за себя решить не могли, от того и попали под влияние искусственного разума Виртуши. Но видно не совсем так дело-то обстояло, вон ведь у моих прапрапрародителей в двадцатом веке всё в жизни как надо случилось: хорошо, светло, правильно, совсем, как теперь в двадцать втором. Впрочем, события, описываемые Дуняшей, бабушкой Евдокией в зелёной тетрадке, кажется, несколько раньше были, ещё до войны ужасной, Великой. Они тогда в 1938-ом – вот же чудо! – как и мы, теперь, в 2095-ом несмотря ни на что по правилам тысячелетним испытанным, поколениями написанными, жили, хотя у них никакого «Кодекса чести и добропорядочности» и в помине ещё не было.
В учебнике сказано, мол, с приходом в нашу жизнь компьютеров люди совсем одичали: жить стали, как вздумается, делать и говорить – что захочется, ставя во главу угла лишь собственные желания и потребности, выдумали красивую формулу, так называемой, борьбы за права человека. Какой борьбы? С кем? В результате каждый стал бороться с каждым за себя любимого, отбросив напрочь какие-либо сомнения и ограничения, а главное свои обязанности перед обществом, семьей, всеми, и в результате получилось так: «кто смел, тот и съел». Исчезли с планеты Земля понятия «честь», «совесть», исчезли традиции, пропала вера в Свет и боязнь пасть во Зло, люди перестали понимать друга, любить и быть любимыми. Прав в социуме стал тот, кто сильней и наглей. В этот момент и появилась отдушина – виртуальный мир, – куда люди вынуждены были спрятаться друг от друга.
И что в итоге?
Куча самовлюбленных аристономов, лишь блюдящих своё личное неделимое ни с кем – даже с самыми достойными из достойных рядом – чувство собственного достоинства, которое на самом деле отвергает важнейшее из условий выживания цивилизаций, наций, социумов. А именно: смирение с действительностью и понимание людей в ней!
Результат известен – цивилизация в опасности.
Ох, ты, тошнёшеньки!
Кто остановит всё это? Кто? А главное как?
Люди разучились говорить друг с другом, не то, что б слушать какие-то там нравоучения, призывы, наставления.
Но как бы то ни было именно в это время, в начале тридцатых годов нашего века во всех виртуальных сетях мира вдруг появилось невероятное историческое обращение к людям, в последствии названное «Воззвание Всевышнего», которое гласило:
«Всем, всем, всем, людям земли, живым Моей мудростью, собственным достоинством и умением любить ближнего своего!
Милостью Своей всепрощающей в последний раз даю вам глаза и уши, дабы услышать и увидеть мир вас окружающий, Мной для вас некогда созданный. Но если вы по неразумению гордыни собственного не принимаете того, то предстоит вам сгинуть в недрах разума искусственного, чужеродного, заполонившего все и вся в сознании вашем дьявольском. Всем же верующим в Меня, Мне, предавшимся – дарую независимость от Зла электронного, виртуального.
Да имеющий уши – услышит!
Да имеющий глаза –увидит!
Аминь».
О, как!
И что совсем удивительно Воззвание это было сделано странным образом – не буквами и символами, не звуками и словами, а мысленно, нематериально, что ли, духовно, подсознательно как-то. Его нельзя было не прочитать, не услышать, не увидеть, но оно звучало и виделось Гласом Великим – до сих пор звучит и видится –на всех сайтах и страницах Виртуши. Правда, слышали и видели его – и теперь, кстати, – не все, далеко не все, лишь немногие, избранные, коих всегда в переломные века цивилизации подавляющее меньшинство. И так случилось почему-то, что теми немногими оказалась мы, русские, правильней сказать русско-мыслящие посетители виртуального мира. Именно нам принадлежит первенство в принятии в тридцать третьем году своего Федерального Закона – Декрета освобождения территории от электронно-магнитных полей от 2033-его, который в последствии чаще стали называть «Кодексом чести и добропорядочности», который мы традиционным, материальным образом разместили во всех виртуальных сетях мира.
Как выяснилось, спустя время, наш Кодекс, состоящий в принципе из всё тех же десяти заповедей Всевышнего, понадобился многим народам, государствам. Теперь эти правила знает каждый школьник всего нашего огромного Светлого Союза. Простые, казалось бы, постулаты, само собой разумеющиеся и существующие, как выясняется, на земле Всегда, вдруг восстали из небытия, ожили, заиграли, и…
…и изменили мир вокруг нас, сделали его чище, уютнее, понятнее, даря нам всем, как и прежде, веру в справедливость.
Так, а к чему бы это я опять всё это вспоминаю?
Ах, да! Мужик сказал, – мужик сделал, вот я к чему. Оказывается, и эта мысль не вчера возникла, а с незапамятных времен у мужчин русских была, а я-то глупенькая грешным делом думала, что это только Кодекс чести их на путь истинный поставил, где один из пунктов теперь утверждает нам:
«Женщина на всей территории Светлого Союза – есть основополагающая составляющая главной ячейки общества, семьи. Всякий мужчина, вознамерившийся предложить себя на почетную роль главы этой ячейки, должен пройти специальное исследование, состязание на предмет состоятельности своей в качестве мужа избранницы, отца детей их совместных и попечителя старшего поколения семьей. Соискатель на это почетное право должен подать соответствующую заявку в комиссию, состоящую из его избранницы; её и его родителей; представителей служб защиты прав женщин, детей, стариков, генетики, планирования и прогнозирования семьи, здравоохранения и веры».
Зачем всё это?
Ну, как же, женщина теперь – величайшая ценность!
Равенство прав и возможностей, принятое некогда за некую догму в двадцатом веке, здесь совершенно не при чем. Ну, не до жиру теперь в начале 22 века, не до глупостей там всяких, выдуманных эмансипированными особями «дикого времени». В канун вымирания человечества вдруг выяснилось, что разные мы с мужчинами и задачи у нас на земле-матушке разные, а отрицать это глупо, а главное опасно. Потому как мало нас, женщин на земле осталось, лишь двадцать процентов от стремительно убывающего населения земли. Вот и приходится беречь их, ну то есть нас, женщин, чтоб мы вовсе не исчезли. Никакая пробирка тут не поможет, никакая наука распрекрасная, вымрет человечество без женщин, как уже не раз на земле бывало. Жди потом, дожидайся пока Всевышний заново решит места эти, некогда обетованные, заселить. А Ему это видно уже порядком надоело, вот Он и подбросил в искусственный интеллект Декларацию эту свою о достоинстве человека, пока мы сами там все не передохли.
Вообще-то странно, что к нашему 2095 году женщин стало так мало. Хотя конечно давно известно, что мальчиков рождается больше, чем девочек, но всё-таки не на много, всего на пару-тройку процентов. И это объяснимо почему, – мы девчонки более живучие, приспособленные к внешним факторам, хотя и считаемся «слабым полом». Да и живем мы дольше лет на пять-десять, видно доля наша такая Создателем задумана, – всё в этом мире до конца доводить приходится, до самого последнего конца, до точки есть.
Во всем и за всех в семье нашей мы, женщины в ответе!
Ну, недаром же идентичность рода и племени детям с молоком матери передается, а не крови там какой-то или фамилии, когда-то придуманной.
Но всё-таки, всё-таки, как могло случиться так, что в тридцатые годы двадцать первого кибернетического века произошёл странный сбой в устройстве жизни человека на земле? И какой сбой, чуть было всю нашу цивилизацию не уничтожил. Как случилось, что под обаяние красочного, цветного, непредсказуемого виртуального мира попали молодые и доверчивые девочки, цвет генофонда человечества?
Не они одни, конечно, но они, больше всего!
Ох, тошнёшеньки, как не просто противостоять обилию новых интересных впечатлений, эмоций, встреч и переживаний. Сума сойти можно! Я и сама ужасно боюсь попасть под их влияние, даже под присмотром специальных учителей-проводников в новом санатории на озере Ильмень. А уж тем более без них доверчивые и впечатлительные девочки-красавицы, как мотыльки летят на «свет» Виртуши-обманщицы к самым высотам своих идеалистических представлений о совершенстве. А оттуда, как выяснилось, никто не возвращается. Без еды, воды и внимания со стороны занятого собой мужского населения девочки навсегда растворяются во вселенском Зле.
К чести мужчин, русских, кстати, наших, которые, как выяснилось, даже в Виртуше не смогли обойтись без водки, бани и… женщин, они первые услышали Воззвание и вступили в бой за нас. Теперь мужчины в нашей стране, да и во всем Светлом Союзе – за вторую половину человечества не скажу слишком «высоко» поднялось оно над землей, – берегут нас «пуще зениц своих». Вот только не думала я, не знала, что когда-то давно два века назад мужчины уже также к своим девушкам относились: бережно и внимательно, думами своими не с компьютером делились, а со своими женщинами, основой семьи всякой.
Впрочем, тогда в 1938 году компьютеров, кажется, ещё не было! Вот значит где Зло великое кроется.
Странно! Но почему-то мы и теперь от них не отказались, лишь под контроль Совета Старейшин поставили, да прививку от Зла электронного в санаториях ежегодно проходим.
А это потому видно, что прогресс не остановить. Зло не в том, что новые возможности перед человечеством открываются, а в том, что этими возможностями Зло порядок вещей Всевышним задуманный и суть жизни Его нарушить стремится.
Впрочем, знать бы наперед – в чем суть-то эта! Как понять это?
Бог весть!
Может бабушка Дуня знает, вон, сколько всего она задолго до нашего времени уже понимала, ведала. Неспроста видно тетрадь её мне в руки попала, не оторваться мне теперь от её мыслей её, чувствую – важно все это, очень.

«…- Он и к нам с братьями со своим наказом пришел, – продолжал Иван, – когда мы готовы услышать его стали. Не один пришёл, с дедом Фёдором, великим мастером плотницкого дела. Неспроста ведь мы для тебя, невесты моей будущей, неведомой ещё тогда мне, никому, в прошлом году дом этот на отцовском фундаменте строить затеяли…
— Ванюша, как же так? – спрашиваю, – а ведь и верно, мы с тобой прошлой весной и знакомы-то ещё не были.
— Во-во, а я про что тебе говорю! – смялся Иван. – Как и тебя в семнадцатом, меня словно бы кто позвал в феврале прошлого 1937 года, когда ещё мороз на дворе стоял, и снега тьма тьмущая на батькином фундаменте лежало.
— Как так позвал, Ваня? – вскрикнула я. — Меня тоже, тоже словно бы голос, какой, а кто – я не видела, просто догадалась потом, что отец твой.
— Вот, вот, Дуняша, именно так. И я тоже никого и ничего не видел тогда. Да если б и видел, то, вряд ли б понял – кто передо мной, только я точно знал, что это он, отец зовет меня и наставляет дом на его фундаменте поставить, говорит, мол, встреча тебя скоро ждёт важная, судьбоносная, с тобой встреча, Дуняша, – уверенно так, спокойно сказал тогда это он.
Эх, тошнёшеньки, помню, как хорошо на душе мне тогда стало, тепло, уютно, уверенно, захотелось жить, просто жить, очень-очень захотелось и детей рожать… много-много, наших с Ваней детей.
Ох, расчувствовалась что-то я тут сама себе и мыслям этим из далекого прошлого прекрасным…»

— И я расчувствовалась вместе с тобой, бабушка ты моя, Дуня! – шепчу, глядя в удивительную тетрадь, радуюсь, плачу.
Вот и мама моя также считает, что самое главное в жизни – это семья, счастье семейное. Она часто повторяет старую её мамы поговорку, когда мы спорим с ней по какому-нибудь поводу:
— Ты хочешь оказаться правой… или счастливой?
— Счастливой! – отвечаю.
— Тогда не спорь, а слушай и думай, вникай.
Мама говорит, что любить и быть любимой – вот главный и, возможно, единственный смыл жизни человека на земле! Любить и быть любимой, сохраняя и созидая жизнь, развивая и преумножая её, – это единственная и ни с чем несравнимая правда жизни, её естественная Истина, подлинное добро, Добро вселенское.
А всё, что во вред жизни направлено, – есть зло, Зло вселенское.
И любой спор здесь – пустая трата времени, тщета!
Впрочем, она предупреждает – Добро не должно стать всепоглощающим, на блюдечке преподнесенным, не требующим от человека преодоления. Потому, как если в жизни совсем нет трудностей в достижение этой Истины, то и счастья у него будет не полное, кисельное, неосязаемое и неохватное в бесконечности, а любая бесконечность, видимо, конечна, правильней сказать – это и есть конец его, Его: счастья, Истины!
Да я и сама недавно в учебнике «Физполей пространства и времени» вычитала, что сжавшаяся когда-то в бесконечное «ничто» материя, дойдя до своего абсолюта, не осталась в нем в угнетённом равновесии, а совершила неслыханный по масштабу пространства и времени взрыв, разбросав свои «ошметки-галактики» в необъятные просторы космоса. Но вот беда, из всего этого следует, – наши ученые давно доказали это – что всевозрастающая ныне в бесконечности материя в итоге всё равно сожмется во все уничтожающее «ничто», в «черную дыру», так называемую, для того чтоб заново взорваться вновь.
«Да будет Свет, да будет Твердь, да будет Жизнь», так, кажется, всё начиналось… для нас и так, увы, всё закончится.
Ничто не может находиться в равновесии абсолютно, ибо нет ничего абсолютного, даже Зла, даже Добра: любви и счастья, ненависти и горя! Это ведь ясно, ясно, ясно…
А что есть?
Не знаю, надо… папу спросить, – в чем же всё-таки смысл нашей жизни?
Помню в детстве, когда мне, кажется, было двенадцать, папа из семейного архива дал почитать дневник 2014 года Насти Солнечной, в котором та писала школьное сочинение на тему «Жизнь», где тоже, как и я, пыталась найти «правду жизни». И – если правильно помню, – нашла её в простом умении, а точней желании слышать и видеть окружающий мир, своих родных и близких в нём, предков по крови и разуму, ценить каждый день, проведенный вместе, любить и понимать их и себя здесь и сейчас, и не только…
Теперь, в нашем 2095 году это особенно актуально. Сегодня, люди, к удивлению, по-прежнему хотят доминировать друг над другом, возвышаться, чувствовать себя более значимыми, хотя полтора столетия на Земле нет мировых войн. Впрочем, папа говорит, что войны прекратились не потому, что люди наконец-то достигли великой мудрости и образованности, а лишь из-за того, что с развитием виртуальных сетей стало незачем вообще чего-либо достигать, – всё-всё, что любому рассудку человеческому угодно было в Виртуше доступно без каких-либо ограничений. Но само по себе это, видимо, не есть ни добро и ни зло, это… лишь другая бесконечность, реальность – искусственная, неживая, несуществующая, обманная, справится с которой, способен не каждый.
Во всяком случае, так папа считает.
Люди единственный реальный источник живой мысли на Земле, никакой виртуальный разум не способен заменить человеку человека, обогатить и приумножить жизнь, знания, мысли.
Какое чудесное слово – обогатить, словно б насытится Богом.
Кто – Он, этот Бог? Какой? Строгий или добрый? Всё разрешающий или всё запрещающий?
Нам, мне не ведомо. Одно ясно Он живой, весь пронизанный нашими мыслями, как человек капиллярами, нервами.
А раз так, то людей надо беречь.
Всех?
Всех! Всех-всех… без разбора.
Мы должны держаться друг за друга, ценить, слушать, видеть, беречь и радоваться возможности видеть и слышать себе подобных.
В этом правда! Так пишет Настя Солнечная.
Её рассказ должен был остаться в сетях Светлого Союза до сих пор, надо бы найти его, перечитать.
В начале двадцать первого века, люди ещё делились своими сокровенными мыслями друг с другом, писали то, что чувствовали, хотя и прятались за вымышленными именами. Теперь, в 2095 году, можно сказать на заре двадцать второго века во всемирной Виртуше, да и не только в нёй, почти не осталось слов, букв, знаков, многие языки потеряны навсегда. Общение людей превратилось в некое воздействие «магнитных», или гравитационных – кто их разберет? – полей с помощью различного рода электронных приборов, создающих немыслимые образы и виды, проникающих прямо в нейроны головного мозга, в рассудок, минуя наши глаза и уши, превращая людей в подобие роботам, воспринимающих информацию телепатически. Весь вопрос в том – какую информацию в итоге мы воспринимаем сквозь электронику, Виртушу.
К счастью, благодаря нашему «Кодексу чести и добропорядочности», есть надежда, что «так будет не всегда», в одном из его правил, ещё в 2033 году написанном, сказано: «Каждый человек – великая ценность, являясь нескончаемый источником мысли, а, следовательно, жизни. Поэтому каждый на всей территории Светлого Союза должен уметь формулировать свои мысли вслух, записывать их буквами хотя б на одном из известных ныне языков Мира, слышать и воспринимать живую человеческую речь без использования любого рода вспомогательных датчиков».
Смешно, мы, люди практически уже двадцать второго века, снова учимся слушать и слышать, смотреть и видеть, читать и писать, вести, как и прежде, живые материальные дневники в обычных зелёных тетрадках, вот прямо, как у моей пра-пра-пра… бабушки Дуни. Впрочем, пока немногие научились этому, это ведь действительно не просто, трудно, целая наука – «чистописание», в институтах учат.
Папа часто говорит: «…всё в нашей жизни познается в сравнении, всё должно быть в гармонии, балансе, равновесии, состязательности, развитии, стремлении совершенствоваться, но совершенствоваться не просто так, а во имя продолжения жизни, настоящей Жизни, не иллюзорной».
Вообще-то, это всё так просто, так понятно, естественно, как воздух для жизни!
И, Боже мой, какое это счастье уметь самому читать и воспринимать живые мысли автора. Как хорошо, что я умею читать живую письменную речь, живой подчерк своей бабушки, истории. Увы, немногие, это делают теперь, не умеют. Жаль вас. Мне же посчастливилось, читаю дальше, слушай:

«… и он, увидев, мою случайную радость, успокоено заулыбался в ответ.
— Ты знаешь, Дуняш, весной прошлого года, не сговариваясь, из Ленинграда один за другим приехали братья Мишка и Лёшка, сказали, мол, дом на отцовском фундаменте ставить надо. А я накануне в Шимске, как раз разрешение на рубку леса справил, выдумал, мол, женюсь. Вон, как вышло-то: не врал, получается, хотя тебя лишь осенью встретил, когда в бригаду к Михаилу Михайловичу наниматься пришёл. Помнишь?
— Как не помнить? Сердечко, так и ёкнуло, лишь увидела, как во двор входишь.
— А у меня, – говорил Иван, – будто отец в ухо шепнул, мол, вот она, невеста твоя… Я после того дня с ним и дедом Фёдором, которого, кстати, ни разу в жизни не видел при жизни, каждую ночь во сне виделся. Торопили они меня шибко. Ранние морозы на дворе по ночам встали, а до крыши мы с братьями не добрались ещё. В науке плотницкой, хоть и потомки мы с братьями знатных мастеров, но мало, что мыслим, некому было нас в детстве учить. Батька Егор Федорович рано умер, сама знаешь, мне лишь четыре года было, а братьев-подростков после пожара отец в Петроград к брату Ивану Федоровичу на завод судостроительный в подмастерья пристроил. Выбирать не приходилось, выживать приходилось. Вот и пришлось нам с ними на ходу плотницкому делу учиться, – рассказывал он, – бывало, вижу во сне, как отец с дедом рядом стоят, молчат, показывают, что и как, а я смотрю на их руки, учусь вроде как, киваю. А утром, проснувшись, бегу делать, как показали. Не чудо ли это, Дуняша?
— Чудо, Ванюша, чудо великое, – испугалась тогда я очень. – А братья, братья твои старшие, – спрашиваю, – тоже видели их, тоже учились?
— Мы меж собой про то не сказывали, некогда было, каждый сам знал, что и когда делать. Вообще-то они ещё в начале лета уехать должны были, да так и не ухали, пока дом под крышу не подвели. Видно неспроста?
— Конечно неспроста, Ваня, – отвечала ему, – стало быть, и к ним отец с дедом приходили, наказ помочь тебе свой давали, ведь семья мы одна, общая, нет ничего важней её на земле для каждого из нас.
— Правильно, Дуняша, правильно, – вскрикнул Иван обрадовано, – эх, хорошо ж то как! Вот и мама моя так рассудила. Богородица эта, что в руках твоих теперь, ей ...

(дальнейший текст произведения автоматически обрезан; попросите автора разбить длинный текст на несколько глав)