2. Честь.

…Когда крестьянин закончил, в зале наступила относительная тишина. Кто-то скрипел новыми сапогами, кто-то шумно чесался, кто-то вполголоса говорил… Но взгляды впередистоящих сомкнулись на одном человеке, и теперь казалось, что все смотрят на благородного рыцаря де Борво, опустившего глаза и усиленно теребившего пряжку ремня на объёмном животе.
Стоявший в окружении придворной знати, а теперь оказавшийся в одиночестве, барон был очень зол – но не подавал вида.

А вот его давний оппонент – герцог де Ульмен – не мог устоять на месте. Он переминался с пятки на носок и, убрав руки за спину, взирал на происходящее с видом Защитника, явившего торжество справедливости.
Хотя, многие в этом зале понимали, что справедливость тут вовсе ни при чём. Просто герцог барону… мстил. Мстил, как казалось некоторым, за своё недавнее поражение на турнире Священного Кубка. Другие же подозревали, что дело тут совсем в другом. Просто герцогу – давнему сопернику барона в погоне за боевой славой – тяжело давался тот факт, что де Борво, не умея быть первым ни на пиру, ни на турнире, пользовался поддержкой самого Короля! Тогда как герцог, не раз побеждавший многих, да и того же барона, подобного нисхождения не получал.
Помнится, даже награду за первое место на Турнире Четырёх Мечей рыцарю де Ульмен вручал не сам Король, как полагалось правилами, а придворный паж – из рук Королевы.
Однако же, чтобы поощрить единственную победу барона месяц назад, сам Король соизволил перегнуться через перила ложи, чтобы накинуть ленту победителя на бароновское копьё…
Вот и пускай Его Величество послушает про своего любимца. Уши Наместника, это, конечно, не уши Короля, но Наместник всё-таки, лицо особо приближённое, и Король к его словам прислушиваться должен…

Эти же мысли герцог давеча высказывал крестьянину, попутно инструктируя его, как и о чём следует рассказывать, чтобы описать барона и содеянное им в самых чёрных красках. И мужик не подвёл!
Сам крестьянин стоял прямо, расправив спину и заткнув большие пальцы рук за пояс, упирал взгляд в подножие кресла Наместника. Непоколебимый, как скала. Это был час его триумфа…
Крестьянина звали Франц, и он давно не верил в превосходство знатных одёжек.
А вот бабка-повитуха, некогда сумевшая вытащить Франца с того света, при таком количестве придворной знати оробела. И, осторожно пятясь, потихоньку заползала за широкую мужицкую спину. С неё-то старой спрос невелик, её и тогда никто слушать не стал, да и сейчас – что там слова о ранах деревенской девки, давно умершей к тому же?
А вот живой свидетель – совсем другое дело! Да и не свидетель даже — участник событий… А точнее – жертва!
Герцог де Ульмен краем глаза посматривал на крестьянина, испытывая нечто даже вроде восхищения перед стойкостью этого мужика, его манерой держаться. Поневоле вспоминалась их первая встреча каких-то три-четыре месяца назад…

…Лесничий оказался совсем ещё нестарым, крепким мужиком с цепким внимательным взглядом выжидающей добычу рыси. Герцог даже ощутил жгучий укол любопытства, гадая, от каких переломов судьбы молодой – не старше герцога – крестьянин набрал с полголовы седины.
— Если тучу нагонит, то вепрь по Каменке уйдёт, — подходя, сказал лесничий, без каких-либо намёков на поклон или признание.
— Нету у вас никого на Каменке-то…
— Это ты, смердячья рожа, так смеешь к своему господину обращаться?! – вообще-то, новый приказчик немало веселил благородного Ричарда. Не в последнюю очередь – из-за суетливой напыщенности, с которой тот ревностно следил, дабы смерды вовремя снимали шапки да пониже кланялись. И правда, крестьяне и кланялись, и шапки ломали… Но не этот.
Мужик на крики и бровью не повёл, а когда приказчик попытался наехать на него лошадью – взял конягу под узцы и посмотрел герцогу прямо в глаза.
— Я в чём-то виноват?
— Ты виноват уже в том, что посмел не склонить головы перед его Превосходительством сэром герцогом Ричардом де Ульмен дель Келарис ди Грон, верным рыцарем Его Величества Короля и новым хозяином этих земель, смерд! – тут же заорал приказчик, пытаясь выдернуть поводья из мужицкой руки.
— Смотри, как бы господин не приказал высечь тебя за наглость!
— Прикажет – высекут, — пожал плечами мужик и, подтолкнув коня в морду, отпустил поводья.
Конь приказчика поневоле отшагнул назад, а крестьянин смотрел на герцога и опешившего приказчика таким же цепким взглядом, невозмутимо покусывая травинку. Он не боялся.
Благородный де Ульмен в свою очередь рассматривал лесничего с всё возрастающим интересом. Ему захотелось отдать мужика под кнут и розги – чтобы узнать, насколько тот терпелив…
— Ну, это я всегда успею, — наконец-то сказал он.
— А что тебе в тучах не так?
— Ветер, — мужик вынул из зубов стебелёк и ткнул им в небо.
— Тучу гонит.
— И ты полагаешь, будто кабану есть дело до каких-то там туч? – рассмеялся герцог.
— Или ты тут самый умный?
Ох, и опасный же это был момент! Всего одно резкое слово – и можно смело отдавать крестьянина на расправу «живодёрам» — пускай-ка под палками да плетью попробует дерзить…
Но мужик лишь посмотрел на него своим «рысьим» взглядом.
— Зверь погоду чует, — буркнул он и, невозмутимо покусывая травинку, отошёл к загонщикам. Герцог задумчиво смотрел ему в спину.
Была в этом крестьянине какая-то внутренняя сила. Этакая подспудная правота, которая не позволяла ему унижаться и лебезить перед человеком даже очень высокого ранга. Для простого крестьянина подобное поведение было более, чем храбрым… И благородному рыцарю это нравилось!

…Благородный барон де Борво стоял также расставив ноги, глядя на свой объёмный живот и теребил пряжку ремня. Наверное, Франц мог бы без труда угадать его мысли. Например, что стоило бы прибить этого крестьянина ещё там, на мельнице. Вместе с девкой.
А ещё, благородный рыцарь думал о том, что герцогу пора бы поостеречься – уж слишком часто ему в последнее время улыбается удача. А у Фортуны есть такая привычка – отворачиваться в последний момент…

Ладони Наместника трижды столкнулись в воздухе, породив весьма негромкие хлопки. Но все разговоры в зале моментально смолкли.
Сказать по правде, Наместнику вовсе не улыбалось ссориться с личным другом ратной молодости Его Величества – но каноны рыцарской чести требовали его вмешательства…

Суматошный день отходил к вечеру, и небо постепенно окрашивалось кровавыми отсветами заката.
— И его ждёт суд? – жадно спросил Франц. Он стоял на подгибающихся ногах, ещё не веря, что всё закончилось.
— Суууууд! – благородный герцог хлопнул крестьянина по плечу — и расхохотался, однако, быстро посерьёзнел:
— Да что ты о себе возомнил, мужик? Кто такой барон де Борво – и кто такой ты? Думаешь, рыцарь знатного рода будет осуждён из-за слов какого-то селянина?
Разговор происходил в деревушке, которая стала собственностью Ричарда де Ульмен каких-то три-четыре месяца назад. Крепкий и довольно просторный дом раньше был домом старосты, но сейчас, волею герцога, в нём жил Франц. Благородный сеньор стремился показать селянам, как хорошо могут жить те, кто показал свою полезность новому господину.
— Нет, — продолжал «новый господин»:
— Суда не будет. Но теперь он попадёт в немилость Короля и будет вынужден скрываться в тени. До тех пор, пока всё не уляжется… А тем временем, моё положение при дворе окрепнет достаточно, чтобы и вовсе убрать его с доски…
Не договорив, герцог уставился на что-то за спиной крестьянина. Франц обернулся – и нахмурился.
Молодая темноволосая женщина – почти ещё девица – шла мимо них к дому ста… то есть, Франца, с полными вёдрами колодезной воды. Бросив быстрый взгляд на двух мужчин из-под длинных ресниц, красавица заметила сдвинутые брови Франца и поспешила скрыться в доме.
— Эммм… Это кто? – тихо спросил Ричард, лихо подкручивая ус.
— Милана, — также тихо ответил Франц, пытаясь оказаться на одной линии между глазами герцога и дверью, за которой скрылась женщина.
— Моя жена.
— Твоя же… Хах! – снова хлопнув крестьянина по плечу, де Ульмен рассмеялся.
— А ты непрост, мужик, ой непрост! Умеешь себе баб выбирать!
Франц смущённо молчал. Что-то в повадке герцога ему не нравилось – но вот что именно? Взгляд же благородного сеньора разгорался странным интересом.
— Девок, значит, выбираешь, а о правах господина, стало быть, забываешь, — задумчиво проговорил герцог.
— Ничего, мы это исправим. Гордись, мужик! Благородный Ричард де Ульмен дель Келарис ди Грон, верный меч Его Величества, окажет тебе великую честь – воспитать ребёнка благородных кровей!
И, накручивая ус, герцог направился к дому…

Не совсем сознавая, что делает, Франц схватил герцога за плечо, с силой разворачивая к себе.
Вспышка отразилась болью в нижней челюсти — и в следующее мгновение селянин оказался на земле. Едва сосредоточив зрение, он увидел, как подошва герцогского сапога стремительно приближается к его лицу…
А дальше была темнота.

Франц осознал, что лежит на спине, глядя в светлеющее небо, похожее в рассветных лучах на румяный яблочный бок. Каждый вдох отдавался болью в рёбрах, попытки двинуться или просто пошевелиться вызывали боль в отбитом нутре. Боль пульсировала в челюсти и виске…
Благородный рыцарь Ричард де Ульмен предпочитал «поучать» простолюдинов самостоятельно, не прибегая к помощи оруженосцев. Вопросом, честно ли избивать лежащего крестьянина ногами, герцог, конечно же, никогда не задавался.
Де Ульмен возник на фоне рассветного неба, довольный жизнью и собой. С минуту он рассматривал лежащего Франца, потом несильно толкнул носком сапога в бок, словно проверяя – жив ли…
Франц закрыл глаза. Через мгновение открыл – но герцога уже не было, зато неподалёку послышалось конское ржание и перестук копыт. Как будто верные слуги подвели господину коня – и тот поехал по своим господским делам…
В конце концов, кто такой Ричард де Ульмен – и кто такой Франц?..

P.S.: (Турнир Священного Кубка)

Благородный барон де Борво вскинул руку, закованную в латную сталь. Он был хмур и не поднимал забрала. Но толпа отозвалась восторженным криком.
На другой стороне поля, герцог де Ульмен ещё только выезжал к барьеру, приветственно помахивая публике латной перчаткой. И на сей раз, восторгов было больше.
Рыцарь де Борво отсалютовал сопернику копьём.
Рыцарь де Ульмен, смеясь, закрыл забрало.

С королевской ложи всадники казались игрушечными, отчего всё происходящее внизу видилось ненастоящим. Грузный седобородый человек в дорогих расшитых одеждах и короне монарха, устало зевнул в ладонь.
— Опять этот де Ульмен, — вздохнул он, шумно почёсываясь.
— Надеюсь, хоть сегодня старина де Борво собьёт спесь с этого нахала.
— Если такое случится, — резко ответила немолодая, но всё ещё красивая женщина, сидящая рядом.
— То Вам самому придётся награждать эту мерзкую старую жабу!
Кресло у неё было чуть поменьше, чем у короля, да и венец, украшающий голову, был далеко не такой массивный. Но движения и осанка были исполнены царственной неторопливости.
Слова Королевы заставили Его Величество резко обернуться на троне.
— Можно подумать, что если победителем окажется этот выскочка де Ульмен, то Вы побрезгуете передать ему награду! – сказал он.
— Всё же, Ульмен смотрится гораздо лучше, чем ваш старик де Борво! И потом, — в голосе Её Величества появились мстительные нотки:
— Герцог выбрал своей дамой сердца юную Эльвину Дюли, Вашу любимую племянницу! Ну разве они не пара?

Скрипнув зубами, Король посмотрел на всадников у барьера, судорожно комкая платок в кулаке. Но, быстро опомнившись, кивнул распорядителю.
— Начинайте…

08.01.2018.
СмЛ.