3.Храбрость.
Возрастные ограничения 18+
… Лето укрепляло свои права, пропекая разноцветные флаги над турнирным ристалищем жаркими лучами полуденного солнца. Турнир – он и есть турнир. Каждый рыцарь, приехавший похвастать удалью, привозит оруженосцев и слуг, неизменно особое место занимают прекрасные дамы, купцы стремятся сбыть заваль, пользуясь подвернувшимся случаем… Поэтому целый луг между торговым городом и монастырём Святой Анны был плотно уставлен разноцветными шатрами и повозками. От обилия цветов, одежд и гербов пестрело в глазах. Сновали слуги. Людской гул смешивался с ржанием лошадей, разбавленным дымом костров. Рыцари поднимали пыль на ристалище…
Такую величественную картину являл собой Турнир Золотой перчатки!
Ну, а полдень – самое время для бравых рыцарей, не занятых на ристалище, поддержать свои силы за обеденным столом. Вот и сэр Альфред нор Геленвир решил усладить живот людской пищей, благо участвовать в турнире ему сегодня уже не придётся: рыцарь неплохо показал себя в начальном бугурте, а потом успел выбить своего противника из седла за час до полудня.
Завтра всех победителей перетасуют и снова сведут между собой. Но это будет завтра. А сегодня сэр Альфред намеревался хорошо отдохнуть и посвятить себя размышлениям о прекрасном…
Он как раз принялся за мясное рагу, когда ему помешали.
— От имени моего господина, благородного Ричарда де Ульмен дель Келарис ди Грон, благородному сэру Альфреду нор Геленвир ди Кориан – вызов на поединок!
На стол между блюд легла латная перчатка. Из раструба торчало свёрнутое в трубку послание, скреплённое сургучной печатью с родовым гербом ди Грон. Едва скользнув взглядом по принёсшей послание фигуре, рыцарь, двумя пальцами – будто дохлую мышь – поднёс свиток к глазам, рассматривая печать.
— Поединок состоится на следующий день по завершении турнира в два часа пополудни, на мечах. – продолжал посыльный:
— Причиною является презрительный плевок благородного сэра Альфреда в сторону лошади благородного сэра Ричарда де Ульмен и грубое высказывание, как предполагается, в адрес той же лошади. Благородный сэр Ричард будет ожидать благородного сэра Альфреда на месте ристалища в указанное время. Если, конечно, сэр Альфред не захочет оправдаться или не найдёт причину перенести встречу…
— Не слишком ли ты стар для оруженосца? – совершенно некстати спросил сэр Альфред, всё ещё рассматривая печать. Он намеревался назначить слуге передать своему господину, что плевок и ругательство предназначались самому Ричарду де Ульмен, и лошадь тут вовсе ни при чём – а в целом, всё верно…
— Я – посыльный, – с несуетливым достоинством ответил слуга:
— Оружием и амуницией моего господина занимаются другие люди.
Рыцарь прекратил созерцать сургуч и посмотрел на посыльного более внимательным взором. Лицом, в общем, молод, но голова уже в седине. Одет с иголочки, но явно не привык к новой одежде. На ногах новые сапоги в размер, но походка «деревянная», крестьянская… Спина прямая, подбородок поднят – а взгляд цепкий, выжидающий. Как у рыси, не знающей, бить или бежать.
Завершали картину закатанные рукава и расстёгнутый ворот рубахи. Сэр Альфред решил, что перед ним – мужик. Простой селянин, которому в стане Ричарда де Ульмен почему-то многое позволялось. Ведь за одну незастёгнутую пуговицу тот же де Ульмен нещадно порол свою дворцовую прислугу. И потом, все знают, что опрятный вид и вышколенность слуг говорят в первую очередь об аккуратном и рачительном хозяине.
А этот даже стоит свободно. В тот момент, когда по сути является показателем своего господина!
В мужике сквозила какая-то загадка. И, немного поскрипев извилинами, сэр Альфред, как ему казалось, понял ответ.
— Как дела у отпрыска благородного сэра Ричарда? – спросил он со скабрезной усмешкой:
— Растёт?
— Сын благородного Ричарда де Ульмен погиб при пожаре два года назад, – бесстрастным голосом ответил слуга:
— С ним погибла моя супруга…
На лице сэра Альфреда отразилось удивление с изрядной долей замешательства. Слуга допустил гибель хозяйского ребёнка – и остался жив! Помнится, отец благородного Ричарда в бытность свою посадил на кол семерых крестьян, когда утонула его маленькая дочка – дитя от какой-то крестьянки…
Загадка этого слуги оказалась более щепетильной. Но рыцарь решил отложить её на потом.
Потому что сэру Альфреду наконец-то принесли «второе»! Юная девушка – вернее, совсем ещё девочка – неловко семеня, поставила на стол блюдо с копчёными рёбрышками и отступила на шаг, опустив голову.
Двое мужчин поневоле прошлись глазами по длиннополому платью, отметив красоту ног, пышные бёдра, большую округлую грудь, пухлые губы, зелёные глаза под пышными ресницами, шёлковые волосы, собранные в косу, которая струилась между лопаток, заканчиваясь у округлого зада…
Девушка очень смутилась под мужскими взглядами, отчего на красивом личике проступил густой румянец…
Франц потупил глаза. Он ненароком подумал о возрасте девушки, расцветшей в столь юные года.
— Я всё ещё жду ответа, — сказал он на всякий случай, чтобы напомнить рыцарю о своём присутствии.
Запах копчёных рёбрышек щекотал ноздри, заставляя вспомнить о давнем и скромном завтраке. Франц припомнил рассказы бывалых слуг, что дескать нужно пригнуть голову и податься назад, чтобы не глотать слюни над господским столом… Он прижал подбородок к груди и отступил на шаг.
Рыцарь же, однако, возвращаться к трапезе не спешил. Он внимательно рассматривал служанку с неким странным выражением во взгляде. Затем поднялся, подошёл к девушке вплотную и взял за подбородок, заставляя посмотреть в глаза:
— Как зовут?
— Аливия, сир, — смущённая девушка попыталась отступить назад, но ладонь сэра Альфреда уже лежала на её бедре, удерживая на месте.
Франц внутренне подобрался. Что-то было во всей этой картине, что-то знакомое и мерзкое. Что-то подобное уже происходило когда-то – и оставило жуткий кровоточащий след в его душе!
Поэтому он подошёл к сэру Альфреду и сомкнул пальцы на его локте:
— Не посчитайте меня слишком напористым, но не смейте молчать, когда речь идёт о чести моего господина!
Некоторое время рыцарь с изрядным недоумением взирал на селянина, который посмел дотронуться до благородного человека без надлежащего трепета. Затем перед глазами Франца мелькнул кулак.
Вспышка боли – и вот уже слуга падает навзничь, привычно отбрасывая руку в сторону, привычно подбирая ноги, чтобы привычно перекатиться назад…
Уперев руки в пояс, сэр Альфред с интересом наблюдал, как селянин неуклюже перекатывается через голову, поднимаясь на ноги. Крепок, чёрт! У кого другого бы уже и зубы по сторонам разлетелись. А этот даже подняться сумел.
Встряхнув головой, чтобы прояснилось в глазах, Франц выпрямился – и наткнулся на насмешливый взгляд сэра Альфреда. За его спиной показалось удивлённо-испуганное личико служанки. Кажется, она даже не поняла, какую участь отвели от неё небеса.
Утирая кровь с разбитой губы тыльной стороной ладони, Франц сделал несколько шагов в сторону на подгибающихся ногах. Лихорадочно соображая, как бы посильнее оттянуть внимание сеньора на себя, чтобы позволить девчонке беспрепятственно покинуть этот пропахший похотью шатёр. В голове гудело, мысли разбегались. Франц сделал несколько неторопливых шагов в обратном направлении, не приближаясь, однако, к рыцарю. Так волк, желая напасть на медведя, кружит до поры поблизости, не заступая в зону досягаемости могучих лап…
…Знакомый предмет врезался в мысли дубовым клином. Память услужливо выхватила эпизод двухгодичной давности.
Тогда его господин, благородный Ричард де Ульмен заметил некий изъян в остроте своего топора – и отправил оруженосца, ответственного за заточку рыцарского оружия, прямиком на конюшню, где несчастного парня запороли до полусмерти. Естественно, после наказания выполнять свои обязанности оруженосец не мог. То ли по господней прихоти, то ли по некоторому недоразумению, но точить господний арсенал до выздоровления парня, выпало Францу. Он тогда долго точил без особой нужды точно такой же клинок. Не из старательности, а потому, что просто не хотел выпускать его из рук… «Милосердие». Кинжал с длинным узким лезвием, которым рыцари добивали раненых собратьев через забрало шлема…
…Это было на сорок дней после смерти Миланы!
Аливия стояла у стены, сгорая от желания поскорее уйти отсюда. Для неё всё случившееся произошло очень быстро.
Сначала чужой слуга осмелился коснуться её господина, а в следующий момент он уже падал на спину. Но ловко перекатился и встал. Потом чужой слуга вразвалочку прошёлся туда-сюда, утирая разбитый рот. И, едва скользнув взглядом по оружию господина, выхватил оттуда рыцарский кинжал. Который ни за что нельзя брать в руки простому смертному!
— Очень интересно! – рыцарь стоял также, расставив ноги и упирая руки в бока, но под кольчужной рубахой взбугрились мышцы. А взгляд, из насмешливого, превратился в пристально-ледяной:
— И как же часто слуги «храброго» сэра Ричарда нападают на безоружных господ?
…Конечно, за такие слова вполне полагался вызов – но только для благородных мужей. Простой же слуга мог лишь передать своему господину хулу на его честь, дабы господа сами разобрались, кто прав… Однако, Франц всей шкурой понимал, что уже слишком далеко зашёл.
Быстро, как ему казалось, шагнув вперёд, он со всей силы ударил благородного сеньора кинжалом в живот.
Сэр Альфред ожидал, что слуга бросит оружие, попытается извиниться и начнёт лепетать что-то об искуплении своего поступка. Тогда можно было бы отправить сэру Ричарду голову этого дурачка с требованием немалой компенсации… Но мужик шагнул вперёд.
Рыцарь просто отвёл направленное в живот лезвие левой рукой, левой же схватил слугу за запястье… А правой от души залепил селянину локтем в лицо!
На сей раз падение казалось Францу довольно долгим…
Очнулся Франц уже на земле. Рыцарь стоял всё также, расставив ноги и скрестив руки на груди, рассматривал слугу насмешливым взором. Умом он понимал, что мужика просто необходимо казнить, причём прилюдно! Но что-то в глубине души сопротивлялось такому решению. Это ж надо – за честь своего господина на преступление идти! И какое преступление!.. Сэр Альфред через многое прошёл и многое повидал. И весьма ценил подобную преданность.
Сквозь застилающий глаза туман, Франц видел возвышающуюся над ним глыбу рыцаря, отчётливо сознавая, что ему пришёл конец. Сейчас благородный сеньор опомнится, возьмёт свой меч – и порубает его в мелкое крошево! И будет, конечно же, прав! Кто такой благородный сэр Альфред нор Геленвир ди Кориан – и кто такой Франц?
Рыцарь на мгновение исчез из поля зрения – и на живот Франца упала латная перчатка.
— Передай своему господину, что я принимаю его вызов, — прогремел в ушах голос сэра Альфреда:
— Мы сойдёмся после турнира, как обусловил сэр Ульмен.
И, видя, как слуга неуклюже пытается подняться, рыцарь крикнул кому-то снаружи:
— Эй, Гелон! Помоги-ка этому встать!
Поддерживаемый герольдом, Франц плёлся к выходу из шатра и внутренне ликовал. Потому, что воспользовавшись потерей интереса к себе, девчонка всё же сумела уйти!..
Суматошный день отходил к вечеру, и небо окрасилось малиновым заревом, похожим на румяный яблочный бок.
Сэр Альфред восседал за столом, задумчиво покусывая край писчего пера. Обычно, занятые войнами, турнирами и балами рыцари не утруждали себя изучением грамоты, но сэр Альфред буквы знал. И сейчас старательно читал написанную тремя его сочинителями оду, чтобы поставить свою подпись и посвятить её прекрасной Изабелле фон Тюри, своей Даме Сердца.
Благородного рыцаря должны отличать благородные поступки…
Аливия лежала на широком рыцарском ложе, подтянув колени к груди, и стараясь не выдавать своё присутствие. Она не была связана или прикована, нет. Просто, господин сказал ей прийти – и она пришла…
И теперь с замиранием сердца ждала, когда её господин отвлечётся от своих дел, чтобы, испив вина, снова подойти к ней. И снова утолять свою страсть, как делал сегодня уже не раз. И снова будут укусы за плечи, рывки за волосы, жёсткие пальцы на бёдрах — и мучительная боль между ног, которую необходимо терпеть…
Аливия считала себя уже взрослой девушкой, и в свои четырнадцать лет прекрасно понимала, что господа делают то, что угодно Королю – а значит, и Господу. И если её господину нужно усладиться молодым телом, то дело простой служанки – подчиниться и терпеть!
Так было, так есть и так будет.
И никакой чужой слуга – будь он хоть трижды храбрым – этого не изменит!..
21.09.2018.
СмЛ.
Такую величественную картину являл собой Турнир Золотой перчатки!
Ну, а полдень – самое время для бравых рыцарей, не занятых на ристалище, поддержать свои силы за обеденным столом. Вот и сэр Альфред нор Геленвир решил усладить живот людской пищей, благо участвовать в турнире ему сегодня уже не придётся: рыцарь неплохо показал себя в начальном бугурте, а потом успел выбить своего противника из седла за час до полудня.
Завтра всех победителей перетасуют и снова сведут между собой. Но это будет завтра. А сегодня сэр Альфред намеревался хорошо отдохнуть и посвятить себя размышлениям о прекрасном…
Он как раз принялся за мясное рагу, когда ему помешали.
— От имени моего господина, благородного Ричарда де Ульмен дель Келарис ди Грон, благородному сэру Альфреду нор Геленвир ди Кориан – вызов на поединок!
На стол между блюд легла латная перчатка. Из раструба торчало свёрнутое в трубку послание, скреплённое сургучной печатью с родовым гербом ди Грон. Едва скользнув взглядом по принёсшей послание фигуре, рыцарь, двумя пальцами – будто дохлую мышь – поднёс свиток к глазам, рассматривая печать.
— Поединок состоится на следующий день по завершении турнира в два часа пополудни, на мечах. – продолжал посыльный:
— Причиною является презрительный плевок благородного сэра Альфреда в сторону лошади благородного сэра Ричарда де Ульмен и грубое высказывание, как предполагается, в адрес той же лошади. Благородный сэр Ричард будет ожидать благородного сэра Альфреда на месте ристалища в указанное время. Если, конечно, сэр Альфред не захочет оправдаться или не найдёт причину перенести встречу…
— Не слишком ли ты стар для оруженосца? – совершенно некстати спросил сэр Альфред, всё ещё рассматривая печать. Он намеревался назначить слуге передать своему господину, что плевок и ругательство предназначались самому Ричарду де Ульмен, и лошадь тут вовсе ни при чём – а в целом, всё верно…
— Я – посыльный, – с несуетливым достоинством ответил слуга:
— Оружием и амуницией моего господина занимаются другие люди.
Рыцарь прекратил созерцать сургуч и посмотрел на посыльного более внимательным взором. Лицом, в общем, молод, но голова уже в седине. Одет с иголочки, но явно не привык к новой одежде. На ногах новые сапоги в размер, но походка «деревянная», крестьянская… Спина прямая, подбородок поднят – а взгляд цепкий, выжидающий. Как у рыси, не знающей, бить или бежать.
Завершали картину закатанные рукава и расстёгнутый ворот рубахи. Сэр Альфред решил, что перед ним – мужик. Простой селянин, которому в стане Ричарда де Ульмен почему-то многое позволялось. Ведь за одну незастёгнутую пуговицу тот же де Ульмен нещадно порол свою дворцовую прислугу. И потом, все знают, что опрятный вид и вышколенность слуг говорят в первую очередь об аккуратном и рачительном хозяине.
А этот даже стоит свободно. В тот момент, когда по сути является показателем своего господина!
В мужике сквозила какая-то загадка. И, немного поскрипев извилинами, сэр Альфред, как ему казалось, понял ответ.
— Как дела у отпрыска благородного сэра Ричарда? – спросил он со скабрезной усмешкой:
— Растёт?
— Сын благородного Ричарда де Ульмен погиб при пожаре два года назад, – бесстрастным голосом ответил слуга:
— С ним погибла моя супруга…
На лице сэра Альфреда отразилось удивление с изрядной долей замешательства. Слуга допустил гибель хозяйского ребёнка – и остался жив! Помнится, отец благородного Ричарда в бытность свою посадил на кол семерых крестьян, когда утонула его маленькая дочка – дитя от какой-то крестьянки…
Загадка этого слуги оказалась более щепетильной. Но рыцарь решил отложить её на потом.
Потому что сэру Альфреду наконец-то принесли «второе»! Юная девушка – вернее, совсем ещё девочка – неловко семеня, поставила на стол блюдо с копчёными рёбрышками и отступила на шаг, опустив голову.
Двое мужчин поневоле прошлись глазами по длиннополому платью, отметив красоту ног, пышные бёдра, большую округлую грудь, пухлые губы, зелёные глаза под пышными ресницами, шёлковые волосы, собранные в косу, которая струилась между лопаток, заканчиваясь у округлого зада…
Девушка очень смутилась под мужскими взглядами, отчего на красивом личике проступил густой румянец…
Франц потупил глаза. Он ненароком подумал о возрасте девушки, расцветшей в столь юные года.
— Я всё ещё жду ответа, — сказал он на всякий случай, чтобы напомнить рыцарю о своём присутствии.
Запах копчёных рёбрышек щекотал ноздри, заставляя вспомнить о давнем и скромном завтраке. Франц припомнил рассказы бывалых слуг, что дескать нужно пригнуть голову и податься назад, чтобы не глотать слюни над господским столом… Он прижал подбородок к груди и отступил на шаг.
Рыцарь же, однако, возвращаться к трапезе не спешил. Он внимательно рассматривал служанку с неким странным выражением во взгляде. Затем поднялся, подошёл к девушке вплотную и взял за подбородок, заставляя посмотреть в глаза:
— Как зовут?
— Аливия, сир, — смущённая девушка попыталась отступить назад, но ладонь сэра Альфреда уже лежала на её бедре, удерживая на месте.
Франц внутренне подобрался. Что-то было во всей этой картине, что-то знакомое и мерзкое. Что-то подобное уже происходило когда-то – и оставило жуткий кровоточащий след в его душе!
Поэтому он подошёл к сэру Альфреду и сомкнул пальцы на его локте:
— Не посчитайте меня слишком напористым, но не смейте молчать, когда речь идёт о чести моего господина!
Некоторое время рыцарь с изрядным недоумением взирал на селянина, который посмел дотронуться до благородного человека без надлежащего трепета. Затем перед глазами Франца мелькнул кулак.
Вспышка боли – и вот уже слуга падает навзничь, привычно отбрасывая руку в сторону, привычно подбирая ноги, чтобы привычно перекатиться назад…
Уперев руки в пояс, сэр Альфред с интересом наблюдал, как селянин неуклюже перекатывается через голову, поднимаясь на ноги. Крепок, чёрт! У кого другого бы уже и зубы по сторонам разлетелись. А этот даже подняться сумел.
Встряхнув головой, чтобы прояснилось в глазах, Франц выпрямился – и наткнулся на насмешливый взгляд сэра Альфреда. За его спиной показалось удивлённо-испуганное личико служанки. Кажется, она даже не поняла, какую участь отвели от неё небеса.
Утирая кровь с разбитой губы тыльной стороной ладони, Франц сделал несколько шагов в сторону на подгибающихся ногах. Лихорадочно соображая, как бы посильнее оттянуть внимание сеньора на себя, чтобы позволить девчонке беспрепятственно покинуть этот пропахший похотью шатёр. В голове гудело, мысли разбегались. Франц сделал несколько неторопливых шагов в обратном направлении, не приближаясь, однако, к рыцарю. Так волк, желая напасть на медведя, кружит до поры поблизости, не заступая в зону досягаемости могучих лап…
…Знакомый предмет врезался в мысли дубовым клином. Память услужливо выхватила эпизод двухгодичной давности.
Тогда его господин, благородный Ричард де Ульмен заметил некий изъян в остроте своего топора – и отправил оруженосца, ответственного за заточку рыцарского оружия, прямиком на конюшню, где несчастного парня запороли до полусмерти. Естественно, после наказания выполнять свои обязанности оруженосец не мог. То ли по господней прихоти, то ли по некоторому недоразумению, но точить господний арсенал до выздоровления парня, выпало Францу. Он тогда долго точил без особой нужды точно такой же клинок. Не из старательности, а потому, что просто не хотел выпускать его из рук… «Милосердие». Кинжал с длинным узким лезвием, которым рыцари добивали раненых собратьев через забрало шлема…
…Это было на сорок дней после смерти Миланы!
Аливия стояла у стены, сгорая от желания поскорее уйти отсюда. Для неё всё случившееся произошло очень быстро.
Сначала чужой слуга осмелился коснуться её господина, а в следующий момент он уже падал на спину. Но ловко перекатился и встал. Потом чужой слуга вразвалочку прошёлся туда-сюда, утирая разбитый рот. И, едва скользнув взглядом по оружию господина, выхватил оттуда рыцарский кинжал. Который ни за что нельзя брать в руки простому смертному!
— Очень интересно! – рыцарь стоял также, расставив ноги и упирая руки в бока, но под кольчужной рубахой взбугрились мышцы. А взгляд, из насмешливого, превратился в пристально-ледяной:
— И как же часто слуги «храброго» сэра Ричарда нападают на безоружных господ?
…Конечно, за такие слова вполне полагался вызов – но только для благородных мужей. Простой же слуга мог лишь передать своему господину хулу на его честь, дабы господа сами разобрались, кто прав… Однако, Франц всей шкурой понимал, что уже слишком далеко зашёл.
Быстро, как ему казалось, шагнув вперёд, он со всей силы ударил благородного сеньора кинжалом в живот.
Сэр Альфред ожидал, что слуга бросит оружие, попытается извиниться и начнёт лепетать что-то об искуплении своего поступка. Тогда можно было бы отправить сэру Ричарду голову этого дурачка с требованием немалой компенсации… Но мужик шагнул вперёд.
Рыцарь просто отвёл направленное в живот лезвие левой рукой, левой же схватил слугу за запястье… А правой от души залепил селянину локтем в лицо!
На сей раз падение казалось Францу довольно долгим…
Очнулся Франц уже на земле. Рыцарь стоял всё также, расставив ноги и скрестив руки на груди, рассматривал слугу насмешливым взором. Умом он понимал, что мужика просто необходимо казнить, причём прилюдно! Но что-то в глубине души сопротивлялось такому решению. Это ж надо – за честь своего господина на преступление идти! И какое преступление!.. Сэр Альфред через многое прошёл и многое повидал. И весьма ценил подобную преданность.
Сквозь застилающий глаза туман, Франц видел возвышающуюся над ним глыбу рыцаря, отчётливо сознавая, что ему пришёл конец. Сейчас благородный сеньор опомнится, возьмёт свой меч – и порубает его в мелкое крошево! И будет, конечно же, прав! Кто такой благородный сэр Альфред нор Геленвир ди Кориан – и кто такой Франц?
Рыцарь на мгновение исчез из поля зрения – и на живот Франца упала латная перчатка.
— Передай своему господину, что я принимаю его вызов, — прогремел в ушах голос сэра Альфреда:
— Мы сойдёмся после турнира, как обусловил сэр Ульмен.
И, видя, как слуга неуклюже пытается подняться, рыцарь крикнул кому-то снаружи:
— Эй, Гелон! Помоги-ка этому встать!
Поддерживаемый герольдом, Франц плёлся к выходу из шатра и внутренне ликовал. Потому, что воспользовавшись потерей интереса к себе, девчонка всё же сумела уйти!..
Суматошный день отходил к вечеру, и небо окрасилось малиновым заревом, похожим на румяный яблочный бок.
Сэр Альфред восседал за столом, задумчиво покусывая край писчего пера. Обычно, занятые войнами, турнирами и балами рыцари не утруждали себя изучением грамоты, но сэр Альфред буквы знал. И сейчас старательно читал написанную тремя его сочинителями оду, чтобы поставить свою подпись и посвятить её прекрасной Изабелле фон Тюри, своей Даме Сердца.
Благородного рыцаря должны отличать благородные поступки…
Аливия лежала на широком рыцарском ложе, подтянув колени к груди, и стараясь не выдавать своё присутствие. Она не была связана или прикована, нет. Просто, господин сказал ей прийти – и она пришла…
И теперь с замиранием сердца ждала, когда её господин отвлечётся от своих дел, чтобы, испив вина, снова подойти к ней. И снова утолять свою страсть, как делал сегодня уже не раз. И снова будут укусы за плечи, рывки за волосы, жёсткие пальцы на бёдрах — и мучительная боль между ног, которую необходимо терпеть…
Аливия считала себя уже взрослой девушкой, и в свои четырнадцать лет прекрасно понимала, что господа делают то, что угодно Королю – а значит, и Господу. И если её господину нужно усладиться молодым телом, то дело простой служанки – подчиниться и терпеть!
Так было, так есть и так будет.
И никакой чужой слуга – будь он хоть трижды храбрым – этого не изменит!..
21.09.2018.
СмЛ.
Рецензии и комментарии 0