4.Милосердие.

…Осень захватывала позиции, сбрасывая пожелтевшую листву с древесных веток по обеим сторонам дороги. Свинцовые тучи сулили хороший дождь, но пока помалкивали, хмуро глядя с высоты на кавалькаду всадников.
Впереди двигался верховой знаменосец со штандартом в охранении двух всадников с длинными копьями. Их задача состоит в основном, заставлять встречных путников сворачивать с дороги, уступая путь важной особе, едущей следом.
За ними, на расстоянии в три конских корпуса, ехали шестеро вооружённых опять же, длинными копьями, верховых в тяжёлой броне. Следом двигались четыре всадника с арбалетами. Стрелковая охрана. Молодые парни явно стремились в бой, желая взять на прицел любое подозрительное шевеление, но выучка и желание показать себя бывалыми волками заставляли сидеть прямо, удерживая снаряжённое оружие у пояса и смотреть вокруг с показной беспристрастностью…
Шествие продолжали шестеро верховых в лёгких латах с мечами, за которыми уже двигалась карета с гербами, запряжённая четвёркой лошадей. За каретой ехали опять же легкобронированные меченосцы, числом четверо. А замыкали колонну две повозки. Одна с походным скарбом и провизией, другая — со слугами…

…Когда из-за деревьев показались шпили фамильного замка лорда Доулбура, украшенные яркими флагами, колонна остановилась и из кареты с гербами вылез сам барон Энгейл де Борво ли Арус, благородный рыцарь, а также верный меч и друг ратной юности Его Величества…
С того дня, как базарная колдунья нагадала, что барон примет смерть от топора, тот благоразумно предположил, что погибнет в бою, как воин!.. Поэтому де Борво завязал на время с боевыми походами, стал реже участвовать в рыцарских турнирах и за пределы родового замка выезжал под усиленной охраной. На всякий случай, мало ли что…
Но на этот раз барон выехал из дома по вполне мирному и весьма радостному поводу. Благородный лорд Доулбур ди Гряз удачно женил своего единственного сына на дочери графа Кельвийского, известного богатея в окрестных местах. И по такому поводу созывал в гости всех знатных соседей!..

… Пока барон разглядывал затянутое тучами небеса, оруженосцы подвели ему белого жеребца, поддержали стремя, помогая взобраться в седло… Благородный рыцарь должен быть впереди своей славы.

***
— Вот так, — перехватив верёвку, Франц вытащил черпаковое ведро из колодезного среза, чтобы перелить его в одно из тех, что Дарина должна отнести на кухню. До простого колодезного ворота тут почему-то не додумались.
— Спасибо, — Дарина – юная девушка очень милой наружности – стояла рядом, ожидая, пока этот приятный в общении человек поможет ей с вёдрами. Сама девушка едва бы смогла управиться так быстро.
— Да ладно, чего там, — не дав девушке взяться за ведерные ручки, Франц сам подхватил и понёс их в сторону кухни: — Ты дальше рассказывай. Ну, спустили их – и?..

Благородный герцог Ричард де Ульмен дель Келарис ди Грон, именуемый верным рыцарем Короля, наблюдал эту сцену из окна покоев, отведённых ему, как одному из важных гостей. Отсюда прекрасно просматривался внутренний двор – и было видно, как его слуга тратил время на болтовню, да ещё и взялся выполнить чужую работу! Выпороть бы его за это, но… Ричард давно не видел своего селянина таким жизнерадостным. Да какое «давно»? Никогда и не видел…
«Уж не влюбился ли мой старина Франц?» — думал он, усмехаясь: — «Доулбур небось за свою чернавку таких откупных потребует…»

… Честно сказать, Франц и сам не понимал, что с ним происходит. Эта рыжеволосая полнотелая девчонка с чуть раскосыми зелёными глазами и лёгким румянцем на щеках, вызывала в нём сложный набор чувств. Одновременно хотелось и сделать для неё всю работу в замке, и увести туда, где никакой распорядитель не будет нагружать её трудом; и болтать ей обо всём на свете, и слушать, как она говорит…
За последние два часа, проведённые в компании девушки, он узнал, как зовут по именам всех охотничьих собак сэра Доулбура, за которыми Дарина ухаживала с девяти лет, что лошади на конюшне постоянно мёрзнут, что по коридорам замка можно попасть откуда угодно куда угодно и что ворот на колодце не делают «чтобы слуги не расхолаживались»…

С другой стороны двора подкатили две повозки, началась разгрузка очередного приехавшего на праздник гостя.
Оживлённо болтая, Франц и Дарина неспешно шли мимо повозок в сторону кухни. Благородный Ричард взирал на них из окна с лёгкой усмешкой. Однако, лицо благородного рыцаря вдруг посерьёзнело, а глаза впились ч кое-что более интересное, чем двое воркующих слуг. Вернее, кое-кого, более интересного…
Стоя на ступенях, выводящих на крепостную стену, благородный барон де Борво делал вид, будто наблюдает за разгрузкой своего скарба. Однако, поросячьи глазки барона смотрели в иную сторону. Едва ли не пуская слюну, барон поедал взглядом аппетитную фигуру юной служанки, идущей от колодца с каким-то мужиком. Руки де Борво судорожно сжимались, а на губах застыла людоедская улыбка…

Сказать по правде, Францу никогда не нравилось жить в замке: вечные сквозняки, постоянная темнота, узкие коридоры и холодные камни повсюду! Туалеты же и вовсе поначалу приводили его в оторопь. Шутка ли: деревянная будка на стене, откуда все нечистоты падают прямо вниз! А ежели доска гнилая попадётся? Тогда и сам вниз закувыркаешься, вместе с тем, что хотел тут справить! То ли дело простой деревенский нужник – зашёл, сделал, что хотел, и вышел! И не нужно голой задницей перед всеми ветрами светить…
Но мнением Франца, конечно же, никто не интересовался, и господин почему-то в последние годы всё чаще таскал его с собой по различным пирам и приёмам. Иной раз Франц присматривал за лошадьми, в другом месте стоял в геральдической ливрее подле господина на пиру, как-то раз был личным виночерпием, а однажды – просто посыльным. Создавалось впечатление, что благородный де Ульмен и сам не знал, для чего ему в свите нужен неотёсанный деревенский мужик. Но возил его всюду с собой.
Но в таком положении бывали и свои выгоды. Например, власть служьего распорядителя над сельским мужиком в свите была сугубо условной, и когда слуги господина изливали семь потов, бывший крестьянин мог со спокойной совестью бить баклуши. Вот и сейчас – расправившись с несколькими незначительными поручениями, Франц надел нарядную рубаху, почистил сапоги – и вышел в коридор с твёрдым намерением выяснить у дворцового распорядителя, где обитает служанка Дарина и как её найти…

Четыре человека в кольчугах появились из-за угла, торопливо продвигаясь навстречу. Едва мазнув по ним взглядом, Франц собирался было свернуть куда-нибудь, освобождая дорогу, но тут заметил, кого они ведут.
— Дарина!..
— Франц! – невысокая девушка терялась между высокими суровыми парнями, но когда попыталась рвануться к Францу, двое удержали её за плечи. Ещё двое – те, что шли впереди – шагнули навстречу и, взяв Франца под локти, прижали его к стене.
— Куда тебя ведут? Зачем? – человек, прижатый к стене за руки, становится практически беспомощным. Не видя удерживающих его кольчужников, Франц пытался оторвать хребет от стены, шагнуть вперёд, к девушке…
— Не знаю, — Дарина оглядывалась на него, ведомая крепкими руками: — К какому-то знатному сеньору…
Ладонь кольчужника в чёрной перчатке пихнула девушку в затылок – не сильно, не больно – просто, чтобы заткнулась.

Как только странная процессия скрылась за углом, Франц сумел стряхнуть удерживающие его руки.
— Не суетись, — сказал один из кольчужников: — Не про тебя это…
Франц исподлобья взглянул в смутно знакомое лицо…

…А Матлач повзрослел. И даже возмужал. Ведь был когда-то сопливым мальчишкой-оруженосцем. На службе одного мерзкого человека!
Скрипнув зубами, Франц развернулся на пятках и от души влепил второму кольчужнику под дых. Не со зла – просто от отчаяния… Тот охнул, сползая по стене, но Матлач, воспользовавшись тем, что взбунтовавшийся слуга оказался к нему спиной, вырубил его резким ударом в затылок!..

…Ночь простирала свою власть тёмным полотнищем в частых прорехах звёзд. Суровое око растущего месяца обозревало дворцовые крыши, следя за спящим замком. Лишь часовые ходили с факелами по стенам да редкие огни окон светили внизу…
С тыльной стороны замка были так называемые Малые ворота, закрытые сейчас по ночному времени. Они вели в малый двор, куда обычно свозили подать крестьяне, прибывали продукты – и, по случаю нахождения в замке большого количества людей – подъезжали гонцы с письмами и посланиями.
Сюда же, в малый двор, выходили окна прислужьей столовой, где столовничали дворцовые слуги, а теперь ещё и слуги гостевавших господ. Здесь же сегодня проводил ночь Франц, в компании кувшина крепкого вина.
Прижимая к затылку мокрую тряпицу, он пил мелкими глотками дешёвое крестьянское пойло, но не чувствовал ни крепости, ни вкуса, ни опьянения. Это было плохо. Хотелось напиться. Хотелось забыть. Хотелось проснуться и понять, что всё произошедшее было просто хреновым сном…

За окнами раздался смех. Так обычно хохотали деревенские увальни, когда были довольны жизнью и собой. Ведущая на улицу дверь распахнулась, и в столовую ввалились два молодых парня, в которых без труда узнавались давешние кольчужники – те, что уводили Дарину, пока Матлач с сотоварищем удерживали Франца у стены.
— Надо было ещё разок позабавиться, — говорил один, скидывая плащ, перепачканный землёй – и почему-то, кровью.
— Да итак неплохо развлеклись, — ответил ему второй, ставя в угол измазанные грязью лопаты: — Такая сладенькая была…
Оба снова захохотали, действуя на нервы. Франц со стуком поставил опустевшую чашу на стол и тут же наполнил снова, неодобрительно глядя на хохотунов.
Один перехватил взгляд Франца и, видимо, решил что-то пояснить.
— Кошечку в лесу закопали, — сказал он, пока его напарник делал повару какие-то знаки: — Царапучая была, зараза…
— И кусачая! – добавил второй, подсаживаясь к Францу за стол: — Благородного сеньора ввечеру серьёзно покусала.
— И поцарапала! – вставил первый, тот, который говорил про «ещё позабавиться»: — Во всех местах!
Парни снова захохотали, не замечая, как побледнело лицо Франца. Он только сейчас осознал, что произошло. Кольчужники. Те, что уводили девушку. Матлач. Тот, что из свиты де Борво… Лопаты и плащи, перепачканные в свежей земле и крови… «Ещё позабавиться…»
Ох, Дарина-Солнышко, не захотела своей волей под знатного господина ложиться, берегла себя…
… Покрепче сжав чашу с вином, Франц поднялся – и изо всех сил вбил кулак в хохочущую рожу!

Утро заменило зловещую темноту осенней ночи не по-осеннему тёплым солнцем. Герцог де Ульмен встречал новый день за хозяйственными делами. Недавно две деревни не справились с назначенными объёмами податей, ссылаясь на неурожайность. Теперь, когда выдалась свободная минутка, герцог в письме приказчику обдумывал наказание для нерадивых селян.
Обычно за дань отвечали старосты, их же и наказывали, как правило, в случае недостачи. Однако, благородный Ричард, привыкший смотреть в корень проблемы, считал такую меру недостаточной: оттого, что будут выпороты двое старост, крестьяне лучше работать не станут. В идеале стоило бы выпороть всех мужиков в обеих деревнях, но тогда у заплечных мастеров руки отвалятся. А нанимать «специалистов» со стороны… Нет уж, нет уж!

Постояв у окна, герцог шагнул к столу и размашисто написал: «В нерадивых деревнях мужиков на площадь гони, ставь строем и считай по три. Каждого третьего – на выпорку! Да прилюдно пори, не в конюшнях. Пусть смотрят в назидание.»
Довольный своим решением, Ричард запечатывал письмо, и в этот момент вошёл Франц.

Выглядел он неважно. Первое, что заметил герцог – содранные в мясо костяшки правой руки. Так, словно их обладатель выбивал кому-то зубы, зажав в кулак нечто, не очень тяжёлое, вроде глиняной чаши для вина… Но потом, кто-то ещё, видимо, второй супротивник, нанёс Францу удар в висок. Но попал в ухо – то-то посиневшее и распухшее…
Потом, вероятно, Франц развернулся – и, закрывшись от последующего удара локтем правой руки, подался вперёд – и локтем левой вывел нападавшему удар снизу в челюсть. Поэтому левая рука чуть согнута в локте – не разогнуть из-за боли…
Однако, пока второй, отоваренный в челюсть, падал навзничь, первый – оставшийся без передних зубов – набросил Францу на шею тонкий кожаный ремешок. Отчего тот старательно втягивает голову в плечи, желая скрыть багровый след…
…В извечных походах и разъездах герцог де Ульмен не пренебрегал воинскими упражнениями, в которых жилистый и выносливый селянин играл роль противника. По пути сюда, в замок Доулбуров, Ричард отрабатывал со своим слугой приёмы противодействия удушению. Неужели, слуга сумел всё запомнить? Да ещё и применил в нужный момент? Ай да Франц!

— Да, хорош! – промолвил герцог, оглядев своего слугу: — К слову, благородный лорд Доулбур уже посетовал мне о ночной драке слуг в харчевне.
— Простите меня, сир, — тихо ответил Франц, стараясь посильнее втянуть шею и прикрывая правую руку.
— Да уже простил! – поднявшись, рыцарь подошёл к окну: — Один против двух, да ещё и без оружия… Весьма неплохо!
— Сир, я тут вспомнил, — невпопад начал Франц, упорно глядя в пол: — Ваша верная кобыла, Калка… Она захромала во время вашей последней охоты… А конюх ведь не упреждён о лечении…
— Я упредил конюха, — прервал Ричард, стараясь прочесть мысли на лице своего слуги: — Если не оправится к зиме, запорю его до смерти…
Франц замялся, не поднимая глаз. Благородный герцог практически видел, как лихорадочно скачут мысли в его голове, выискивая достойный предлог.
— Давай-ка правду, — Ричарду надоело ждать, пока мужик до чего-то додумается: — Ты, значит, хочешь уехать отсюда?
Мужик молча кивнул, хмуро разглядывая пол у своих ног.
— А как же девушка? – вкрадчиво начал герцог, уже смутно что-то подозревая: — Ну, та юная красавица вчера у колодца…
— Они убили её! – тихо проговорил Франц, поднимая-таки глаза на своего господина: — Убили…

…Это было только сегодня утром. Когда солнце едва показалось из-за горизонта, Франц сумел выбраться во двор. Ночные побои ещё только начали проявлять себя, зато похмелье свалилось на голову многотонным грузом. Щурясь после темноты конюшни – ибо спал сегодня на сеновале – он сумел дойти до колодца, чтобы вылить на себя полное ведро обжигающе-холодной воды…
В этот момент перед глазами появился знакомый образ. Рыжие волосы, такая же причёска, такое же платье, фигура…
— Дарина? – сердце, радостно трепыхнувшись, замерло в груди холодным комом, когда в глазах прояснилось, и Франц сумел разглядеть стоявшую перед ним… Незнакомую девушку.
— Алина, — сказала девушка, ставя пустые вёдра. Рыжие, хоть и не такие яркие волосы, такая же причёска, платье…
Девушка смотрела на него с изумлением и испугом, не зная, чего ждать от этого странного чужого слуги с сединой в волосах и тоской во взгляде. Краем глаза Франц видел, как от конюшни к ним торопливо идёт какой-то здоровяк из дворцовых слуг, но всё ещё печально рассматривал девушку, будто надеясь на некое чудо… А потом, ссутулившись, пошёл не глядя, куда, по дороге отдав здоровяку забытое в руках черпаковое ведро.
Удовлетворённо скалясь, здоровяк помог девушке наполнить вёдра. Девушка печально смотрела в след уходящему Францу…
Это было только сегодня утром…

…Закусив губу, Ричард рассматривал своего селянина так, словно впервые увидел. Да, одно время Франц казался ему неплохим подспорьем, чтобы подпихнуть авторитет старика де Борво. Потом мужик стал будущим воспитателем для сына благородного рыцаря. Хоть и бастарда – но всё равно, сына!.. Потом, когда сгорел дом Франца, унеся жизни его жены и ребёнка герцога, тот хотел повесить мужика за недосмотр. Ладно, бывалые следопыты пояснили: заснула баба со свечой в руке над колыбелью… Дура!..
Тогда, чтобы присмотреться к селянину получше, де Ульмен и приблизил его к себе. А селянин продолжал выкидывать трюки, поражающие непреклонностью и отчаянием. Помнится, когда благородный сэр Альфред нор Геленвир, после поединка на мечах, стал вассалом благородного Ричарда де Ульмен, то за кувшинчиком «мировой» со смехом рассказывал, как простой мужик пытался зарезать рыцаря за его, де Ульмена, честь!..
Да, не первый раз де Борво влезает в любовное счастье Франца… Но такова жизнь, и это надо просто принять.

— Вот что, — сказал герцог, очнувшись от своих дум: — Я тут письмо приказчику составил. Праздник праздником, но за делами надо следить… Да вот незадача: гости в замке со своими любовными переписками всех дворцовых гонцов разогнали. Вот и получается, что некому послание доставить. Кроме тебя. Дворцовым распорядителям скажешь, что прибуду через четыре-пять дней! Пусть мой замок к возвращению хозяина подготовят. У тебя же, до моего приезда — свободное время. Можешь напиться в стельку, можешь в какой из моих деревенек с мужиками подраться… Только не калечь никого… Можешь всех моих дворцовых чернавок за задницы перещупать, я разрешаю… В общем, прокутись, развей душу!
Передавая селянину письмо, Ричард снова критически осмотрел слугу…
— И надень гербовую ливрею, — добавил он: — Пусть все видят, что едет мой герольд, по важному поручению. Ступай.
— Благодарю вас, сир, — поклонившись так низко, насколько позволял вчерашний хмельной пар в голове, Франц исчез за порогом. На его месте тут же возник юный оруженосец.
— Принеси Палернского, — сказал ему герцог и позволил себе улыбнуться: — Хочу промочить горло…
Глядя на закрывшуюся дверь, Ричард подумал, что возможно и поторопился с новым назначением. Франц, конечно, человек верный, но как выяснилось, довольно горячий. А герольд должен быть в первую очередь хладнокровен, как прибрежная скала… Ай, ладно, там видно будет. Хватит думать о делах, завтра будет пир и свадьба!

… Солнце давно перевалило полуденную черту, когда Франц выехал за ворота. Одетый в ливрею с родовыми гербами ди Грон, он неторопливо понукал пегого жеребца, на попоне и седле которого также виднелись геральдические знаки Ричарда де Ульмен. Ни встречные крестьяне, ни слуги других господ, ни королевская стража не посмеют задерживать герольда благородного сеньора, едущего с важным поручением. Однако, едва углубившись в лес, Франц снял ливрею и положил на колени, поперёк седла. Это был своего рода знак: послание, с которым едет человек с ливреей, важное – но тайное!..
Примерно через пять-шесть миль должна быть развилка, свернув на которой, можно выехать к замку Доулбуров со стороны Малых ворот. Сейчас, во время подготовки к празднику, сюда съезжаются возы с продуктами, слуги и, конечно же, гонцы, как правило, с тайными посланиями. И все – через Малые ворота. Потому что Главные открыты только для дорогих гостей!

Охранники на воротах пропустили без вопросов. Для них, простых рубак, влезать в господские секреты – себе дороже…
Главный конюх, с которым Франц пил «дорожную» перед выездом, ожидаемо храпел на сеновале, ибо кувшинчик «ягодной» достался ему почти целиком. Коварная настойка из родной деревни Франца обладала приятным для непритязательного горла вкусом, но упорно валила с ног после третьей чаши…
Младшие конюхи тоже предпочли вопросов не задавать. Спрашивать «по-свойски» им было не по чину, а господские тайны – это господские тайны. Дай Бог, чтобы не высекли за то, что осмелились увидеть герольда с тайным делом знатного господина!

Хотя солнце ещё не касалось краем верхушек дальних лесов, в замке уже вовсю господствовал сумрак. Франц повёл коня в дальнее стойло, откуда ближе всего до замковых коридоров и где быстрее всего будет запрыгнуть в седло, если что-то пойдёт не так…
Дарина говорила, что замок испещрён ходами. От одной замковой стены можно попасть на противоположную, не выходя на улицу… Взяв со стены факел, Франц прошёл в коридор. Здесь, около входа в конюшню, должна быть лестница, по которой можно выйти на стену, а за ней – оружейная комната, запираемая только ночью. Недаром же Франц три дня шастал по этим ходам…
Остановившись около обитой железом дверью, он огляделся и потянул кольцо дверной ручки на себя… Несмотря на тихий, но вполне слышимый скрип, никто не появился. Обнаружив, что всё ещё держит в руке накидку с гербами хозяина, Франц затолкал её в угол, между пирамидами. Если не приглядываться, то и не заметишь. Выдернув с полки первое, что попалось под руку – что-то явно тяжёлое, с металлическим круглым набалдашником на деревянной рукояти – он вышел в коридор, оставив факел в настенном держателе.
Где находятся покои, отведённые для де Борво, Франц узнал вчера, у избитых кольчужников…

Пока что ему везло. Редких слуг и дозоры замковых стражников удавалось заметить издалека – и вовремя скрыться в тени.
Хотя, Франц уже успел пожалеть, что оставил ливрею, под которой можно было бы скрыть оружие – топор с шипом на обухе – от любопытных глаз… Сжав его до боли в пальцах, он остановился перед нужной ему дверью.

Из-за двери послышался женский крик, быстро оборвавшийся со звуком удара и последовавшим потоком мужской ругани. Резко выдохнув, Франц быстро огляделся и, убедившись, что коридор пуст, трижды долбанул рукоятью топора в дверные доски.
— Какого хера?! – раздался в ответ нетрезвый голос, знакомый до кровавой рвоты: — Отто, ты?..
— Срочное послание для благородного барона Эйнгейла де Борво! – Франц старался говорить уверенно, но не слишком громко.
— Что за… Ты, ублюдок, смеешь называть меня не полным титулом!? – залязгал засов, так, словно кто-то изнутри на него ещё и замок навесил: — Да я тебя…
Наконец, дверь распахнулась, выбрасывая в коридор запах перегара, застарелого пота — и свежей крови. На пороге стоял сам де Борво. В грязных исподних штанах, с отвислым брюхом, растрёпанной бородой и злобными поросячьими глазками, пытающимися сфокусироваться на внезапном госте. Франц ещё успел заметить свежие полосы царапин на щеке возле глаза, на шее, на груди… Но в следующий момент тело сработало как пружина, направляя удар в голову старого рыцаря.
Того спасла реакция. Не поняв, в чём дело, и не сумев толком защититься, барон привычно отклонился назад. И топор, вместо того, чтобы разрубить бароновский череп, пробил ему грудь, прочно застряв в рёбрах.
Падая, тот ещё успел удивиться…

Рыкнув с досады, Франц вошёл в комнату, заперев за собой дверь. Де Борво лежал на спине, пытаясь осознать произошедшее. Он открывал и закрывал рот, но боль в груди не давала ему вдохнуть. Кое-как подтянув руки, на которых виднелись свежие следы укусов, барон попытался нащупать причину этой боли…
Лихорадочно думая, что делать дальше, Франц оглядел комнату. Поменьше, чем у герцога, но обстановка пышнее. Когда де Ульмен отказывался от показной роскоши, де Борво всячески старался подчеркнуть свою значимость.
Франц подошёл к окну и сорвал тяжёлую штору. Подойдя к барону, подпихнул плотную ткань ему под ноги.
Де Борво дышал сипло и часто, глядя в точку перед собой. Наверное, он всё ещё не мог поверить, что это не сон. Но когда Франц, упираясь в него ногой, выдернул топор, старый рыцарь закричал от боли. Торопливо присев, Франц зажал ему рот.

За дверью послышались шаги и голоса. Очередной патруль дворцовой охраны прошёл по коридору, негромко переговариваясь.
Как только топот сапог утих, Франц поднялся на ноги и лезвием топора под подбородок приподнял голову барона, заставляя смотреть в глаза.
— Ты кто? – хрипло спросил де Борво, борясь за очередной глоток воздуха: — Кто тебя посс… пос…
… Франц разглядывал его со смешанным чувством. По большому счёту, всё равно, узнает его барон или нет.
Но де Борво узнал. Это стало понятно по глазам в тот самый последний миг, когда Франц, вскинул топор над головой – и резко опустил его вниз, завершая дело!
Нелепо дёрнув ногами, старый рыцарь затих.
Человек, который долгое время был живым воплощением ночных кошмаров простого селянина — умер!
Присев рядом с телом, Франц попытался собраться с мыслями. Облегчения не было. Как не было и чувства отмщения… Ничего. Всё та же холодная пустота в груди…

Неясный звук вклинился в уши из окружающей мнимой пустоты. То ли всхлип, то ли стон. У стены, рядом с просторной постелью, кто-то был.
Подойдя, Франц увидел девушку, что сидела на полу, спрятав лицо в колени и, прикрыв голову руками, тихо плакала.
Опустившись перед ней на колени, Франц осторожно и, по возможности, нежно отвёл руки с багровеющими синяками на запястьях и приподнял за подбородок, пытаясь заглянуть в лицо.
Синяк на щеке, свидетельствующий о потере как минимум двух зубов, и начинающие наливаться багровой синевой губы. Следы пальцев на шее… Бедная девочка должна была хорошенько поплатиться за вчерашнее упрямство Дарины.
Зажмурив мокрые от слёз глаза, девушка плакала, не разжимая рта. То ли ожидала продолжения истязаний, то ли думала, что её тоже убьют… Франц поневоле подался назад. Перед ним сидела Алина. Избитая, заплаканная – но живая. Протянув руку к кровати, он высвободил край простыни и, подтянув, начал вытирать влажные дорожки на щеках.
Вздрогнув, девушка открыла глаза, пытаясь разглядеть его сквозь набегающие слёзы. Не сумев ничего рассмотреть, снова уткнулась в колени заплаканным личиком.

Встряхнувшись, Франц быстро поднялся на ноги. Время неумолимо текло к ночи – и вскоре ворота замка перекроют, захлопывая мышеловку.
Шагнув к де Борво, он приподнял тело под плечи, перекладывая его на сорванную штору. Теперь – коридор. Тут, всего через два поворота, открывается чудесный вид с крытого балкона, откуда все замковые стражники, да и слуги, в общем-то, любят справлять малую нужду.
Захаживают на балкон и благородные господа. Чтобы, глядя на склон с небольшой речушкой внизу и живописной рощей на том берегу, от души помочиться с похмелья!..
Кряхтя и чертыхаясь про себя, Франц выволок завёрнутое в штору тело, надеясь, что девчонка не решит запереться изнутри. Факел у двери погашен, сигнализируя дворцовой обслуге о приватной беседе в покоях, а собственных слуг де Борво наверняка упредил заранее…
Уже на первом повороте начались проблемы. Мало того, что покойный барон умудрился застрять в узком проходе, так ещё и кровь пропитала казавшуюся Францу плотной ткань, и теперь за телом оставался багровый след…
Непростое это дело – тащить груз, прислушиваясь к каждому шороху, да ещё не забывая при этом молиться и одновременно материться про себя… Когда до цели оставалось всего два десятка шагов, Францу казалось, что бешенные удары его сердца разносятся на весь замок.
Подтащив, наконец, тело к каменным перилам, он, спохватившись, откинул штору. Мёртвые глаза де Борво безжизненно смотрели на заходящее солнце… Чертыхнувшись уже вслух, Франц выдернул казённый топор и, кряхтя, взвалил барона на холодное ограждение. Облегчённо выдохнув, он столкнул тело вниз, едва не свалившись следом.
Протерев следы натёкшей крови на полу и перилах, зачем-то отправил штору туда же…

Солнце неостановимо уходило за горизонт, напоминая о скоротечности времени. Вздохнув, Франц устремился в коридор, вспоминая путь к оружейне. Бегом до угла, лестница вниз, теперь налево… Чёрт!
— Видал, какую к де Борво цыпочку повели? – двое стражников вышли из-за угла, освещая факелами путь.
Франц сделал несколько шагов назад и присел, стараясь раствориться в темноте. Если повезёт, то парни повернут в трёх метрах от него… Удерживая в руке яркий факел, очень трудно разглядеть то, что сокрыто в тени.
— Предыдущая поаппетитнее была, — отозвался другой: — Непонятно мне, как старик с ней управится, после вчерашних-то «любовных ран»?
Оба засмеялись, исчезая за поворотом. Понятно: слухи о строптивости служанки, видимо, запретили обсуждать под страхом сурового наказания. Само собой, это стало тайной «притчей во языцех»…

Оказавшись в оружейне, Франц первым делом отыскал свою ливрею – и, удивляясь собственной остервенелости, обтёр ей перемазанный кровью топор. Осталась одна, кхм, небольшая проблема…
С ливреей в руке, шагалось хотя и торопливо, но уже гораздо увереннее. Встречный дозор пропустил без единого вопроса. Подойдя к знакомой двери, Франц зачем-то постучался и только потом перешагнул порог.
Девчонка сидела там же, у стены, казалось, без единого движения. Хмыкнув с досады, Франц приблизился – и чуть не оказался проткнут роскошным золочёным кинжалом. Помогла сноровка и какая-никакая, а выучка. Отшагнуть назад, перехватить запястье, ударить под локоть – и клинок уже на полу.
Преодолевая слабое сопротивление – похоже, девчонку били ещё и под дых – Франц подтащил Алину к бадейке в углу. Конечно, далеко не все господа совершали утреннее омовение, но кувшин с водой и тазик были во всех гостевых покоях.
Осмотревшись ещё раз, Франц затёр ливреей оставшиеся следы крови на полу. Заметив что-то под кроватью, вытащил наружу небольшой сундучок. Взгромоздив его на стол, где валялась связка ключей, Франц взялся торопливо подбирать ключи…
Ага. Несколько кошелей, явно с серебром, один, наособицу – видимо, с золотом. Какие-то бумаги, печати… Пересыпав немного золота в один из кошелей с серебром, Франц привязал его к поясу. Отыскав в ворохе одежды барона богато украшенные ножны, подобрал кинжал и, со вздохом положил на стол. Слишком запоминающаяся вещица…
Алина сумела кое-как привести себя в порядок, но синяк на щеке и распухшие губы не давали Францу покоя. Он сгрёб с постели разорванное платье и бросил его девушке, после чего задумчиво взглянул на оставшуюся штору, сиротливо болтающуюся на окне…

… К конюшне они почти бежали, торопясь до закрытия ворот. Под бессмысленными взглядами проснувшегося, но не успевшего протрезветь старшего конюха, Франц вывел коня, с сидящей в седле женской фигурой, кутающейся в дорогой, судя по ткани, плащ. Так они и вышли за ворота: герольд с ливреей в руках, означающей важное, но тайное поручение, вёл в поводу пегого жеребца, на котором восседала девушка – явно, любовница какого-то знатного сеньора.
Привратные стражники, конечно же, не стали задавать вопросов. Для них, простых рубак, лезть в господские секреты – себе дороже. И вообще, меньше знаешь – проще жизнь!..

***
… Осенняя ночь подходила к концу, и утро заявляло дневные права кровавыми отсветами зари из-за придорожных деревьев.
Франц остановил коня, когда шпили фамильного замка ди Грон показались над полосой утреннего тумана. Закутанная в штору, как в плащ, Алина дремала в седле позади, доверчиво прижимаясь к его спине. Кошелёк на поясе изрядно отяжеляли деньги покойного барона. А Франц смотрел, как светлеет небо над замковыми крышами. Впервые за долгое время он не знал, как быть дальше.
Стоит ли вообще возвращаться в тёмную вонь замковых стен, откуда, скорее всего, прямой путь на деревенские пашни, к подзабытой уже крестьянской жизни? Ведь де Борво больше нет, и де Ульмен вполне может решить, что Франц ему больше не нужен…
Жеребец под ним сам по себе сделал несколько шагов вперёд. Бесхитростной скотине хотелось поскорее попасть в полутёмное тепло хозяйской конюшни, с полной кормушкой овса…
Обнаружив, что гербовая ливрея всё ещё лежит у него на коленях, Франц брезгливо сбросил её в пыль. Взглянув последний раз на замковые стены, он повернул коня прочь!..

… Начинающийся день в замке благородного лорда Доулбура ди Гряз отразился несчастьем, которое едва не омрачило свадьбу. Благородный барон де Борво, выйдя ночью, дабы подышать свежим воздухом, упал с балкона и разбился. Умалчивалось, правда, что барон, видимо, был в стельку пьян, иначе с чего бы ему срывать шторы в собственных покоях? Одну нашли рядом с телом…

… На фоне трагедии почти незамеченным прошло очередное исчезновение какой-то служанки…

… Печальная весть ожидала благородного Ричарда де Ульмен по возвращении домой. Его верный слуга и новый герольд Франц – исчез по пути в замок ди Грон. На дороге нашли только его перепачканную кровью ливрею… Очевидно, бывший селянин стал жертвой лесных разбойников, иногда промышлявших в этих местах…

…Ближе к зиме, до окрестных земель докатилась одна не особо важная весть. Дозор королевской стражи поймал на востоке двух беглых холопов – мужика с девкой – и, не особо церемонясь, вздёрнул их за ноги возле ближайшего придорожного трактира!..

28.10.2018.
СмЛ.