Книга «»
Клоуны не плачут. Часть 1 (Глава 1)
Возрастные ограничения 12+
11 сентября 1882 года
Я готовился к выступлению. Не знаю, как другие артисты, но лично я перед выступлением предпочитаю бездельничать. В этом, собственно, и состоит моя подготовка.
Я сидел в своей гримерной перед огромным пыльным зеркалом, на котором кто-то уже успел написать «ХОЧУ РЕБЕНКА ОТ ЭРИКА.Р.». До моего выхода оставалось полчаса.
Перед смертью не надышишься, но я старательно дышал.
В данный момент на сцене выступала госпожа Клара, оперная дива из самой Москвы. Говорят, от ее голоса лопались стаканы. Не знаю, как насчет стаканов, но барабанным перепонкам приходилось туго.
Про госпожу Клару ходили упорные слухи, что она продала душу Дьяволу за то, чтобы иметь такой сильный голос. Впрочем, на месте этой тумбы я лучше бы выбрал стройную фигуру. Да и вообще, я скорее продал бы свою душу за то, чтобы не слышать ее песнопений. К моему величайшему сожалению, покупателей пока не нашлось.
Хорошо, что я выступаю не сразу после нее. После вокализов госпожи Клары публика всегда немного пришибленная. Очевидно, всех подавляет величие и мощь российской оперной дивы.
Следом идет номер заезжего иллюзиониста из Франции господина (не шучу, это правда его фамилия!) Монпасье.
А потом на сцену выйду я. Скорее бы уже.
Полчаса пролетают быстро, как, как…полчаса.
И вот я уже стою на сцене мюзик-холла «Дирижабль-Арена». Мне в лицо светят прожекторы. В первый миг я слепну, но потом привыкаю. Хотя глаза и болят.
Публика, подогретая веселыми шуточками конферансье, встречает меня аплодисментами.
Я ненавижу набриолиненного идиота, который служит главным конферансье мюзик-холла. Зовут его Генрих фон Юльке. Он мерзок, противен и похож на слизняка. Голос у него гнусавый, как будто от насморка. На самом деле конферансье видит в этом свой стиль. Согласитесь, хорошего человека Генрихом фон Юльке не назовут.
Впрочем, Эриком Р. Тоже.
Публика видит обаятельного и милого толстяка, душку и балагура. Ей и невдомек, что он пьет за троих, а причиной гнусавого голоса является кокаин. Эх, если бы наши зрители знали чуть больше об артистах, они никогда, ни при каких обстоятельствах не приходили бы на наши выступления. Или же наоборот, никогда бы отсюда не уходили. Народ любит мерзавцев, уверяю!
Все, оставим эти вопросы любви-ненависти на потом. Я на сцене, и это главное.
Жду, пока публика замолкнет.
— Дамы и господа! – зычно произношу я. – Леди и джентльмены! Дамен унд хёрен! Добрый вечер!
Снова приветственные аплодисменты.
Зрители вялые. Ох оглушила госпожа Клара, их усыпил господин Монпасье. Пришло время их разбудить.
— Господа, поднимите руку те, кто приехал сюда на омнибусе! – в качестве разрядки предлагаю я. – Для тех, кто из лож, поясняю. Омнибус – это такая пыхтящая штука на колесах, которая портит воздух, когда вы проезжаете мимо на своих каретах из золота.
Зал робко посмеивается.
— Галерка? – провожу перекличку я. – О, лес рук! На меня можете не смотреть, я вообще пешком пришел!
Взрыв смеха. Ура!
Зрителям-то и невдомек, что у меня и вправду мало денег, и я не могу себе позволить экипаж, ни старомодный конный, ни современный паровой. Поскольку все деньги отнимает мой импресарио. Такова моя плата за популярность.
Зато им нравится смеяться над собой.
Всем: и банкирам с площади Тридцати Восьми, и аристократам с Флюгерной улицы, и проституткам с улицы Собачьей. Кстати, знаете, как я отличаю дам легкого поведения от аристократок? Первые одеты дороже и изысканней.
Всем нравится смеяться над собой. И ведь, в сущности, горожане все одинаковы. Все стремятся занять свое место под Солнцем, и все, все до единого пыжатся показать свою значимость, и дворяне, и лавочники. И тут в ход идут все приемы: и новомодные паровые экипажи, и часы — обязательно! — марки «Альказар», и одежда, пошитая исключительно у мастера Россини. Ох, сколько же раз я смеялся над всеми этими стереотипами!
Ну в самом деле, кому пришла в голову идея повозок, использующих энергию пара? Какой идиот глянул на чайник, и сказал себе: уверен, эта дрянь сможет еще и ездить? А вы видели, как владельцы «Альказаров» носят свои часы? Вы вообще хоть раз их видели в одежде с длинными рукавами? Даже если иной любитель этой прославленной марки и купит себе шубу на зиму, то — уверен! — проделает специальное отверстие, чтобы все могли их видеть! А про мастера Россини и говорить не хочется. Во Флагманштадте и без того немало педерастов.
Публике, повторюсь, нравится смеяться. Они за это деньги платят. И невдомек им, что я просто-напросто над ними издеваюсь.
— А теперь, — произношу я, чувствуя, что разгоряченной публике нужна шуточка поострее, — поднимите руки все, кто старше сорока лет. Ну же, не стесняйтесь.
Первые ряды нехотя поднимают руки. Вуаля — рук становится все больше и больше.
Целый лес рук.
Пли!
— Отлично, — говорю я, — можете опускать. У меня для вас хорошие новости. Вы не поверите, но секс не отменили в семьдесят пятом!
Я готовился к выступлению. Не знаю, как другие артисты, но лично я перед выступлением предпочитаю бездельничать. В этом, собственно, и состоит моя подготовка.
Я сидел в своей гримерной перед огромным пыльным зеркалом, на котором кто-то уже успел написать «ХОЧУ РЕБЕНКА ОТ ЭРИКА.Р.». До моего выхода оставалось полчаса.
Перед смертью не надышишься, но я старательно дышал.
В данный момент на сцене выступала госпожа Клара, оперная дива из самой Москвы. Говорят, от ее голоса лопались стаканы. Не знаю, как насчет стаканов, но барабанным перепонкам приходилось туго.
Про госпожу Клару ходили упорные слухи, что она продала душу Дьяволу за то, чтобы иметь такой сильный голос. Впрочем, на месте этой тумбы я лучше бы выбрал стройную фигуру. Да и вообще, я скорее продал бы свою душу за то, чтобы не слышать ее песнопений. К моему величайшему сожалению, покупателей пока не нашлось.
Хорошо, что я выступаю не сразу после нее. После вокализов госпожи Клары публика всегда немного пришибленная. Очевидно, всех подавляет величие и мощь российской оперной дивы.
Следом идет номер заезжего иллюзиониста из Франции господина (не шучу, это правда его фамилия!) Монпасье.
А потом на сцену выйду я. Скорее бы уже.
Полчаса пролетают быстро, как, как…полчаса.
И вот я уже стою на сцене мюзик-холла «Дирижабль-Арена». Мне в лицо светят прожекторы. В первый миг я слепну, но потом привыкаю. Хотя глаза и болят.
Публика, подогретая веселыми шуточками конферансье, встречает меня аплодисментами.
Я ненавижу набриолиненного идиота, который служит главным конферансье мюзик-холла. Зовут его Генрих фон Юльке. Он мерзок, противен и похож на слизняка. Голос у него гнусавый, как будто от насморка. На самом деле конферансье видит в этом свой стиль. Согласитесь, хорошего человека Генрихом фон Юльке не назовут.
Впрочем, Эриком Р. Тоже.
Публика видит обаятельного и милого толстяка, душку и балагура. Ей и невдомек, что он пьет за троих, а причиной гнусавого голоса является кокаин. Эх, если бы наши зрители знали чуть больше об артистах, они никогда, ни при каких обстоятельствах не приходили бы на наши выступления. Или же наоборот, никогда бы отсюда не уходили. Народ любит мерзавцев, уверяю!
Все, оставим эти вопросы любви-ненависти на потом. Я на сцене, и это главное.
Жду, пока публика замолкнет.
— Дамы и господа! – зычно произношу я. – Леди и джентльмены! Дамен унд хёрен! Добрый вечер!
Снова приветственные аплодисменты.
Зрители вялые. Ох оглушила госпожа Клара, их усыпил господин Монпасье. Пришло время их разбудить.
— Господа, поднимите руку те, кто приехал сюда на омнибусе! – в качестве разрядки предлагаю я. – Для тех, кто из лож, поясняю. Омнибус – это такая пыхтящая штука на колесах, которая портит воздух, когда вы проезжаете мимо на своих каретах из золота.
Зал робко посмеивается.
— Галерка? – провожу перекличку я. – О, лес рук! На меня можете не смотреть, я вообще пешком пришел!
Взрыв смеха. Ура!
Зрителям-то и невдомек, что у меня и вправду мало денег, и я не могу себе позволить экипаж, ни старомодный конный, ни современный паровой. Поскольку все деньги отнимает мой импресарио. Такова моя плата за популярность.
Зато им нравится смеяться над собой.
Всем: и банкирам с площади Тридцати Восьми, и аристократам с Флюгерной улицы, и проституткам с улицы Собачьей. Кстати, знаете, как я отличаю дам легкого поведения от аристократок? Первые одеты дороже и изысканней.
Всем нравится смеяться над собой. И ведь, в сущности, горожане все одинаковы. Все стремятся занять свое место под Солнцем, и все, все до единого пыжатся показать свою значимость, и дворяне, и лавочники. И тут в ход идут все приемы: и новомодные паровые экипажи, и часы — обязательно! — марки «Альказар», и одежда, пошитая исключительно у мастера Россини. Ох, сколько же раз я смеялся над всеми этими стереотипами!
Ну в самом деле, кому пришла в голову идея повозок, использующих энергию пара? Какой идиот глянул на чайник, и сказал себе: уверен, эта дрянь сможет еще и ездить? А вы видели, как владельцы «Альказаров» носят свои часы? Вы вообще хоть раз их видели в одежде с длинными рукавами? Даже если иной любитель этой прославленной марки и купит себе шубу на зиму, то — уверен! — проделает специальное отверстие, чтобы все могли их видеть! А про мастера Россини и говорить не хочется. Во Флагманштадте и без того немало педерастов.
Публике, повторюсь, нравится смеяться. Они за это деньги платят. И невдомек им, что я просто-напросто над ними издеваюсь.
— А теперь, — произношу я, чувствуя, что разгоряченной публике нужна шуточка поострее, — поднимите руки все, кто старше сорока лет. Ну же, не стесняйтесь.
Первые ряды нехотя поднимают руки. Вуаля — рук становится все больше и больше.
Целый лес рук.
Пли!
— Отлично, — говорю я, — можете опускать. У меня для вас хорошие новости. Вы не поверите, но секс не отменили в семьдесят пятом!
Рецензии и комментарии 0