Командир 2. Первая пятерка

***

Забота о подчиненных. Каждый командир заботится о них, как умеет.
Я рычал на пятерку своих солдат, как матерый волк на новорожденных щенят.
— Вы жалкие и бездарные создания. Вы не стоите даже пыли под моими ногами! И вы называете себя королевскими солдатами? Нет, вы не солдаты. Вы – подростки. Или нет. Вы – детвора. Точно: сопливая и беззубая детвора – вот кто вы!
— Но мы не детвора. Нам всем здесь по двадцать лет! – донеслось до меня недовольство.
— А ну, кто тут позволил себе открыть рот? – возмутился я, глядя в упор на невысокого худощавого парня.
— Лето я, – тут же отрекомендовался он.
— Я знаю, что Лето, — быстро заверил выскочку я. – Только почему ты такой худой? Тебя же унесет от одного, даже маломальского порыва ветра. Нет, даже от одного моего чиха!
— Но я лучник, господин командир. А лучнику быть крупным не нужно, — попытался он оправдаться.
— Ага – скажешь это зомби, когда они пойдут на тебя в атаку со своими здоровенными мечами.
— Ну, я, это… — Парень зарделся, и его веснушки разом потонули на алом фоне.
— Лето, видишь ту синюю колоду? – Я небрежно указал рукой в ближний угол плаца, заставленного всяческой нужной утварью.
— Ту на полпуда? (Пуд – 16 кг)
— Да.
— После разговора поднимешь ее десять раз. Это для затравки.
— Но командир….
— Двадцать раз! – рявкнул я.
— Хорошо. – Воин покорно замолчал и печально опустил взгляд. И правильно – не зачем пререкаться со старшим по возрасту и по званию. Военная дисциплина это не хухры-мухры.
— Так, кто тут у нас еще хочет показать, что он, дескать, самый умный и самый голосистый? У кого горло чешется? — С этими словами я устрашающе сдвинул брови и начал пристально вглядываться в лица остальной четверки.
Первый – рыжий, высокий и худой. Взгляд отчаянный. Судя по деталям кожаной амуниции – копьеносец.
— Как зовут?
— Ян, господин командир.
— Хорошо.
Еще одна каланча, на этот раз лысая, и с бравой улыбкой на лице. Тоже копьеносец.
— Как зовут?
— Лицуй, господин командир.
— Отлично.
Следующий низенький и коренастый. Судя по широкому поясу, еще один лучник. Я взглянул ему в глаза – взгляд у паренька хоть и мрачный, но довольно решительный.
— Как зовут?
— Митяй я, командир.
— Пойдет.
Я перевел взгляд на следующего бойца. Так-так-так – кто это тут у нас?
— Вот ты — как тебя зовут? — Я ткнул пальцем в упитанного молодого человека, стоящего в самом конце пятерки.
— Олто, господин командир! – нервно представился он, видимо, не зная, хорошее или плохое сулит ему интерес моей персоны.
— Ты почему такой жирный, Олто? – недоуменно вопросил его я.
— Я не жирный, я кряжистый, — тут же воспротивился парень.
— Так, пререкаемся? – Я снова напустил на себя самый строгий вид.
— Нет, господин командир. Просто докладываю, — сказал он, яростно ища взглядом поддержку у сослуживцев.
— Докладываешь? Так и я сейчас тебе доложу. Видишь ту самую колоду? После того, как с ней позабавится Лето, поднимешь ее тридцать раз.
— Тридцать раз? Но это же много. Тридцать раз? Я… я не смогу! — В глазах парня читались страх и отчаяние. Трусит? Трусит что, надорваться или уронить престиж в глазах будущих друзей? Плохо. Очень плохо.
— Сорок раз, – не поддался на жалость я.
— Но…
— Пятьдесят. – Уж теперь-то до него должно было дойти, что спорить со мной, своим командиром, бесполезно.
Олто это понял, и, всхлипнув, умолк. Тоже мне, топорист нашелся. Тридцать раз не поднять полупудовую деревяшку? И как же он топором махать собрался?
Ладно, потом. Сейчас же закрепим урок для ясности.
— Итак, запоминаем: любой, кто будет выступать против моих приказов, или распоряжений, будет наказан. Ясно — понятно?
— Ясно – бодро ответила большая часть моего отряда. Ясно, значит? Ну, если понимаете, что этого требует дисциплина, то хорошо.
— В случае же злостного неповиновения пострадает весь отряд. Это тоже ясно?
— Ясно!
А это вам кнут и пряник в одном лице. Не догадаетесь сплотиться перед лицом беды – вам же хуже.
— Фантазия у меня очень даже и очень хорошая, так что рекомендую не провоцировать меня, вашего командира, на ее воплощение. Ясно?
— Ясно!
А это не кнут. Это так, для острастки. И для излишней старательности. Хотя, если доведут, то придется воплощать.
— Экие вы понятливые, — наконец я позволил себе улыбнуться. Так, для атмосферы. — Ну, хорошо. Если вы действительно усвоили эти простые истины, то я расскажу вам первые азы. Сегодня вы попали в лагерь военной подготовки. Всего вас тут тысяча человек, и вы разбиты по пятерке на каждого командира. Если будете слушаться меня во всем, как своего родного отца, то через год живыми останется добрая половина из вас.
Тут я бессовестно соврал – каждый год война с нежитью пожирала две трети прибывших сюда новичков. Потому что уж слишком медленно учатся люди. И слишком много в них всякого лишнего.
— Как отца? – усмехнулся, расслабившись, Лето. – Так вы старше нас всего лишь от силы на несколько лет, командир.
— Все верно – мне всего лишь двадцать пять, – кивнул, соглашаясь, я. – Но поверьте — на ремесле войны я съел не просто собаку, а целого быка и коня в придачу. Мне есть чему научить вас,… если вы, конечно же, способны учиться.
Вот это – чистая правда. Я уж постараюсь вас всему научить. И так постараюсь, что не научиться вы не сможете. А принять или не принять мои уроки – дело ваше.

***

Первое правило войны гласит – командующий предполагает, а война располагает.
Так вышло и в этот раз.
Ночью нас разбудил сигнал тревоги. Услышав его, я стрелою выскочил во двор. Было темно, почти ничего не видно — лишь искрами мерцали костры на дозорных башнях. И в этой темноте, обильно сдобренной паническими криками и бряцаньем спешно надеваемого оружия, суетливо носились неясные тени.
Суета. Паника. Переполох.
Непорядок.
Я тяжело вздохнул и огляделся, что есть силы напрягая глаза. Через пару мгновений я вырвал из общей суеты необходимого человека.
— Что? – просто и коротко спросил я у пойманного.
— Нежить прорвалась через реку, Валдир, — быстро ответил адъютант, увидев, кто именно его поймал.
— Как? – снова спросил я, вычленив самое важное из всего, что жутко хотелось спросить.
— Применили какое-то новое заклинание.
— Сколько их?
— До тысячи.
— Кто?
— Скелеты.
— Какие?
— Разные. Есть простые, есть мечники, есть щитоносцы. А еще есть пару рыцарей-скелетов. И все бодрым строем идут сюда, прямо к вашему лагерю.
— И на пути у них? – Я выжидающе замолчал.
— Всего две сотни наших, не включая охрану этого лагеря.
Услышав, что хотел, я отпустил адъютанта. Две сотни наших вояк не удержат дорогу к тренировочному лагерю. Будет бой. А точнее, бойня, если к ним вовремя не подоспеет подкрепление. И это подкрепление – мы: тысяча желторотых новичков, не пробывших в лагере и десяти дней, и две сотни их наставников. Нет, шансы на победу у нас есть. Главное — отсутствие паники среди новобранцев и грамотные приказы нашего начальства.
Отсутствие паники среди новичков? М-да – на это явно рассчитывать не придется. Что ж, придется надеяться на второе. С этой мыслью я побежал в палатку командующего лагерем для получения распоряжений.

***

Нашей пятерке досталось защищать узкую просеку между большими камнями и могучим упавшим дубом. Неплохое место. Даже не так — место просто отличное. И хорошо оно в первую очередь тем, что при должной сноровке и удачном стечении обстоятельств защищать его можно и в одиночку. Чем я, собственно, и озаботился, пытаясь показать новичкам первые основы настоящего боя.
— Скелетов бояться не стоит, — заявил я и кинулся со своим полуторником на последнего врага. Произошел быстрый обмен ударами, и я с хрустом раскроил пожелтевший от времени череп. Позванивая остатками кольчуги, куча костей безропотно плюхнулась на землю. – И вообще – ничего бояться не стоит. Это — залог вашей победы. Помните об этом.
Я взглянул на небо и увидел рассвет. Это хорошо — скоро к нам пребудет подкрепление. А значит – мы выстояли.
— Как же можно не бояться скелетов? – недоуменно спросил меня рыжеволосый Ян. – Они же ожившие мертвецы! Мертвецы! – дико взвизгнув, добавил он.
— И не просто мертвецы, а мертвецы с оружием, – вторил ему копейщик Лицуй.
— И не просто мертвецы с оружием, а мертвецы, умеющие этим оружием пользоваться, — поддержал товарищей Митяй.
— А еще они, э, страшные, — округлив глаза, признался Олто. – Они, э, воняют. И… пугают. До дрожи.
— Да. Именно что до дрожи, — согласился с приятелем Лето.
Парни стояли с той стороны лежащего ствола – благодаря моему своевременному предупреждению в лагере, полностью экипированные и хорошо вооруженные, но, тем не менее, насмерть перепуганные своей первой встречей с заклятым врагом. Эх, зеленчак…
— Все это правда, — ответил я, без смущения стряхивая ошметки гнилого мяса с кожаного доспеха. – И вместе с этим все это не имеет совершенно никакого значения.
— Как это? – хором спросили пятеро.
— Так это. – Я повернулся к ним и оперся на свой длинный меч. – Знаете, что помогает нежити выигрывать эту войну? Это их количество и их… нечувствительность.
— Нечувствительность? – переспросил пораженный Олто. Лето же вопросительно вскинул бровь.
— Да, нечувствительность. Это значит полное отсутствие чувств, — милостиво пояснил я. – Они не боятся ран, не боятся смерти. Они не сомневаются в приказах своих командиров, не задумываются о возможно бегстве товарищей… если у них бывают товарищи. Они не думают ни о возвращении домой, ни о том, у кого какая плата. Они ни о чем не думают, а потому смело и дружно идут хоть в огонь хоть в воду. А знаете, что мешает сражаться нам?
— Что?
— Наши чувства. Наше неверие, наш страх, наши сомнения. И даже наше желание выжить. И потому, чтобы победить в этой войне, нам нужно избавиться от всего этого.
— Избавиться от желания выжить? – изумился Ян.
— Да. В том числе.
— Но это же… это же невозможно.
— Сложно. Но нужно, — с нажимом заявил я. – Ведь именно желание выжить не дает вам возможности всецело отдаться бою. Разве нет? — Я обвел притихшую пятерку внимательным взглядом. — Страх за свою жизнь мешает вам просчитывать все возможные варианты сражения и побуждает вас к трусливой расчетливости не над шансами на победу, а над шансами на выживание. Что, в свою очередь, мешает вам видеть как картину боя в целом, так и достоинства и недостатки своего противника. Именно ваши чувства мешают вам трезво вести бой, и заставляют колебаться, если вы видите маломальскую угрозу своей жизни или здоровью. А колебания в бою очень быстро приведут вас к гибели. Все просто.
Вроде сказал все верно и гладко. Поняли, не поняли? Дошло, не дошло?
— То есть чем больше мы о себе беспокоимся, тем быстрее мы умрем? Так получается, что ли? – недоверчиво косясь, заметил Ян.
— Да, именно так.
— И чтобы выжить, нам нужно….
— Избавиться от мешающих вам чувств.
— От всех?
— Да, от всех. Как вырубают лес вокруг городских стен, чтобы ничто не закрывало обзор дозорным башням. Да, лес жалко. Но безопасность людей важнее.
На некоторое время над полем боя зависла тишина, лишь изредка прерываемая лязганьем мечем где-то невдалеке – кто-то из наших еще сражался.
— Но это же бред, — не выдержав, взорвался рыжий копейщик. – Отказаться от жизни ради жизни? Нет, что-то тут не так. И вообще — не могут наши командиры учить такому. Валдир – что-то с тобой не так, — уверено заявил мне мой подчиненный. — Ты, как командир, просто не можешь учить новичков такому. Не можешь! – Парень вскочил со своего места и испуганно выставил в мою сторону свое копье. – Или ты просто находишься под заклятьем, что морочит тебе голову. Я не буду тебя слушать. Да и вам, парни, не советую, – обратился он к сослуживцам. – И вообще отойдите от него – он может быть опасен!
Четверо остальных новобранцев растерянно переглянулись. Я же заново прокрутил в уме свою убедительную тираду. Вроде все верно сказал. Что же тот парень не так понял? Ладно – подумаю над этим потом. А пока…
— Что, бунт, значит? – хищно улыбнулся я. – Давно колод не тягали? По плацу не бегали? Не махали мечами на голодный желудок? Так я вам по возвращению в лагерь быстро организую.
— Не слушайте его, парни, — стоял на своем копейщик. – Видите – он несет околесицу. Стало быть, возможно, он околдован!
Я уже начал было думать, как наказать строптивого молодца, но война рассудила иначе – в просеке показался рыцарь-скелет. Воинствующее создание одиноко шло по узкой полосе зеленого леса, полностью закованное в тяжелые черные доспехи, вооруженное огромным двуручным мечом. Шло, дабы убить нас и пополнить нашими телами неисчислумую армию нежити.
Увидев такого врага, парни, ясное дело, запаниковали. И не мудрено – во всяком военном учебнике написано, что победить хорошо экипированного рыцаря-скелета может только правильно экипированный тяжелый конный всадник. А пехоте, да еще новичкам, такая вражина не по зубам. Даже я ему, один на один, не противник.
А что если? Мысль мелькнула подобно молнии. Не поняли слов, так может, поймут из дел?
— Ну что, атакуем? – предложил я им.
На меня снова уставилось пять пар расширенных глаз.
— Это невозможно, – за всех ответил Ян, нервно сжимая в руках копье. Радовало одно, что теперь оно направленно не на меня, а в сторону нежити, до которой было чуть более пятидесяти шагов.
— Это почему же? – спросил я его.
— Потому, что это…бесполезно. У него ого какой меч, а броня так вообще. Атаковав его, мы умрем, но даже поцарапать это отродье мы не сможем. Он просто покрошит нас, как огурцы в салат.
— И что же ты предлагаешь?
— Бежать. То есть отступать. И это предлагаю не я – так предложит любой учебник.
Все верно. Бежать, чтобы спасти свою жизнь. Именно в этом и кроется соль.
— Спорю на то, что мы вместе с Олто завалим это костлявое отродье, – уверенно заявил я и поднял свой полуторник от земли.
— Кто? Я? – взвизгнул Олто, чуть не выронив из рук топор.
— Ты, ты, – усмехнулся я и плотоядно облизнул губы, запугивая новичка. Правильно – пусть лучше он боится меня, чем эту мертвую бездушную скотину. Хотя нет – пусть он лучше ничего не боится, как и я. Но до этого ему пока очень и очень далеко. Очень и очень и очень.
Ян колебался, а рыцарь все приближался. Вот он подошел уже на расстояние сорока шагов, тридцати, двадцати. Парень бы и рад был наплевать на все и пустится в бегство, но убежать с поля боя прежде своего командира это значит стать дезертиром. А за это последует очень суровое наказание.
Очень.
Ян переглянулся с Лицуем и Митяем. Они кивнули.
— Хорошо, — сквозь зубы прошипел он. Наверняка мысленно он меня проклинал. Но это сейчас не важно.
— Ну, Олто, выходи. Выходи не бойся, – сказал я и поманил толстяка из укрытия. — Не биться же мне с этой тварью одному? Ведь если я погибну, кто тогда будет защищать вас это этой кровожадной твари?
Топорист, весь трясясь и чуть не плача, перескочил упавшее дерево и нехотя стал рядом со мною.
— Итак, слушай внимательно, – принялся быстро пояснять я дрожащему, словно осенний лист, вояке. – Запомни главное – тебе бояться не чего – сражаться с врагом тебе не придется.
— Правда? — удивленно спросил, не поверив, он.
— Правда. Твоим делом будет только бить его.
— Как это – только бить? – снова испугался он.
— Как-как? Сзади. Топором. По шлему. План такой, — затараторил я, дабы не терять драгоценные мгновенья. — Я отвлекаю его внимание на себя. Встречаю и блокирую его удары своим мечом. Ты же подходишь сзади, и, что есть силы, бьешь его своим топором. Бьешь только по шлему, и никуда иначе. Главное бей и бей сильно. Если он начнет отвлекаться на тебя и поворачиваться — бить его начну я. А ты — отступай. Как только он снова сосредоточится на мне – подбегаешь и начинаешь все сначала.
— Но Валдир, то есть, командир — выдержать удары рыцаря-скелета может не каждый, — нервно напомнил Лето. – Бьет он сильно, и если вы хоть чуть-чуть ослабите руки, или дадите слабину, то…
— Вот именно, — собираясь с мыслями, довольно прохладно ответил я. – Я – не дам. А вы смотрите на меня и учитесь. Олто, вперед!
Я развернулся и оказался лицом к лицу с надвигающимся монстром. Да, именно монстром, по-другому и не скажешь. Мощные доспехи расширяли тело врага в длину и в ширину, черный цвет пугал и давил своей мрачной безысходностью. Острые шипы опасно щетинились во все стороны, поблескивая наточенными остриями, а огромный двуручный меч величаво покоился на плечах, готовый в момент сорваться и совершить смертоносную волю своего хозяина.
Но я оценил увиденное лишь с дуэльной точки зрения. Подскочив к темному рыцарю, я замахнулся своим полуторником, привлекая его внимание. Меч врага взвился в воздух. Я принял защитную стойку, расставил ноги, и удобней перехватил оружие.
Началось!
Первый удар. От звона мечей моя голова загудела, словно удар разбудил в ней улей пчел. Второй удар врага оказался с подвохом, но я не отвлекался и не спускал взгляд с его бронированных рук, а потому с успехом отразил и его.
Краем уха я услышал, как о шлем нежити ударил топор. Ударил не удачно, судя по звуку. Рыцарю-нежити это не понравилось, и он начал разворачиваться, чтобы оценить появившуюся угрозу. Но я не дал ему это сделать, делая вид, что перехожу в атаку и снова приковал внимание монстра к себе.
От третьего удара гигантского меча я увернулся, а вот четвертый вынужден был блокировать. К звону в ушах добавилась боль в запястьях – тварь била сильно, очень сильно. Да и вес оружия так же был не маленьким. Эх, была бы возможность нападать самому, это бы существенно облегчило поединок! Но мой полуторник, в отличие от топора, не мог нанести существенного вреда толстой броне противника. И подобраться на расстояние удара под более длинный двуручник та еще задача. А просто уклоняться от всех его ударов мне нельзя — тогда тварь решит переключиться на менее опытного соперника, чего я допустить не мог. А потому для меня оставалась возможной только постоянная изнуряющаяся защита.
Новый удар, от которого теперь заныли не только запястья, но и все руки. Больно, но это еще цветочки.
Следующий удар оказался еще сильнее. В ответ на него мои запястья загорелись нестерпимым огнем, в плечах что-то хрустнуло. Вот теперь стало больно. Очень больно. Где ты, Олто? Не подведи меня.
От еще одного удара я увернулся. А второй последующий я привычно принял на себя. Перегруженное предыдущими ударами тело заныло от нестерпимой боли. Еще удар – и мою спину словно пронзило молнией. Ослабленное тело вопило о помощи, больные мышцы требовали отдыха или хотя бы кратковременного перерыва.
Подкормленный болью, проснулся страх. Проснулся – и тут же постарался запустить в меня свои противные липкие щупальца, сея в моем сердце семена ужаса и отчаяния. «Боль, боль, боль!» — яростно нашептывал он. «Сдайся, отступись, отвернись! Иначе смерть, смерть, смерть!»
Но я твердой рукой смел семена подальше. Боль? Не страшно, она пройдет. Отступить и убежать? Это не выход. Смерть? Смерти не будет, если я не буду делать ошибок.
Каждый новый удар добавлял силы моему страху, словно подбрасывал хворосту в костер. Страх пытался разрастись, стать сильней, найти лазейку, взять власть над моим разумом и моим же телом. Пугал лютой смертью, атаковал безнадегою и подкупал картинами бессмысленности происходящего. Но я стойко управлял своим разумом, словно железными удилами, не давая страху, сомнениям и безнадежности должно места.
Потому как страх это только чувство. Сомнение – чувство. И ощущение безнадежности это тоже всего лишь чувство.
А на войне места чувствам нет.
Нет места чувствам.
Нет.
Я уже потерял счет нанесенным Олто ударам. Сколько он их уже сделал? Десять? Пятнадцать? Но в один момент я услышал, как глубоко внутри черного шлема клацнули челюсти, затем что-то хрустнуло. Получилось, не получилось? Все стало ясно, когда меч соперника вдруг повалился у него из рук, и черная громадина с грохотом и лязгом повалилась на землю, давая своим весом останки ранее побежденных собратьев.
Убедившись, что дело сделано, я первым делом выбросил меч — уставшие руки больше не желали держать ничего тяжелее собственного веса, и перезрелым снопом рухнул на мягкую траву.
— Целебное зелье, — только и смог, что простонать, я. Лето бросил поднятый в боевой готовности лук и, шустро спустившись с поваленного ствола, открыл мою сумку, достал бутылочку, откупорил, и быстро вникнув в мое положение, опрокинул ее мне в рот.
Колдовское варево сделало свое дело, и уже через некоторое время я был готов подводить итог.
— Итак, что вы видели? — осведомился я.
— Чудо? – высказал свое мнение низкорослый Лето.
— Большое чудо? — с улыбкой до ушей вопросил донельзя довольный Олто.
— Глупость и безрассудство, – хмуро ответил Ян.
Что ж – видимо, мне еще долго придется вас учить.
— Не то, не то и ни это. Это – не чудо. И уж тем более никакая не глупость. Это доскональное знание слабостей своего противника и холодный расчет. Еще раз говорю вам — можно сделать многое, если вместо мыслей о спасении собственной шкуры думать о способах, как выиграть бой.
— То есть ты хочешь сказать, что мы вели себя как трусы? – взбунтовался Ян. — Но в учебниках по боевому мастерству черным по белому написано – пеший воин не может одолеть рыцаря нежити! — Митяй и Лицуй кивнули в знак согласия. — А раз мы не может одолеть, то мы должны бежать. Бежать, а не драться!
— А еще в учебниках говориться, что топорист может пробить доспехи рыцаря нежити. И что поэтому рыцаря-скелета всегда сопровождают скелеты-мечники. – Я многозначительно оглядел возмущенную троицу. — Вы читали и то, и другое. А когда пришло время выбирать, вы свой выбор сделали. И жаль, что он оказался не на пользу общего дела.

***

Вернувшись в лагерь, Ян и Лицуй вскоре подали прошения о переводе из моей пятерки. «Из-за чрезмерно завышенных требований командира», — так написали они. Вскоре к ним присоединился и Митяй. Но Олто и Лето бумаг не подали. Тем же вечером парни спросили меня, не огорчен ли я случившимся. Я ответил, что не огорчен. Не только потому, что расстройство для меня — дело лишнее. А и потому, что из пяти данных мне на обучение ребят целых двое оказались способными извлекать правильные уроки. И если они продолжат обучение в том же духе, то смогут не только выжить в этой войне, а и навалять неуемной нежити.
А для меня, как для командира, это уже не мало.

КОНЕЦ