Пролог:Феноменология Феномена (Глава 1)

Издание второе, дополненное

ОТ ИЗДАТЕЛЯ
Автор данного текста (или как он сам предпочитает себя называть – Составитель) на самом деле не является профессиональным писателем. Может быть именно поэтому он столь настойчиво отстаивал свой псевдоним – Анвал Касим-Ширин бей, который показался нам несколько претенциозным и даже не вполне уместным в сочинении на украинские темы. Однако автор (то есть Составитель) в данном случае проявил не присущее ему упорство, я бы даже сказал – упрямство, и мы в редакции весьма подивились той жесткости, с которой он защищал этот свой псевдоним, оказавшийся (по его словам) просто его родовым историческим крымско-татарским именем. В конце концов мы – иншалла! – вынуждены были уступить.

* Да сбудется по воле Аллаха! (прим. Ред.)

ПРЕДУВЕДОМЛЕНИЕ
Все имеющие место в данной книге совпадения имен, ситуаций и событий
с реальными именами, ситуациями и событиями носят случайный характер, вследствие чего Составитель, в полном соответствии с Дисциплинарным Мониторингом заявляет, что он не несет никакой ответственности за ассоциации по тождеству, сходству, смежности, либо противоположности, могущие возникнуть в процессе читания. (не ошибка)

Предисловие ко второму изданию
Так как первое издание «Декады», выпущенное небольшим тиражом, разошлось мгновенно, сразу же став библиографической редкостью, Издателем по согласованию с нами было предпринято второе издание, которое мы предлагаем читателю.
Во втором издании по сравнению с первым добавлены Приложения 2 и 3. В Приложении 2 помещены родословная и творчество С. П. Макогона, знакомство с которым происходит в самый Первый День Декады, а Приложение 3 содержит информацию о критических отзывах на первое издание. Кроме того, в данное издание внесены мелкие редакторские правки. Так, ничего особенного.
Составитель
«Суровые годы уходят
Борьбы за свободу страны.
За ними другие приходят.
Они будут тоже трудны!»

Из революционной песни.

«Кто что ни говори,
а подобные происшествия бывают
на свете, – редко, но бывают»
Н.В.Гоголь. Нос

«… и познаете истину, и истина
сделает вас свободными »
Иоанна, 8, 32.

ПРОЛОГ: ФЕНОМЕНОЛОГИЯ ФЕНОМЕНА
Таинственное явление

Начало этой истории носит медицинский характер. В поли¬клиниках, больницах и других заведениях, где, так или иначе, бдят о здоровье населения, сначала были зафиксированы, а затем участились и стали заметными случаи обращения граждан (пациентов, больных) с жалобами на беспричинное проявление тошноты, сопровождающейся рвотой. Связать все возрастающее количество обращений с какими-либо пищевыми отравлениями и вообще вразумительно поставить более или менее определенный диагноз на начальном, поверхностном этапе рассмотрения не представилось возможным.
Первые сведения об этом как всегда ненавязчиво появились в средствах массовой дезинформации: в газетах и по телевидению. Но вскоре и по мере нарастания явления (очень быстро и неизвестно кем названного Феноменом) они исчезли как со страниц прессы, так и с экранов самых разных телевизоров. Разве что некоторые медиаструктуры, профанируя благодать Свободы Слова, продолжали свою не¬приглядную деятельность по распространению слухов, готовые и мать родную продать ради сенсаций и скандалов. К ним, конечно, принимались меры, но вскоре всякие меры потеряли смысл, поскольку Феномен перерос границы, внутри которых относиться к нему еще можно было недобросовестно.
Феномен же сей, пройдя этапы от любопытства и неквалифицированного, а зачастую предвзятого и даже злобного освещения (его, как всегда, пытались политизировать), до настороженности, замалчивания и изучения самыми компетентными органами, вообще перестал поддаваться локализации путем различных аргументов против СМИ. Тем более, что поверхностное, но яркое освещение непонятного Феномена на начальном этапе стимулировало сходные процессы на периферии, особенно в районах, прилегающих к украинской столице, а также в провинциальных центрах. Медикаментозному лечению – как в сторону улучшения, так и в противоположную сторону – Феномен не поддавался.
Была создана парламентская комиссия «…для изучения, выявления и предоставления рекомендаций по искоренению явления «Феномен» в обществе». С этой целью были выделены денежные средства, часть из которых решительно использовали на обследование нации: Кровь, Моча и Кал народа оказались вполне соответствующими его уровню жизни и представлениям Разных Державных Органов об этой норме. Оставшаяся часть была не менее решительно потрачена на оздоровление нации за рубежом, куда этот Феномен еще не докатился. В публикации списков оздоровившихся, руководствуясь врачебной этикой, было отказано единогласно конституционным большинством.
В борьбу с Феноменом вступили также Внутренние и Другие Заинтересованные-в-здоровье-нации Органы. По ряду случаев были возбуждены уголовные дела, правда, разной, зачастую противоположной квалификации, что, впрочем, связывали с несовершенством Уголовного Кодекса. Но независимо от квалификации все уголовные дела разразились одним общественно заметным мероприятием – массовыми внеочередными проверками самими Органами, а также налоговой и другими инспекциями, инстанциями и санэпидстанциями предприятий, оптовых поставщиков, оптовых рынков, магазинов (причем не только продовольственных), ресторанов, баров, казино, аптек и прочих заведений и предприятий, откуда предположительно мог зародиться Феномен. С сетевого рынка были удалены все зарубежные пищевые добавки. Как провозгласила социальная реклама:

«Нам пищевые добавки не нужны.
Мы не одним бамбуком
И макдональдсами живы!»

Благодаря (а также вопреки) проведенным мероприятиям, удалось увеличить приток ненужной информации, на основании которой пришлось признать необоснованность подозрений на радиацию, аллергию, химическое, бактериологическое оружие и причастность мирового терроризма к использованию всего вышеперечисленного. Неожиданно быстро и как-то сами по себе сошли на нет гипотезы о жидо-масонском заговоре и руке Москвы.
Служба Безопасности весьма настойчиво порекомендовала врачам скорой помощи (а после первой волны освещения в СМИ все больше граждан, не дожидаясь облегчения, сразу же стали вызывать скорую помощь, бдительно сохраняя следы проявленного нездоровья) не только выслушивать и обследовать больного, но и, не стесняясь, заглядывать под диваны, под кровати и т. п., поскольку в соответствующих структурах были убеждены, что именно там и можно спрятать какую угодно гадость.
В итоге бурная и безрезультатная деятельность завершилась перестановкой кадров в Министерстве здравоохранения и ряде других Министерств и Ведомств, руководители которых повели себя неадекватно. Так, например, Генпрокурор неожиданно сделал заявление об отравлении нации и необходимости введения чрезвычайного положения. Близились Судьбоносные События*, поэтому и в связи с негативной реакцией Запада на это предложение идея была признана преждевременной, а Прокурора, мыслящего столь решительно и перспективно, временно законсервировали на другой ответственной службе. В то же время, в кругах постоянно действующих работников Прокуратуры, МВД и Службы Безопасности неуклонно накапливались факты, не поддававшиеся рациональной интерпретации. Методами самой точной после прогноза погоды науки – статистики, чисто конкретно, путем опроса было сделано то, что не удавалось определить с помощью традиционных анализов. Было установлено то общее, на что пациенты первоначально и вообще изначально не обращали никакого внимания: позывы к рвоте начинались обычно во время просмотра телевизора.

* Судьбоносными Событиями у нас по традиции называют различные выборы различных властей – парламентских, президентских, районных, базарных и т. п. (Сост.)

После большой работы, проделанной сначала немедицинскими, а потом медицинскими и другими научными кругами, было установлено, что телепередачи, при которых происходили эти болезненные реакции организма, так или иначе связаны с новостными программами и главным образом – с появлением на экранах разного рода политических деятелей, обычно действующих достаточно долгий срок и хорошо знакомых телезрителям, по крайней мере, в лицо. На молодых, пытавшихся утвердиться в политике и во властных структурах на волне разного рода кампаний, реакция была замедленной и не такой болезненной, хотя тенденция сохранялась.
Пациентам и реципиентам показывались разные лица, назывались фамилии (если реципиент знал только должность) либо должности (если реципиент знал только фамилию). Некоторые не знали ни того, ни другого, но, как они говорили во время собеседований, кто по содержанию изрекаемого, кто по внешнему виду, кто по различным паралингвистическим и эзотерическим параметрам, безошибочно определяли, что это был политик, и даже раздраженно настаивали: «А кто же еще мог такое говорить/нести/выдавать» и т. д. То, что среди пациентов отсутствовали граждане моложе электорального возраста, поначалу радовало, потом насторожило. Ведомство Народного Просвещения не преминуло на всякий случай поставить этот факт себе в заслугу – как конкретный, зримый и ощутимый положительный результат проводимой данным Ведомством реформы наробразования.

Теория Персонижизации
Дальнейшее развитие событий утвердило в обществе научное мнение, которое было сформулировано в виде «Теории Персонижизации Социально-Политической Жизни».
Построена теория была по всем правилам дедуктивной науки, то есть, с выделением исходных понятий и постулатов, с производными понятиями, аксиомами, леммами и теоремами, хотя наиболее крупные методологи признавали, что в основе своей теория была, всё-таки, феноменологической. Основные эмпирические факты, которые привели к концептуальному оформлению и принятию данной теории, были следующие:

1. Феномен проявляется известной реакцией (тошнотой и рвотой) на видеообразы объектов, так или иначе выступающих на политической сцене, причем, большей частью, у субъектов, которые достигли электорального возраста.
2. При непосредственных живых сношениях субъектов с объектами Феномен либо не проявлялся вовсе, либо ощущения, им вызываемые, были ослаблены.
3. Исключение из предыдущего составлял лишь половой кон¬такт – как гетеро-, так и гомосексуальный, при котором симптоматика Феномена достигала максимальной интенсивности, причем с обеих сторон (!). Эта разновидность Феномена получила название S-аномалии.
4. При облучении объектов телеобразами друг друга, а тем более при их непосредственных контактах, даже если они относились к оппозиционным сторонам, Феномен, практически, не проявлялся.
5. В семьях объектов, даже при наличии элементов конфликтности, при их визуализации как в телевизионном, так и живом виде, Феномен также не проявлялся.
Выводы из всего этого были сделаны ошеломляющие: в процессе опосредованного общения объектов с субъектами через все доступные средства опосредования (включая сексуальные) параллельно и одновременно происходил процесс Дегуманизации политической жизни, а именно – Персонижизация действующих политиков.
Вкратце и по-простому это истолковывалось следующим образом: основная масса населения (Электорат – субъекты Феномена) имеют дело не с непосредственными людьми на верху, а с персонажами, опосредованными чем угодно, только не живым общением – с Персонажами (объектами Феномена), находящимися на политической сцене. Встречи с ними происходят, в основном, на экранах телевизоров и на страницах прессы. Предвыборные их явления народу, воспринимаются скорее так, как в былые времена воспринимались встречи с тем или иным известным актером во время гастрольных поездок. (Кстати, возможно, встречи с актерами кино стали менее популярными именно в связи с появлением персонажей более занимательного сюжета в бесконечном сериале под названием «Политическая сцена»).
Сей процесс был обозначен как негуманный, потому что переживания народа в данном случае были скорее сродни получаемым в процессе просмотра фильма (спектакля), чтения детектива (эротической литературы), чем имевшим место в реальной жизни. Этим, в частности, объясняется скорее раздражение, чем умиление от пиар-акций фигурантов разной масти и раскраски с детьми, собаками, кошками, пчелами и пр., так как эти сцены воспринимались скорее как тормоз сюжетной динамики, чем очеловечивающая Персонаж характеристика или черта. Все это уже было знакомо по другим сериалам – не таким, правда, бесконечным и беспросветным, а сериалам, где есть герои, от которых у зла все-таки иногда бывают какие-никакие неприятности и которые завершаются в тот момент, когда «наши победили». Трагические исходы в сериалах тоже были понятны и приемлемы: трагедии в кино, и вообще в искусстве, полезны – в отличие от жизни они заставляют задуматься оставшихся в живых. В конце концов, правда в искусстве – это всегда то, после чего наступает конец.
В связи с этим пришлось признать, что подобное восприятие политической сцены таки стимулировало процессы Дегуманизации. А именно: крайние состояния человеческого бытия, переживаемые актерами политической сцены, населением воспринималось, как кино¬чувства – может быть остро, но не долго. Они были преходящи. Закончилась серия, экран погас, опущен занавес и – рождений и смертей, радостей и бед, депрессий и агрессий этих персонажей для населения более не существовало. Правда, при наличии определенной художественной мотивировки происходящего на экране (…на сцене или от печатного слова…) население еще некоторое время могло пре¬бывать под впечатлением. Но с течением экранного времени большинство этих актеров-персонажей приедалось зрителю, начинало выглядеть настолько слабым, что самостоятельно сойти с политической сцены уже не могло. Не помогало даже периодическое появление в сериале зарубежных звезд. А так как население, несмотря на слабую художественность сериала и хилый уровень мастерства исполнителей, не выказывало агрессивности, а было, в силу своего менталитета, более склонно к проявлению терпения, душевной стойкости и молчаливой готовности к новым жертвам, этот внутренний конфликт разразился кризисом подсознания, внешним, ощутимым и видимым проявлением которого и явился Феномен.
Теория была принята практически всеми политическими силами, кроме тех, чье мнение ошибочно. Обитатели политической сцены заволновались.

Развитие Феноменологии вглубь
В ожидании предложений по стратегическим и тактическим планам оперативные выводы, сделанные различными партиями, командами и семьями, были практически одинаковыми – на экранах резко уменьшилось присутствие действующих политиков.
Впрочем, в данном случае теория была ни при чем. Это объяснялось тем, что у граждан, а значит и у Электората, в связи с визуализацией политактеров закреплялся устойчивый рвотный рефлекс, что значительно, если не совершенно, уменьшало их влияние и, главное, перспективы и возможности в грядущих Судьбоносных Событиях. В соответствующих кругах уменьшились и, практически, сошли на нет претензии по поводу непредоставления, отказа и недопущения к экранному времени. Наоборот, появились шуточные проклятия, ругательства, божба и прочая семантико-идиоматическая архитектура, общий смысл которой сводился к пожеланиям: «Чтоб тебя по телевизору в новостях показали».
Это был яркий, но недолгий период расцвета телебизнеса.
Вместо того, чтобы купить четыре машины, три яхты, два футбольных клуба, лишний дом, завод, пароход или, на худой конец, мороженое детям, а бабе ¬– цветы, Элита начала тратить трудом, потом и кровью нажитые деньги на заказ показов по TV своих оппонентов, претендентов и просто хороших знакомых. Тарифы были сумасшедшие, так как включали в себя, по крайней мере, частично, возможные риски телекомпаний по искам потерпевших за моральный ущерб. Заказывали друг друга нещадно. Особенно дорого стоило время в процессе демонстрации художественных фильмов, которые прерывались теперь не для показа всем надоевшей рекламы, а для визуализации непереносимых видеообразов. Бред обыкновенный на экранах телевизоров постепенно вытеснялся чистым бредом.
Но вскоре расцвет телебизнеса пошел на убыль. Во-первых, суды создали прецеденты по неудовлетворению исков потерпевших, а во-вторых, время, необходимое на то, чтобы видеообразы вызвали нужную реакцию организма зрителей, сокращалось не по дням, а по часам, и, наконец, достигло длительности, в которую никакой видео¬образ впихнуть уже было невозможно.
Первое время усилилась роль радио. Имущие закупали и безвозмездно передавали в пользование малоимущим радиоприемники. Однако вскоре на многие передачи, а затем и вовсе на голоса, вещающие на известные политические темы, реакция стала аналогичной.
Известные и состоятельные политики выставляли операторов – talk-managers, которые могли некоторое время, пользуясь своей безвестностью, говорить без остановки и смысла обо всем, продвигая, между прочим, идеи своих патронов. Но вскоре грязные технологии внедрились и в аудиомир – стало хорошим вкусом нанимать артистов-пародистов, которые неожиданно посреди своих выступлений начина¬ли подражать голосам известных политиков.
Круг сужался.
«Но истые пловцы – те, что плывут без цели» – как высказался один поэт по одному поводу. Все большее значение приобретала пресса, где статьи и интервью деятелей начали печатать без фотографий – они заменялись кратким словесным портретом типа: «Крупная голова, высокий лоб, умные, усталые, добрые глаза» и т. д. Однако тут же стали появляться анекдоты престидижитирующие эти достойные описания. Например: «У армянского радио спрашивают: как вы видите портрет идеального политика?» – Армянское радио отвечает: «Прэжде всэго соврэмэнный полытык – это болшая, болшая и умная голова.» – «Ну и?» – «Что „Ну и?”?» – «А остальное?» – «А остальное – жопа».
С печатным словом, таким как интервью, аналитические выступления, программные заявления и прочее, также возникли проблемы – от них стали требовать содержания. Ведь под предлогом общеизвестности определенных идей, явлений и пр. уже давно закре¬пилась тенденция скользить по их поверхности. Но пока политики многословно выражали свои мысли, пользуясь экранным временем, никто особо не задумывался, о чем они говорят и что все это означает. Говорит, да и говорит. Однако, когда, за неимением других источников, с политической жизнью страны, идеями и планами тех или иных жителей политической сцены стало возможным ознакомиться только на страницах прессы, появились вопросы, которые звучали весьма лапидарно и неприятно: «О чем речь?». Политический промискуитет, пылкие дифирамбы, перемежающиеся со столь же пылкими инвективами, частая перемена мнений и позиций настораживали Электорат, который принимал все это за глубину мысли, ему недоступную. Появилась необходимость в пояснении, расшифровке, интерпретации и проч. Стали массовыми тиражами издаваться «Путеводители по перспективам (дальше – фамилия, партия и пр.)».
В Путеводителях все слова, без которых можно было обойтись, подлежали изъятию. Выражались только простейшие целена¬прав¬ленные мысли, которые обладали не только политическим смыслом, но и указывали человеку, их читающему и, возможно, их использующему, определенную позицию. В несколько предложений и абзацев они вмещали целый круг идей – глубоких, программных, высокоинтеллектуальных построений. При этом одной из целей было практически не допустить неадекватного восприятия и толкования. Особая функция Путеводителя состояла в том, что он не только выражал что-то, но и уничтожал то, что выражается оппонентами. Многословные формулировки, определения, эпитеты, метонимии и пр. упаковывали, по силе-возможности, в одно слово, которое как бы аннулировало целую совокупность слов; эллиптичность текстов достигла своего апогея. Самое сложное в Путеводителях при таком подходе было избежать большой точности. Она (большая точность) была также опасна, как стало нежелательным и невоспринимаемым привычное ее отсутствие. Указывалось правильное поведение для тех, кто желал приобщиться к благам, декларируемым в Путеводителях, и допусти¬мые его отклонения. Программную окраску Путеводителям придавало не столько значение фраз, текста и контекста, сколько их структура («Праздник Нужен / Нужен Праздник»; «Наших Очень Много; Очень Много Наших / Много Наших Очень»). Такие сокращения углубляли смысл, и, одновременно, сужали круг вызываемых ассоциаций. Важно было также то, чтобы слово можно было легко выговорить, а фразу повторить.
Многое из того, что Электорату не нравилось, переставало быть мыслимым. А следовательно, как бы уже и не существовало в его мозгах, да и в действительности тоже. Возродилась старая добрая профессия политинформаторов – толковиты. В научных кругах не обошлось без споров – из какого источника бьет это народное слово¬творчество: то ли «толковый», то ли «толкач» или может даже «толмач». Официально их тоже называли. Поскольку пиар-борьба переместилась в значительной степени в сферу филологическую, по¬явились специалисты по вербальному имиджмейкерству – «Разнословы», «Дефиниторы», «Эйфористы», «Каузофаги», «Имманенты», «Запевники», «Этиморасты», «Филиграны» и другие – тонкие стилис¬ты, знатоки инверсий, виртуозы аллюзий, обладающие глубокой парадигматической и синтагматической интуицией и даже техниками сублиминального влияния. Их количество и узкие специализации множились на глазах.
Среди обывателей самой излюбленной темой обсуждения ста¬ли «Рвотные рейтинги» политиков: «Меня от этого прямо наизнанку выворачивает!» – «А меня ничего, только есть не могу, когда его вижу или слышу (Но есть все равно без 100 грамм не могу, когда его вижу)». Разные центры также подхватили эту инициативу снизу, регулярно проводя социальные опросы на предмет определения вышеуказанного рейтинга обывателей политической сцены. Большой популярностью пользовались субботние выпуски разных газет, где теперь вместо исчерпавших себя гороскопов, стали печатать рвотный рейтинг. В связи с важной ролью, которую данный рейтинг стал играть в народ¬ной жизни, возникла необходимость производить его чистыми руками и холодной головой, поэтому вскоре на право проведения «Рвотных рейтингов» и их публикацию стали выдавать лицензии.

Нужен Праздник!

Теоретическая база изучения Феномена расширялась и, в связи с приближением Судьбоносных Событий, принимала направленность на все более прикладной и даже зрелищный характер.
Так, определенные не слабые политические силы стали на популистскую платформу, которую назвали «Назад к Природе». Имелась, конечно же, в виду социальная природа человека. Согласно этой теории народу нужно было «Хлеба», «Сала» и «Зрелищ». Она имела, как и положено в таких случаях, строго научную основу, базирующуюся на некотором количестве постулатов, важнейшим из коих было утверждение, что самый решающий момент в превращении животного в человека лежит по ту сторону и биологии, и антропологии. И страшное трансцендентальное потрясение, испытанное нашими предками при скачке от животного к человеку – Большой Метафизический Взрыв (в отличие от просто Большого Взрыва, породившего просто Вселенную, и просто Большого Биологического Взрыва, породившего просто Животное), в конце-концов переутомило Электорат и сейчас ему нужен просто Праздник.
Чуткий к подобным теориям политикум среагировал мгновенно: как со стороны власти, так и со стороны оппозиции раздались призывы пойти в народ, чтобы политическая жизнь стала всенародной – как карнавал, где нет ни зрителей, ни исполнителей, где танцуют все!
Не обошлось и без псевдотеорий – порождения кризисных эпох.
Радикальные течения дополняли платформу, настаивая, что неудачи державы в разных развитиях, частично, по крайней мере, есть результат трудоголизма разных ответственных державных и других деятелей: управляющих, заведующих, министров, капиталистов и пр. Основным несамодостаточным аргументом в пользу этого теоретического вывода было то, что нормальные и даже не глупые люди, как по биографии, так и внешне, изменялись, можно сказать, тупели или притуплялись на глазах от такого увлечения деятельностью и работой, ибо работу работали невыносимо. Затраты времени на работу пытались ставить в обратную зависимость от интеллекта трудоголиков, что само по себе было не научно. Ведь, судя по конечному результату, практически все равно, сколько времени затратил тот или иной Заве¬дующий или Управляющий, чтобы чего-то не добиться. Это течение получило в официальной науке название Лэйзеров (от английского Lazy – ленивый).
Со стороны власти платформу осторожно в нейтральных тер¬минах озвучивал Сам Глава-Державы-и-Гарант-Конституции, который говорил, что Он давно знал, что, фигурально говоря, что Его народу Праздник Нужен, тем самым выражая свое положительное, но неоднозначное отношение к платформе. Оппозиция настаивала на том, что она давно говорила, что, говоря фигурально, что ее народу Нужен Праздник, выражая тем самым однозначное и полное одобрение, но противоположное тому, которое высказывал Глава-Гарант. Электорат же понял их поверхностно, в духе натурализма. Однако несмотря на разночтения в понимании термина «Праздник», движение к Празднику началось. Было признано, что «Праздник» следует рассматривать как гигиеническую потребность Электората в отдыхе или, по крайней мере, как позитивное начало в обстановке, становившейся шаг за шагом все более беспросветной.
Теневые финансовые потоки были направлены на организацию праздников, которые принимали самые разные патриотичные формы. Городские бюджеты очень практично пользовались этим ажиотажным спросом: все места, мало-мальски напоминавшие площади или майданы, где можно было поставить импровизированную сцену, были задействованы для проведения разного рода зрелищ. Особой популярностью пользовалось проведение Дней Дураков, Праздников Ослов, где кандидаты жестоко соревновались друг с другом за право надеть дурацкий колпак либо ослиные уши. Политики наряжались в маскарадные одежды, цепляли бубенчики, пели народные песни, танцевали гопака и, только как бы между прочим, заявляли о своих программах. Многие участвовали в этом из чувства долга, а не по велению сердца, многие наоборот. Сюжеты зрелищ, в которых Престидижитация преодолевалась путем Дискредитации, за счет чего достигалась Реабилитация, были самые разнообразные – Разнословы-драматизаторы соревновались друг с другом в изощренности, утонченности и ехидстве. Героями сюжетов становились персонажи любого ранга. Особой популярностью пользовались объекты Феномена. Например: Глава-Гарант начинает выступление, но не может выговорить ни слова, а только трясет руками. Каузофаг, контролирующий Его публичное явление Его народу, после безуспешных попыток подсказать, разгоняется и бьет головой Главу в Живот. Глава, перенесший потрясение столь важной для народа и державы части Его тела, кричит: «Перспектива!». На многолюдных сборищах возродилась уже основательно подзабытая практика провозглашения массами разнообразных речевок. Так, вслед за Запевником, толпа могла часами скандировать изречения типа: «Нас много – разом нас! Нам все по барабану!». И так далее.
Отмеченные празднества имели большой успех у недоразвитой части населения, да и в целом, сосредоточившись на национальных архетипах, страна повеселела – тошнить стало как будто бы меньше. Идя навстречу самым сокровенным чаяниям Электоратной массы, Парламентом был принят «Закон про Сало», что вызвало целую волну патриотических манифестаций в определенных частях страны и дополнительных праздничных мероприятий. Вдохновленная успехом, Элита активно обсуждала и продвигала соответствующие политическому моменту изменения даже и в национальное правописание: предлагалось слово «сало» писать с большой буквы («Сало»), а слово «Москва» – с малой («москва»). Вследствие предпринятых мероприятий Электорат так обрадовался, что даже стал в очередной раз готовиться к возрождению нации; в кой-то момент показалось, что он вообще всем доволен… Но вскоре и ему стало неловко: превратившись в этих действах из зрителя в участника, он теперь не понимал, кого благодарить? Не находил у Электората ответ и такой принципиальный вопрос: кто же в данный непростой исторический момент для него важней – политики глубокие или возвышенные?
Бремя этих дивных, непривычных сантиментов было невыносимо, и рвотные рейтинги, приостановившие было рост, вскоре снова рванули вверх – появились высказывания типа: «Хорошие они пацаны/девки, конечно, но как таким дуракам/дурам можно доверять государство?».

Усугубление кризиса и …

Смутное время неопределенности в выборе средств и технологий воздействия на Электорат толкало участников драмы на неадекватные действия. Появилась тенденция (вытекавшая, по-видимому, из рекомендаций растерявшихся политтехнологов и имиджмейкеров) на покаяние. Политики повсеместно – некоторые сдержанно, некоторые без удержу – начали кампанию, призывая осудить и сузить свою материальную основу.
Те, кто раньше были склонны «для имиджу» ездить на велосипедах, теперь надевали власяницы и публично, обнажая спины, хлестали себя плетьми до кровавых рубцов, предлагая прохожим при¬коснуться к их ранам. Прохожие, с трудом сдерживая желание, непроизвольно шарахались от них, предпочитая иметь это зрелище со стороны. Недоумевая, Электорат, тем не менее, сочувственно относился к «подвижникам», так как кровавые рубцы не позволяли упрекать их в неискренности и демагогии, да и попросту возбуждали интерес и разные другие эмоции. В то же время иные утверждали, что это – просто мазохисты, которые просто ловят свой кайф, так что нечего за них так уж сильно переживать. Таким образом, налицо выявился плюрализм и демократический разброс мнений.
Власти со своей стороны тоже не дремали.
Силы правопорядка, преодолев растерянность, беспощадно пресекали действия подвижников из всех политических лагерей, консервативно считая их оскорбляющими общественную нравственность. Впрочем, их действия доказывали, что теперь они, наконец-то и однозначно, вне политики. Уровень доверия к Внутренним Органам поднялся. Вышел запрет также на акции оппозиции, которая собиралась в публичных местах и, выставляя портреты своих оппонентов из провластных структур, медитировала до рвоты, изливая ее на ненавистные портреты.
На вопросы, что же, собственно, происходит?, эксперты-аналитики глубокомысленно отвечали, что, возможно, данная тенденция будет иметь место и в будущие периоды. А на попытки получить более детальную информацию, они, задумчиво вперив взгляд в даль, мимо собеседника и, так сказать, аккомодировав его на бесконечность, вопрошали: «А вы видели когда-нибудь, как текут реки?»
Чтобы пригасить тревогу общества в связи с происходящим, к выступлениям привлекали светил медицины, философии, пара- и просто психологии, а также других смежных наук. Были сделаны попытки рефрейминга: «Рвотный синдром в том виде, как мы имеем его сегодня, впервые был обнаружен в нашей стране, и мы можем этим гордиться».
«Ну, и в заключение, профессор, пару ободряющих слов… Есть ли у нас шанс?» – «Конечно, конечно, шанс у нас есть, но надежды никакой. Ни современная медицина, ни современная политика сегодня не могут предложить людям какое-то конкретное средство. На сегодня это неизлечимо. К этому нужно просто привыкнуть».
В связи со всем этим у демонстрантов – участников митингов глубоко укоренилась привычка отвечать на каждый кем-либо викрик¬нутый лозунг дружным громогласным «Ура!!!», или «Ганьба*!!!», или «Геть**!!!», или «Вперед!!!», причем реакция эта была не на содер¬жание лозунга, а на некие экстралингвистические факторы, в рамках или с использованием которых данные лозунги выкрикивались.

* Ганьба – позор (укр.)
** Геть – долой (укр.)

То есть любой из вышеприведенных образцов творчества масс можно было услышать в ответ на один и тот же лозунг – предсказать, что, именно, прозвучит, можно было с таким же успехом, как в игре «чет-нечет» («орел»/«решка»). Наглые выходки в этом процессе удавались так легко, что наряду с болью, гневом, негодованием, возмущением, а также отвращением и омерзением вызывали нечто вроде общественно-бесполезного смеха.
Запад проявлял повышенный интерес к развитию Феномена. Международный банк реконструкции и развития выделил кредит для его изучения. Сначала Запад спонсировал создание ряда фондов, таких как «Урина Нации», «Желудок Нации», «Кал Нации», «Рвотные Массы Нации» и др., и, преследуя чисто прагматические цели, направил туда также и своих спецов, чтобы не быть застигнутым Феноменом врасплох в будущем, которое могло наступить уже Завтра. После появления и апробации теории, впрочем, бесполезной, фонды стали сворачиваться. Урина, кал, желудочный сок, рвотные массы, а также явления, предшествующие появлению всего этого, перестали интересовать Запад. Сосредоточились на крови и трансплантантах.
Дальше события развивались совсем непредсказуемо: пришлось срочно производить изменения в Законе о выборах, фактически, принимать новый, где выдвижение кандидатов разрешалось не ранее, чем за 24 часа до начала выборов. В Венеции Закон был признан самым демократическим в мире – патриархальные демократии Запада заволновались. Реакция же ОБСЕ и вовсе оказалась парадоксальной, поскольку состояла в безусловном осуждении Феномена как противоречащего фундаментальному праву человека не тошнить без уважительной причины, и столь же однозначном его одобрении как несомненной предпосылки к укреплению демократического начала на дан¬ной территории в смысле реализации фундаментального права чело¬века на свободное волеизъявление. Причем семантический анализ данного текста так и оставлял непроясненным вопрос: к чему относить отмеченное волеизъявление – к выборам или рвоте?
Наконец, последним, самым фатальным аспектом явился сексуальный. Его остерегались даже упоминать публично представители общественных движений – всех без исключения, и вот почему. Ужасным последствием Феномена стала упомянутая выше S-аномалия, приведшая к полной невозможности половых сношений членов Элит (и, пардон, влагалищ) с партнерами из Электората и наоборот. Под угрозой оказался даже институт проституции. При этом даже проституция политическая – универсальное, проверенное и безотказное еще в недалеком прошлом средство разрешения социальных конфликтов – выказала свою полную недееспособность и бесполезность в новых, Феноменальных условиях. На горизонте забрезжил социальный взрыв в виде революции сверху, снизу и с боков, результаты которой пред-виделись катастрофические. В первое время, как паллиатив, предложена была педофилия, но даже в среде самых одиозных и безбашенных политических сил не нашлось волонтеров, которые рискнули бы взяться за придание ей, так сказать, законных форм. Наступил момент, когда классический вопрос «Кто виноват?», столь любезный Власти в обычной обстановке и обыкновенно разрешаемый наказанием невиновных, стал совершенно бесполезным, а вместо него с железной неумолимостью встал другой классический вопрос «Что делать?», отвечать на который нужно было здесь и сейчас.
Запахло концом света.

… и Стратегическая Инициатива с Верху

В сложившейся обстановке, близкой к массовому помешательству, Власть неожиданно для самой себя оказалась способной на осмысленные, можно даже сказать – аналитические действия и выдвинула Стратегическую Инициативу с Верху, поручив под угрозой кадровых репрессалий Минздраву вкупе с тайной полицией прекратить, наконец, валять дурака и провести, черт бы вас побрал, Эксперимент по исследованию Феномена, взяв для этой цели десять субъектов-добровольцев, поместив их в закрытую клинику и подвергнув испытанию по специальной методике с целью изучения рациональных параметров протекания Феномена, включая количественные. Времени на Эксперимент было отпущено всего десять дней – декада. В средствах исполнителей Эксперимента не ограничивали.
Устное же напутствие исполнителям данного задания было такое: «И только посмейте Мне не найти панацею от этого, блин, Феномена! В чем бы последняя Мне не заключалась, блин!».
Вот таким-то образом и произошла завязка этого правдивого повествования.