Книга «ДЕКАДА или Субъективный Протез Объективной Истины»

Декады День 3 Мистерия 10 (Глава 12)


  Фэнтези
124
24 минуты на чтение
0

Оглавление

Возрастные ограничения 18+



Мистерия десятая.
Предпринимающая попытку донести до слушателей взгляды
Маркияна Рахваиловича, пана Хватанюка на «дружбу между народов»

Третий День Декады начался безо всяких происшествий. Никто из Кураторозавров не явился утром к началу «свободного» времени, не напомнил о Дисциплинарном Мониторинге – Реципиенты оказались предоставленными самим себе. Но они не ощущали по этому поводу благодарных чувств. Лица их казались измученными, с застывшей миной неудовольствия, раздражения и усталости. Видно было, что вчерашние события (причем не только сам Эксперимент, но и явления рыла фавна чрез физиономию Кураторозаврихи Хаживупы) произвели чересчур сильное действие на них, хотя об этом не вспоминали и впечатлениями не делились. Даже прекрасное, солнечное сентябрьское утро и начинавшаяся золотая осень не вдохновляли Реципиентов. «Боже, какая погода! – думала про себя Валерия Александровна. – Как перед концом света! Такая была и осенью в ту войну, когда все мои дорогие погибли. Наверно, скоро помру…».
Прямо перед широкими панорамными окнами холла росли два дерева – береза, листья которой уже начинали желтеть, и зацветший вследствие радиации и глобального потепления второй раз в этом году каштан – наглядное свидетельство того непорядка, который имел место в природе и головах людей. Председательствовал Вольдемар. Но даже он, несмотря на всю свою бесшабашность, чувствовал себя не в своей тарелке и не очень представлял, как повести заседание. Петро Кондратович устроился рядом с Александрой Валерьяновной и что-то нашептывал ей, а она рассеянно внимала ему, машинально покачивая головою и слабо улыбаясь. Светлана казалась еще более отстраненной, чем прежде. Товарищ Маузер и Сократ Панасович молча сидели рядом. Алена тихо устроилась возле Валерии Александровны. Даже мадам Рюкк-Зак – Феня то есть, сидела с заспанным видом, не выказывая своего обычного жизнелюбия. Самое большое неудовольствие демонстрировал пан Хватанюк, который с сосредоточенным видом прохаживался вокруг фонтана, бормоча себе что-то под нос и нервно жестикулируя. «Вот с этого живчика и начнем!» – сказал себе Вольдемар и, обратился ко всему обществу с такою речью:
– Дамы и господа! Как выражаются Кураторозавры, надеюсь, вы хорошо «провели» время в гостеприимной Зоне Эксперимента, которая предоставила вам навалом необходимого комфорта? Надеюсь, что у вас за отчетный период не возникло проблем научно-интимного, частно-бытового, а также лично-производственного характера? А как у «нас из вамы» обстоят дела с Дисциплинарным Мониторингом? Тоже все в полном порядке? Ан, нет, кажется у Хватанюка какие-то научно-интимные проблемы. Маркиян Рахваилович! Как вам спалось? С большим успехом? Поделитесь с народом!
– Слухай, Вольдемар, чи як тебе там, – недовольно отозвался пан Хватанюк, – відчеписи ти від мене!*

* Послушай, Вольдемар, или как тебя там, отстань ты от меня! (Укр.)

– Дорогие друзья! – как ни в чем не бывало, продолжил Вольдемар, – если Маркиян так просит, то, думаю, нужно и ему дать слово. Мы ведь демократы! Аленушка, вы как считаете?
Алена засмущалась, как это случалось с нею всегда, когда к ней обращался Вольдемар, но на выручку пришла бабушка Валерия, которая с первого же дня решила во всем поддерживать понравившуюся ей юную девушку:
– Володенька, вы сегодня прекрасно выглядите. А вам как спалось?
– Намек понял, Валерия Александровна! – отозвался нахал. – Начинаю функционировать в пределах своих функций, не выходя за их пределы.
– У вас прекрасный слог, Володенька! – улыбнулась Валерия Александровна. – Вы не пробовали писать?
– Не пробовал, – соврал Вольдемар, – но думаю, что после нашей феноменально-экспериментальной эпопеи попробую. А может и раньше. Особенно, если Маркиян Рахваилович нам сейчас сообщит что-то интересненькое. Мы тогда изложим это в литературной форме.
– Ну добре, Вольдемар, чи як тебе там! – отозвался пан Хватанюк, – А також і всі ви. Бачу, що тут си зібрало дуже багато ріжних народів. То зараз я вам і розповім містерію «про дружбу мєжду народів», як каже Буряк. Але щоб ніхто потім не обіжавси. Згода?*

* Ну хорошо, Вольдемар, или как тебя там! – отозвался пан Хватанюк, – А также и все вы. Вижу, что тут собралося очень много разных народов. То сейчас я вам и расскажу мистерию «про дружбу между народов», как говорит Буряк. Но чтоб никто потом не обижался. Согласны? (Зап. Укр.)

Все согласились и Маркиян Рахваилович приступил к изложению своей истории – принципиально на родном галичанском диалекте.
Здесь надо заметить, что все архивы, с трудом собранные после многозначной победы над Феноменом, как то характерно для демократического общества еще с трипольскими корнями, были частично утрачены, а частично переданы Общественным организациям, слившимся в Единую и Неделимую Комиссию по Расследованию Злодеяний Феномена против Народа. Аббревиатура при поименовании этой Комиссии не допускалась по причине того, что, будучи названа сокращенно по первым буквам слов, входивших в название (ЕНКОРЗЛОФЕПНА), она звучала несколько зловеще, и даже ругательно.
После углубленного и возвышенного анализа этих материалов Комиссией было принято решение, что некоторые из них не актуальны и вряд ли когда-нибудь станут таковыми. По каковой причине оные материалы были засекречены на неопределенное в человеческом измерении время. Такая же участь постигла и некоторые из Мистерий, прозвучавших в те судьбоносные и злопамятные дни. В частности, и нижеследующей, от которой остался лишь конец.

И Хватанюк рассказал притихшему обществу несколько леденящих душу историй о зверствах НКВД в Западной Украине (опустив, правда, истории о зверствах гестапо). Мы, щадя ваши нервы, дорогие читатели, не будем приводить здесь их описание. Скажем только, что речь Хватанюка была дослушана присутствующими в совершенно полной тишине. И когда он закончил, некоторое время все продолжали молчать. Наконец Петро Кондратович, который во время Хватанюкового рассказа сидел, опустивши свою большую седую голову, поднял ее и взял слово.
– Ну, «люби друзи», шо тут скажеш? Действительно страшные вещи рассказал Маркиян. Но я-то знаю и что-то совершенно другое. Послушайте немного и вы меня. Тоже украинца, но, так сказать, с другой стороны – настоящего, а не галычанского. Я длинной и всемирной истории рассказывать вам не буду, а расскажу то, шо было в моей жизни.
И Петро Кондратович приступил к своей повести, как-то незаметно для общества перейдя на родной украинский язык, и поведал обществу о зверских пытках и муках, которым были подвергнуты бандеровцами его отец и брат – советские партизаны, попавшие в бандеровский плен.

Остался лишь самый конец рассказа Буряка:
– Мама, як почули цю оповідь, то як заклякли. Посивіли – за одну ніч. А вони ще ж які молоді були – тільки тридцять і чотири роки! І замовкли. Після того я жодного слова від неї не чув. Тільки все плакали ночами. І у сорок восьмому році її не стало. Так ось, дивлюся я, Маркіяне, на тебе і добре бачу, що росіяни нам – таки брати, хоча з ними у нас є свої рахунки. А от ви – то взагалі незрозуміло що. І де ви тільки взялися на нашу голову, такі кручені? І звідки то ви узяли, нахаби, що ви за волю України боролися? Ваші Бандери, Шухевичі, Стецьки та інше кодло – то ваші, а не наші, не українські. Це, мабуть, чорт нас зібрав в одній державі! Тож затям собі назавжди – заруби на своєму довгому носі, що ваші галичанські забаганки нам, українцям, не підходять. Отож тіштеся собі там, а до нас вам – зась!*

*– Мама, как услышали этот рассказ, то как окостенели. Поседели – за одну ночь. А они еще какие молодые были – только тридцать и четыре года! И замолчали. После этого я ни одного слова от нее не слышал. Только все плакали ночами. И в сорок восьмом году ее не стало. Так вот, смотрю я, Маркиян, на тебя и хорошо вижу, что россияне нам – таки братья, хотя с ними у нас есть свои счеты. А вот вы – то вообще непонятно что. И откуда вы только взялись на нашу голову, такие крученые? И откуда вы взяли, нахалы, что вы за волю Украины боролись? Ваши Бандеры, Шухевичи, Стецьки и остальное кодло – то ваши, а не наши, не украинские. Наверно, чорт нас собрал в одной державе! Так заруби на своем длинном носу, что ваши галычанские выдумки нам, украинцам, не подходят. Так что тешьтесь себе там, а до нас вам – зась!

Наступило молчание. Наконец, Хватанюк поднял голову, вперил ненавидящий взгляд в Петра Кондратовича и произнес:
– Що я тобі скажу, Буряку. Недарма у нас кажуть, що всі ви, східняки – то то є запроданці. Всі, що на схід від Збруча. Але начувайте си, бо ми потроху вас виховаємо як українців. Файно виховаємо, дамо науки! Най тільки Гамерика нас не кидає та трохи давить на московських москалів. А з нашою рідною п’ятою москальською колоною і такими як ти здрайцями ми якось вже й самі си упораємо. Бігме, кажу!*
* Что я тебе скажу, Буряк. Недаром у нас говорят, что все вы, схидняки – запроданцы. Все, что на восток от Збруча. Но берегитесь, мы потихоньку вас воспитаем как украинцев. Фай но воспитаем, дадим науки! Пусть только Гамерика нас не бросает и немного давит на московских москалей. А с нашей родной пятой москальской колонной и такими как ты предателями мы как-нибудь уже и сами справимся. Ей-Богу, говорю!

В разговор вступила Валерия Александровна:
– Маркиян Рафаилович! Смягчитесь! Подумайте сами, на Украине больше пятнадцати миллионов русских. А многие – вот я, например, и мои родители, и их родители уже триста пятьдесят лет здесь живем. Мои предки поселились здесь еще при Алексее Михайловиче – староверы, знаете про таких? А восток, а юг – Новороссия? Кто ее заселил и освоил? Ну что вы собираетесь с нами сделать?
– Ото ж то й біда, що вас тут си розплодило. Повертали б ви си до свеї Московії та й дали б нам спокоєм свого кусеня хліба прожерти й вас не бачити-м, Бога не гнівити. Добре, що Совіти хоч жидів повипирали звідси до тего Гизраїлю, а то взагалі нічим було-м би порєдній людині дихати на Вкраїні від їхнього духу смердючого. Хоча, Хвеню, я тобі щиро скажу, що зараз москалі для нас ще гірші за жидів. Бігме, правда! Жиди хоч далеко, а ті – ось вони тутки!**

** Вот то-то оно и беда, что вас тут расплодилось. Возвращались бы вы в свою Московию и дали бы нам спокойно свой кусок хлеба проглотить и вас не видеть, Бога не гневить. Хорошо еще, что Совиты хотя бы жидов повыпирали отсюда в тот Гизраиль, а то вообще нечем было бы порядочному человеку дышать на Украине от ихнего духу смердящего. Хотя, Хвеня, я тебе откровенно скажу, что сейчас москали для нас еще хуже жидов. Ей-Богу, правда! Жиды хоть далеко, а те – вот они тут!

Все общество оторопело уставилось на Хватанюка, не зная, что ему ответить. Наконец Вольдемар вспомнил, что он председатель и озадаченно произнес:
– Ну, коллеги, и дела тут у нас с вами творятся. Такое ощущение, что с дружбой «между народов» у нас что-то не складывается.
– Конечно, конечно, Вольдемар! Чего ж вы от него хотите? Разве вы не знаете, что «москалі хочуть забрати нашу свободу і наше сало»? А вы, любезный Хватанюк, скажите-ка мне на милость, можно ли вообще хоть десять дней в этом мире прожить без вашего национального вопроса? Да и вы тоже хороши, Петр Кондратьевич! С виду такой рассудительный… Вы же видите, что он здоровье на этом потерять может, а заводите его. Еще только третий день начался…. И что у нас других тем нету? Что нас сюда ваши национальные проблемы решать … посадили? – по праву старшинства с материнскими нотками в голосе начала было журить самых активных участников дискуссии Валерия Александровна.
– Та я шо, дорогая Валерия Александровна! Я ж ничего ни против никого не имею! – начал было оправдываться Буряк, но тут из угла послышался необычный звук: «сссссУки….». Все обернулись на источник этого завораживающе-свистящего звука, таящего в себе некую еще непонятную опасность не только для активистов противостояния по вопросу «дружбы между народов», но и для всех присутствующих. Светлана, уставившись на снятые с лица очки, нежно протирала их бархатной тряпочкой и при этом выговаривала, словно сама себе: «Ну, этот пидор – понятно, его уже не вылечишь. Но другой… старый хер, а туда же. Господи, когда же все это кончится! Политики, патриоты….». Выражение лица ее добрым никак нельзя было назвать. Казалось, что в следующий момент она вскочит с кресла и бросится на присутствующих – на всех, безотносительно их позиции по национальному вопросу. Алена заметно покраснела, что с ней происходило всякий раз, когда Светлана обнажала свое лицо. Все замерли. Успокаивать Светлану не имело смысла, она должна была закончить процедуру, после чего все успокаивалось само собой.
– Светочка, лапка, ну разве так можно, ведь мы же ж… – какой такой магической формулой хотела умиротворить Светлану Александра Валерьянов¬на, осталось не выясненным, так как момент для умиротворения был избран явно неудачный. Светлана метнула в ее сторону сумрачный взгляд и процедила:
– Ты хоть сидела бы себе, комсомолка, тихо в тряпочку! Пой лучше песни свои … у костра… Про ракету, что из лона вылетает. Поэтесса сраная!
Надо заметить, что благодаря непринужденной атмосфере, которая создавалась, в частности, и столь нетривиальной особенностью поведения Светланы, практически все Реципиенты уже чувствовали себя почти родными, во всяком случае, как минимум, близкими людьми. Поэтому они, и даже «сраная поэтесса», и даже Хватанюк вдруг ни с того ни с сего как-то смущенно-доверительно улыбнулись друг другу и почувствовали, что благодаря Светланиной инициативе общая обстановка неожиданно для всех разрядилась. Госпожа Рюк-Зак – так уж точно почувствовала, что она может быть просто Феней, в связи с чем чисто конкретно подвела черту:
– Вот шо я вам скажу: надо кончать эти дурные разборки и делать один одному беременную голову. Тоже мине бизнес нашли – «дружба между народов»! А вас всех лечить надо. Всех! – и после паузы добавила: – И меня, конечно, тоже, в натуре!
– Так мы ж для того здесь и собрались, госпожа… Феня! А не возражаете ли, чтоб я мог так к вам попроще? – пан Буряк, устыдившись своего публичного всплеска эмоций касательно «дружбы между народов», попытался вернуться к уравновешенности, более приличествующей его возрасту.
– Не возражаю, – буркнула, теперь уже просто Феня. – Было б у меня наше «ноу-хау» здесь, я бы вас быстро на ноги поставила и на ум направила.
– Это чем же, не изволите ли пояснить, уважаемая… гм…гм… Феня, – живо отреагировал пан Буряк.
– Зараз я вам все расскажу. Только шоб Хватанюк сидел ровно и не морочил мине интеллект и прочие органы внутренней секреции. Ты, Вольдемарчик, если шо, то притормози его.
Вольдемар без лишних слов дал ей отмашку и Феня начала свое новое повествование.

Свидетельство о публикации (PSBN) 34202

Все права на произведение принадлежат автору. Опубликовано 31 Мая 2020 года
U
Автор
Крайне взросл... И по возрасту и по виду (внешнему)...
0






Рецензии и комментарии 0



    Войдите или зарегистрируйтесь, чтобы оставлять комментарии.

    Войти Зарегистрироваться