День 6 Мистерия 25 (Глава 27)

Мистерия двадцать пятая.
«Гамлет» умер! Да здравствует «Гамлет»!

– Нет, в самом деле, правда! – польщенная таким вниманием, словно оправдываясь, подтвердила она свое сочувствие то ли к опальному принцу, то ли к не признаваемому Хватанюком автору, его породившему. – Я тогда еще секретарем-референтом у Клеврета Станиславовича… – она на секунду задумалась и, слов¬но решившись, наконец, сказать правду, выдохнула: – Служила я у него!
– Знакомо, знакомо, – отреагировал Сократ Фригодный. – У вас там – у академика Говнюка – столько всякого творилось… прямо-таки паранормального, что я даже удивляюсь, как вы мало здесь нам рассказываете.
Александра Валерьяновна только снисходительно улыбнулась на его реплику.
– Понимаю, режим, понимаю! – снова закивал головой Сократ Панасович. – Школа!
Александра Валерьяновна снова улыбнулась – на этот раз таинственной и загадочной улыбкой Джоконды, – и продолжила:
– Да, уж! Клеврет Станиславович был просто генератором идей. И за любую задачу брался без размышлений, даже рукава не засукивал, как говорят у нас у народе. А задачи ему ставили, ох, не простые. Иногда недоброжелатели, которые завидовали его близости к Гаранту, просто такое придумывали, что у иного и руки бы опустились. Он же никогда не суетился, не паниковал, а только и делал, что мыслил, мыслил и мыслил. Я с ним всегда рядом была. И он мне в минуты высшей откровенности, бывало, говаривал: Шура, говорит, я, говорит, с тобою бы пошел бы не только в разведку, но и в контрразведку. Вот как, значит! Доверие, значит, какое. Но – не нытьем, так карканьем отдалили враги моего Клеврета Станиславовича от Гаранта. Все реже и реже Тот стал его до Себя по сотке на чай с кофием призывать, не говоря уже о шампанском. А чтобы окончательно его уничтожить, придумали враги интригу злодейскую. Только сразу и понять было трудно, что это за интрига такая. С первого взгляда казалось будто бы радеют они о благе державы нашей незалежной.
А изобрели они такой-сякой вот какой способ. Нашептали Гаранту: вот, мол, Вы здесь дни и ночи о державе нашей печетесь, не спите, не пьете, питаетесь кое-как, горщики не лепите, пчелок совсем забросили, поди, уж забыли, когда икру черную в рот брали. Насчет «не пьете» – это они, конечно, подзагнули. Гарант был настоящим мужиком – уж если чего задумает, то выпьет обязательно. А задумывал Он регулярно.
Так они, значит, Ему в уши: вот Вам, мол, и выпить даже некогда, а на острове одном – в Индийском океане – мы слышали… Боже, ёлки-палки!, да чего там только нет! А ведь был тот остров еще недавно самым распоследним островком, на который даже москали смотреть гнушались из перископа своей атомной подводной лодки и иллюминатора своей международной космической станции, а сейчас там все как из рога изобилия – только пожелай! И случилось это потому, что изобрели там невиданное Устройство. Управляющее Судьбами. Да такое, что человеческими словами его и не опишешь. И представляет оно собой конструкцию научнейшим образом из множества материализованных алгоритмов построенную на основе тензор-ного синтеза неархимедовых причинных сетей в псевдоримановом бесконечносвязном пространстве.
Эх! Нам бы такое! Как бы расцвела тогда наша нация под Вашим мудрым руководством!
Гарант не поверил сразу, все ходил – соображал, во внешнюю разведку Свою звонил, про тензорный неархимедов синтез выпытывал. А те докладывают, что про Управляющее Устройство не слыхали, про тензорный синтез – ни рылом, ни ухом, а вот остров – есть, и жизнь на том острове самая распрекрасная, это, мол, знают точно.
Тут Гарант и загорелся. Он всегда масштабно мыслил, а здесь, то есть, с машиной такой не только масштабы увеличивались, но и горизонты раздвигались черт его знает в какие сияющие дали и Национальная Идея начинала вибрировать! С утра до вечера совещался Он со Своими академиками, членами-корами, докторами и профессорами. Президента НАКАЖЕПРО Париса Зеноновича Битума зазывал неоднократно на заседания любимой Рады з Нацбезпеки. Глазки ему стро¬ил. Стуло пододвигал. Но Парис Зенонович человек, как вы знаете, старой закалки: твердый и до авантюр не склонный. Мигнул своим научникам и те, все как один, – ни в какую! В отказ пошли. И механики, и астрологи, и кибениматики, и алхимики и все прочие отрасли и подразделения знаний. Говорят: невозможное дело, лженаука, говорят. Противоречит, говорят, основополагающим принципам. Ну, а когда на совещаниях в Нацбезе уже младшие научные сотрудники стали мелькать и даже аспиранты первого года службы, тут наш славный Гарант не выдержал и говорит: «Стоп, говорит, люби друзи, ити вашу дивизию!, а г¬де Мой Говнюк-академик? Почему это Я не вижу его про¬меж¬ду тут и здесь? А подать сюда Мне дорогого, глубоко, туды его, уважаемого нашего Клеврета Станиславовича!». Это еще до Монумента было. Ну, тут недоброжелатели и злопыхатели стали ручоночки свои потирать. Уж на этом-то, мол, Клеврет подзалетит окончательно и бесповоротно – стопроцентно уверены были. Гаплык Говнюку! – радовались неприлично, на разные голоса непристойные арии пели: «Писец к ему на тонких ножках уже подкрался незаметно!»
Ну, а Клеврет Станиславович, даром что гуманитарий (про себя в узком кругу он высказывался, что он – гуманитарий невидимого фронта), а за дело взялся без малейших колебаний относительно генеральной линии. Понимал, что выхода у него нет и Гарант его отказа не поймет. Как мыслитель не только теории, но и действия, он сразу понял, что доктора и профессора в данном деле ему только помешать могут. Поэтому первым условием он поставил, что персонал для решения Проблемы сам себе подбирать будет, с чем Гарант, конечно же, согласился. Собрал он штук десять пацанов с радиорынка, умельцев-паяльщиков. Еще хакеров штук пять заманил на неплохие бабки. И студентов с политеха – тоже несколько штук. И одного алкаша-кибера с института кибернетики. Закрылся с ними у себя в кабинете на целый день и целую ночь. Я только бутылки пустые у них выносила. Из-под водки. Штук сто. Как там мой Клеврет все это выдержал – простому человеческому уму этого никогда не понять! Правда, обрыгали они там в процессе мозгового штурма весь Клевретов кабинет – лучше чем наш Феномен дорогой. Однако на следующий через день Концептуальная Модель Устройства, Управляющего Судьбами, представьте себе, вчерне была готова.
И работа закипела! От закупки американской техники и даже комплектующих однозначно отказались. Ведь проект-то секретный, а в Америке спецслужбы цэрэушные не спят, сразу сообразят: что-то тут не то – как бы держава наша, под шум винтов, не догнала ихнюю, а потом и не перегнала на фиг. Через родной радиорынок, через какие-то мусорки индокитайские достали детали самонужнейшие, микроэлектронику разнообразную, происхождения абсолютно темного. И не прошло, знаете, и трех месяцев, как Устройство было сляпано. Машина Судеб! Причем работала – как зверь. Ответы на любые вопросы такие пространные выдавала, что у Гаранта даже в очках не хватало терпения с ними знакомиться.
Вот тогда-то специальным Его Гарантовым Указом на основе отдельного решения Рады з Нацбеза машине и было поручено решать Основной Вопрос – «Быть или Не Быть?». Потому и назвали ее «Гамлетом». И она оправдала это имя! Безо всяких условий начала совершеннейшим, хотя и таинственным – радиобазарно-хакерским –способом моделировать подлежащие сравнению состояния бытия и небытия, чтобы рассудить затем, какое же из них предпочтительнее для нашей Незалежности и Гарантовой Славы. Делая это, Машина попеременно находилась то в фазе бытия, то в фазе небытия, или, выражаясь по простому, то была, то не была. Загудело тут все вокруг! И одновременно – замолчало. На какое-то мгновенье странно яркий свет, отдаленно напоминающий свет разума, вдруг вспыхнул в «глазах» Машины, стон – почти человеческий, как бы предвосхищающий стон Говняного Монумента, послышался из ее недр. Но тогда никто еще ничего такого знать не мог. Монумент-то ведь в тот момент находился еще в будущем времени! И вдруг – погасли все лампочки и – замолкла Машина-«Гамлет»…. Ослепленный этой яркой и последней вспыш¬кой, Гарант в недоумении уставился на Клеврета Станиславовича. А тот уже пал пред Машиной ниц и шевелил губами о чем-то неиз¬ре¬ченно сакральном. А когда встал, то, не дожидаясь вопросов, сделал прорицание: что, мол, в этом наступившем Великом Молчании нашли свое разрешение, причем окончательное, все спорные вопросы всех наук и всех религий. Гарант слушал эти прорицания, как пришиб¬лен¬ный, и наконец, когда Его собственное молчание стало совсем уже неприличным (даже Сам Он понял это), с натугой произнес:
– Слышь, Клеврет! А ты хоть сам-то понимаешь, Что Это Такое? И Что Оно Делает? Или Не Делает?
И Клеврет Станиславович, натренированный пацанами с радиобазара, студентами с политеха и кибером-алкашом, не смешавшись ни на секунду, начал вещать:
– Перед Вами, мой Гарант, находится Идеальный Эталон Несовершенства – Мыслящее Ухо. Но давайте, люби друзи, зададимся вопросом, отдадим себе отчет и ясно представим: а что же все-таки происходит в действительности? А оказывается, мой Гарант, что в действительности все происходит совсем не так как на самом деле. Потому что Оно, хоть и Ухо, но ничего не слышит, ибо Ему нечего слышать – ведь настроено Оно на Великое Молчание, в котором одном только и заключены все возможные и невозможные Истины. Да, в сущности, оно, строго говоря, даже и не
Мыслящее, поскольку мыслить можно лишь о чем-то, а оно мыслит – ни о чем! То есть, если оно и Мыслящее, то предметом его мышления есть Ничто, то есть то, что Не Совершалось и Не Совершится Никогда. Вот почему оно и представляет собою Идеальный Эталон Не-Совершенства.
– А на хрена оно тогда Мне? – не выдержал Гарант. – Или Моей нации? Что ты, Клеврет, хочешь Мне впарить, не понимаю?
– Секундочку внимания, любый мой Гарант, всего одну секундочку! – засуетился Клеврет Станиславович. – Включите Свой философский рассудок. Вот, смотрите: в «Гамлета» постоянно поступает необозримый поток информации о нашей державе и вообще обо всем мире. Видите? Вот по этим кабелям в него ежесекундно вливаются огромные-преогромные терабайты. А что делает «Гамлет»? Он автоматически переводит всю эту колоссальную информацию со всех – подчеркиваю! – со всех языков мира, как живых, так и мертвых, на язык Великого Молчания. Автоматически! Видите? Тут вообще нет никаких переводчиков. Да и для перевода этих преогромных терабайтов любому количеству переводчиков потребовались бы миллионы лет. Многие миллионы! А «Гамлет» это делает автоматически, причем, мгновенно! Да разве живое существо способно на такое?! Никогда! Поэтому та вспышка, что мы с Вами только что наблюдали, есть свидетельство его перехода из живого в неживое, то есть Великую Смерть, которая и запустила нужный нам Процесс!
– Так значит, Клеврет, «Гамлет» все-таки умер?
– А как же! Конечно, мой Гарант, умер, причем очень давно! Помните его дуэль с «Лаэртом»? Еще москали на эту тему кино сняли. Да и не только москали, но и другие, гораздо более культурные народы. Там еще, помните?, «Королева» была, «Король», «Офелия», а «Гамлет» с «Лаэртом» отравленными рапирами дралися. И все они этими самими рапирами поранилися. Вот тогда-то он и умер. Но в каком смысле умер? Ведь, с другой стороны, в смысле Небытия, как Идеальная Модель Не-Совершенства, он вообще не может умереть, ибо тогда перестанет Быть Небытие, что невозможно ни при каких условиях. Поэтому «Гамлет» всегда будет готов к Вашим, любый мой Гарант, услугам. И его Великое Молчание навечно будет иметь место на Вашей службе! И жив-мертв (или ни жив, ни мертв!) он будет вечно – сколько Вы захочете!
– По-ни-маю!
– И теперь любой гражданин нашей державы, любая полити-ческая партия, любой социальный член или, там, влагалище – обретут совершенно реальную возможность на любой свой запрос, на любую надежду, на любое чаяние получить в ответ Великое Молчание.
– По-ни-маю!!!
– А Вы, мой любый Гарант, станете, если возжелаете, на путь Управления Судьбами Несовершенства Мира.
– Гм!!!
– Позволю себе еще одно замечание, мой любый Гарант. В Великом сем Молчании «Гамлета» заложена еще одна имплицитная функция. Она называется Смехогенная Аппроксимация. Любая действительность при соприкосновении с «Гамлетом», как мы убедились, становится стерильно серьезной, то есть серьезной до неузнаваемости, а значит – смехотворно серьезной. Ведь усиление серьезности приводит смехотоворное к неузнаваемо серьезному, а значит – к серьезному наоборот, то есть к смехотворно серьезному и снова начинает вызывать смех, и, таким образом, отличить смешное от серьезного становится практически невозможным. Разве до сих пор Вы в Своем Адми-нистративном Беге не ощущали нехватки указанной функции, независимо от собственных иллюзий? И тут пред Вами, благодаря наших воистину самоотверженных интеллектуальных усилий, произросла, выросла и произошла Сублимация Идеала, а
Идеал ведь подобен воображаемой линии горизонта, воображаемой линии пересечения грешной земли заблуждений с Горними Небесами Святой Истины, Которая линия отодвигается вдаль ровно в той мере, в какой сия жизнь до Нея приближается.
Человек в виде Идеала может иметь только направление на Истину, но самое Истину – никогда. А Смехогенная Аппроксимация и предоставит Вам, да и всему нашому социуму – как Элитарному, так и Электоратному – сей долгоожидаемый и физиологи-чески непременный катарсис в виде общественно бесполезного, но системно необходимого смеха. И мы, наконец, обретем универсальный Регуляторный Принцип, а Эмпирические Разногласия, относящиеся более к изящности, нежели к достоверности, падут пред угрозою опровер¬жения Благодатной Стихией Опыта Великого Молчания, с которой Вы, мой любый Гарант, от имени всей Вашей верной и любимой Нации и заключите СверхНовый Завет!
Клеврет Станиславович, закончив свою речь, замолчал и отер пот со своего многотрудного чела. Больше у него никто ничего не спрашивал. Ни Гарант, ни недоброжелатели. Аж до самого после Монумента Воздвижения.
С этими словами замолкла и Александра Валериановна, закончив свое повествование, и, как ни в чем не бывало, сложила свои полные ручки на полной же груди. Но никто ни черта из ее рассказа не понял, а задавать глупые вопросы не представлялось приличным. Да, откровенно говоря, и сомнения большие были, что сказительница и сама что-то там особенно глубоко шурупит в изложенном ею пред-мете. Поэтому Светлана, уразумев пикантность ситуации, подбросила кое-какие не относящиеся к делу мелкие темы для обсуждения, дабы собеседования Шестого Дня продолжались и «свободное время» по инерции катилось вперед. Сама же Светлана, внутренне сосредоточилась на состоянии своей души, ибо несмотря на ее подтрунивание над Вольдемаром, в глубине этой самой души она была благодарна ему и за вчерашнее „факультативное отправление” и за его сегодняшнюю попытку (признаемся, весьма удачную) отвлечь общество от тяжелых воспоминаний о трагических событиях вчерашнего Дня. Она время от времени бросала взгляды на его ладную, спортивную фигуру в потертых джинсах, как бы невзначай встречалась глазами с его ироничным взглядом и чувствовала, что, кажется, влюбилась. Симпатию к Вольдемару испытывали и другие Реципиенты за исключением, как уже было сказано, Хватанюка. Совершенно особыми чувствами был поглощен Семен Никифорович, товарищ Маузер, ввиду воспоминаний о ярком, будто бы это происходило на самом деле, и очень тяжелом сновидении, навалившемся на него прошедшей ночью. Его интуиция подсказывала ему, что этот сон явился каким-то знамением, касающемся сути Эксперимента, а может даже имеющем отношение и к дальнейшим судьбам Реципиентов.
Что-то подсказывало Семену Никифоровичу, что в этом знамении для него содержится слишком мало благоприятного, и он, машинально поглаживая рукою свежевыбритую голову, печально и сосредоточенно углубился в свои нелегкие раздумья: «Нет, не сон это был! Не сон! Что же будет? Что же это с нами будет?...»