Мост

Я должна признаться, что родилась не такой, как все. Когда меня принесли из роддома, мои родители не могли нарадоваться на меня. Шептали ласковые слова, слегка касались моей щеки, вновь отходили, улыбались. Отец целовал матери руки. А потом они вновь подбегали ко мне. Всё же я была долгожданным ребёнком, принесшим в их брак существенные изменения. Они давно смирились, что так и проживут до конца своих дней вдвоём. Они всегда были неразлучны. Вместе окончили школу, потом институт, даже работали на одном предприятии. Но Судьба или Провидение внесло свои коррективы, и на тридцать пятом году они стали родителями, а не просто семейной парой.
Теперь основные заботы о благополучии семьи плавно перетекли с мужественных плеч матери на хрупкие плечи отца. Он был человеком творческим, писал стихи, которые никому не показывал, складывал в папку, ибо ему нравился сам процесс, когда вдохновение уносило его в заоблачные дали, а не слава, о которой он просто не думал. Как говорил Шекспир, «Слава подобна кругу на воде, который не перестаёт расширяться, пока это самое расширение не обратит его в ничто».
Отец работал бухгалтером в фирме своего одноклассника, где моя мать была экономическим директором и правой рукой генерального директора, и никогда не жаловался на жизнь. Он просто принимал её удары и дары, потому что давно понял, чтобы дойти до цели, нужно только одно – идти. И он шёл. Тихо, смиренно. И хотя понимал, что главным в семье никогда не был, ему не приходило в голову расстраиваться по этому поводу, потому что радость за свою ненаглядную Аннушку была сильнее.
Рождение ребёнка кардинально изменило соотношение сил не только в семье, но и на фирме, где работали мои родители. Правда, Игорю Петровичу (их бывшему однокласснику и теперешнему генеральному директору) хватило ума и такта не озвучивать, как ему будет не хватать Анны Игнатьевны, что специалиста такого уровня он не сможет найти. И хотя моя мать утверждала, что незаменимых людей не бывает, оказалось, что бывает. Человек, временно её заменивший, доказал это. И тогда она вызвалась изредка консультировать нового специалиста, чтобы он не завалил дела раньше, чем она выйдет из декретного отпуска.
Но радость моих родителей чуть, было, не омрачило некое событие, произошедшее в первый день моего пребывания вне больничной палаты. Они улюлюкали, трясли погремушкой надо мной, когда я исчезла из кроватки. Отец растерянно посмотрел на мать. Мать — на отца. А потом они вместе смотрели на то место, где должна была лежать я. И как только мать открыла рот, чтобы заголосить на весь дом, я вновь проявилась там, где лежала до исчезновения, а именно в новой, специально приобретённой кроватке к моему рождению.
Мать схватила меня на руки, стала судорожно ощупывать, всё ли у меня на месте, а потом со страхом посмотрела на кровать, словно это она была виновата в исчезновении ребёнка и демонстративно повернулась к ней спиной. Она, видно, решила, что уж у неё из рук я точно не исчезну. Отец так и не произнёс ни слова: то ли лишился дара речи, то ли не знал, что говорить в столь неординарной ситуации. Он знал только одно, что обязан взять ситуацию под собственный контроль. В чём этот контроль должен заключаться, вряд ли бы он смог сформулировать, поэтому решительно обнял жену, потом погладил её по плечу, взял ребёнка и перенёс в кроватку.
Они, не сговариваясь, никого не стали посвящать в то, что произошло. В конце концов, им могло померещиться из-за переутомления нечто, что объяснить было невозможно. А потом они приняли происходящее, как некую неизбежность. Всё же я всегда проявлялась, даже если и исчезала на какое-то мгновение. Потом отцу пришла в голову мысль, что это не у них с матерью проблемы с головой, а это у их дочери существует некое отклонение от нормы. Вернее, их посетила мысль, что я родилась не такой, как все. Хорошо это или плохо, они не могли сказать, как и то, к чему это приведёт.
И вот тогда мать вспомнила про свою дальнюю родственницу, жившую в глухой деревне. Родственники старались не упоминать её имя всуе — с ворожеями шутки плохи. О творимых ею чудесах рассказывали шёпотом, будто она могла услышать их, находясь за сотни километров в лесной глуши. Они свято верили, что ей доступно всё. Она, если захочет, сможет увидеть каждый их шаг и не только в настоящем, но и в будущем. С годами её мощь в глазах отступников от семейных традиций только возрастала. Но почему-то их отступничество не каралось ворожеей. Наоборот, в трудную минуту они вспоминали о ней и ехали за тридевять земель, в тайне от остальных родственников. Получив помощь, затихали, и уже не участвовали в порицании или отрицании того, что невозможно объяснить.
Мать спешно собралась в дорогу и объявила отцу, что они едут в глухую деревню, к дальней родственнице, ворожее. То ли от отчаяния, то ли оттого, что случай был настолько неординарный, что они не могли довериться врачам, не будучи заточёнными ими же в психушку, они решили попросить помощи у ворожеи. Появилась надежда, что она исправит недоразумение с дочерью, то есть со мной.
Отец взял отпуск на работе, и они отправились на машине туда, куда добровольно никто не ездит, да к тому же без предупреждения. Нет, они не собирались устроить родственнице сюрприз, просто связи с тем местом, где жила эта самая ворожея, у них не было. Сюрприз, думаю, удался. Марфа (так звали эту самую дальнюю родственницу) открыла дверь и молча уставилась на непрошенных гостей, что не смутило мою мать. Она за считанные минуты выплеснула на неё всю имеющуюся информацию о новорождённой, а потом спросила:
— Что с девочкой?
— Ничего страшного. Это просто выглядит весьма необычно. Но такое случается. Правда, у всех по-разному: у одних дети проваливаются в глубокий сон, а их сознание устремляется к искомой цели, а иногда, как у вас, ребёнок настолько силён, что «утаскивает» и тело с собой. Это здесь проходит мгновение, а сколько это длится там, одному Богу известно. Почему она возвращается туда, откуда пришла, я затрудняюсь сказать. Возможно, у неё оказалась слишком сильной связь с кем-то там, — Марфа кивнула на потолок.
— Но это не нормально, — вставил реплику в диалог двух женщин мой отец.
— А ты уверен, что знаешь, что нормально, а что – нет? – спросила Марфа. – И кто нормален из живущих на земле людей?
Отец не знал, поэтому поспешил спросить:
— А нам-то что делать?
— Ничего. Ждать. Годам к трём это само пройдёт. Она забудет дорогу туда. Но со временем у неё могут проснуться способности, о которых люди Земли давно забыли. Я бы посоветовала вам пожить несколько лет на природе.
— В лесу, что ли? В землянке? Мне лопату купить надо или у вас на прокат взять, а потом копать, копать? – в голосе отца послышалось раздражение.
С его точки зрения, Марфа несла ахинею. Они приехали к ней за советом, за помощью, а она требует, чтобы они всей семьёй зарылись в землю. А ещё ворожея. Короче, процесс недовольства возрастал с каждой минутой, если учесть, что о гостеприимстве у дальней родственницы, похоже, были смутные представления. Или она исходила из каких-то своих соображений. Она просто-напросто забыла пригласить их в дом. А родители, как люди воспитанные, продолжали стоять у порога.
— Зачем? – спросила Марфа. — Вы соскучились по земляным работам? Так лучше огород вскопать. Всё больше пользы будет. Или это у вас заветная мечта – вырыть землянку? Не надо крайностей и фанатизма. У нас в деревне дом деда твоей жены пустует. Приведите его в порядок. У нас здесь свежий воздух, у соседки корова. Значит, молоко всегда будет, овощи со своего огорода, да и я рядом. Присмотреть смогу за Агнией.
— Почему Агнией? – спросил отец. – Мы ещё не успели дочери имя дать. А уж крестить – тем более. Мне придётся возвращаться в город, чтобы зарегистрировать её, получить свидетельство о рождении. Но почему я должен вписывать в метрику дочери имя Агния? Оно мне не нравится. Понимаете? Повторяю по слогам – не нра-вит-ся. Точка.
— Да хоть многоточие. Это не моя прихоть. Все претензии к дочери, она сама себя так назвала. Значит, ей это имя нравится. И твоё желание в учёт не берётся. Ты должен понимать, что, в конце концов, ей носить это имя, а не тебе. К тому же огонь – та стихия, которая защищать её по жизни будет. Если ты исходишь из принципа, «как корабль назовёшь, так и плавать будет», то имя не просто звучное, а ещё крепкое, надёжное, которое принесёт ей удачу.
— Значит, по-твоему, имя приносит удачу? – отец всё ещё никак не мог успокоиться.
— И имя в том числе. Чего ты так разнервничался? Ведь дело не в имени, правда? Страшно остаться жить в деревне? Но вас никто не лишает цивилизации. Это не заточение, не приговор. Я не могу заставить вас жить здесь. Это просто совет. Так будет лучше для ребёнка. А уж это вам решать, что делать дальше. Вы можете сесть в машину и вернуться домой. Но вы останетесь здесь. Надо принять выверты Судьбы. И с работой решишь проблему. Ты же бухгалтер. У нас недалеко деревообрабатывающий завод. Ивану бухгалтер нужен.
— У меня уже есть работа. С чего это я должен менять шило на мыло? К тому же я вам ничего не говорил о своей профессии. Откуда вы узнали?
— Догадалась. Ты не кипятись. Тебя всё равно жизнь поставит перед выбором: либо карьера, либо семья, — сказала Марфа. – Хотя твой выбор уже известен там, — она опять показала на потолок. — Лучше принять, что есть, и получить удовольствие, нежели страдать, хотя всё равно произойдёт то, что должно произойти.
— Ты хочешь сказать, что выбора нет? – отец смотрел на Марфу взглядом затравленного зверя.
— Он есть, и одновременно его нет. Будем продолжать философскую дискуссию? – поинтересовалась Марфа.
— Да что ж всё так сложно? – вырвалось у моего отца.
— А кто сказал, что должно быть всё просто?
Отец не знал, поэтому промолчал.
— Пока дом деда в порядок не приведёте, поживёте у меня, — объявила Марфа. – Завтра сходите, прикинете, что сделать надо. А я с Иваном поговорю, чтоб людей выделил, материалом снабдил. Ну, мои дорогие родственнички, проходите, раздевайтесь. Что ж вы у порога застыли, как не родные? Маленькая комната, думаю, вас устроит для временного проживания. Так что располагайтесь, а я займусь обедом. Кстати, Анечка, мы так и не познакомились с твоим мужем. Как меня зовут, он уже знает. И как зовут отца Агнии? – спросила она.
— Павел, — сообщил мой отец и улыбнулся.
— Ну, вот, жизнь налаживается. Устали с дороги? – спросила Марфа.
— Не знаю, — как-то обречённо произнесла моя мать.
— Всё образуется. Правда, иногда ситуации разрешаются не так, как мы хотим, но кто сказал, что наше видение, наше желание непогрешимо или единственно верное? К тому же, как показывает моя практика, груз прошлого не облегчает жизнь. Ты не замечаешь, как перестаёшь летать и начинаешь ползать, — пробормотала Марфа. – Да не удивляйся, Павел, я в своё время в университете училась, собиралась философом стать. Да вот жизнь распорядилась иначе. Так что не все ворожеи неграмотные старухи.
Павел смутился, но оправдываться или отрицать, что не думал о ворожее, как о неразвитой личности, не стал. Хотя то, что он услышал, внесло сумятицу в его представление, основанное на общепринятом мнении о людях с нетрадиционными способностями. Сама Марфа как-то не вписывалась в их ряды.
«Философ, затерявшийся в лесу, стал ворожеей. Хотя почему затерявшийся философ? Она просто вернулась после окончания университета домой и осталась здесь. Возможно, её способности проснулись не на голом месте. Может, она родилась с ними», — подумал Павел, увидел улыбку на лице Марфы и спросил:
— Или я не прав?
— Прав. У меня в роду и бабка, и прабабка умели ворожить, людей лечить. Их боялись, ненавидели, но бежали к ним за помощью, а порой за спасением не только тела, но и души. Сразу отвечаю, да ты уже, наверное, понял, что читаю мысли, но не злоупотребляю своей способностью. К тому же со временем научилась к любой мысли относиться философски. Она просто имеет право на существование. Люди заблуждаются, порой упорствуют в собственном заблуждении, но иногда и прозревают. В моей профессии терпение и приятие играют не последнюю роль. А ещё на первом месте у меня принцип: «Не навреди». Ладно, отдыхайте. Вам не страдать надо, а радоваться, что у вас такой необычный ребёнок родился. Хотя, может перерасти, стать обычным человеком, но когда-нибудь некое событие что-то всколыхнёт, пробудит способности. И тогда очень многое будет зависеть от самого человека. В какое русло она направит свои чудесности. Это может превратиться в испытание или восторг. Но главное состоит в том, что всегда человеку даётся столько (будь то испытания, горести или чудесности), сколько он в состоянии выдержать. И ваша дочка к вам пришла не случайно не раньше не позже, а когда вы стали готовы. Примите её способность, как данность. Она такая, какая есть. Это данность, — повторила Марфа, — Уйдёт её способность, станет она как все, разве вы будете её любить от этого больше? Нет, потому что любовь не измеряется категориями больше-меньше. Можно просто любить. Вот и любите своё дитя. У соседки моей детская кроватка в хорошем состоянии в чулане стоит. Внук её вырос, а кроватка осталась. Она через полчаса зайдёт ко мне по делам, я ей расскажу, что вы приехали сюда жить с малышкой, а дом Степаныча надо ещё в порядок привести. Девочке кроватка нужна. Она сама предложит принести кроватку, сама отмоет. А вам останется принять с благодарностью. Ладно, заболтала я вас совсем. Это оттого, что я одна живу на отшибе. А люди всё больше по делу заходят.
— Так и мы тоже приехали не оттого, что соскучились, мы тоже с проблемой к вам, — произнесла моя мать и покраснела.
— Ты – родственница, хоть и дальняя. К тому же совестливая, открытая. Правда, иногда простота бывает хуже воровства. Но у тебя на защите здравый смысл стоит.
— Тепло рядом с вами, — со слезами на глазах произнесла моя мать.
— Ну, так грейтесь на здоровье, мне не жалко, — улыбнулась Марфа.
Ровно через полчаса в дверь Марфы кто-то постучался, а ещё через час кроватка стояла в маленькой комнате Марфы, выделенной на временное проживание нашей семье.
К середине лета мои родители переехали в свой дом. Время и место сделали своё дело. Они не только смирились с тем, что оказались в глубинке, в забытой Богом и людьми деревеньке, затерявшейся где-то в лесу, но и нашли массу достоинств в этом. Большая часть домов была заколочена, только пять семей наиболее стойких остались в глуши. Марфа была как бы вне деревенского сообщества, у неё был особый статус: она лечила не только деревенских, но ещё и рабочих с деревообрабатывающего завода. Мы, после того, как заселились в дом деда моей матери, стали седьмыми. Деревня с нашим появлением ожила. Из нашего дома слышался то детский смех, то плач.
Соседи приносили нам яйца, молоко, сметану, творог, овощи с огорода и не соглашались брать деньги. А когда моя мать пожаловалась Марфе, что ей неудобно брать от соседей продукты, она улыбнулась:
— Так они не бескорыстно тебе всё несут.
— Не поняла, — призналась моя мать.
— Так людям здесь в смекалке трудно отказать. Они быстро поняли, что оттого, что ребёнку несут свежие продукты, у их коров надои молока увеличились в разы, куры стали нестись по два раза в день, а на огороде и в саду – всё растёт, как на дрожжах. Они не спрашивали у меня, они сами решили, что девочка твоя мой дар унаследовала. Разубеждать их бесполезно. Да и кто сказал, что делиться с ближним – это плохо? Принимай с благодарностью. Это тебе мой совет. Ты же кому кофточку, кому халатик, кому рубашку в магазине рядом с заводом покупаешь и одариваешь. Вот тебе и обмен любезностями.
Марфа через день заходила проведать меня. Через полгода я уже кричала «баба» при её приближении к дому. В лесу рядом с деревней остались заповедные места, где жили непуганые животные, где было озеро и река, из которых воду пить можно было, а в лесу летом – грибы, хоть косой коси, да и лесные ягоды собирай – не хочу. Моя мать утверждала, что там даже небо и звёзды смотрелись иначе.
Быт у моих родителей в деревне налаживался. С каждым годом им всё труднее было представить, что когда-то придётся покинуть этот райский уголок. Отца ценили и уважали на новой работе, хотя его бывший одноклассник периодически интересовался, не надумал ли он вернуться и перевезти семью в город. Сотовая связь в деревне отсутствовала, поэтому он звонил отцу на рабочий телефон.
В три года, как и обещала Марфа, я перестала исчезать. То ли я действительно, как утверждала ворожея, забыла дорогу в иной мир, то ли просто перестала его видеть, что случается со всеми детьми. А потом родители решили вернуться из добровольной ссылки в цивилизацию.
Правда, ежегодно летом мы приезжали в деревню к Марфе во время отпуска. Это стало не только нашей традицией, но и деревенским праздником. К нашему появлению готовились. Соседи убирались в доме Степаныча к нашему приезду, подметали двор, приносили столы и устраивали застолье в первый день нашего появления в деревне с пением старинных песен, с рассказами невероятных историй.
Как-то отец достал из секретной папки свои стихи и прочитал одно из них. Соседи встали и стали аплодировать ему. Кто-то сказал, что его стихи всё нутро выворачивают, до глубины души трогают. Марфа попросила дать ей почитать творения отца. Она отобрала несколько его стихотворений и послала в издательство журнала, где работал главным редактором её однокурсник. Через какое-то время отцу пришло из редакции сообщение, что его стихи были приняты к публикации и что ему предлагают долгосрочное сотрудничество.
Отец согласился с предложением, но как-то спокойно, без восторженных речей и ожиданий. Время неумолимо неслось. Вначале у нас был семейный праздник, когда я пошла в первый класс. Родители вдвоём провожали меня в школу, фотографировали. Потом – торжество по случаю окончания школы, затем — поступления в институт. Это был тот самый год, когда я впервые не поехала вместе с ними в деревню на лето. Я осталась в городской квартире.
Мои школьные друзья решили устроить праздник по случаю вступления во взрослую жизнь. Почему-то студенческая жизнь, которая нас ожидала, ассоциировалась ими со свободой. Мне позвонила Галина, с которой мы поступили в один институт, и предложила отпраздновать окончание мытарств, связанных с экзаменами.
— Мы могли бы всей компанией завалиться к тебе в гости. Ведь, насколько я знаю, твои предки умотали на дачу, — продемонстрировала она свою осведомлённость.
— Я не против встречи с бывшими одноклассниками, но не в душном замкнутом пространстве. Грех сидеть дома в такой замечательный день. Давай лучше перенесём нашу встречу на природу, — предложила я.
С моим предложением согласились. И мы отправились в городской парк. Всё было просто замечательно, мы катались на аттракционах, сидели в кафе, катались на лодках, устроили соревнование по стрельбе в тире. Даже пришли на старую танцплощадку. И если бы она не была закрыта, остались бы там. Мы пошли к старинной усадьбе, которую собирались отреставрировать и сделать музей. Недалеко от неё мы увидели мост через давно пересохший ручей.
— Странно, — произнёс Влад, – вам не кажется, что кто-то в древности здесь сотворил копию моста, возведённого в Нескучном саду? А вы помните легенду, связанную с оригиналом про влюблённых и дуэлянтов? Может, и этот мост «работает» подобным же образом?
— А я слышала про мост через реку Арду. Существовала легенда, что строитель этого моста замуровал в одну из опор любимую, принёс жертву, чтобы мост не разрушался, — произнесла Дорина. – Не знаю, правда это или нет, но мост стоит много веков без ремонта.
— Говорят, что мост – это граница между двумя мирами, — произнесла Галина. – Я не помню, где находится этот мост через реку, когда именно его возвели, потому что меня заинтересовала история, а не место и время его строительства. Так вот как только было завершено строительство, люди по старой традиции пустили кошку по мосту. На середине моста кошка исчезла. Было множество свидетелей. Никто из людей не хотел повторить подвиг кошки. И тогда послали викария договориться с дьяволом, чтобы он позволил людям переходить через мост и не чинил им препятствия в этом. Соглашение было достигнуто. Дьявол разрешил людям переходить по мосту с одного берега реки на другой и обещал не трогать их в пасмурную погоду.
— Сплошные страсти-мордасти, — произнёс Илья.
— Не веришь? – возмутилась Галина. – Я читала множество историй исчезновения людей именно на мостах.
— Доверяй, но проверяй, — засмеялся Илья. – Никто не хочет, взявшись за руки с дамой, пройтись по мосту? А вдруг сработает?
Дорина улыбнулась, протянула руку Фёдору, но тот сделал шаг назад и решительно произнёс:
— Нет. Я не собираюсь быть подопытным кроликом.
— Ну и дурак, — произнёс Илья, поднял палку с земли и предложил Владу устроить дуэль на мосту.
Фёдор остался внизу вместе со мной и Ленкой, мы смотрели на поединок ребят, как на очередную игру. Дорина и Галина побежали за ними, но почему-то, едва ступив на мост, передумали и вернулись, купили воздушные шарики и, загадав желание, отпустили их в небо.
А потом произошло что-то, что мне сложно объяснить. Дорина почему-то приревновала меня к Фёдору, Галина поссорилась с Ильёй, Влад обиделся на меня, не известно за что, а Ленка заскучала без Толика, который не смог выбраться вместе с нами. Недовольство друг другом готово было перерасти в ссору. Я выступила в роли миротворца. Страсти улеглись. Парк находился рядом с моим домом, поэтому ребята решили проводить меня, а во дворе вновь начались склоки, от которых мне стало реально плохо.
Мы с Ленкой переглянулись и, воспользовавшись суетой, покинули сообщество бывших одноклассников, не знающих, куда девать накопившиеся эмоции. Стресс от экзаменов в школе, потом – в институте, переживания, недовольство и радость, — всё перемешалось у них внутри в некий коктейль, который требовал выхода, но ситуации не позволяли этого сделать. И вот подвернулся случай, когда они расслабились. И эмоции стали искать не абстрактное, а весьма конкретное выражение.
— Лишь бы до мордобоя не дошло, — произнесла Ленка, когда я открыла дверь подъезда.
— Сейчас они выпустят пар и разбегутся, — произнесла я.
— Ты уверена?
— Нет, конечно. Я так думаю, вернее, предполагаю.
Мы поднялись на лифте на третий этаж, я открыла входную дверь квартиры, где я жила вместе с родителями. Дома было тихо и спокойно. Ленка уселась на пол в маленькой комнате возле моего дивана и задремала, то ли от переизбытка кислорода, то ли от усталости, то ли от эмоциональной атаки друзей. Мне показалось, что я продолжаю слышать, как ребята ссорятся где-то на улице.
И вдруг я ощутила мерное покачивание, будто некий великан поднял мою квартиру и понёс куда-то. Я невольно вскрикнула, разбудив подругу. Она продолжала сидеть на полу, а я замерла рядом с ней, не понимая, что происходит. Голоса отдалялись, пока не стихли совсем. И в этот момент движение прекратилось. Я выглянула в окно маленькой комнаты на лоджию и произнесла:
— Ничего себе! Стул исчез и книги под ним. Господи, я вижу застеклённый балкон вместо лоджии в большой комнате. А на нём стоит ярко накрашенная женщина средних лет, курит и не обращает на меня никакого внимания. Что происходит? – спросила я и, не дождавшись ответа от Ленки, побежала в большую комнату.
Ленка предпочла оставаться на месте, а не бегать за мной, поэтому продолжала сидеть возле дивана на полу. А я открыла дверь на балкон, где раньше была лоджия в большой комнате. Там было душно, как в тропиках. На верёвках висело стиранное белое постельное бельё. Женщина посмотрела на меня и произнесла:
— Вы заливаете нижний этаж. Я уже вызвала сантехников, — после чего прошла мимо меня и ушла, захлопнув входную дверь.
Я смотрела по сторонам и никак не могла ничего разумного придумать, что бы объясняло происходящее. Я знала, что у нас была лоджия, а не балкон. К тому же с двух сторон лоджии были шкафы, а здесь их не было. Я не видела, что происходит за пределами моей квартиры, ибо сквозь запотевшие стёкла невозможно было ничего рассмотреть, но только я захотела открыть окно, чтобы увидеть, что происходит на улице, как в дверь моей квартиры кто-то позвонил.
Я посмотрела в глазок и увидела мужчину с лестницей в руках и женщину, которые подходили к лифту. Я открыла дверь и спросила, что им надо.
— Вы сантехника вызывали?
— Нет, его вызвала какая-то женщина, которая сразу же ушла.
— А кто ещё у вас находится в квартире? – спросила женщина с большим блокнотом в руках. – Нам надо записать все нарушения, — сообщила она. – Позвольте войти.
— Заходите.
— Так кто ещё присутствует здесь? – женщина повторила вопрос.
— Со мной моя подруга.
— Пусть она покинет помещение, — потребовала женщина.
— С какой это стати она должна уходить? – возмутилась я.
— Вы уже поняли, что произошло нечто неординарное? – спросила женщина и как-то заискивающе посмотрела на меня.
— Да, но моя подруга в курсе происходящего.
— Ладно, показывайте.
Я рассказала, что вначале ощутила качку, как в море на корабле, потом увидела, что на маленькой лоджии исчез стул с книгами. Большая лоджия стала застеклённым балконом, на котором висит не моё постельное бельё, хоть и очень чистое. Шкафы исчезли. Женщина предложила мне пройти на кухню. Я увидела, что на арку кто-то навесил белую дверь на петли со стороны туалета, в результате чего дверь на кухню и дверь от туалета мешали друг другу.
— Этой двери на арке не было, — произнесла я, сняла с петель дверь и поставила в коридоре возле входной двери.
Потом сообщила, что на полу под аркой не хватает металлического порожка.
— Кому пришло в голову приделывать здесь дверь? – возмущённо спросила я и увидела, как женщина фиксирует всё мною сказанное. – У нас недавно был ремонт в коридоре, мы заменили здесь все двери, а вход на кухню сделали в виде арки.
Я ужаснулась, когда сообразила, что двери в туалет и ванну – другие.
— У нас были коричневые двери, точно такие же, как в комнатах. Кто их поменял? Белые крашенные двери из ДСП – не подходят сюда.
Потом я заглянула в ванную комнату и от удивления чуть не вскрикнула, потому что стиральная машина исчезла вместе с раковиной. На стене, возле которой раньше была стиральная машина – висел громоздкий телевизор, какие были популярны лет тридцать назад. А над тем местом, где должна была быть раковина, висел кран весьма странной конструкции. Три металлических шара, расположенных в виде треугольника, посередине этих шаров виднелся кран, над ним — труба с чёрным пластмассовым регулятором напора. Из крана лилась и разбрызгивалась вода. Я перекрыла фиксатор, после чего с возмущением спросила:
— Кому понадобился телевизор в ванной? Это же не безопасно.
Потом я увидела, что под ним стоит какая-то тумбочка, из-за которой невозможно нормально пройти к крану, нельзя установить раковину, да и подход к ванной затруднён. Я еле сдерживала возникшее недовольство. Сантехник, похоже, не собирался ничего ремонтировать.
— Будете менять кран? – спросила я.
— Зачем? Мы уточнили всё, что нам было нужно. Вы больше не заливаете соседей, — мужчина с лестницей и женщина с блокнотом в руках направились к входной двери.
Они попрощались со мной и ушли. Я посмотрела на Ленку, которая по-прежнему сидела на полу возле дивана и молчала. Я схватила сотовый телефон и позвонила матери. Я начала разговор с фразы:
— Всё, что я сейчас тебе расскажу, правда. Я не сошла с ума, это случилось всё на самом деле. У меня здесь сидит моя подруга, она может подтвердить правдивость моих слов.
После чего я описала всё, что произошло. На другом конце провода не было произнесено ни единого слова. Я подумала, что возникли проблемы со связью, выключила телефон, села рядом с Ленкой на пол и ощутила мерное покачивание. Мне показалось, что моя квартира опять куда-то перемещается. Я так устала, что задремала, сидя рядом с Ленкой. А когда проснулась, первым делом подбежала к двери на маленькую лоджию, сквозь которую увидела, что стул с книгами стоит на месте и никакого балкона не видно. В большой комнате всё стояло на своих местах, на лоджии не было никакого белья, шкафы тоже находились там, где были всегда.
— Ты чего носишься по квартире, как сумасшедшая? – спросила Ленка.
— А ты разве не помнишь, как квартира, в которой мы с тобой находились, перенеслась куда-то. К сожалению, мне не удалось увидеть, что находилось за пределами моей квартиры. Я не успела открыть окно, чтобы увидеть улицу, потому что позвонили в дверь. К нам приходил сантехник и женщина, которые записывали все искажения, изменения, произошедшие в результате этого перемещения. Они требовали, чтобы ты ушла, а я возмутилась. Ты всё время молчала.
— Может, я спала? – предположила Ленка. – Потому что я не помню того, о чём ты говоришь.
— Как ты могла спать, если глаза у тебя были открыты. Да, ты не захотела вместе со мной осматривать и констатировать нарушения, образовавшиеся в квартире в результате перемещения куда-то. В ванной комнате на стене висел допотопный телевизор. Может, он и не допотопный, но не плоский, к каким мы уже все привыкли. Зато конструкция крана над раковиной, которая тоже исчезла, как и стиральная машина, поразила меня. А вот, какой кран над ванной был, я почему-то не посмотрела.
Ленка слушала меня с открытым ртом. А я стала описывать, какие двери в ванной и туалете оказались, о том, что кто-то навесил петли на арку и на них нацепил дверь. Потом описала курящую на балконе женщину, вызвавшую сантехников.
— Она успела убежать до того, как я спросила, откуда она появилась в моей квартире, вернее, откуда у меня появился сам балкон, на котором она курила. Ведь у нас лоджия, а не балкон. Меня мучает вопрос, почему я так и не смогла увидеть местность, где оказалась. Случайность ли это? Или мне не хотели показывать? Почему сантехник был с лестницей и спрятался за угол, когда я открыла дверь. Было ощущение, что он боится чего-то. Что за секретность такая? Зачем сантехнику стремянка? Почему они хотели, чтобы ты ушла? Почему эта женщина фиксировала все проявившиеся изменения? Может, при перемещении вместе с квартирой, в которой мы с тобой оказались, что-то пошло не так? И кто нас переносил? Что за реальность там была?
— Ты задаёшь столько вопросов, а может, всё гораздо проще? Мы же с тобой одновременно проснулись. А может, мы всё время сидели возле дивана на полу, и всё это тебе приснилось?
— Но тогда это был слишком реальный сон. И ещё, я почему-то не помню, как вырубилась после всего произошедшего. Ты не могла бы пройти со мной тем же маршрутом, что был у меня во сне?
— Зачем? – спросила Ленка.
— Не знаю. А тебе что-нибудь снилось?
Ленка наморщила лоб, а потом развела руками.
— И как понимать твой жест?
— Чистый лист, — произнесла она.
— Но ты же сидела с открытыми глазами.
— Это я в твоём сне сидела с открытыми глазами, а что было на самом деле, ты не знаешь, — вздохнула Ленка и обняла меня.
— Может, ты и права, — произнесла я. — Вот арка на кухню. Нет никаких следов от чужеродных петель.
— А их и не должно было быть, — заулыбалась Ленка и облегчённо вздохнула.
— Почему тогда я до сих пор сомневаюсь? Всё было настолько реально, что я не могу сказать, а сон ли это был? – произнесла я, посмотрела на пол и вдруг засмеялась.
— Ты чего? – испугалась подруга.
— Мост исчез, – произнесла я.
— Какой мост? – опешила Ленка.
— Металлический порожек между паркетом в коридоре и кухонной плиткой. А это значит, — я увидела растерянность в глазах подруги и не договорила, что это могло значить.

Апрель 2020 год