Не верю

Она проснулась с ощущением касания чего-то невероятного. Женщина попыталась удержать ещё совсем недавно доступный объём мыслей, бесчисленных абстрактных взаимосвязей, которые таяли, едва она прикасалась к ним, превращались в туманную дымку. Стало обидно до слёз. Ведь она была почти уверена, что вот-вот откроет заветную дверь, и придёт понимание. Но дверь осталась где-то там, за гранью. Она даже не помнила, удалось ли ей заглянуть хотя бы в замочную скважину.
Иногда ей казалось, что она с лёгкостью пересекает пространства, бескрайние, как небеса, а иногда ощущала, что привязана к земле и врастает в неё корнями, как дерево. Ей хотелось научиться думать иначе. Порой она была даже уверена, что справилась с поставленной задачей. И тогда она видела, как потрясающее многообразие, многогранность сливаются в нечто единое, чтобы рассыпаться вновь. Как обыденное событие и даже заурядное вдруг превращается в необыкновенное, вызывающее удивление. Приходило понимание, что самое близкое в то же время и самое далёкое.
Она не любила копаться в прошлом, но последнее время оно не давало ей покоя, прорывалось через сны, через какие-то намёки в настоящем. Одно дело, когда ты не хочешь о чём-то вспоминать, и совсем другое, когда что-то ушло в забвение, выпало за ненадобностью, будто тебе ампутировали кусок прошлого. И вдруг откуда-то вылезают фантомные боли, а ты даже не понимаешь, что именно болит. Или что-то происходит в настоящем, порой даже не с тобой, и на основании этих странных ассоциаций вылезает то, о чём позабылось, что спряталось за более важными событиями.
А может, ей просто не хватает храбрости на искреннее переосмысление того, от чего она так страстно желает освободиться? И надо ли освобождаться от того, с чем ты срослась навеки? Ей почему-то порой казалось, что её жизнь не цепочка картин, а шум, непрерывный шум, лишённый гармонии, но содержащий намёки на некую музыкальную форму. Она стремилась к реальности, простоте, но не упрощению.
И смерть, как нечто непостижимое, вдруг перестала пугать её, потому что пришло осознание неизбежности.
Женщина подошла к зеркалу, долго рассматривала своё постаревшее лицо, красивое и одновременно уродливое, похожее на смятый лист с её портретом, написанным лет тридцать назад, и в спешке расправленным. Краски кое-где поблекли, или вовсе изменили свой привычный цвет. Хотя иногда ей казалось, что седина придаёт её лицу некоторый шарм.
«Это данность. Время неумолимо. Смотри не смотри, краше не станешь», — подумала она.
За окном дворник подметал дорожки. Собака лаяла под аккомпанемент метлы. Анна оказалась возле окна, но не увидела ни дворника, ни собаки. И в наступившем затишье ей стало как-то не по себе. Ветер трепал космеи на клумбе, шелестел листвой, изредка позванивал в колокольчик, который кто-то из детей привязал к ветке дерева на детской площадке. Этот звук уносил её куда-то далеко отсюда.
Да и красные, жёлтые, белые, оранжевые цветы вызывали странное ощущение погружения в прошлое. Ей показалось, что она ощутила аромат, исходящий от них. Перед глазами возникла картинка старого дома с завалинкой и резными ставнями, где под окнами росли точно такие же цветы. Мать называла их просто ромашками, периодически срезала несколько цветов и ставила в вазу с водой на середину стола в комнате, а потом звала её, чтобы она полюбовалась ими вместе с ней. Матери было не понятно, почему вместо радости на лице четырёхлетней дочери выступали слёзы.
— Анютка, — говорила мать, — милая, ты чего плачешь?
— Ты их срезала.
— И что? – не понимала мать. – Смотри, как красиво в комнате стало.
— Они умирают.
— Господи, что ты такое говоришь? – мать отправляла её играть на улицу, а сама в задумчивости садилась на диван. – Ну, завянут дня через два, так новые можно срезать. Это же цветы.
Дочь довольно часто ставила её в тупик. Мать не знала, как реагировать на её заявления и рассуждения. В такие моменты улица оказывалась её спасением на какое-то время. Но понятнее от этого Анютка не становилась. Иногда мать наблюдала, как её дочь играет. В такие моменты она могла услышать, что же имела в виду её дочь. Оказывалось всё так просто. Мать облегчённо вздыхала и продолжала жить, как жила. Ей и без Анюткиных ребусов хватало загадок, которые ежедневно приходилось отгадывать, и задач, которые надо было решать без посторонней помощи.
«А ведь до семи лет у меня было безоблачное детство, потому что все семейные катаклизмы проходили мимо меня. Взрослые ссорились, мирились, решали свои, взрослые проблемы, воспитывали брата все вместе, дружно пытались сделать из него гениального учёного, человека, которым бы могли гордиться. А я как сорняк, росла и росла, никому не было до меня дела. Я сама требовала, чтобы со мной выучили буквы, разучили стихи. Тогда меня перепоручали брату. Мать любила слушать, когда кто-нибудь читал, а брат любил читать. Я к шести годам прослушала в его исполнении сказки всех народов мира, рассказы о животных, о войне. А в исполнении бабушки, матери отца, классику русской литературы. К сожалению, бабушка ушла из жизни за полгода до гибели отца. Дед остался вдовцом, потом мать овдовела. Горе сделало их ближе. Брат перестал быть в центре внимания. Мать пошла работать. Дед должен был приглядывать за нами, но вместо этого стал заливать горе спиртным, да не в гордом одиночестве, а с внуком. Мать не сразу влилась в их компанию, она боролась за сына, была бита неоднократно дедом. И сломалась бы окончательно, если бы не встретила человека, которого полюбила. А потом нам дали квартиру, а дед остался в старом доме. Брат перебрался к гражданской жене. А перед моими выпускными экзаменами мать вышла замуж за вдовца с двумя детьми, который был моложе её лет на десять, и переехала к нему. А я осталась одна в однокомнатной хрущёвке. Мать перед работой заходила ко мне, приносила что-нибудь поесть. В гости меня пригласили лишь однажды, когда я поступила в институт. Молодой муж матери как-то преобразился от моего присутствия. Его преображение, естественно, не входило в планы матери, поэтому я перестала к ним приезжать, а мать – приглашать. А когда я стала получать стипендию, визиты матери не прекратились, просто теперь она появлялась не каждый день, а два раза в неделю. У неё была своя жизнь».
Анна отошла от окна и вновь услышала, как дворник принялся за работу, а собака изредка заполняла паузы лаем. Удивительный тандем не раздражал её, скорее, удивлял, потому что она не была уверена, что этот дворник с собакой существуют на самом деле. Возможно, она слышит то, что происходит, где-то не здесь, потому что в это время у них во дворе все дорожки уже давно подметены. Она вновь подошла к окну и улыбнулась, увидев соседа с сынишкой, который шмыгал ботинками по асфальту, а их маленькая собачка недовольно бегала вокруг нарушителя тишины и лаяла, под каждый «шмыг» маленького хозяина.
И вновь цветы на клумбе захватили её внимание. Почему-то вспомнился новенький ученик, который пришёл к ним в девятом классе. К тому времени на первое сентября её одноклассники приходили без цветов. А в руках новенького она увидела букет космей. Где он их достал, для неё осталось загадкой, потому что они, как правило, отцветали к сентябрю. Скромный букет он держал, как кубок мира. Он увидел заинтересованный взгляд Анны, истолковал его по-своему, улыбнулся и сказал:
— Александр.
— Надеюсь не Пушкин? – спросила Анна.
— Нет.
— Анна.
— Надеюсь не Керн? — пошутил он.
Причина его перевода никого из одноклассников Анны не интересовала, а сам он никому не рассказывал. Русоволосый, курносый, с удивительно голубыми глазами, небольшого роста. С его появлением, казалось, ничего не изменилось. Но в самой атмосфере Анна уловила некое напряжение, которое предпочла проигнорировать.
Она всегда была лучшей ученицей не только класса, но и школы, привыкла к всеобщему вниманию. У неё списывал математику весь класс. Все, кроме Сашки. Он наблюдал за происходящим безобразием и молчал. Чужаки, как правило, не сразу находили общий язык с новым коллективом. Сашка не лез со своим уставом в чужой монастырь. Заговаривал то с одним, то с другим, не навязывался в друзья. Он просто умел ждать. И как-то незаметно вначале ушло всеобщее отторжение, потом наступил нейтралитет, а однажды его просто приняли. И на всё это Сашке потребовалось два месяца.
Поздняя осень с разноцветьем опавшей листвы на дорожках парка, со старыми деревьями, с тоской взирающими с высоты на людей, спешащих по делам, пустующие скамейки и нудный дождь с порывистым ветром, а иногда затишье при ярком солнце, как в летний день, — всё это радовало Анну. От сияния солнца не становилось теплее, зато на душе у Анны становилось светлее.
Она ходила в стареньком пальто, которое бабушка перешила ей ещё в седьмом классе. Пальто бабушкиной матери очень качественного драпа долгие годы пролежало в сундуке, пока не дождалось своего часа. Самое главное, в нём Анна не мёрзла, а вот в старых ботинках промокали ноги во время дождя. Но она не жаловалась. Мать иногда вспоминала, что надо бы дочери купить обувь, но потом то ли забывала, то ли денег на покупку не было. А Анна не напоминала.
Как-то она пришла в школу чуть позже, чем обычно. Не опоздала, задержалась, потому что заморосил дождь, и она вернулась за зонтом. И каково же было её удивление, когда никто не встретил её возле двери, как обычно, потому что одноклассники сидели за партами и переписывали домашнее задание с тетради Сашки.
Она почти сразу же взяла себя в руки, прошла через весь класс, молча села за парту, потом не выдержала, подошла посмотреть, как Сашка решил задание, над которым она просидела достаточно долго и всё же сомневалась, что сделала всё верно.
— А я иначе решила, хотя ответ тот же самый, — сказала она.
— Дай посмотреть, — попросил Сашка.
Анна протянула ему тетрадь.
— Ошибка, вот, смотри, — сказал он.
— У меня не может быть ошибки, — вырвалось у неё.
— Но ты же не Бог. Да ладно, не расстраивайся. Я тоже не знал, с какой стороны подойти к решению. У меня мама учитель математики, она мне помогла, — Сашка улыбался.
Анна вырвала у него тетрадь и спрятала в портфель. Кто-то попросил у неё списать математику.
— У Сашки списывайте. У него точнее и правильнее решение, — произнесла она и вышла из класса.
Странный эпизод задел её. Она должна была бы порадоваться, что в классе появился ещё кто-то, кто разбирается в математических кроссвордах не хуже её. А она ощутила укол ревности, соперничества и ещё чего-то, что ей не понравилось. Она постаралась привести себя в равновесное состояние, но вдруг поняла, что Сашка непроизвольно высветил тщеславие, которое она скрывала под маской добродетели. Хотя ей нравилось купаться в энергиях всеобщего обожания. Но что-то ещё произошло, не внешнее. И вдруг она поняла, что пошатнулась уверенность, которая помогала ей выживать в этом непростом мире.
Ей никто не помогал учиться, не объяснял то, что ей было не совсем понятно. Приходилось до всего доходить своим умом. Отец трагически погиб, когда ей было восемь лет, мать с семилетним образованием работала на фабрике возле дома, брат тоже едва окончил восемь классов. После смерти бабушки и отца, матери было не до взращивания гения. Стали вылезать проблемы с такой скоростью, что она не успевала их решать. В итоге, школа для брата стала злом, с которым он успешно боролся и к восьмому классу одержал окончательную победу, едва сдав экзамены.
Дядька устроил его помощником сантехника в больницу. Там же брат Анны встретил девчонку-сироту и переехал к ней жить, а потом вместе с ней завербовался на какую-то стройку века. И исчез из жизни Анны. Матери он иногда писал. Избавился ли он от проблемы, возникшей после смерти отца, Анна не знала. Мать и брат очень сильно переживали гибель отца, а дед – смерть сына и жены. Дед нашёл успокоение на дне стакана, как-то незаметно и внука приобщил к своему «успокоению», а потом и мать влилась в их дружный коллектив. Анна воевала с ними, но была слишком мала, чтобы победить в этой борьбе, но жизнь всё же отравляла своим родным, делала не столь радужной. И тогда новоиспечённого воина отправили к бабушке, матери её матери, в середине пятого класса, где она и проучилась до восьмого класса. А когда мать получила, наконец, однокомнатную квартиру в хрущёвке, Анна вернулась домой.
Она была круглой отличницей. Никто не знал, в каких условиях она живёт. Что у неё проблемная мать и брат. Она казалась этаким воздушным созданием, с хвостиками и огромными серыми глазами, в которых пряталась печаль и страстное желание, чтобы её любили. Ей всегда не хватало любви.
Сашка же оставался великовозрастным ребёнком. Это Анна поняла сразу. В десятом классе он выбрал её в качестве предмета для обожания. На перемене дёргал Анну за хвостики, а потом смеялся, отбегал подальше и ждал, что она станет бегать за ним, но Анна крутила пальцем возле виска и отворачивалась, что служило для него сигналом для новой выходки. Анна иногда успевала стукнуть его книгой по спине. Сашка сиял от счастья. Анна не хотела подобного внимания. Детские игры у неё остались в пятом классе. Ей пришлось рано повзрослеть.
А когда Анна увидела, как он смотрит на неё, ей стало не по себе. Казалось бы, она получила, что так хотела все эти годы. Её могли полюбить по-настоящему. Но никакой радости она не ощутила. Анна почему-то не хотела, чтобы Сашка влюбился в неё. Не хотела давать ему никакой надежды. А уж когда в их классе появилась Сашкина мать и объявила, что две недели будет замещать Веру Николаевну, Анне стало грустно. Шутки нового учителя очаровали всех мальчишек, да и девчонки с восхищением смотрели на неё. Она хорошо объясняла новый материал, но не давала возможности Анне решать дополнительные задания. Даже когда она попросила её об этом, она заявила, что для неё все равны, и ей придётся решать вместе со всеми.
— А если я успеваю решить не за десять минут, а за две минуты? – спросила Анна.
— Готовься к следующему уроку.
— Домашние задания я делаю дома, — сказала Анна и увидела, как Сашка опустил голову, будто это он виноват.
И только потом Анна сообразила, что мать Сашки отследила её холодность по отношению к сыну, и непроизвольно это вылезло наружу. Анна не знала, что ей сказал Сашка дома, но на следующий урок его мать сменила гнев на милость. Анна вдруг осознала, насколько чувства Сашки были сильны, чисты и светлы, но это не только не обрадовало её, а испугало ещё больше. Она не хотела причинять ему боль, но и ответить взаимностью не могла себе позволить. «Сильней любви в природе нет начала», — писал Лопе де Вега в «Собаке на сене». Но он же и заявлял, что «Любовь, как Бог, и мстит, и губит».
Ей казалось, что дёрганья за волосы никогда не прекратятся. Она даже подумала, а что Сашка будет делать, если она однажды пострижётся наголо? Анна уже тогда откуда-то знала, что мудростью нельзя поделиться и помочь никому нельзя. А по сему терпела его выходки в надежде, что когда-нибудь он всё же повзрослеет. А как-то в десятом классе весной, где-то в середине апреля, Анна увидела Сашку после уроков возле школы и испугалась. Она поняла, что он ждёт её. Ощущение тревоги возрастало.
Разговор с Сашкой стал насущной проблемой, только она не знала, с чего начать, что сказать, чтоб не обидеть парня, и когда созреет до этого разговора, тоже не ведала. Одно она знала точно, что сейчас ему лучше уйти. Но Сашка и не думал уходить даже тогда, когда стало ясно, что домой Анна пойдёт не одна, а вместе с Леной и Галиной. Они жили недалеко от Анны. И почему-то именно в тот день предложили пойти домой вместе.
Правда, Анна и раньше иногда ходила вместе с Леной, которая плохо училась, но была настолько хороша собой, словно куколка, явившаяся из сказки: маленькая, с тонкой талией, огромным пучком на голове, в туфельках на каблучках. И самое главное, вместо коричневой формы у неё было синее платье, поверх которого она носила чёрный фартук. Галка тоже училась плохо, но на всё у неё было своё мнение. Она знала, что выйдет замуж за военного. После окончания школы тётка устроит её воспитателем в детский сад. Для этого ей образование ни к чему. Её тётка — заведующая со связями. Галина собиралась отработать год, а потом уехать с Толиком.
— Каким Толиком? – спросила Анна.
— Моим соседом. Он через год окончит военное училище, и мы по распределению уедем с ним отсюда.
Анна считала Галину и Лену совсем взрослыми, потому что они дружили с ребятами намного старше себя, а у Анны никого не было. Ей просто некогда было гулять по улице, знакомиться с кем-то, ей надо было учиться. Но она никогда не озвучивала, почему избегает молодых людей.
Сашка же решил, что рано или поздно девчонки отстанут от Анны, и он сможет проводить её до дома, поэтому продолжал идти за ними на небольшом расстоянии.
— А чего это Сашка плетётся за нами? – спросила Галка.
Анна пожала плечами. Ей не хотелось объяснять истинную причину, по которой Сашка вдруг сменил маршрут.
— Он же живёт в другой стороне, — сказала Лена.
— Сейчас выясним, — произнесла Галина, остановилась и сделала вид, что у неё попал кумушек в туфельку.
Анне захотелось закричать: «Беги, Сашка, беги отсюда». Но она промолчала, а Сашка, увидев, что девочки остановились, тоже остановился на некотором расстоянии от них. Он продолжал улыбаться, глядя на Анну. Возможно, он воспринимал иначе невнимание Анны к собственной персоне, вынужденную остановку и тревогу в её глазах.
Они уже прошли парк, вышли к стадиону.
— А может, Сашка решил спортом заняться? – тихо спросила Ленка.
Сашка, похоже, не знал, что делать дальше. Он упорно смотрел в землю, будто увидел там некое сокровище, ради которого и проделал весь этот путь.
— Саш, ты иди, чего остановился? – спросила Галина.
— Хочу иду, хочу стою, — чётко произнёс он.
— Ну, чего ты прилип к нам? В охранники записался? Так ростом не вышел, подрасти вначале, — заявила Галина.
Она прошлась по самому больному. Сашка неимоверно страдал, что никак не растёт больше. Он покраснел, резко повернулся и пошёл к школе. Анне показалось, что солнце, столь радостно светившее им всю дорогу, вдруг сразу же скрылось за тучу. Анна растерянно посмотрела на ссутулившуюся Сашкину спину и вдруг услышала:
— Саш, не обижайся на Галину, — крикнула Лена. – Ты классный парень.
— Да пошли вы все, — пробормотал Сашка и побежал.
Анна не воспринимала всерьёз детские Сашкины выходки, до того самого момента, когда вдруг не ощутила боль Сашки, как свою собственную боль. Она растерялась, посмотрела на Галину и неожиданно спросила:
— Зачем ты так?
— Так это он за тобой, что ли, шёл?
— Не знаю, — соврала Анна.
— Ну, да. То-то его мать вдруг вчера воспылала к тебе любовью, обняла, а Сашка засиял, как медный самовар. Неужели ты всерьёз воспринимаешь этого клоуна?
Этот разговор был неприятен Анне. Мало того, что Галина проехалась по Сашке, так теперь ещё и её пытается вывести на чистую воду. Анна еле сдерживала себя, чтобы не сказать лишнего. Она упорно молчала, уставившись на Галину. Лена ощутила, что сейчас они все рассорятся из-за выходки Сашки. Ну, захотелось парню проводить одноклассницу, ну, не получилось. Надо как-то сгладить ситуацию. И она, улыбнувшись, спросила:
— Вы слышали, что девчонки решили устроить вечеринку в классе перед майскими праздниками? Я уже и платье новое сшила.
— А мне своё платье старшая сестра отдала. Такое шикарное, — произнесла Галина. – Девчонки культурную программу продумали: игры, шарады, викторину, призы и подарки. Колька обещал магнитофон принести. Вовчик с Женькой на гитарах играть будут. Короче, будет весело.
— А я никуда не пойду, заниматься буду, — заявила Анна.
— Сбрендила, что ли? А как же Саша без тебя? – улыбнулась Галина. – Да не переживай ты за него. Оклемается парень. Если что-то настоящее у него, оно никуда не уйдёт, а играть со спичками детям опасно. Ой, девочки, помните, мы ходили в ТЮЗ недели две назад? Так вот я видела там не только Сашку, а его младшую сестру, которая выше его на целую голову, и мать увидела. Так что есть вероятность, что он подрастёт со временем. Ну, ладно, вон моя мать с соседкой лясы точит, побегу. Как-никак будущая свекровь, надо поздороваться.
Анна тоже видела в театре Сашкину сестру и их мать. Она столкнулась с ними в раздевалке после окончания спектакля. Сашкина мать обняла Анну, как родную, попросила дочь потесниться немного. Они уже почти все оделись.
— Мы можем подождать тебя, — сказала сестра Сашки.
Анна отказалась.
— Она с девчонками пойдёт, — сказал Сашка и пошёл к выходу.
Она тогда ощутила его напряжение, он почему-то испугался, что Анна согласится, чтобы её подождали. Может, из-за болтливой сестры или из-за матери, которая стала бы задавать неудобные вопросы? Анна не знала, но почему-то была благодарна Сашке, что он не стал её сталкивать со своими родственниками. А вот с её подругами столкнулся. И ничего хорошего из этого не вышло.
Галина убежала. Когда они остались наедине с Леной, Анна сказала:
— Нельзя так.
— Он тебе нравится? – спросила Лена.
— Нет. Но это не важно. Он человек. И надо щадить его чувства.
— Бред. Чем дальше, тем больнее ему будет, — сказала Лена. – Я знаю, о чём говорю.
— И что делать? – спросила Анна.
— Не знаю. А на вечер пойти надо. Последний год. Вряд ли мы ещё соберёмся все вместе.
— У меня нет платья, — сказала Анна.
— У тебя есть форма. Сними фартук, пришей огромный кружевной воротник. Вот вам и наряд. Воротник принесу и даже помогу пришить.
Анна согласилась. Может, всё же надеялась поговорить с Сашкой? Его безмолвное созерцание, дёрганье за волосы, неуклюжее ухаживание разрывало ей сердце. Ей было жаль Сашку. Но жалость – это не любовь.
Культурная программа на вечере порадовала многих. Мальчишки играли на гитарах, пели и даже исполнили смешной танец, переодевшись в сарафаны. Потом Колька включил магнитофон и объявил, что все обязаны танцевать. За лучший танец он обещал призы.
— А оценивать кто будет? – спросил кто-то.
— Раиса Андреевна и Пётр Степанович, — сказал Колька.
Подарками одарили всех, даже тех, кто не захотел принимать участия в конкурсе. А потом Лилька объявила, что начинается игра в почтальона. Выбрали почтальона, раздали ручки и бумагу. Всем было весело: и тем, кто писал, и тем, кто получал послания. Почти всем. Анна увидела, как Сашке передали записку, он вначале обрадовался, а потом лицо его потемнело, исказилось от боли. Он подошёл к Анне и спросил:
— Зачем ты так? Что я тебе сделал?
— Да о чём ты? – удивилась Анна. – Я не писала тебе никаких записок, если ты это имеешь в виду. Я вообще никому ничего не писала.
— Не верю, — сказал Сашка.
— А что там тебе написали, ты можешь сказать? – спросила Анна.
— Ты знаешь.
— Да не знаю я. Я ничего не писала.
Но Сашка стоял на своём:
— Не верю, — повторил он.
Лицо его побледнело.
— Да что происходит? – спросила Анна.
— Это был твой почерк.
— Покажи записку, — попросила Анна. – Господи, я не писала тебе ничего, честное слово, не писала.
— Не верю, — в третий раз произнёс Сашка и вышел из класса.
Он словно нырнул в пучину страстей: ненависти, ревности, страдания, раскаяния, страха и ярости. Он выбежал на улицу. Ему показалось, что небо потемнело от его боли. Эмоции терзали его сердце, как стервятники.
А в классе продолжала звучать музыка. Кто-то из ребят подошёл к Анне и пригласил на танец.
— Извини, мне до танцев сейчас.
Она испугалась за Сашку. Что такое надо было написать ему, чтобы он ошалел от горя?
— Кто передал записку Сашке от моего имени? – спросила Анна, но никто не признавался.
Она подошла к Галине.
— Что ты написала Сашке от моего имени?
— А почему он решил, что это ты написала? Я не подписывалась.
— У нас с тобой похожий почерк. А в состоянии повышенной эмоциональности не до графических тонкостей. Так что ты написала?
— Не помню, — сказала Галина. – Но теперь он отстанет от тебя. Тебе благодарить меня надо.
— За подлость? За боль, нанесённую в самое сердце. И самое страшное, что он уверен, что это я написала.
— Ну, хочешь, я ему скажу, что это моя записка?
— И ты думаешь, он поверит тебе? Он решит, что это я подговорила тебя. Даже если ты скажешь, что именно было написано в той злосчастной записке, он решит, что я просто сообщила тебе её содержание. И ты услышишь в ответ то, что он сказал мне: «Не верю».
— Тогда это его проблема, — сказала Галина.
— Нет, похоже, это теперь уже общая проблема, — сказала Анна и вышла из класса.
А через неделю после пресловутого вечера им задали по литературе выучить любое понравившееся стихотворение. Учитель по литературе подошёл к Сашке. Иван Петрович тоже был небольшого роста. Он вдруг склонился к Сашке, увидел на парте сборник стихов, раскрыл там, где была закладка, улыбнулся и спросил:
— Для неё? Мы, маленькие, умеем любить.
Анна покраснела. А Сашка засиял от счастья.
— Читать будешь? – спросил Иван Петрович.
— Нет.
— Безответной любви не бывает, запомни. Есть просто любовь. И это такое счастье, что ты способен на такое чувство. Береги его. И не смей предавать, чтобы не случилось. Понял?
«О чём это он»? – подумала Анна.
После урока Анна подошла к Сашке и спросила, какое стихотворение он выучил?
— Интересно?
— Да.
— Я же понимаю, что происходит, только остановить цепную реакцию не в силах. Думаю, что никто не в силах.
А через два года после выпускных экзаменов они пересеклись с Сашкой на одном из вечеров в школе, в которой они когда-то учились. Он студент технического института, она студентка гуманитарного института. Анна не собиралась идти на вечер в родную школу, да молодой человек из военного училища, который должен был играть с ансамблем на этом вечере, пригласил её. Оказалось, что Сашка постоянно приходил в школу в надежде пересечься с ней. Они и пересеклись, только время неудачное было выбрано.
Они танцевали, а потом он вдруг сказал, что она дёрганная какая-то стала. Суеты вокруг и внутри неё много. Он такой её совсем не знал. А потом извинился. Но он не оскорблял её. Скорее, он был прав, поэтому ей не за что было его прощать. К тому же у неё никогда не было никаких ожиданий на его счёт, а по сему и разочарований тоже не было.
Он решил проводить её до дома после школьного вечера. Они молча шли через парк, оказались возле стадиона, откуда Сашка убежал два года назад. Он закурил и только потом поинтересовался, не возражает ли она. И снова они молча шли. Уже возле дома Анна увидела застывший вопрос в его глазах: «И это всё»?
Неожиданно для себя она пригласила его к себе домой. У неё в комнате стоял старый круглый стол, накрытый старенькой скатертью, две табуретки, железная кровать военного времени и самодельный шкаф. Новый сервант, телевизор и диван мать забрала себе, когда переезжала. Сашка не ожидал увидеть столь бедную обстановку. Анна развела руками:
— Вот так я и живу. Одна, — добавила она. — У меня есть две чашки на кухне, сейчас принесу. Чайник поставила. Только вот незадача. У меня нет заварки. Так что будем пить кипяток. И к чаю у меня ничего нет. Ты уж извини.
Анна хотела рассказать, что полгода назад её мать сбила машина. Бабушка, узнав об этом, умерла от сердечного приступа. А месяц назад пришло письмо от жены брата, что её муж, то есть брат Анны, трагически погиб. Это письмо ей передал отчим. Она пошла к деду с печальным известием и обнаружила забитую дверь в дом. Соседка сообщила, что дед переехал жить к какой-то женщине в глухую деревню, а адреса не соизволил оставить или не захотел. А со смертью отца и его матери Анна смирилась давным-давно.
Она осталась одна, совсем одна в этом мире. Ей надо было кому-то поведать о своём горе, о бедственном положении, в котором она оказалась, что постоянно голодает, что ей нужно выйти замуж непременно за военного, чтобы уехать куда-нибудь подальше. У Анны возникла потребность объяснить, почему именно она собирается убежать из города, на кладбище которого остались все её родные. Она хотела рассказать, как ей плохо и одиноко, что нервы у неё сдают, что она стала плохо спать по ночам. Поэтому и дёрганная такая, что Сашка всё правильно почувствовал. Просто она не знает, как жить дальше. И за что ей так много горя одной выпало по судьбе?
Можно принять решение говорить правду, но задача окажется невыполнимой, даже если вначале кажется, что это очень просто. Сашка курил сигарету за сигаретой. В какой-то момент она поймала его взгляд, в котором застыло непонимание. Он посмотрел на чашку с кипятком и как-то скривил рот. Будто она устраивала некое представление специально для него. Она вдруг поняла, чтобы она не сказала сейчас, реакция будет одна:
— Не верю.
Это слово прошелестело рядом. А потом она почему-то обратила внимание на его пожелтевшие от курения зубы. И вдруг странная мысль, что она никогда не сможет поцеловать его, шокировала её. Почему она должна с ним целоваться, она не знала. И главное, зачем? А потом другая мысль вытеснила абсурд первой. Анна вдруг осознала, что даже если бы Сашка предложил ей выйти за него замуж, чтобы спасти её от голодной смерти, она бы отказалась. Эта мысль испугала её ещё больше. Но Сашка и не собирался предлагать ей выйти за него замуж во имя её спасения. И вдруг всё встало на свои места.
Они по каким-то причинам слишком долго находились в разных реальностях. Она всегда была для него и, наверное, ещё долго будет просто некой идеальностью, которую он боготворил. А реальность могла разрушить этот образ. Анна улыбнулась и сказала, что уже поздно, и ему надо идти. Угрызения совести терзали её, хотя она не ощущала себя ни в чём виноватой. Он подошёл к двери, неуклюже обнял её. А она вдруг осознала, что они никогда больше не увидятся. Надо было бы что-то хорошее сказать ему, но все слова исчезли из её головы. Она молча смотрела на него, а потом открыла дверь и так же молча закрыла её за ним.
Анна окончила институт и, вопреки всему, выжила, удачно вышла замуж за военного и уехала, как хотела, навсегда из города её детства и юности. Через много лет в одном из гарнизонов она встретила бывшую одноклассницу, которая тоже вышла замуж за военного. Они разговорились, стали вспоминать одноклассников. Анна достала альбом с фотографиями. От неё-то Анна и узнала, что Сашка успешно окончил технический вуз, женился, что у него родилась дочка, которую он назвал Анной.
— Такая красавица с огромными глазами. Сашка боготворит её. Я встретила его, когда он гулял с дочкой, — она перевернула очередную страницу альбома и вдруг воскликнула: — Вот же она!
— Кто? – спросила Анна.
— Его дочь.
— Это же моя детская фотография.
— Это запредельность какая-то. Его дочь похожа не на родителей, а на тебя. И как ты объяснишь подобный феномен?
— Никак, — сказала Анна, и вновь ей почему-то стало не по себе.
А потом за более важными событиями жизни затерялись менее значимые, а иные и вовсе выпали.
Анна очень любила своего мужа. У них родился сын. Она была преданной и верной боевой подругой. Только счастье её оказалось недолгим. Муж погиб в Афганистане. Им с сыном дали квартиру за пределами военного городка. Только радости это им не прибавило. Город, где был похоронен её муж, стал родным для неё. Она до пенсии проработала в детском саду. Вырастила достойного сына, который пошёл по стопам отца: стал военным. А потом он женился, у него родился сын, который поступил в десантное училище.
Анна получала от сына и внука письма. И как-то незаметно её жизнь превратилась в ожидание встреч с любимыми людьми. Иногда, правда, она ощущала себя беспомощной, ей казалось, что одиночество сжимает кольцо вокруг неё, и тогда у неё появлялось страстное желание вырваться из плена. И, как ни странно, в такие моменты она ощущала, что её любимый каким-то невероятным образом поддерживает её с другого плана Бытия.
«Я сильная, я не должна опускать руки», — повторяла она мысленно, как мантру, и через какое-то время к ней возвращалась уверенность, что она всё преодолеет.
— Где живут воспоминания? – спросила она. – И почему прошлое иногда выпадает куда-то, а иногда преследует всю жизнь? – она вновь посмотрела в окно. – День сегодня необычный.
Сосед с сыном и маленькой собачкой куда-то ушли. Ей показалось, что она почти вечность стоит возле окна. Может, и не вечность, конечно, но то, что за это время преодолела дорогу, длиною в целую жизнь, это точно. Анна посмотрела на часы и пожала плечами:
— Всего десять минут прошло. Игры времени. Это объяснить невозможно. Во всяком случае, я вряд ли смогу.
«Получается, что во мне где-то пряталось не проходящее чувство вины, чтобы сегодня вылезти наружу? – подумала она. – Почти полвека минуло. А я опять маюсь от собственного бессилия, что испытала когда-то. Оказывается, я терзаюсь оттого, что не смогла ничего доказать? Не смогла оправдаться? Что мне не поверили? А ведь ему и не нужны были мои оправдания и доказательства. Сашка просто вынес мне приговор за перенесённую боль, за безответное чувство. Он сделал из меня злодейку. Он ненавидел меня и одновременно любил. Любил и ненавидел».
И вдруг пришло понимание. Все эти годы Сашка, находясь вдали от неё, умудрился сделать её несвободной. Любовь, которая закрепостила её, породила массу коплексов. Не мудрено, что она захотела забыть о его существовании навсегда. И, похоже, забыла, но не освободилась. И вот вылезла застарелая проблема, которая по сути таковой и не являлась даже.
— Вот вам и космеи на клумбе. Цветы, цветочки, в которых затерялся ветер и моё прошлое. И что теперь делать? – спросила Анна. – Вспомнила, чтобы опять переживать? Сколько времени я страдала оттого, что мне не верят, что меня не видят истинную. Даже мысленно пыталась достучаться, объяснить, и всё время натыкалась на стену, сквозь которую не могла пробиться. Я не подозревала даже, что буду без вины виноватая. Вернее, что меня сделают виноватой.
И вновь прошелестело рядом:
— Не верю.
— Что ж, — произнесла она. – Это не моя проблема, а твоя, дорогой Сашка.
И вдруг ощутила невероятную лёгкость, потому что совесть её, действительно, была чиста. А любовь, как сказал когда-то их учитель, может быть только любовью, ничего не требующей взамен, делающей человека свободным, и дарующим свободу другому человеку, всё понимающей, несущей свет, очищение и прозрение.
Она взяла старую синюю чашку, в которой когда-то предлагала Сашке кипяток, налила себе чай и вдруг услышала:
— Прости.

Февраль 2019 года