Кое-что о моём отце (Глава 1)

Бывает, что случайно открытые в себе новые способности оказываются лишь предвестниками грядущих неприятностей…

С ним точно что-то было не так. Я знал его уже пятнадцать лет, изучил, можно сказать, вдоль и поперёк, как-никак ― он мой отец: мягкий, уступчивый, никогда меня по-настоящему не ругавший, разрешавший практически всё, о чём бы ни попросил. Скажите ― так не бывает? Бывает, прямо ангел, а не отец, если бы не одно «но»…
Видел я его не часто: он постоянно был в разъездах по работе, а мама бросила нас очень давно. Даже не знаю, как она выглядела, отец не сохранил её фотографий. Хоть бы одну для меня оставил, но ― нет, видно, здорово был на неё обижен. Няня Варя заменила мне маму, хорошая и добрая была женщина. Уже полгода, как она заболела и умерла, оставив нас с отцом наедине друг с другом.
Даже сейчас, по прошествии стольких лет, отец не говорил, почему мама нас оставила, эта тема была и остаётся в нашем доме табу для обсуждения. А я ведь уже взрослый, имею право знать. Как-то раз попробовал настоять и расспросить его о маме, даже истерику закатил ― не помогло. Отец так на меня посмотрел, у меня прямо кровь в жилах застыла, а когда я спросил:
― Жива ли она хотя бы до сих пор? ― он выдохнул, что не знает и думать об этом не хочет. А потом два дня со мной не разговаривал. Тоже мне, тайны мадридского двора…
В наше-то время человека можно разыскать и без его разрешения. Пока жива была няня Варя, я расспросил её о маме, но узнал очень мало. Мама была родом из Швеции, то ли здесь училась, то ли приехала на экскурсию, тогда они с отцом и познакомились. И звали её Мария Ларсен, очень распространённое в Скандинавии имя. Большего о ней няня сказать не могла: ни откуда родом, ни кто её родители.
Она и видела-то маму всего один раз в жизни, говорила, та была настоящей красавицей ― «снежной королевой», что бы это не значило в её представлении. Наверное, блондинкой с синими, как у меня, глазами, у отца-то волосы тёмные и глаза карие.
Они поженились шестнадцать лет назад и через месяц расстались. Мама уехала в Швецию, чтобы через некоторое время внезапно вернуться и родить здесь: отдала меня отцу и исчезла из нашей жизни. Официально они так и не были разведены. Да, с такими данными найти её будет непросто, тут для поиска нужны деньги, и большие, а у меня их пока нет. Но я терпеливый, подожду, когда-нибудь наступит и моё время.
Отец очень меня любил, и в детстве я его просто обожал, да и сейчас между нами всё осталось по-прежнему. А иначе как он выносил мои капризы и придурковатые скандалы, которые я ему постоянно закатывал? Няня называла меня глупым эгоистичным подростком, а отца ― человеком с бесконечным терпением. По её словам, получается, терпение и есть любовь…ну, не знаю, не знаю. Может, он просто чувствовал передо мной вину за то, что не удержал маму?
Я простодушно его любил, бесконечно доверяя, и не мог даже представить, сколько всего он от меня скрывал, держа в неведении, что, в конце концов, обошлось мне очень дорого…
Но в последнее время с отцом что-то происходило ― он сам на себя не был похож: подолгу смотрел на меня, молчал, не отвечая на простые вопросы, или говорил невпопад. У меня складывалось ощущение, что отец никак не решался о чём-то со мной поговорить, видимо, всё откладывал на потом. Хотя нерешительностью он никогда не отличался, а с конкурентами в бизнесе был беспощаден.
Вчера он внезапно напился ― до этого я никогда его не видел таким ― измученным, с помутневшими глазами, полными боли и отчаяния. Вечером, вернувшись домой, он схватил меня за воротник рубашки и, притянув к себе, хорошенько встряхнул. Я растерялся, не зная, как себя вести, и бормотал:
― Па, это же я, Сашка, отпусти, ты делаешь мне больно…
Его неожиданно охрипший голос показался мне чужим.
― Сашка, какой ещё Сашка?
― Обычный, сын твой, забыл, что ли? Не умеешь пить, не берись!
Он удивлённо заглянул мне в лицо, склонил голову набок, как любопытная ворона, и пьяно засмеялся.
― Ты что-то путаешь, мальчик! У меня нет сына и никогда не было, отстань, ― отец оттолкнул меня с такой силой, что я отлетел к противоположной стене, сильно ударившись о шкаф. За витражным стеклом стояли смешные фигурки, привезённые им мне в подарок из зарубежных поездок. Я в них души не чаял. От удара стекло треснуло, и, к моему ужасу, фигурки посыпались на пол ― тонкие, изящные вещицы из хрупкого фарфора падали, разбиваясь на множество мелких осколков…
Это меня добило. В тот момент я не волновался о себе, истекающей кровью руке, и шумевшей от удара голове. Застонав, на коленях ползал по полу, стараясь собрать столько лет хранимые подарки отца, а тот смотрел на меня с непониманием и презрением.
― Немедленно брось эту дрянь, разве мужчина должен так себя вести? ― прохрипел он, нахмурив брови. Подойдя ко мне и взяв за шиворот, как щенка, оттащил в сторону. А потом, потом…со смехом наступал на остатки моей коллекции, наслаждаясь хрустом фарфора под каблуками подкованных ковбойских сапог.
― Чёрт знает, что… Ещё и сапоги напялил, он же их терпеть не может ― носит исключительно итальянские туфли. Да что с ним случилось? ― я поднял голову, с трудом вставая на ноги, и, выпустив из руки последнюю уцелевшую статуэтку, проорал ему прямо в лицо:
― Ты кто такой и куда дел моего отца? Он бы никогда со мной так не поступил…
Закончить фразу я не успел, потому что мощная пощёчина сбила с ног, заставив мир вращаться. На миг у меня потемнело в глазах, слышался только раскатистый, пьяный смех совершенно другого человека. Меня захлестнула волна гнева, сделав вдруг на удивление спокойным. Я встал и пошёл прямо на него. Что-то в моём взгляде этому человеку не понравилось, потому что он перестал смеяться, отступив назад.
― Эй, парень, ты что это задумал? Разозлился из-за каких-то цацек? Брось…
Ну я и бросил… Просто выкинул вперёд сжатый кулак, чтобы ответить ему на пощёчину, а получилось что-то странное: чёрный сгусток вырвался из моей руки и ударил этого человека прямо в грудь. Как в игре, но только это происходило по-настоящему, потому что человек вспыхнул и исчез. А на полированном паркете на том самом месте, где он только что стоял, осталось чёрное выжженное пятно.
Не веря себе, я завороженно смотрел на свою ладонь: она была в полном порядке ― ни раны, ни ожога. Несколько раз сжимал и разжимал кулак, повторяя снова и снова:
― Я не хотел, простите меня, это получилось нечаянно…
Внезапно желудок скрутила такая боль, что пришлось бежать в ванную, где меня очень долго рвало. Я был весь мокрый, а когда взглянул на себя в зеркало ― сам испугался своего отражения: белое, как снег, лицо в порезах, с потёками уже подсыхающей крови и огромными, перепуганным глазами…
Недолго думая, сбросил на пол окровавленную одежду и полез под душ. Не помню, сколько простоял под горячими струями, смывая с себя кровь и собственные слёзы. Наверное, пока ни почувствовал: ещё чуть-чуть, и упаду прямо здесь. Последним усилием воли выключил воду и, кое-как напялив махровый халат, пошлёпал босыми ногами в спальню, оставляя после себя цепочку мокрых следов.
Дальнейшее помню смутно: кажется, плюхнулся на кровать и вырубился. Сил совсем не было, никогда ещё не испытывал такой слабости. Утром, около восьми часов меня разбудил звонок в дверь. Застонав, я зарылся с головой под одеяло, решив никому не открывать: моя слабость почти прошла, но самочувствие всё ещё оставалось паршивым.
Ключ в замке провернулся несколько раз.
― Есть кто дома, нет? А, шайтан, ― и приходящая домработница перешла на родной таджикский язык. Пошуршав одеждой в прихожей, она прошла в комнату, об этом я догадался по её оханью и непонятным выкрикам. Думаю, это были ругательства ― значит, обнаружила разгром в гостиной.
Покрутившись в кровати и поняв, что больше не смогу уснуть, попытался осмыслить произошедшее вчера, но никакого логического объяснения случившемуся на ум не приходило.
― Я что, кого-то убил? Да не может быть… Куда же делись мой отец и этот, так похожий на него, тип?
В гостиной гремела ведром, не переставая ругаться, домработница, затем загудел пылесос, а ещё через некоторое время хлопнула входная дверь и такой родной голос позвал:
― Саша, ты дома? Я привёз то, что ты заказывал.
Пулей вылетев из комнаты и забыв, что кроме «боксеров» на мне ничего не было, я бросился отцу на шею, не на шутку его перепугав.
― Па, ты вернулся? Это, правда ты? ― повторял и улыбался как дурак.
― Правда я. Да что с твоим лицом? Что-то случилось, пока меня не было дома, ты в порядке? ― он смотрел в мои счастливые глаза с неподдельной тревогой, это точно был мой отец.
― Да, в полном, а когда ты приехал? ― спросил, отстраняясь и пытаясь выровнить дыхание. В это время в прихожую заглянула домработница, вежливо поздоровалась с отцом, но, увидев меня, ахнула и смутилась.
― Саш, иди оденься, ― спокойно сказал он, ― потом поговорим.
Мне не надо было повторять дважды. Через пару минут мы сидели на кухне за столом, закипал чайник, а мне не терпелось узнать, когда же он всё-таки вернулся.
― Самолёт прилетел из Лондона три часа назад. Я же тебя ещё вчера предупреждал, что задержусь, ― отец поставил на стол моё любимое печенье, ― может расскажешь, откуда такая бурная реакция? Ты меня так последний раз встречал, когда тебе было лет десять, наверное. Что натворил? Судя по тому как ворчит домработница и не пускает меня в гостиную ― устроил вчера вечеринку до утра или опять подрался? А ну, колись, ― и он засмеялся.
Я натянуто улыбнулся и поставил на стол две чашки с папиным любимым чаем. Мне было трудно признаться ему в случившемся вчера, а он меня и не торопил. Домработница как раз закончила убираться и ушла, оставив нас одних, вот тогда я сбивчиво и рассказал о том, что произошло. Отец слушал, всё больше мрачнея, но не перебивал.
Невероятная история заканчивалась тем, как моя обессиленная тушка свалилась на кровать. Испуганно посмотрев на меня, он быстро вышел в гостиную, где я и застал его стоящим у обгоревшего пятна на полу. По его бледному лицу совершенно невозможно было понять, о чём он думает. Отец осторожно коснулся моего плеча и, с трудом шевеля губами, произнёс, не скрывая тоски и боли.
― Саша, в том, что случилось, нет твоей вины. Надо было раньше всё тебе объяснить и научить контролировать это. Я один виноват в том, что произошло, ― и он замолчал, как будто его слова что-то объясняли. По мне, так стало ещё непонятнее.
― Па, а можно подробнее ― кто это был и куда делся?
― Это…был мой брат, и вчера он умер, ― его голос прозвучал совсем тихо.
Я ахнул:
― Я не хотел; всё получилось случайно, прости меня…
Голос отца дрогнул, и он отвёл глаза.
― Перестань, малыш, он обидел тебя, фактически спровоцировал. Кто мог подумать, что брат воспользуется моим отсутствием и заявится сюда, вот ведь болван, ― он схватился за голову, еле слышно прошептав, ― зачем же ты пришёл, Феникс, птенчик…
Отец опустил голову, наверное, чтобы не было видно его слёз, но я всё равно их почувствовал. Сам не знаю, как… Странное это было ощущение.
― Саша, я хочу, чтобы ты знал: твой дядя был очень хорошим, но несчастным человеком. Так уж получилось, что судьба одарила меня тем, чего он так сильно желал.
― Скажи проще, па, он завидовал тебе, ― я хмыкнул, но осёкся под расстроенным взглядом отца, почувствовав себя полным дураком. И тут снова увидел тьму над его головой. Это происходило уже не первый раз, но я всегда думал ― просто показалось. Обычно эта «тьма» рассеивалась сама собой, когда мы были рядом, поэтому я никогда и не рассказывал отцу о своих «видениях».
― Как бы то ни было, Феникс ― это его детское прозвище, был моим любимым братом, и я не хотел, чтобы всё так закончилось.
Тут зазвонил мобильный и, взяв трубку, отец обернулся ко мне.
― Саша, мне надо срочно уйти. Вернусь домой к восьми вечера, приготовь что-нибудь на ужин; сегодня, наконец, я всё тебе расскажу и о маме тоже, обещаю. Просто дождись меня, ладно? ― он потрепал меня по волосам и повернулся к двери. Но вдруг остановился, посмотрел на обгоревший след на полу, и я сразу же почувствовал странное движение воздуха из его руки, нет, чего-то другого, направленного на пятно…
Через мгновение пятно исчезло, а паркет засиял первозданной чистотой. Я восхищённо присвистнул, отец грустно усмехнулся и подмигнул мне. Дверь за ним захлопнулась ― он ушёл, и, как мне показалось, сделал это слишком поспешно…
Остаток дня я был сам не свой, предчувствуя крутые перемены. По правде говоря, они начались уже вчера, но об этом мне не хотелось вспоминать. Каким же я был глупым и легкомысленным ребёнком, думая, что неудачное начало ― не беда… Но вскоре жизнь научила меня, что за всё приходится платить, особенно за, пусть и нечаянное, убийство. И очень сильно наказала…
Вопрос с ужином решился просто ― я заказал две большие пиццы, рассудив, что этого нам с отцом хватит для долгого разговора. Он пришёл, как всегда, вовремя, взглянул на мой «заказ» на столе и засмеялся, поставив туда же упаковку немецкого пива.
― Па? – ухмыльнулся я, ― а мне ещё не рановато пить пиво?
― Сашенька! ― он чмокнул меня в макушку, заставив покраснеть: знал же, как не люблю такие штучки, ― скажи-ка мне, только честно, мой почти шестнадцатилетний малыш, ты втихаря с ребятами пиво не пьёшь? ― он снова засмеялся, подталкивая меня на стул и садясь рядом.
― Иногда, ― пришлось сознаться, внимательно его рассматривая. Сейчас он больше напоминал старшего брата, чем отца: одетый в футболку и джинсы, с растрёпанными волосами, красивый и молодой ― типичный студент. Неудивительно, что все принимали нас за братьев. Отец улыбался мне, но в его глазах стояли слёзы…
Он открыл себе банку пива, а мне, к большому разочарованию, протянул, бутылку колы, и мы взяли из коробки по куску горячей пиццы. За окном было уже темно, и город освещался далеко не светом звёзд ― многочисленные огни рекламы переливались всеми цветами радуги. Было удивительно наблюдать за ними с высоты восемнадцатого этажа, сидя рядом с самым близким человеком на свете.
В ожидании необыкновенной истории, я уже догадывался, что мы с ним ― не такие, как все и заранее этому радовался. Волнуясь и скрывая свой страх перед новостями, делал глоток за глотком из бутылки с колой, а отец всё молчал. Может, не знал с чего начать или ― сам боялся…
Наконец, он повернулся ко мне, неожиданно спросив:
― Саш, а знаешь, как твоя мама назвала тебя при рождении?
― Э-э, ― я почесал в затылке, ― Сашей? ― и глупо засмеялся, было чувство, словно вместо колы пил пиво, и оно уже ударило мне в голову.
Отец улыбнулся.
― То же мне, шутник. Она назвала тебя в честь своего знаменитого дедушки ― Алексом…
Мы проговорили с ним почти до утра, так началась моя новая жизнь. Жизнь потомственного мага…

Array
(
    [cache] => 0
    [user] => 8190
    [tpl_1] => tpl.neighbors.next.proza.new
    [return] => chunks
    [id] => 45383
    [type] => document
    [contentType] => text/html
    [pagetitle] => Хозяин. Часть 2
    [longtitle] => 
    [description] => 
    [alias] => hozyain-chast-2
    [alias_visible] => 1
    [link_attributes] => 12+
    [published] => 1
    [pub_date] => 0
    [unpub_date] => 0
    [parent] => 386
    [isfolder] => 0
    [introtext] => Продолжение
    [richtext] => 1
    [template] => 7
    [menuindex] => 0
    [searchable] => 1
    [cacheable] => 1
    [createdby] => 8190
    [createdon] => 1623815633
    [editedby] => 0
    [editedon] => 0
    [deleted] => 0
    [deletedon] => 0
    [deletedby] => 0
    [publishedon] => 1623815633
    [publishedby] => 8190
    [menutitle] => 
    [donthit] => 0
    [privateweb] => 0
    [privatemgr] => 0
    [content_dispo] => 0
    [hidemenu] => 1
    [class_key] => Ticket
    [context_key] => proza
    [content_type] => 1
    [uri] => fentezi/45383/
    [uri_override] => 1
    [hide_children_in_tree] => 0
    [show_in_tree] => 0
    [properties] => Array
        (
            [tickets] => Array
                (
                    [disable_jevix] => 
                    [process_tags] => 
                )

        )

    [booknumber] => 45355
    [chapternumber] => 2
    [idx] => 2
    [link] => 
)