Книга «Алекс»
Хозяин. Часть 1 (Глава 2)
Оглавление
Возрастные ограничения 12+
Удар по голове и пересчитанная всеми рёбрами лестница, а что же было дальше? Тёмный подвал, где не видно даже собственных рук, и вот уже страх щекочет под рёбра, только смеяться не хочется. Как же я сюда попал, неужели опять сцепился с Чаком и его придурками-прилипалами? Возможно ― не впервые совершаю эту глупость. Обычно после драки мы спокойно расползались по домам, но запирать кого-то в подвале ― перебор даже для недоумка, возомнившего себя вторым Чаком Норрисом.
Я сел и провёл рукой по лицу, чувствуя на пальцах что-то мокрое и липкое, подозрительно похожее на кровь. Противно ныла ушибленная спина, но это ничего ― главное, что мог двигаться. С головой тоже не всё было «слава богу», потому что мне чудился тошнотворный запах гари и тихий гул, напоминавший…потрескивание дров в костре. Чёрт, да это же пожар! Я закашлялся и, наконец, разлепил словно склеенные веки.
Меня окружала не только темнота, но и языки пламени вперемешку с едким дымом, от которого тут же заслезились глаза. И то, что вначале казалось негромким потрескиванием, вдруг превратилось в настоящий грохот. Что-то упало прямо за моей спиной, и, подскочив, я испуганно вскрикнул, инстинктивно оглядываясь. И правильно сделал ― это начинала рушиться крыша. Теперь стало очевидно, что никакой это не подвал ― просто деревянный дом, а вот то большое светлое пятно напротив, наверное, выход из него…
Времени на раздумье не было: я рванулся к этому пятну, задрав футболку и, как мог, прикрывая ею нос и рот. На пути к спасению чуть не упал, споткнувшись о чьё-то тело. От этого по взмокшей спине пробежал холодок ужаса, но я упрямо шагнул к свету, и тут отчаянный детский плач меня остановил. Совру, если скажу, что не колебался ни секунды. Конечно, ещё как колебался: очень хотелось туда, на свежий воздух, глотнуть хоть немного прохлады, потому что именно в этот момент ощутил, как же вокруг было жарко…
И всё же я повернулся на звук плача, еле разглядев в дыму тряпичный свёрток, лежавший почти у самого порога. Ребёнок в нём уже не орал, а слегка попискивал. Мать, видимо, последним усилием выкинула его из этого пекла ближе к выходу. Я поднял свёрток одной рукой, удивившись его тяжести, второй продолжая закрываться футболкой, и перешагнул, наконец, через этот чёртов порог.
Мои слезившиеся глаза в тот момент были похожи на щёлочки, дым щипал их немилосердно, а на улице пришлось совсем зажмуриться. Столько яркого света обрушилось на меня сразу ― это было невыносимо, даже показалось, что я внезапно ослеп. Крепко прижав к себе притихший свёрток и сделав несколько шагов вперёд прямо так, с закрытыми глазами, неожиданно столкнулся с явно живым существом, поскольку оно отчаянно ругнулось на неизвестном языке и, дав мне оплеуху, убежало. Я так и стоял, обалдевший от произошедшего, слушая удаляющийся топот его ног.
― Какого лешего… Размахался тут руками, сейчас догоню и такого пенделя дам, ― я отчаянно закашлялся, потому что, глотнув обжигающего гортань воздуха, чуть не задохнулся. На улице было не меньше сорока градусов жары. Пока пытался прийти в себя, меня снова толкнули, а потом ещё, и ещё. Похоже, кто-то бегал рядом и орал, и хоть слов я не понимал, но и без перевода сообразил, о чём вопили: «Пожар, пожар!»
Надо было постараться и открыть глаза, вот только солнечных очков у меня с собой не было. Зачем они в пасмурном московском феврале? Я бы сказал, что взмок от этой, пришедшей мне в голову мысли, но не буду врать ― и так был весь мокрый с головы до ног: пот струился с меня ручьями, футболка и шорты противно прилипли к телу. Мне вдруг стало холодно от осознания простого факта, что всё это ― мало похоже на февраль…
А когда пусть и с трудом всё-таки разлепил веки ― застонал, потому что и на родной город это тоже совсем не походило. Я стоял, сощурившись и заливаясь слезами от слишком яркого света, прижимая к себе тряпичный свёрток, на незнакомой улице, где горели невысокие дома, а какие-то весьма странно одетые люди с криками бегали туда-сюда, пытаясь вытащить из руин остатки своего имущества.
Боже, куда же меня занесло? Я снова раскашлялся, и затихнувший было ребёнок пискнул, напомнив о себе. Вот ещё вопрос ― что мне делать с младенцем? Испуганно оглядываясь по сторонам, заметил в стороне группу то ли невысоких деревьев, то ли сильно разросшийся кустарник, и поплёлся прямо туда, то и дело спотыкаясь на каменистой почве.
Когда же добрался и сел прямо на груду камней под, почему бы не называть это странное сплетение корявых ветвей ― «деревом», облегчённо вздохнул. Может, там и не было намного прохладней, но хотя бы солнце не слепило так беспощадно. Камни были настолько раскалены, что очень хотелось поскорее с них встать, но двигаться уже не было сил, поэтому я просто повторял про себя:
― И не такие уж они горячие, чуть тёплые, да вообще ― прохладные…
Наверное, у меня огромная сила самовнушения ― показалось, что и правда, камни немного остыли, сразу стало так приятно, что я чуть не задремал. Свёрток снова настойчиво пискнул. Встряхнувшись и пристроив его рядом с собой, я начал осторожно разворачивать тряпки. Сначала показалась голова ребёнка, щекастая с узкими щёлками глаз и небольшим чубчиком волос. Носик малыша был похож на пуговку, во рту он держал пальчик и довольно его сосал. На первый взгляд ― ребёнок был в полном порядке, что, конечно, радовало.
Больше ничего примечательного в «мелком» я не нашёл, впрочем, на шее у него болтался какой-то шнурок с подвеской, при ближайшем рассмотрении оказавшийся жёлтым камушком в виде полумесяца. Наверное, мать повесила амулет, стремясь защитить сына, а, может, и дочь от беды. Кажется, до сих пор это ему помогало, а вот ей самой… Вздыхая, тряхнул головой, пытаясь прогнать грустные мысли.
Я совершенно ничего не понимал в маленьких детях: например, как определить возраст этого крохи? Ну, года-то ему, наверное, не было, раз до сих пор завёрнут в пелёнки, а ещё разглядел у него четыре белоснежных передних зуба. Почему-то, возможно, начиная сходить с ума от жары, решил с ним поговорить.
― Слушай, э, даже не знаю, как тебя называть. Ну, допустим ― Абориген, что, нравится тебе такое имя? ― я нёс откровенную чушь, искоса поглядывая на малыша, совершенно не обращавшего на меня внимания. ― Что делаешь? Палец сосёшь, пить, наверное, хочешь? Ну, Аборигенчик, извини. Я не знаю, где тут вода, сам издыхаю от жары. Э, Аби, ― сократил данное мной же слишком длинное имя, ― что это у тебя такая розовая слюна течёт, а? Неужели поранился?
Я попытался вынуть его пальчик изо рта, но это оказалось непростым делом. Малыш явно этого не хотел, а когда мне всё-таки удалось побороть сопротивление мелкого противника, он скорчил обиженную гримасу и захныкал. На его пальце обнаружилась кровоточащая ранка: пришлось вытереть кровь краем футболки, показавшейся мне чище тряпья, в которое Аби был завёрнут. Жаль, продезинфицировать ранку было нечем, хотя бы сполоснуть водой…
Я ударил себя в лоб ― совсем забыл о походной фляжке, которую всегда носил в сумке на длинном ремешке и долбившей меня по боку при любом движении. И как она тут оказалась? Неужели, судя по прикиду, сошёл с ума и лёг спать, не снимая её? Полная чепуха, но в тот момент мне было совсем не до разборок…
Это была старая металлическая и довольно тяжёлая фляга. Я ожидал, что от жары она раскалилась, и вода, если она там вообще была, окажется чуть холоднее кипятка. Но, потрогав фляжку пальцем, был приятно удивлен её прохладой, а от содержимого ― аж зубы заломило.
Вот честно, собирался сделать только один глоток, а начал пить и не мог остановиться. Спохватился, только когда почувствовал себя переполненным бочонком. А как же Аби? Какой же я болван, во фляге, наверное, уже ничего не осталось. Но странности продолжались ― воды не убавилось, словно и не пил вовсе. Обрадовавшись, я умылся и почувствовал себя намного легче.
Ополоснул палец Аби водой, и его рана затянулась прямо на моих глазах. Пришлось сделать вид, что не заметил этого, позволив малышу снова вернуть пальчик на место. Сначала он обрадовался и довольно зачмокал, но вдруг заголосил, заставив меня подскочить вместе с ним. Что я сделал не так? Ледяной воды ребёнку не давал, не совсем уж дурак. Ему нужно было молоко, а мне ― отчаянно хотелось вернуться домой. Если б я ещё помнил ― где он, мой дом, но ни то, ни другое нам обоим пока было недоступно…
Аби продолжал кричать, не смотря на все мои попытки качать его на руках и даже сюсюкаться ― ничего не помогало. Пробегавшие вдалеке люди не обращали на нас никакого внимания, и, отчаявшись хоть как-то его успокоить, положил орущий свёрток на соседний камень, обхватил голову руками и застонал. Теперь под это нескончаемое хныканье я, наконец, почувствовал, как же у меня болит голова. Появилась даже мыслишка оставить Аби здесь и поискать какую-нибудь женщину, чтобы отдать ей спасённого крикуна.
Впрочем, я быстро отказался от этого плана, потому что за «деревом» послышался шорох, и между веток мелькнули большие жёлтые глаза неизвестного происхождения. Возможно, это был зверь и, скорее всего, встреча с ним не обещала мне ничего хорошего. Я подхватил хнычущего Аби на руки и сделал это вовремя: из-под камня выглянула плоская серая морда, очень похожая на голову крупной ящерицы или змеи.
Оставаться в этом временном приюте было небезопасно, и я решил вернуться к людям, во-первых, чтобы пристроить Аби и, во-вторых, попытаться расспросить местных о том, куда же меня занесло. Глаза практически адаптировались к яркому свету и уже не слезились. Пожар закончился, дома, стоявшие близко друг к другу, медленно догорали. Повсюду слышались горькие завывания женщин и ругань мужчин.
Удивительно, что с момента, как я очнулся посреди пожара, ни разу не усомнился в реальности происходящего ― и сейчас шёл прямо к группе галдящих людей, стоявших у пепелища того самого дома, из которого мне удалось сбежать. Как с ними объясняться, жестами, что ли? И тут что-то словно звякнуло у меня в голове, я услышал такой знакомый, хотя и подзабытый голос отца:
― Просто сосредоточься и вслушайся в чужую речь. Это уже заложено в тебе, надо только постараться и очень захотеть. Всё получится…
Ну чем я рисковал? Совет был неплохой, и перед тем, как ему последовать, в сердцах прикрикнул на Аби:
― Да помолчи ты хоть немного, орун!
Он, видимо, решил меня послушаться и притих. Я откинул все мысли о нескончаемых странностях моего положения и прислушался. И, как ни странно, понял ― люди жаловались на несчастье, постигшее их уже третий раз за этот оборот солнца, обвиняли друг друга в пожаре, моля богов наказать виновника. Вполне ожидаемые разговоры в тех-то обстоятельствах…
Осторожно приблизился к ним почти вплотную, но народ продолжал ожесточённо переругиваться, совсем не обращая на меня внимания.
― Невидимкой стал, что ли? ― мысленно возмутился и, покашляв, громко сказал:
― Здравствуйте, как поживаете?
Это было не самое умное начало разговора: ясно же, что дела у них ни к чёрту, и, вроде, по-русски произнёс, но меня поняли, потому что все разом обернулись на голос и посмотрели как-то недобро.
Переминаясь с ноги на ногу и прижимая к себе ребёнка, я догадался по их гневным взглядам, что виновника своих несчастий они уже нашли. А тут ещё Аби решил нарушить мораторий на вопли и показал, что с лёгкими у него всё в порядке. Я сам испугался этой мощной «сирены», что уж говорить о местных жителях: они дружно от нас отступили, делая руками какие-то, видимо, защитные пассы.
Я попытался выкрутиться, изобразив как можно более приветливое лицо.
― Э, не пугайтесь, пожалуйста! Малыш из этого дома, и с ним всё в порядке. Просто он голодный, может возьмёте его и покормите? – и я протянул Аби молодой женщине, стоявшей ко мне ближе всего. Реакция была неадекватной ― она взвизгнула:
― Хозяин! Спасайтесь! ― и все дружной толпой бросились от нас в рассыпную, словно мы с малышом чумные были, ей-богу.
И минуты не прошло, как улица опустела. В растерянности я оглядывался по сторонам и заметил бредущую в мою сторону одинокую фигуру в чёрном. Что-то мне в ней не понравилось, но силуэт был вроде женский, и я решил подождать. К нам приблизилась древняя, закутанная в драное покрывало старуха, по моим прикидкам не моложе ста лет. Волосы у неё были совсем седые, лицо покрыто глубокими морщинами, да ещё она что-то бормотала себе под нос. Впрочем, я всё-таки решил обратиться к ней, рехнулся, видно, от отчаяния.
― Здравствуйте, бабушка! Вы местная? Не подскажите, кому я могу отдать этого малыша, он осиротел после пожара.
Бабка подняла на меня свои вполне осмысленные глаза, радостно улыбнулась, обнаружив наличие немногочисленных жёлтых зубов и, закивав, протянула ко мне руки:
― Давай его скорее, я всё сделаю, ― и она практически вырвала у меня Аби, который, завидев её, разорался ещё сильнее.
Это мне не понравилось.
― А что, уважаемая, Вы собираетесь с ним делать?
Она прижала ребёнка к своей груди и проворчала:
― А то не знаешь, что ты так на меня уставился? Сам отдал, теперь это моя еда…
(Продолжение следует…)
Я сел и провёл рукой по лицу, чувствуя на пальцах что-то мокрое и липкое, подозрительно похожее на кровь. Противно ныла ушибленная спина, но это ничего ― главное, что мог двигаться. С головой тоже не всё было «слава богу», потому что мне чудился тошнотворный запах гари и тихий гул, напоминавший…потрескивание дров в костре. Чёрт, да это же пожар! Я закашлялся и, наконец, разлепил словно склеенные веки.
Меня окружала не только темнота, но и языки пламени вперемешку с едким дымом, от которого тут же заслезились глаза. И то, что вначале казалось негромким потрескиванием, вдруг превратилось в настоящий грохот. Что-то упало прямо за моей спиной, и, подскочив, я испуганно вскрикнул, инстинктивно оглядываясь. И правильно сделал ― это начинала рушиться крыша. Теперь стало очевидно, что никакой это не подвал ― просто деревянный дом, а вот то большое светлое пятно напротив, наверное, выход из него…
Времени на раздумье не было: я рванулся к этому пятну, задрав футболку и, как мог, прикрывая ею нос и рот. На пути к спасению чуть не упал, споткнувшись о чьё-то тело. От этого по взмокшей спине пробежал холодок ужаса, но я упрямо шагнул к свету, и тут отчаянный детский плач меня остановил. Совру, если скажу, что не колебался ни секунды. Конечно, ещё как колебался: очень хотелось туда, на свежий воздух, глотнуть хоть немного прохлады, потому что именно в этот момент ощутил, как же вокруг было жарко…
И всё же я повернулся на звук плача, еле разглядев в дыму тряпичный свёрток, лежавший почти у самого порога. Ребёнок в нём уже не орал, а слегка попискивал. Мать, видимо, последним усилием выкинула его из этого пекла ближе к выходу. Я поднял свёрток одной рукой, удивившись его тяжести, второй продолжая закрываться футболкой, и перешагнул, наконец, через этот чёртов порог.
Мои слезившиеся глаза в тот момент были похожи на щёлочки, дым щипал их немилосердно, а на улице пришлось совсем зажмуриться. Столько яркого света обрушилось на меня сразу ― это было невыносимо, даже показалось, что я внезапно ослеп. Крепко прижав к себе притихший свёрток и сделав несколько шагов вперёд прямо так, с закрытыми глазами, неожиданно столкнулся с явно живым существом, поскольку оно отчаянно ругнулось на неизвестном языке и, дав мне оплеуху, убежало. Я так и стоял, обалдевший от произошедшего, слушая удаляющийся топот его ног.
― Какого лешего… Размахался тут руками, сейчас догоню и такого пенделя дам, ― я отчаянно закашлялся, потому что, глотнув обжигающего гортань воздуха, чуть не задохнулся. На улице было не меньше сорока градусов жары. Пока пытался прийти в себя, меня снова толкнули, а потом ещё, и ещё. Похоже, кто-то бегал рядом и орал, и хоть слов я не понимал, но и без перевода сообразил, о чём вопили: «Пожар, пожар!»
Надо было постараться и открыть глаза, вот только солнечных очков у меня с собой не было. Зачем они в пасмурном московском феврале? Я бы сказал, что взмок от этой, пришедшей мне в голову мысли, но не буду врать ― и так был весь мокрый с головы до ног: пот струился с меня ручьями, футболка и шорты противно прилипли к телу. Мне вдруг стало холодно от осознания простого факта, что всё это ― мало похоже на февраль…
А когда пусть и с трудом всё-таки разлепил веки ― застонал, потому что и на родной город это тоже совсем не походило. Я стоял, сощурившись и заливаясь слезами от слишком яркого света, прижимая к себе тряпичный свёрток, на незнакомой улице, где горели невысокие дома, а какие-то весьма странно одетые люди с криками бегали туда-сюда, пытаясь вытащить из руин остатки своего имущества.
Боже, куда же меня занесло? Я снова раскашлялся, и затихнувший было ребёнок пискнул, напомнив о себе. Вот ещё вопрос ― что мне делать с младенцем? Испуганно оглядываясь по сторонам, заметил в стороне группу то ли невысоких деревьев, то ли сильно разросшийся кустарник, и поплёлся прямо туда, то и дело спотыкаясь на каменистой почве.
Когда же добрался и сел прямо на груду камней под, почему бы не называть это странное сплетение корявых ветвей ― «деревом», облегчённо вздохнул. Может, там и не было намного прохладней, но хотя бы солнце не слепило так беспощадно. Камни были настолько раскалены, что очень хотелось поскорее с них встать, но двигаться уже не было сил, поэтому я просто повторял про себя:
― И не такие уж они горячие, чуть тёплые, да вообще ― прохладные…
Наверное, у меня огромная сила самовнушения ― показалось, что и правда, камни немного остыли, сразу стало так приятно, что я чуть не задремал. Свёрток снова настойчиво пискнул. Встряхнувшись и пристроив его рядом с собой, я начал осторожно разворачивать тряпки. Сначала показалась голова ребёнка, щекастая с узкими щёлками глаз и небольшим чубчиком волос. Носик малыша был похож на пуговку, во рту он держал пальчик и довольно его сосал. На первый взгляд ― ребёнок был в полном порядке, что, конечно, радовало.
Больше ничего примечательного в «мелком» я не нашёл, впрочем, на шее у него болтался какой-то шнурок с подвеской, при ближайшем рассмотрении оказавшийся жёлтым камушком в виде полумесяца. Наверное, мать повесила амулет, стремясь защитить сына, а, может, и дочь от беды. Кажется, до сих пор это ему помогало, а вот ей самой… Вздыхая, тряхнул головой, пытаясь прогнать грустные мысли.
Я совершенно ничего не понимал в маленьких детях: например, как определить возраст этого крохи? Ну, года-то ему, наверное, не было, раз до сих пор завёрнут в пелёнки, а ещё разглядел у него четыре белоснежных передних зуба. Почему-то, возможно, начиная сходить с ума от жары, решил с ним поговорить.
― Слушай, э, даже не знаю, как тебя называть. Ну, допустим ― Абориген, что, нравится тебе такое имя? ― я нёс откровенную чушь, искоса поглядывая на малыша, совершенно не обращавшего на меня внимания. ― Что делаешь? Палец сосёшь, пить, наверное, хочешь? Ну, Аборигенчик, извини. Я не знаю, где тут вода, сам издыхаю от жары. Э, Аби, ― сократил данное мной же слишком длинное имя, ― что это у тебя такая розовая слюна течёт, а? Неужели поранился?
Я попытался вынуть его пальчик изо рта, но это оказалось непростым делом. Малыш явно этого не хотел, а когда мне всё-таки удалось побороть сопротивление мелкого противника, он скорчил обиженную гримасу и захныкал. На его пальце обнаружилась кровоточащая ранка: пришлось вытереть кровь краем футболки, показавшейся мне чище тряпья, в которое Аби был завёрнут. Жаль, продезинфицировать ранку было нечем, хотя бы сполоснуть водой…
Я ударил себя в лоб ― совсем забыл о походной фляжке, которую всегда носил в сумке на длинном ремешке и долбившей меня по боку при любом движении. И как она тут оказалась? Неужели, судя по прикиду, сошёл с ума и лёг спать, не снимая её? Полная чепуха, но в тот момент мне было совсем не до разборок…
Это была старая металлическая и довольно тяжёлая фляга. Я ожидал, что от жары она раскалилась, и вода, если она там вообще была, окажется чуть холоднее кипятка. Но, потрогав фляжку пальцем, был приятно удивлен её прохладой, а от содержимого ― аж зубы заломило.
Вот честно, собирался сделать только один глоток, а начал пить и не мог остановиться. Спохватился, только когда почувствовал себя переполненным бочонком. А как же Аби? Какой же я болван, во фляге, наверное, уже ничего не осталось. Но странности продолжались ― воды не убавилось, словно и не пил вовсе. Обрадовавшись, я умылся и почувствовал себя намного легче.
Ополоснул палец Аби водой, и его рана затянулась прямо на моих глазах. Пришлось сделать вид, что не заметил этого, позволив малышу снова вернуть пальчик на место. Сначала он обрадовался и довольно зачмокал, но вдруг заголосил, заставив меня подскочить вместе с ним. Что я сделал не так? Ледяной воды ребёнку не давал, не совсем уж дурак. Ему нужно было молоко, а мне ― отчаянно хотелось вернуться домой. Если б я ещё помнил ― где он, мой дом, но ни то, ни другое нам обоим пока было недоступно…
Аби продолжал кричать, не смотря на все мои попытки качать его на руках и даже сюсюкаться ― ничего не помогало. Пробегавшие вдалеке люди не обращали на нас никакого внимания, и, отчаявшись хоть как-то его успокоить, положил орущий свёрток на соседний камень, обхватил голову руками и застонал. Теперь под это нескончаемое хныканье я, наконец, почувствовал, как же у меня болит голова. Появилась даже мыслишка оставить Аби здесь и поискать какую-нибудь женщину, чтобы отдать ей спасённого крикуна.
Впрочем, я быстро отказался от этого плана, потому что за «деревом» послышался шорох, и между веток мелькнули большие жёлтые глаза неизвестного происхождения. Возможно, это был зверь и, скорее всего, встреча с ним не обещала мне ничего хорошего. Я подхватил хнычущего Аби на руки и сделал это вовремя: из-под камня выглянула плоская серая морда, очень похожая на голову крупной ящерицы или змеи.
Оставаться в этом временном приюте было небезопасно, и я решил вернуться к людям, во-первых, чтобы пристроить Аби и, во-вторых, попытаться расспросить местных о том, куда же меня занесло. Глаза практически адаптировались к яркому свету и уже не слезились. Пожар закончился, дома, стоявшие близко друг к другу, медленно догорали. Повсюду слышались горькие завывания женщин и ругань мужчин.
Удивительно, что с момента, как я очнулся посреди пожара, ни разу не усомнился в реальности происходящего ― и сейчас шёл прямо к группе галдящих людей, стоявших у пепелища того самого дома, из которого мне удалось сбежать. Как с ними объясняться, жестами, что ли? И тут что-то словно звякнуло у меня в голове, я услышал такой знакомый, хотя и подзабытый голос отца:
― Просто сосредоточься и вслушайся в чужую речь. Это уже заложено в тебе, надо только постараться и очень захотеть. Всё получится…
Ну чем я рисковал? Совет был неплохой, и перед тем, как ему последовать, в сердцах прикрикнул на Аби:
― Да помолчи ты хоть немного, орун!
Он, видимо, решил меня послушаться и притих. Я откинул все мысли о нескончаемых странностях моего положения и прислушался. И, как ни странно, понял ― люди жаловались на несчастье, постигшее их уже третий раз за этот оборот солнца, обвиняли друг друга в пожаре, моля богов наказать виновника. Вполне ожидаемые разговоры в тех-то обстоятельствах…
Осторожно приблизился к ним почти вплотную, но народ продолжал ожесточённо переругиваться, совсем не обращая на меня внимания.
― Невидимкой стал, что ли? ― мысленно возмутился и, покашляв, громко сказал:
― Здравствуйте, как поживаете?
Это было не самое умное начало разговора: ясно же, что дела у них ни к чёрту, и, вроде, по-русски произнёс, но меня поняли, потому что все разом обернулись на голос и посмотрели как-то недобро.
Переминаясь с ноги на ногу и прижимая к себе ребёнка, я догадался по их гневным взглядам, что виновника своих несчастий они уже нашли. А тут ещё Аби решил нарушить мораторий на вопли и показал, что с лёгкими у него всё в порядке. Я сам испугался этой мощной «сирены», что уж говорить о местных жителях: они дружно от нас отступили, делая руками какие-то, видимо, защитные пассы.
Я попытался выкрутиться, изобразив как можно более приветливое лицо.
― Э, не пугайтесь, пожалуйста! Малыш из этого дома, и с ним всё в порядке. Просто он голодный, может возьмёте его и покормите? – и я протянул Аби молодой женщине, стоявшей ко мне ближе всего. Реакция была неадекватной ― она взвизгнула:
― Хозяин! Спасайтесь! ― и все дружной толпой бросились от нас в рассыпную, словно мы с малышом чумные были, ей-богу.
И минуты не прошло, как улица опустела. В растерянности я оглядывался по сторонам и заметил бредущую в мою сторону одинокую фигуру в чёрном. Что-то мне в ней не понравилось, но силуэт был вроде женский, и я решил подождать. К нам приблизилась древняя, закутанная в драное покрывало старуха, по моим прикидкам не моложе ста лет. Волосы у неё были совсем седые, лицо покрыто глубокими морщинами, да ещё она что-то бормотала себе под нос. Впрочем, я всё-таки решил обратиться к ней, рехнулся, видно, от отчаяния.
― Здравствуйте, бабушка! Вы местная? Не подскажите, кому я могу отдать этого малыша, он осиротел после пожара.
Бабка подняла на меня свои вполне осмысленные глаза, радостно улыбнулась, обнаружив наличие немногочисленных жёлтых зубов и, закивав, протянула ко мне руки:
― Давай его скорее, я всё сделаю, ― и она практически вырвала у меня Аби, который, завидев её, разорался ещё сильнее.
Это мне не понравилось.
― А что, уважаемая, Вы собираетесь с ним делать?
Она прижала ребёнка к своей груди и проворчала:
― А то не знаешь, что ты так на меня уставился? Сам отдал, теперь это моя еда…
(Продолжение следует…)
Свидетельство о публикации (PSBN) 45369
Все права на произведение принадлежат автору. Опубликовано 15 Июня 2021 года
Array
(
[cache] => 0
[user] => 8190
[tpl_1] => tpl.neighbors.next.proza.new
[return] => chunks
[id] => 45496
[type] => document
[contentType] => text/html
[pagetitle] => Первый враг. Часть 2
[longtitle] =>
[description] =>
[alias] => pervyj-vrag-chast-2
[alias_visible] => 1
[link_attributes] => 12+
[published] => 1
[pub_date] => 0
[unpub_date] => 0
[parent] => 386
[isfolder] => 0
[introtext] => Продолжение
[richtext] => 1
[template] => 7
[menuindex] => 0
[searchable] => 1
[cacheable] => 1
[createdby] => 8190
[createdon] => 1624162079
[editedby] => 8190
[editedon] => 1624169355
[deleted] => 0
[deletedon] => 0
[deletedby] => 0
[publishedon] => 1624162079
[publishedby] => 8190
[menutitle] =>
[donthit] => 0
[privateweb] => 0
[privatemgr] => 0
[content_dispo] => 0
[hidemenu] => 1
[class_key] => Ticket
[context_key] => proza
[content_type] => 1
[uri] => fentezi/45496/
[uri_override] => 1
[hide_children_in_tree] => 0
[show_in_tree] => 0
[properties] => Array
(
[tickets] => Array
(
[disable_jevix] =>
[process_tags] =>
)
)
[booknumber] => 45355
[chapternumber] => 3
[idx] => 2
[link] =>
)
Рецензии и комментарии 0