Сказка про Атыню и Добрыню

На северной горе берет начало свое речка Вага, на юге – в океан вливается. По берегам ее стоят деревни, села да города, малые и великие. Среди них и деревня Засепь.

Жили-были в той деревне два брата, Добрыня и Атыня. Воспитывали их родители в старании и прилежании, да только росли они как небо и земля непохожие. Добрыня трудолюбив был по-отцовски и добр по-матерински, а Атыня трудолюбив был, как болотная кочка, и добр так же.

Растили братьев в труде, но трудился только Добрыня.

Даст отец сыновьям наказ дров наколоть али воды натаскать, а Атыня хитрый за грудь хватается, будто задыхается, и просит жалобно:
-Братец Добрыня, недужно мне! Отцов наказ исполни сейчас, а я уж в следующий раз!

И жалеет брата Добрыня, и делает все сам, а после батюшке рассказывает: делали все дружно, чего еще, батюшка, нужно?

Жили они так, не тужили, да пришла черная хворь. Поветрие моровое по земле промчалось, и забрало у Атыни и Добрыни и отца, и мать.

С тех пор стали жить они вдвоем. Добрыня, как заведено, и со скотиной, и в поле, и по хозяйству управляется, а Атыня на печи лежит и жалуется. То голова у него болит, то ноги не идут, то сердце запинается.

Но время идет, и пришла пора молодцам жениться. Атыня о королевне мечтает, но с печи не идет, а Добрыня и рад бы с девицей-красавицей Алёной миловаться, да некогда: весь дом на нем.

Случились зимой в деревне гуляния, и все красавицы, и все молодцы на них собрались, чтоб песни петь, хороводы водить, через костер скакать. Добрыня же с красавицей Аленой переглядывается, и ходят молодые друг за дружкой. Смеется красавица, глазами блестит, но руки не дает, все вздыхает и вздыхает.

Вконец извелся Добрыня и прямо девице говорит:
-Запала ты мне в сердце, Алёна! Дай знать, коли мил я тебе. И коли не мил, скажи. Знание всяко незнания лучше!

И видит Добрыня, что заалели щеки у Алёны, но губы в тонкую ниточку сложились. Говорит она ему:
-Мил ты мне, Добрыня. И позвал бы ты меня замуж – пошла бы! Стала бы я женой тебе верной, другом надежным… Но прислугой братцу твоему, Атыне, не стану никогда!

Опешил Добрыня, руками разводит.
-Так что ж сделать мне с ним, болезным? Со двора гнать?

-А ты его вылечи! — Говорит Алёна. — И пусть идет жизнь свою жить. А мы свою заживем!

Разошлись они, и крепко Добрыня задумался, и всю ночь думал, да так ничего и не придумал. День настал, и все своим чередом пошло: Добрыня в работе, Атыня в дремоте.

Сменилась зима весною, поля пора засевать людям добрым. Пошел в поле и Добрыня трудиться.

Вдруг слышит он, ругается кто-то… Смотрит, а то коробейник на телеге в весенней дороге застрял.

Подошел молодец и говорит:
-Давай помогу тебе, дедушка!

И телегу из грязи вытолкнул.

Благодарит его старик:
-Вот спасибо тебе, молодец! Деда Ведима из беды выручил! Муки мешок изволишь взять за помощь?

-Не надо мне муки, дедушка. – Отвечает Добрыня. – Вижу я, что мир ты повидал, людей многих, чай, узнал. Дай лучше совет! Болеет брат мой уж много лет. С молоду с ног валится, просит сжалиться, а сам то за голову, то за сердце хватается, помирать каждый день собирается!

Подумал дед и говорит:
-Знаю я, что тебе посоветовать! Бери брата своего да рубль и поезжай в город Сулец к зелейнику. Вылечит!

-Нет. – Качает головой Добрыня. – Далеко град Сулец, не поедет брат, дороги дальней убоится.

-Ну тогда бери брата да полрубля и поезжай в город Волоток. Там знахарь найдется. Подлечит!

-И град Волоток не близко. Не поедет брат, занюнит. Мне бы самому сходить и какое-нито лекарство для брата добыть.

Сказал Добрыня и нос повесил. Посмотрел на него дед Ведим и расспрашивать стал про жизнь, а чужому человеку открыться иной раз легче, чем родному. Вот и поведал молодец обо всех бедах своих и горестях.

Выслушал его старик, поразмыслил и говорит:
-Слыхал я, что лежит на востоке пустошь Осолонь. Говорят, коли с рассвета до заката в пустоши пробыть, то случится с тобой чудо-чудное, диво-дивное. Возьми, молодец, мешок муки, напеки хлеба и иди в сторону, где солнышко просыпается. Авось дело твое поправится!

-А какое чудо случится? – Спрашивает Добрыня.

-А у каждого — свое. – Отвечает дед Ведим.

Простились они, и вернулся Добрыня с мешком муки домой. Затемно напек он хлебов Атыне в подмогу да себе в дорогу и, сердце скрепя, дом отчий оставил, чтоб в пустоши Осолони счастья попытать.

Пошел Добрыня на восток, как дед Ведим указал, и шел три дня и три ночи. Поменялись леса на луга, луга степям уступили. Травка зеленая дерновиной сухой стала, а к исходу третьего дня показалась пустошь испыленная.

Пустошь Осолонь на сколько глаз хватает тянется, песком серым пересыпается, и края ей не видать.

Глядит Добрыня, что осталось у него лишь два хлеба. Один съел он, второй на день грядущий оставил. А на третий день, как обещано, чудо подоспеет.

Ступил молодец в Осолонь на рассвете и пошел куда глаза глядят. Когда солнышко припекать стало, остановился воды глотнуть и хлеба пожевать.

Только булку из сумки достал и вдруг слышит крыльев хлопанье! Села перед Добрыней белая птица и головой вертит, с хлеба глаз не спускает.

-Что, птичка, оголодала? – Говорит Добрыня. – Поешь, мне не жалко!

Отломил птице молодец кусок, а она хлеб подхватила и в небеса унеслась.

Пошел Добрыня дальше. Солнце печет, ровно посередке небосвода пылает, душу иссушает. Измотался молодец, вскоре опять остановился, чтобы силы подкрепить.

Из сумы краюху хлеба достал, воды глотнул.

Вдруг крик над головой раздался, и села перед ним на землю птица бурая. Клюв открывает, головой вертит, взгляда от хлеба не отводит.

Не может и бурой птице отказать Добрыня.
-Угостись и ты, птица. Чай, не переломлюсь, поделюсь!

Пошел молодец дальше. Как солнце к закату склонилось, достал он хлебную горбушку и в последний раз воды испил.

Тут в лучах закатных тень промчалась, крыльями черными хлопнула, и перед Добрыней третья птица села!

-И тебе, крылатая, нужно? Бери, а я уж чуда подожду! — Кинул и черной птице Добрыня хлеба и ни с чем остался.

Смотрит он на солнце пристально, а оно ниже и ниже опускается, и тянутся тени колючие по земле. Вот-вот тяжелый день закончится!

Остановился Добрыня посередь пустоши, чуда обещанного ждет.

А солнце… До земли опустилось, над ней задержалось и вверх пошло! Не заходит солнце, обратно на небо возвращается! Земле раскаленной роздыху в ночи прохладной не дает!

-Вот так чудо! – Говорит Добрыня. – Есть чему дивиться, да можно умориться!

Ну да делать нечего. Побрел Добрыня, куда ноги несут.

Долго он шел, на солнце без воды и еды высох, телом ослабел, духом изнемог. Солнце же с небосклона и не думает сходить!
Лег молодец на землю сухую и стал с жизнью прощаться.

Тут спустились к Добрыне три птицы, белая, бурая и черная, и перед ним уселись.

Повернулся к ним молодец и спрашивает:
-Птички добрые, вы ли чудо долгожданное? От гибели убережете ли?

Вдруг заговорила белая птица человеческим голосом, да голосом недобрым:
-Не затем мы здесь, Добрыня, чтобы от смерти тебя избавлять! Когда помрешь ты, съедим мы твое сладкое мясо, из твоих мягких волос совьем себе гнезда, а косточками твоими поиграются наши птенцы.

Вскричал молодец:
-Не за себя я в пустошь Осолонь пошел! За брата радел!

Отвечает ему бурая птица:
-Всяк в своем добре волен! Братец, верно, и не просил тебя идти!

-Я же хлебом с вами делился! Последнее отдал!

Говорит черная птица:
-Спрос не грех, отказ не беда! Разве не видел ты, что самому тебе не хватит?

В смятении Добрыня:
-Сказал мне коробейник, что чудо в Осолони сделается…

Смеются стервятницы:
-Изволь, сделаем тебе чудо! Трижды хлеб ты нам давал, и за то покажем мы тебе три правды, из которых одной уж не поменять, а двум другим не бывать!

Взмахнула черная птица крыльями. Пыль пустынная поднялась, закружилась, и видение перед Добрыней явилось, как он, Добрыня, в поле упахивался, со скотиной умаивался, а Атыня тем часом с печи слезал и запасы их подъедал, вовсе и не хворый.

Взмахнула бурая птица крыльями, и в пыли осолонной второе видение явилось. Будто старый стал Добрыня, весь морщинами покрылся и сидит на завалинке, игрушку стругает для детей чужих, а в доме на печи Атыня полеживает.

Взмахнула крылами белая птица, и третье видение явилось, будто бы болен стал Добрыня, слёг и лежит, не мытый, не сытый. Просит Добрыня Атыню:
-Поднеси водицы, братец. В горле пересохло.

А Атыня отвечает:
-Некогда мне, братец, капризы твои исполнять! Захочешь, сам дойдешь!..

Тяжело Добрыне стало на сердце так, что слезы по щекам потекли. Столько лет в чужие оглобли он впрягался, а все равно без благодарности останется, хворый да сирый..

Тут стали птицы на молодца наступать, клювы острые раскрывать. Вот-вот набросятся!

Поднял на птиц Добрыня кулак, но сил в нем нет, правдой тяжелой всего его передавило. Если бы домой ему вернуться, если бы сызнова жизнь сложить!..

-А ну прочь пошли, стервятницы! – Крикнул Добрыня из последних сил и кулаком оземь ударил.

Вдруг пыль от Добрыни во все стороны хлынула, что волна от камня… А под пылью – ковер зеленый с ягодами красными!
Жар солнечный пропал, и ветерок легкий подул. И вернулась жизнь в молодца, в руки – сила, в голову – разумение.

Встал на ноги Добрыня. Птицы злобные от него отпрыгнули, закричали и прочь улетели. Съел молодец ягоды и пошел из пустоши Осолони домой.

Вернулся Добрыня в родную деревню Засепь. На двор зашел и зовет Атыню:
-Атыня, братец, принес я лекарство от хворей твоих!

Только высунул Атыня нос, схватил его Добрыня за воротник да давай палкой бока жирные охаживать да приговаривать:
-Вот лекарство по тебе!

Отлупил лентяя знатно Добрыня да со двора прогнал, а сам стал жить поживать, с Аленой – красавицей добра наживать, да больше в чужие оглобли не впрягался.