Стужа

От снега шёл запах, едва уловимый. Это был не запах свежести, которым приятно проветрить комнату, а запах мороза, что пристаёт к меховым шубам. Запах рыбы. И остаётся он надолго. Спустя долгие два месяца от него уже начинало тошнить. Ирма жгла траву — она отпугивала волков. Запах отвратительный, её почивший дядюшка, которого нашли спустя неделю в его доме пах лишь немного хуже. По крайней мере, на период, пока не приедет Гёста, придётся обходиться подобным образом.
Но вода в реке не замёрзла, от неё шёл пар. Он, белый, клубился, и окна от него были словно в дыму. И чего той реке не замёрзнуть? Берега заледенели, чувствовалось, как глубоко проник мороз, словно почва вымерзла. Сможет ли она восстановиться? Зацветёт ли на ней трава весной? Сосульки зацвели на покатых берегах ромашками, астрами, лилиями, на них инеем — мелкие ворсинки, как шипы, как иглы. Когда поднимался рассвет, они окрашивались в розовый. Но рассвет всходил не на долго, да и не каждый день.
Берега над водой были высокими — это падшие деревья, погибшие от грозы, пожаров и оползней. Стволы у них были вздутые, раздвоенные, одни изгибались дугой, другие опускались на самое дно. Их тоже покрывал иней, его не было лишь в бороздах — там лежал снег.
Хрустит снег — это всего лишь птицы. Снег хрустит целый день. А из окна не видно ни черта. Да слышно только, как проваливаются под снег мягкие волчьи лапы и клацают жёлтые зубы. Да нет же, птицы это.
Стёкла были изрисованы шипами и кинжалами. Ледяные лезвия впивались в деревянную рамку, кровавые смоляные подтёки лезли из тонких щелей, падая на пол и просачиваясь в землю. Где же этот Гёста? На дороге так тихо. Если и будет шум от колёс, то Ирма точно услышит. В последнее время, она просыпается даже от треска веток. Хотя чего это они так громко трещат?
Иней просачивался внутрь через деревянную дверь. Мороз хочет проникнуть внутрь и погреться. Глупый, ты ведь убьёшь себя.
Солнца не было уже который день. Зато ночью снег блестел под ночным небом. Хоть бы потеплело. Ирма рвала тряпьё из кладовки. Чем-то она утепляла окна, а чем-то занавешивала дверь, вбивая в ткань гвозди. Дверь трещала, но пока не разваливалась, а молоток говорил «треньк-тык», и каждый раз, ударяясь, к нему приставал иней. А ткань рвалась.
По завершению работы, Ирма уселась на кровать — трава всё ещё смердит, печка коптится, а дверь и окна утеплены — кажется, пора ложиться спать. Зачем ждать того, кто и сегодня не приедет?
Звёзды, такие же холодные, как и ветер за окном, превращали лес в усыпальницу. В нём были погребены все. Даже волки не посмели вылезти из своих нор в такой холод. Так уж произошло, луна была яркой и полной, а снежинки танцевали особый хоровод, да и ветер был особенно стылым, неспящий замёрз, и он искал тепло.
Его понесли быстрые крылья, он облетал засыпанные снегом тропки, деревья глядели ему вслед, каждый раз вздрагивая от того, насколько близко он пронёсся. Никто и не подумает выдать его присутствие — он не оставлял следов, лишь рассечённые на пополам снежинки могли бы рассказать об этом. Да только кто подумает искать? Они сотнями трупов лежат на земле.
Становилось теплее, значит, рядом есть что-то живое. Кровь пульсирует в нём, сердце бьётся, органы питаются кислородом. Крыша блестела, она была не ровная, и в ней имелось отверстие, из которого валил пар. Когда Ирма услышала скрежет сверху, она сразу же проверила есть ли дым от травы. Она всё ещё горела, пламя было уже сиреневым, а значит, это просто птицы. Она уткнулась носом в матрас и старалась не слушать. Такой скрежет, словно это вовсе не птица, а если и птица, то очень большая.
Тошнота подступила не к горлу, она словно провалилась куда-то внутрь. Отрава разливалась, пропитывала ткани органов и, когда она оказалась в голове, раздался звон. Уши заложило, словно она оказалась под водой, а перед глазами запрыгали разноцветные мушки.
Нет, то не птица. И не волк.
Когда тварь наконец расковыряла потолок, доски посыпались вниз. Теперь запах мороза приобрёл и другой оттенок. Запахло елью. Так сильно, что едва можно было дышать. Потолок безжизненно обвалился, и дым начинал оседать. Он был плотным. «Треск-треньк,» — плакали деревья.
Ирма укуталась в одеяло с головой, её придавили доски, но она смогла их скинуть. Однако это было укрытием. На какое-то время. Всего на пару секунд она откинула одеяло. Большая кровавая туша завалилась на печку и раздавила её. Она копошилась в ней до тех пор, пока огонь не потух окончательно, и всё тепло исчезло. И лишь после этого она ушла. Кажется, это было всё, чего она хотела.

«Гёста не приедет» — подумала Ирма. На дороге были следы колёс грузовика, но вели они совсем не к хижине. Может изначально так и было, но след становился таким, словно кто-то тащил его. Грузовик. Если бы Ирма заранее знала о нападении, то она прихватила бы с собой что-то из верхней одежды, что-то кроме свитера. Ветер впивался в грудь, извивался по позвоночнику, задувал в шею. Волосы летели, как-будто пытались оторваться.
Озеро блестело. Оно покрылось лишь тоненькой корочкой льда, но лишь на ночь. При желании, её можно легко расколоть ногой. Что-то в нём было не так — снег лежал неровными комками, а какие-то участки были, наоборот, слишком ровными. Грузовик. Он наполовину утонул в озере. И по тому количеству снега, которое на нём лежало, можно понять, что провёл он так не один день.
Старый «Фольксваген». В нём можно было бы согреться, но он на целую треть погрузился в воду. В самом окне различить что-либо было нельзя, мешал плотный слой льда, дверь стояла косо внизу. Для того, чтобы открыть её потребовалось немало усилий — Ирма упёрлась обеими ногами в капот и потянула замёрзшую ручку.
Запах комнаты, которая долгое время была закрыта. Внутри было пусто, но и крови тоже не было. Ирма облегчённо вздохнула. «Неужели ты ничего не принёс для меня?». Словно осознавая свою ничтожность, машина булькая и визжа, затонула. Ирма осталась стоять на берегу, пока звуки не стихли, и гладь воды не успокоилась.
Наверху луна была большой и полной. Это было заметно даже через слепящую метель. Следов не было — их замело, но кое-какой запах остался. Пот, кислый и солёный, а ещё запах сала с белым хлебом. И водка. «Вот тебя и занесло, Гёста — подумала Ирма. — Не пей за рулём».
— Или волки? — вдруг вслух произнесла она. Звук собственного голоса показался ей странным — то ли в уши заложило, то ли ветер так рассвирипел. Но ей ли бояться волков? У неё есть шуба, так может уже пришло время ей воспользоваться? Какое-то время Ирма стояла недвижно. И только когда снежинки сделали её совсем седой, она вдруг встала на корточки. Спина её прогибалась, выгибалась, вваливалась, под ней ходили кости, даже под толстым свитером их можно было увидеть.
Лес молчал и смотрел. Деревья, в ужасе, смотрели на превращение. «Чудовищно!» — прошептала сосна другой сосне. «Убирайся из леса» — закричала голая осина, озябшая и испуганная. Звёзды холодно освещали кожу, на которой мириадами тоненьких волосков появлялась шерсть. Обрывки одежды лежали на снегу.
Когда от боли её голова прояснилась, Ирма увидела, что была не единственным волком — в буране она успела увидеть ещё одного. Скорее, это был лишь силуэт, но уж она-то распознала его? Большой и чёрный, размером он был вдвое больше Ирмы. Лапы у него были тонкими, как у лося, а шерсть длинная. Он скрылся в буре. И всё-таки волки.

Лапы мягко проваливались в снег. И хоть Ирма прибавила в весе, форма её тела стала более обтекаемой, бежать стало удобнее. Снежинки, кружащиеся тут и там, превратились в сотни и тысячи осколков — это был не снег. Ирма посмотрела наверх — они падали оттуда — с веток пушистых елей, которые стеной обступили её.
Ирма плохо лазила по деревьям, поэтому она стояла некоторое время, пытаясь понять, что происходит. Деревья словно издевались над ней, что это за летящие хлопья? От злости Ирма завыла. Звук этот не правильно было бы называть воем, но это самое близкое определение тому, что издают волколаки. Голос Ирмы был таким надрывным и пугающим, что лес заходил ходуном.
Раздался плач. Сперва Ирма даже не могла отличить от своего рёва, но потом полились слёзы. Снежинки стали кровью, земля обагрилась ими, они проникали через шерсть и щипали плоть. Наземь опустилась тень, белые перья падали прямо на шерсть, большая белая птица с тонкой шеей и серебристыми глазами сказала:
— Останови меня.
Она впилась Ирме в шею, тонким острым протыкая её тело. Ирма взвыла. Птицы так не жалят, не дерут так шкуру. Эта целилась в брюхо, где плоть не защищена костями. Ирма было схватила её зубами, но та вырвалась, раскроила спину. Сразу стало тепло, а потом внезапно очень холодно. Кровь полилась тоненьким ручейком, совсем немного капель попало на снег.
От вида крови птица совсем сдурела. Ирма схватила её за шею и ударила о землю. Хруст был негромким, из её глотки послышался всхлип.
— Что ты? — Ирма едва могла распознать её речь, первый раз она слышала такое наречие.
— Я — волк, — сказала Ирма, всё ещё сжимая её в своих зубах.
— Ты не похож на волка.
— Что случилось с тобой.
— Я превращаюсь в оборотня.
Ирма помолчала. Её рот наполнился кровью.
— Я ищу человека, потерявшегося в лесу. Ты видела человека?
— Нет, — ответила птица, смахнув с себя сотню блестящих перьев. — Но этому лесу не хватает человека. Человек бы ухаживал за ним, может быть присутствие человека сделало бы нашу жизнь безопаснее.
— Тогда может быть ты видела волка? Он только что был здесь.
— Не помню никого похожего на волка, — сказа птица. — Возможно, я видела их стаю, но уже давно. Несколько дней назад. Они все куда-то пропали. И я понимаю почему — что-то неладное твориться. Может быть, болезнь. А может и смерть, не знаю. Послушай, моя сестра, она пыталась меня убить. Я думаю, ты встретишься с ней, она уже стала оборотнем. Это всё, теперь можешь оставить меня.
Ирма разжала челюсти, вздох мёртвой птицы обжог её. Снегопад перестал.

Гёста же, тем временем, находился не очень далеко от Ирмы. Но она всё равно не смогла бы его учуять, так как кругом него было столько разных запахов, что он быстро потерял собственный. Было слишком холодно для того, чтобы подниматься и куда-то идти. Поэтому Гёста решил, что будет сидеть в заледеневшем гроте и ждать пока уляжется буря. Сломанная нога болела и казалась чужой, сустав вышел из своего обычного места, а вправлять его Гёста боялся. Фонарика хватит на какое-то время, но вряд ли надолго.
Несколько раз подряд он прикасался к поражённому участку и просто примерялся. Как бы повернуть её? Разумеется, надо вогнать обратно так, чтобы сустав вошёл к своему ложу. Да только хватит ли ему на это решимости? Гёста почти плакал.
Он слышал гарь. Ни с чем не спутает лесник запах пылаяющих угольков. Он стал кричать, возможно его смогут услышать даже сквозь этот ветер. И в грот действительно заглянули, но это был не человек, как предполагал Гёста. Большой пушистый медведь засунул в нору свою морду. В мгновение Гёста лишился дара речи, в языке он почувствовал вкус железа, он распространился по всему рту.
Медведь посмотрел на человека, как бы извиняясь за то, что он не впал в спячку этой зимой. Он подошёл ближе. Гёста не смел пошевелиться, он выставлял руки вперёд, одновременно и отводя их в сторону. Нога беспомощно болталась. Это было заметно даже через плотные штанины. Медведь обнюхал ногу и взглянул Гёсте прямо в лицо. Гёста кричал. В каком-то презрении медведь ушёл прочь.
«Я — падаль для тебя, — подумал Гёста. — Даже в такую пору гнушаешься больным мясом». Однако он всё так же слышал гарь. Сквозь широкое отверстие наружу он видел свет. Лесной пожар? Да ещё и зимой? Он слышал и зверей, но вели они себя не так, как предполагается при пожарах. Это скорее были их разговоры, понятные только им, но не крики или визги.
Но спокойнее Гёста не стал, потому что морда медведя показалась снова. В этот раз он что-то держал в своей пасти. Палка. Он бросил её к ногам Гёсты и подтолкнул её мордой поближе. А потом развернулся и пошёл прочь. Гёста ещё долго сидел с фонариком, глядя на палку.

Вскоре запах пропал. Совсем. Даже водка перестала ощущаться. И тогда Ирма поняла — что-то мешает, преграждает, затмевает своим запахом все остальные. Потому что запахи просто так не обрываются, даже в сильную метель их можно поймать и идти следом. Мордой она водила по воздуху, зарывалась в снег, пока не становилось нестерпимо холодно. Что такого было в воздухе, промёзжшей земле, в снегу, на деревьях?
Когда она в очередной раз подняла морду, то увидела огоньки. Это были маленькие зверьки — белки, кроли, мышки-полёвки. Все они ходили на задних лапках, а в передних держали по пылающему угольку. Они шагали рядком друг за другом. Когда уголёк догорал, и их шкурки вспыхивали — они бросали раскалённые огнива в снег, и дальше уже шли на всех четырёх лапах.
— Дети леса, — произнесла Ирма. — Что вы делаете? Зачем и куда несёте огонь?
Услышав Ирму, зверьки побросали свои угольки и попрятались кто куда. Поняв, что опасности нет, они стали осторожно выглядывать их своих укрытий. И потом один белый, как молоко, кролик сказал:
— Скоро придёт Стужа, и мы несём тепло в наши норы, чтобы пережить её. Разве волки не делают то же самое?
— Глупый кролик, — прошипел старый лис на каком-то древнем диалекте. — Вовсе это не волк, неужели ты не видишь? Если в лесу есть оборотни, значит, лес болен. А ты не первый оборотень в этом лесу. А вы, наивное зверьё, разве вам поможет огонь против Стужи? Насколько вы отупели, если думаете, что сможете победить её?
— Что за Стужа, отче? — спросила Ирма. Она не заметила, как громко это прозвучала, но зверьки прижались к земле, и малютка-кролик убежал так далеко, что его стало совсем не видно.
— Тебе не стоит волноваться, — продолжал лис всё так же безмятежно. — Уж кто-кто, а тебе Стужа только на руку.
Ирма стояла какое-то время молча, зверьки в это время убегали прочь, кто-то пытался спасти свои остывшие угольки. Лишь самые маленькие, вроде землероек, осмелились пробежать между её лапами. Только старый умирающий от болезней лис спокойно шёл своей дорогой.
— Расскажи мне об оборотнях, которых ты видел, — сдерживая ярость, сквозь зубы проговорила Ирма. — Где их найти и не было ли среди них человека?
— Человека я не видел. Да и оборотня я толком не разглядел — он всё в горах. Иди туда. Только вряд ли тебе с ним стоит иметь дело. Оттого-то я так говорю, что видел его силуэт прям отсюда. Ты представь, какая махина. А, хотя, как знаешь. Кто вашего брата поймёт. Может тебе действительно важно будет его повстречать. Удачи, тебе, волколак, так бы там не произошло.

Гёста пыхтел и бранился. Но только про себя. Боязно. Нога не прошла, хоть и ходила. Палка ему помогла, но тот медведь всё никак не выходил у него из головы. То и дело он проваливался в снег. Из того снега можно было сделать юрту. Или гроб. Уж скорее гроб.
Что именно произошло тогда на дороге, он так и не понял. Он бы сказал, что дерево упало на дорогу, да всё не то. Деревья там были, были и поваленные. Что-то оттащило его. Пыталось спихнуть старый грузовик в озеро. То, что напало на него, самого его не хотело. Огромная туша упала на машину и просто лежала на нём до тех пор, пока она не заглохла. А заглохла та потому что её заморозило. То, что налетело на него, просто хотело тепла.
Надо бы найти Ирму. Она единственный лесник в этом лесу. Да только он сам как раз к ней и ехал, для того, чтобы починить связь и принести продукты. Единственная польза от Ирмы будет в том, что она может вылечить его ногу, да и возможно, сама приведёт помощь. Только Ирма могла бы выжить зимой в этом лесу. Наверное, ей нравилось одиночество. Гёста не знал, был ли у неё когда-нибудь муж, сам он никогда не смотрел на неё романтично. Черты её лица были правильные, но больно грубые, телосложение — стройное, но больше как у мужчины.
Казалось, дорогу замело на сотни километров. Как-то он нашёл Ирму в снегах, хибарка её развалилась ровно наполовину, а она сидела на досках и курила. Была метель. Да, она была в шубе, но даже грузовик едва шевелился. Только волков она боялась. Наверное, всё-таки что-то от женщины у неё было.
Гёста почувствовал, как он дрожит, но не от холода. Он заблудился в лесу. В метель. В ночь. Он даже не различал верх и низ, лево и право. Его охватил такой тошнотворный страх смерти, что в голове заклокотало. От дрожания вен на висках голова заходила на шее. Кажется, он кричал. Но не помнит что, да и слышно не было, такой сильный был ветер. Поскользнувшись, он упал на больную ногу, и завыл. И этот звук он услышал ясно, потому что это был не его вой.
Выли волки. Они бежали между деревьями, гонимые непонятно кем. Или чем. Они неслись, не обращая на человека никакого внимания. «Этот лес сошёл с ума» — решил Гёста. Он посмотрел вперёд. Что могло их напугать? Горы. Неужели лавина? Нет, был бы слышен грохот. Что тогда? Наверное, стоит пойти и посмотреть.

Волк, идущий впереди, словно дразнил Ирму. Чем быстрее она шла, тем дальше он находился от неё. Даже сквозь такую метель увидеть его не составляло большого труда. Причём заметно было то, что сам он шёл неторопясь, тогда как Ирма почти бежала. И когда он остановился, то стал вдруг очень близок к ней.
— Радуйся, ты догнала меня, — сказал он по-волчьи. — Если бы я гнался за тобой, то тебя уже не было в живых.
— Я знаю, что ты не волк.
— Я — твоя тень. Поймай меня и ты убъёшь себя, — метель усилилась и очертания его пропали, словно он был кучей мельчайших снежинок.
— Постой! — крикнула Ирма, но уже в пустоту.
— С кем ты разговариваешь? — раздался тонкий птичий голос.
Маленький Клёст порхал над её головой. Казалось, что он совсем не замёрз. Клёст бодро махал крыльями, перемещаясь то на левую сторону, то на правую.
— Разве ты не видел зверя? — спросила Ирма.
— Я не видел здесь зверей, кроме тебя, — ответил Клёст.
Подул сильный ветер, но он даже не шелохнулся.
— Что ты знаешь про Стужу?
— Так ты не волк? — сказал Клёст. — Как же ты не знаешь про Стужу. Я родился этой зимой и уже знаю о ней. Стужа приходит раз в зиму, и для того чтобы выжить, нужно закопаться поглубже в землю или свить гнездо на самой высокой сосне. Но в этом году Стужа другая. Она жестокая и колючая. Все жгут деревья, чтобы согреть свои дома.
— Почему ты не занят этим?
— Я не знаю как. Когда я родился, моя мать уже была мертва. Я едва смог вылесть из-под неё, когда проклёвывался из яйца. Думаю, я уже мертвец.
Ирма и Клёст некоторое время молчали, а потом оборотень заговорил:
— Ты можешь пойти со мной. Я ищу оборотня и человека.
Клёст помолчал, а потом произнёс:
— Вряд ли от меня будет много толку. Я даже не знаю что такое человек. Могу я просто сопровождать тебя?
Они шли вместе ещё какое-то время, и потом Ирма встала.
— Что случилось? — спросил её Клёст.
— Ты видишь медведя?
— Того большого и мохнатого, который идёт прямо на нас?
— Да. Знаешь, что странно?
— Нет.
— Зимой медведи впадают в спячку.
По морде медведя было видно, что он очень устал. Он шёл неспеша, вразвалочку, его лапы то и дело проваливались в снег. Когда он поравнялся с ними, медведь заговорил:
— Моя бессонница тебя не касается, сейчас многие покинули свои берлоги. Но у меня есть кое-что для тебя — я видел человека, которого ты ищешь. Ему нужна помощь, и если он всё ещё нужен тебе — следуй за мной.

Замёрзший, Гёста позволил себе сесть и ненадолго закрыть глаза. Виски стучали, а голова гудела. Он вконец перестал что-либо понимать. Давным-давно должен был начаться рассвет, он мог бы уже быть на пути домой, но сейчас он не в состоянии дойти даже до хижины. Там, в пещере, можно было по крайней мере переждать бурю. Сейчас он не имеет никакого представления, где находится. Если он не сможет согреться, то умрёт. Гёста подумал, как лесники умирали в зимней буре. Смерть приходила к ним во сне.
Кролик, нёсший что-то сверкающее в своих лапах, перестал глазеть на Гёсту и попрыгал своей дорогой. Наверное он понял, что сидящий у оврага человек — ещё более обречённое на смерть существо, чем он сам. У кролика, по крайней мере, была норка. Гёста уже и не помнил, как сон одолел его, но проснувшись, он едва не закричал. У него не было ружья, чтобы отпугнуть эту махину, бежать он также не мог из-за больной ноги. Поэтому он просто уркнул в овраг так тихо, как только мог и обеими руками закрыл заледеневший рот.
Таких волков он не видел никогда. Хотя, если подумать, не так уж оно было похоже на волка. Шерсть была чёрной и длинной, как у дворовой собаки, ростом эта мразь была около двух метров, не включая головы. Только хвост был истинно волчьим, не сильно длинным, не сильно пушистым. Она и (уж больно знакомый) медведь были в нескольких метрах от него. Обнюхивали грот, в котором Гёста прятался. Должно быть он сходит с ума. Что не так с этим лесом?
И тут что-то шёлкнуло в его голове — да это же единственный шанс спастись. Умереть от бури или от когтей хищника… С последним, хотя бы есть шанс спастись. Можно вспороть этой махине брюхо и лежать в нём — места точно хватит.
Гёста посмотрел на свою трость. Она была достаточно твёрдой и длинной для того, чтобы стать копьём. Приложив немало усилий, он переломил её, острие показалось ему достойным. Гёста глянул на парочку, волк глядел прямо на него, но не шевелился, как будто обдумывал. Медведь, тем временем, возвращался обратно, словно его работа здесь была завершена. Сердце у него вдруг забилось, руки задрожали. Он подождал, пока тварь выдаст свои действия, хотел понять, чего та хотела и на что была способна. Но тот просто глядел на него.
Гёста стал медленно приближаться. Волк делал то же самое, но как-то неловко. Человек осторожничал, а волк боялся. Презрев боль в ноге, Гёста полетел на него. Коряга застряла в пасти, Гёсту поволокло по земле и откинуло назад. Видя, что волк совсем не расположен драться, он совсем осмелел. Он накинулся на него ещё раз и в этот раз попал. Тварь взвыла, попятилась назад. А потом схватила корягу ещё раз и потащила Гёсту, который не выпускал её из рук.
Зверь тащил его, игнорирую кровоточащий бок, а Гёста решил, что просто так упускать он больше ничего не собирается. Спустя какое-то время произошёл ещё один толчок — волк выбросил Гёсту, и тот упал на кучу обломков. Тварь стала пятиться назад, и вскоре пропала из виду, а Гёста остался стоять на развалинах Ирминой хижины. Всё это время он был не так далеко от своей цели.

— Это тот человек, которого ты искала? — спросил Клёст, который всё это время был с ней.
Ирма издала мягкое рычание, наверное оно означало согласие. Клёст промолчал, но всё понял. Ужасно вот так встретить друга, она почувствовала себя одинокой. По крайней мере, теперь он в безопасности. Теперь он может укрыться под обломками, и может быть даже переживёт бурю. А вот как найти оборотня, Клёст не знал. Да разве не идёт он сейчас рядом с оборотнем?
Хлоп-тум — полетели камни. Ирма не сразу почувствовала их. Они не смогли бы причинить ей вреда, пусть даже и были втрое больше, а вот рана, оставленная Гёстой ныла и саднила. Ирма подняла морду. Впереди были кролики, они ставили камни на землю, а затем бросали их задними лапами.
— Чего вам надо?! — закричала Ирма, и голос её был ещё более паршивым и отвратительным, чем прежде.
Кролики на время оставили бросаться. Они прижались друг к другу и молчали, Ирма почувствовала запах их страха. Но тут один из них вышел вперёд.
— Наше братство не накопило огня, наши крольчихи не несут паводок, а солдаты гибнут от холода. Мы убьём тебя, оборотень, съедим твою плоть и станем такими же сильными, как ты.
— Вы никого не раните этой мелочью, — сказал вдруг Клёст, который ни на сантиметр не отошёл от Ирмы даже после её крика.
— Пусть так, — отвечал вожак кроликов. — Мы скорее умрём от клыков, чем от мороза.
Ирма подошла ближе, многие отпрянули назад, но основная часть стояла смирно, приготовив камни и ожидая команды стрелять.
— Я не собираюсь убивать вас, — прорычала Ирма, едва сдерживая вой. — Я прекращу Стужу.

Ветер свирепел. Но Ирма шла, не дрожа и не оступаясь, словно вся эта злоба переходит к ней. Клёст теперь летел позади неё, прячась от ветра за шкурой. Казалось, Ирма забыла о маленькой птичке, которая сопровождала её, потому что когда Клёст, наконец, заговорил, шерсть на ней встала дыбом:
— Ты знаешь, куда мы идём?
— В горы, — ответила Ирма.
— Я не знаю, замечаешь ты это или нет, но такому малышу, как я, очевидно, что мы там умрём.
— Не хочешь умирать?
— Не знаю, я только что начал жить, и эта жизнь мне не нравится. Поэтому мне всё равно, я просто решил сказать тебе об этом.
Зверей больше не было видно, видимо те, которые обитали в горах, убежали подальше, а может быть и умерли.
— Ты видишь волка? — сказала вдруг Ирма.
— Я вижу тебя, — ответил Клёст.
И тут Ирма метнулась вперёд за невидимым зверем. Клёст вцепился клювом за её шерсть и влез в ухо, глядя, как снежинки сливаются в белоснежный водоворот. Только Ирме был виден гиганских размеров волк-оборотень. Она поднимала шмотья снежной пыли, но ближе преследовательница не становилась. И вот волк исчез, словно растворившись в ночи.
— Кто это был? — зашелестел в ухе Клёст.
— Наверное, мой личный Дьявол.
Горы царапали лапы, с каждым подъёмом это ощущалось всё острее. Волки не шастают по горам, зачем, если есть низина, где полно живности. Медведи тоже, что им там делать? Зачем взбираться так высоко? Что там вообще можно найти? Она почувствовала усталость, впервые за все эти долгие часы без рассвета. Ирма обернулась назад — так и есть, стёрла лапы в кровь. А внизу видны только шапки тополей и сосен, да редкие огоньки. Звери жгли собственный лес.
Клёст перестал щебетать в ухо — замёрз. До верха осталось не так уж и много. Ещё поворот. Заледеневший куст бъёт острее, чем когти. Возможно, она передумает, когда окажется на самой вершине. Ещё огоньки. Не может быть, чтобы зверьё забралось так высоко. Конечно, нет, ведь это тот самый волк, которого она преследовала.
— Ты и есть оборотень? — сказала Ирма.
— Оборотень здесь только ты, — ответил тот. — И ещё один, и до него не далеко.
— Тогда ты волк.
— Я только являюсь тебе в виде волка, потому что такое обличье ты выбрала.
Осознав, что это не её противник, Ирма вздохнула.
— Я могу и отобрать жизнь, — заговорил он снова. — Тебе стоит бояться меня.
— Мне надо наверх, — сказала Ирма, и хотя она не испытывала доверия к нему, обошла его и повернулась спиной. Если мне удасться победить, зима отступит?
Тень кивнула. Его дыхание было холодным. Ещё более холодным, чем мороз. Не дойдя до верха, Ирма обернулась — он всё ещё стоял позади, смотря на неё снизу вверх. «Я сожру тебя, даже если ты победишь» — читалось в его взгляде. Ирма пошла, медленно перебирая лапами, едва ли она могла вообще на них стоять. Кругом была снежная пустыня.
Жизнь словно остановилась, только Клёст трепал пёрышками — он замёрз. Снег блестел, так высока была гора, что луна стояла совсем близко. Тени падали высокие, это была тень Ирмы, мохнатая и чёрная, с обвисшими порванными ушами, лапами-сугробами. Брюхо её ввалилось, часть его беспомощно повисла. Была и ещё одна тень. Где-то наверху.
— Покажись, — прорычала Ирма так, что Клёст затрепетал внутри.
— Я не желаю сражаться, — ответил оборотень, всё ещё оставаясь в тени. — Я не хочу умирать и убивать не желаю.
— Зато я жажду убить тебя, — с глотки сорвался вой, больше похожий на скрежет камней.
И оборотень слетел вниз, он был птицей. Его череп был разможжён, перья выдернуты, а киль торчал наружу, как корень из земли. «И ты цепляешься за жизнь?» — подумала Ирма. На конце каждого оставшегося пера текла жидкость, она не была кровью, потому что была не того цвета, думала Ирма. И, падая на землю, эта жидкость разбивалась на сотни осколков, из осколков вырывался холод. Стужа.
— Убей меня, и ты займёшь моё место, — сказал оборотень. — Вместо Стужи на эту землю обрушится иная напасть. Ты даже сама не представляешь, что можешь натворить, и как навредишь лесу, который так защищаешь. Тебе кажется, что это возможно контролировать, можно исправить или вылечить. Но правда в том, что убить меня можешь только ты. А тебя потом убъёт кто-то другой. Возможно, стоит оставить всё, как есть? Тебе не кажется, что жизнь парочки слабых зверьков не стоит того, чтобы тебе страдать так, как я?
Ирма молчала. Она думала. И Клёст молчал, он не хотел мешать. Что он вообще мог понимать, этот Клёст? Пусть Ирма сама решает, как ей быть. Ирма молчала, лишь глотка её продолжала рычать. Клёст вообще подумал о том, что возможно, она совсем разучилась говорить. Потому что когда Ирма распотрошила оборотня, который даже не стал сопротивляться, она выла до самого рассвета. А когда, наконец, стало светло, она спустилась вниз, и нашла самую глубокую пещеру. Но даже до той пещеры долетали капли срывавшейся с ветвей воды, и шебет первых птиц, только что вернувшихся с зимних каникул.