Часть 1 (Глава 1)

Вступление
Переговоры близились к завершению. Уже и речи за поднятыми кубками текли не как в начале, когда собеседники осмотрительно выверяли каждое слово, а свободно, с шуткой и смехом. Отчего не пошутить и не посмеяться, когда главное уже сказано, и не только сказано, но и услышано. И хоть не на свадьбу, а на войну согласились собравшиеся здесь, но решение принято, и путь выбран и ждет. Так что же задумываться и печалиться? Уже думали долго. Три месяца говорил Остролист со старейшинами Великого леса, то почтительно и осторожно, то яростно. Он нащупывал тонкие ниточки понимания, прокладывал дорогу для мысли, разжигал огонь в сердцах. Лед отчуждения таял медленно, но Остролист был терпелив. Недаром среди своих сородичей он считался лучшим переговорщиком. «Лучшим из худших», — посмеивался он про себя. Его соплеменники известны были своим высокомерием и резкостью в речах и делах. А Остролист научился держать в узде свою гордость, не выхватывать меч в ответ на откровенную ненависть, и отвечать на пренебрежение не мечом, а словом. «Ум – это мой острый меч, а спокойствие –мой доспех», — повторял он с тех пор, как волею обстоятельств ему приходилось говорить от лица клана. Бывало тяжело. Его неоднократно пытались убить, пленить или купить. Порой Остролист и сам удивлялся своей удачливости, и относил ее в счет умения держать лицо невозмутимым, как бы ни скребло на сердце, и какие бы тревожные мысли не били в набат. И вот теперь племена Великого леса согласны послать бойцов на помощь клану. Об этом Остролист не без гордости доложил Владыке, как только слово старейшин было произнесено.
Назначение
Владыка эльфийского клана Озерной ветви лорд Шиповник благосклонно выслушал своего переговорщика:
— Я рад, — просто сказал он, (О! Лорд Шиповник отлично знал, как произнести слова благодарности!) – Вы сделали большое дело, Остролист, и те из наших сородичей, кто выживет до подхода помощи альвов Великого леса, возблагодарят Вас. Мы бросили в эту битву все, что имели. Помощь нужна нам как воздух. Я не прошу Вас поторопить альвов, поскольку Вы мне не раз повторяли, что это было бы ошибкой. И я не призываю Вас сюда, на стены штурмуемых фортов. Как обычно, наградой за хорошо выполненную работу является более сложное задание.
Лорд Шип немного помолчал, а затем спросил:
— Знаете ли Вы о Непостроенном замке – обители древних ши?
— Да, мой лорд, — ответил Остролист, — о нем рассказывают в легендах. Но никому из наших сородичей не довелось побывать в нем.
— Значит, Вы будете первым. Вы знаете, о чем просить древних. Как бы ни отнеслись они к нашей нужде, мы должны попытаться. Простите, Остролист, но я не смогу послать с Вами никого из соклановцев. Все, кто остался в строю, нужны мне здесь…
— Не надо продолжать, лорд Шиповник. Я служу клану.

…Недолгие сборы. Много ли вместит дорожная сума? Только необходимое и ничего лишнего. Лесным разведчиком Остролист был раньше, чем стал переговорщиком. Долгий путь? Тем лучше, он уже застоялся на одном месте. Один? Можно не задумываться над каждым произнесенным словом, можно вообще молчать неделю или две. Почти отдыхать. А если захочется поговорить, то лошадь – животное неразумное, ей что бы ни сказал – все сойдет. Меч на поясе, лук за спиной, ветер в лицо… Ветви деревьев над головой, дни и ночи, то верхом, то пешком, как придется… Солнце и дождь, ночной костер… Война еще не добралась в эти места, и можно позволить себе разжигать огонь. Остролист был почти благодарен вождю за это назначение, прекрасно понимая, что вызвано оно жесткой необходимостью. Приказы не обсуждают. Его могли бы послать в бой, но он нужнее в другом месте.
Лагерь клана Озерной ветви
Эльфийский клан Озерной ветви ныне держал свое знамя в землях ликантропского народа, ведущего трудную и затяжную войну с людьми. Ветерок лениво колыхал флаги над яркими шелковыми шатрами. Плавно несла свои воды Серебряная река. На зеленой траве паслись кони.
Лагерь клана выглядел опустевшим. Воля вождя разбросала соклановцев по разным землям. Кто-то командовал полевыми отрядами, кто-то защищал форты, кто-то, как Остролист, выполнял иные задачи. В лагере остались лишь женщины и дети.
Лагерь выглядел тихим и беззащитным, но это ради него рвались в битву яростные мужи, и сюда сородичи возвращались, чтобы отдохнуть и исцелить свои раны. Они защищали свой дом и свое сердце.
Сюда, к леди Крапиве, стекались сведения обо всех невоенных делах — о транспорте, снаряжении и продовольствии, без которых даже лучшая армия не сможет сражаться, и вести от переговорщиков, из которых Остролист — лучший. Уже две недели как он отбыл в сторону Непостроенного замка.
Леди Крапива вздохнула и начала прокладывать канал. Есть связь! Остролист ответил сразу, но голос его звучал устало: «Я достиг Непостроенного замка. В предгорьях меня встретили, и не скажу, чтобы встречающие были мне рады. К счастью, они решили спросить мнение вождей…» Сердце женщины болезненно сжалось, за скупыми словами она поняла, как именно встретили их посланца. Остролист продолжил: «На Совете мнения разделились. Но все же они согласились меня выслушать…» Крапива с облегчением вздохнула. «…Но не сейчас, а после того, как каждый из тех, кто считает себя оскорбленным или обиженным нашим кланом, вызовет меня на поединок в течение лунного месяца. Если я не проиграю, то Совет выслушает нас. Таково условие. Я согласился.» Крапива ясно представила, как Остролист пожимает плечами. Он согласился! А что ему оставалось?

Закончив беседу с Остролистом, леди Крапива несколько минут просидела без движения, пытаясь подавить подступившее к горлу волнение: «Как мы могли так просчитаться? Очарованные легендами о древних родичах, в час великой нужды, когда чаша весов склоняется на сторону противника, и остается лишь погибнуть раньше, чем проиграть, как мы могли забыть, что у древних есть кровавый счет к своим потомкам? Двадцать восемь дней поединка! Будь на месте Остролиста мастер клинка или высокий маг, можно было хотя бы надеяться на благополучный исход. Но, Остролист силен не мечом, а словом. Биться с альвами для него означает верную неотвратимую смерть!»
Крапива вызвала армейский штаб и пересказала Владыке тревожные новости, рискнув высказать свои опасения:
— Лорд Шиповник, мне кажется, что Остролиста надо спасать из Непостроенного замка.
Шиповник ответил медленно, слегка растягивая слова. Крапива знала за своим сыном такую привычку. Когда надо было принимать быстрые решения, лорд Шип замедлял речь, а мысли его в это время неслись с бешеной скоростью.
— Леди Крапива, Вы забываете, что Остролист не только переговорщик нашего клана, но еще и воин. Воин сражается там, где ему выпало сражаться.
Крапива поняла, что решение принято, и ей остается смириться. Шиповник заговорил мягко:
— Что Вы предлагаете, мама, связать его и спрятать? Разве по своей воле он откажется от данного им слова?
Сын был прав, и его правота была подобна смертному приговору. Леди Крапива неохотно согласилась:
— Я признаю, что мое предложение глупо. Но что же делать?
Владыка ответил сочувственно:
— Как всегда – сражаться, сделать все возможное, и надеяться на удачу.
— Мы служим клану, а клан служит нам, — ответила леди Крапива ритуальной фразой.
Непостроенный замок
Ранним сырым утром Остролист смотрел в небо с отрога горы, который здесь называли Драконий насест. Утес и впрямь имел площадку, на которой мог бы приземлиться крупный дракон. Утро выдалось серым и сумрачным под стать настроению эльфа. Редкие рваные облака ползли по небу как стая ленивых медуз. За горы в сиреневую дымку садилась убывающая луна, не желая встречаться с грядущим днем. Внизу в долине еще царила тьма, А вершины гор уже позолотили первые солнечные лучи. «На восток от солнца, на запад от луны,» — меланхолично размышлял Остролист, — «так говорилось в детской сказке о расположении тайного и чудесного замка, где обитали великаны. Вот уж не думал, что окажусь здесь. Луна красная – прольется кровь, — еще одна старинная примета.» Ветер задул сильнее, и Остролист покрепче запахнул плащ. На этой высоте промозглый туман леденел и впивался в лицо колючей снежной пылью.

Вчера он сорвал голос, пытаясь докричаться до каменных великанов, которые швыряли в него камнями. Лошадь убили, придурки. Хорошо, что они такие медленные, и если раз пять повторить одно и то же, то начинают думать. Хуже то, что орать во всю глотку приходилось, перебегая от укрытия к укрытию, иногда прыгая из стороны в сторону. Синяки, ссадины и порванная одежда не украсили его, когда каменюки соблаговолили проводить его в замок, и, не прошло и шести часов, он предстал перед советом. Остролист поморщился. Неприятно, когда на тебя смотрят как на назойливую муху. Впрочем, ладно. Священные законы гостеприимства знакомы и древним. Если уж путник вошел под кров, то его не убьют, прежде чем не накормят и не напоят. Надо ли сомневаться, что Остролист ел и пил медленно, зато говорил много.

Его привели в зал, где было тепло от огня, полыхавшего в камине, а оранжевый свет факелов и свечей заставлял дрожать тени. Во главе стола сидели пятеро. Орк. Невозможно на него было смотреть, потому что его облик обжигал взгляд как огонь. Каменная великанша, массивная и недвижная как скала. Двое альвов с черной лоснящейся кожей. Лесной тролль, как замшелый остов дерева, неожиданный здесь среди камней, но единственный, на ком взгляд эльфа мог остановиться и отдохнуть. Остролист выбрал его в собеседники, когда приветствовал присутствующих, но ответил ему один из альвов, седовласый:
— Что за мотылек залетел на наш огонь? Отщепенец вернулся к истоку? Или смерти ищешь, так я могу ее дать. Мясо твое украсит наш стол, кровь наполнит кубки, а кости пойдут на корм собакам.
— Не такой встречи ожидал я, когда дни и ночи шел сюда, неся свои вести. Думал я, что найду здесь великих воителей, славных тем, что не вкладывают они меч в ножны. Сотни лет назад клялись вы выйти на битву с человеческим племенем. И доныне помнят среди живущих о вашей клятве, и рассказывают о битве у Трехрогой горы. Но не знал я, что ши заключили мир с людьми, и отвага покинула ваши сердца.
— О битве поют, говоришь? А поют ли о том, как земля раскололась под нашими ногами, и как бежали мы с поля боя, и как тех, кто не успел убежать, заточили в Замке смерти? О великой скорби поют ли, внук моих внуков и потомок моих потомков?
— Об этом шепчут те, кто знает. Но все же поют о доблести и мужестве, а об отказе от битвы петь не будут.
Ответил лесной тролль:
— Зовешь ты нас на битву, даешь советы, как весенний лист, что советует старому дереву. Докажи, что сам храбр и доблестен…

Когда слово было сказано, и Остролист обещал выходить на поединок каждый день лунного месяца, его проводили в покои. Он опустился на каменное ложе и уснул сразу, как только за провожатым закрылась дверь,… то ли гость, то ли пленник… он провалился в сон, и проснулся в ночи. В открытое окно задувал ветер, и лунный свет серебрил листья деревьев. Ночное предвиденье, а может, чутье, пробудило его за несколько мгновений до вызова на связь.
Голос Великой матери звучал как с той стороны света. Остролист не мог отделаться от ощущения себя уже мертвецом, похороненным в этих каменных стенах, поэтому докладывал сухо и кратко. Не хватало еще, чтобы его чувства помешали общему делу!
Еще через час с Остролистом связался лорд Шиповник и пообещал к утру прислать свиту и снаряжение, соответствующее статусу представителя Озерной ветви:
— Мы отправим к Вам второго лучшего лекаря нашего клана – Живинку, дочь Тиса. Отнеситесь внимательно к ее советам. Также мы пришлем разнообразные образцы оружия. Военный вождь будет ежевечерне консультировать Вас о лучшей тактике предстоящего поединка. Я посылаю Вам свиту из наемников, но все они – высокие эльфы, поэтому у хозяев замка не будет причин для недовольства. Итак, на рассвете найдите место, куда мог бы приземлиться мой ящер. Удачи Вам, Остролист. Будем надеяться на лучшее.
— Благодарю, мой лорд. Я служу клану!
Остролист встал. Заснуть все равно не удастся, а до рассвета осталось несколько часов, чтобы подыскать подходящее место. Интересно, сторожат ли его гостеприимные хозяева? Остролист привел свою одежду в порядок, насколько это было возможно, и решительно вышел из комнаты.
Найденный им в коридоре гном долго не мог понять, чего от него хотят.
— Какой такой ящер? Дракон, что-ли? Так на то есть Драконья башня. Только идти уж больно далеко. Драконы сюда давненько не залетали. Я не видел, отец мой не видел. Дед, старый уже был, рассказывал. В Драконьей башне они жили, свадьбы свои там справляли. Только нет больше драконов, повывелись. Как так, живут? Правда, что ли?, — после сообщения Остролиста, что он лично был знаком с двумя драконами, гном начал смотреть на него, как ребенок, которому пообещали конфету, — с восхищением, но, в то же время, с подозрением и опаской.
— Да, Вы не шутите ли, уважаемый? Доставит Вашу свиту? О-о! Прилетит и улетит, говорите? Тогда поближе будет Драконий насест. Это почти что и недалеко, отсюда вверх. Могу проводить уважаемого. А можно мне посмотреть? Ну, чтобы детям потом рассказывать. Вы не думайте, я спрячусь так, что и незаметно. А можно я братьев приведу? Всего трех, чес-слово! А то ведь не поверят, землеройки! Можно, а?
Остролист, утомленный гномским многословием, равнодушно кивнул, и гном тут же юркнул за ближайший камень. «Вот ведь незадача», — раздраженно подумал эльф, — «ждать его теперь или искать другого проводника?» Впрочем, гном вынырнул из камня довольно быстро:
— Пойдемте, уважаемый! Вот здесь ступенечки, осторожно. А здесь потолок низкий, голову не ушибите. Третий поворот налево, будьте любезны. Крепь слегка прогнулась… Но Вы не беспокойтесь, поставлено на века, выдержит…
… Ведомый своим проводником Остролист петлял по коридорам, поднимался по лестницам все выше и выше. И когда они вышли на открытую площадку, у него перехватило дыхание, как высоко они забрались.

Остролист остался ждать на Драконьем утесе. Эти несколько часов, проведенные в полудреме, полу-медитации он ощущал себя как маяк на вершине горы, как цель для невидимого еще корабля. Наконец, ожидание наполнилось присутствием. Сначала сознания Остролиста осторожно коснулась мысль Великой матери: «Ящер уже близко, его направляет сам Шиповник. Никто другой не смог бы так быстро найти тебя», — сказала она.
Если Крапива решилась побеспокоить его, значит посланцы уже недалеко. Остролист поднялся, разминая затекшие мышцы. Ночные облака убрались, и небо стало пронзительно ясным, и в этой ясности мыслесвязь протянулась как шелковая нить. Остролист рывком повернулся туда, откуда пролегла нить, и сначала внутренним взором увидел мерцающий узелок, а затем и глаза узрели черную точку, которая стремительно приближалась.
«Лорд Остролист!» — в мыслях Остролиста голос Владыки прозвучал как раскат дальнего грома.
«Лорд Остролист…» — ему вторил голос Живинки как звонкая капель.
«Мое почтение, лорд Шип. Здравствуй, племянница», — откликнулся эльф.
Ящер заложил вираж и стремительно рванул вниз. Остролист отступил ко входу, под укрытие каменной галереи, опасаясь, что его сметет эта махина.
Летучий гонец грузно приземлился, издав возмущенный рык. В отличие от драконов, ящеры разумом не обладали, зато славились скверным характером – вспыльчивым и склочным. Ящера могла подчинить лишь железная воля. И Остролист из укрытия следил за тем, как Владыка усмиряет вздорное существо размером с небольшой форт, и как ящер покоряется своему хозяину, припав к земле и раскинув крылья.
Эльфийка соскользнула с чешуйчатой спины, отдала свите приказ разгружать, и завертела головой, высматривая Остролиста. Тот вышел навстречу, улыбаясь:
— Здравствуй, племянница.
Живинка в ответ радостно сверкнула глазами и сделала порывистый шаг навстречу. «Хорошие дети у родича Тиса», — растроганно подумал Остролист. Живинка и брат ее Ворон выглядели как отражение друг друга – черноволосый голубоглазый Ворон и белокурая черноглазая Живинка, оба – талантливые врачи и маги. «Не завидуй», — горько напомнил себе Остролист, — «твоя дочь ничем не хуже, хоть магия ей недоступна, но у каждого — свой путь».
При воспоминании о своих близких тоска охватила Остролиста. Как утопленник смотрит из-под воды на яркое солнце, так Остролист взглянул на ящера, который собирался пуститься в обратный полет. «Всего несколько часов, и эта зверюга вернется в становище клана, где мои жена и дочь, мои братья и сестры, и их дети, где вода без яда, воздух без горечи, туда, где лежит мое сердце», — подумал он.
«Хороший выбор – отдать свое сердце в руки женщины», — сказал Владыка.
Остролист вздрогнул всем телом как конь, которого ударили плетью, хотя в словах Владыки не было и капли осуждения, а лишь понимание.
«Нет! Нет ни жизни, ни смерти», — слова литании ложились на ум, и Остролист ухватился за них, чтобы не погрузиться в водоворот безнадежности, — «нет ни печали, ни радости, а есть только путь, который нужно пройти, как бы тяжел он ни был, даже если этот путь ведет к смерти».
«Я здоров», — сказал Остролист, — «ни болезнь, ни слабость не одолеют меня. Я – камень в основании здания. Я – стрела на тетиве, я – пламя битвы, я – мощь водопада, я – один из листьев Великого леса. Я не отступлю».

Вечер и утро первого поединка
К вечернему пиру лорд Остролист вышел в богатой одежде, и свита сопровождала его. Как равный сел он за стол с хозяевами.
— Вот гость пришел к нашему столу, — возгласила каменная великанша Ситайя, — гость, чья отвага взывает к отваге племен. Есть ли кто-нибудь, кто ответит на его вызов?
Поднялся из-за стола молодой орк:
— Если старейшины не запретят мне говорить, то я отвечу на его вызов. Вы назвали его гостем, этого бродягу, альвийского выкормыша, но зачем он нам? Он испорчен людьми, он – ошибка, слабый и кривой побег сильного древа. Волею Хозяйки смерти наш мир загрязнен людьми, болен людьми. Эту заразу мы истребим рано или поздно. Так зачем нам щадить тех, кто не сохранил изначальную чистоту своей природы? В огонь всех, кто искривлен! Огонь пожрет их, и нам станет легче дышать. Я убью этого эльфа, и я убью всех его родичей, и всех людей! Таково мое слово! – орк грохнул кулаком по столу, и жадно припал к кружке.
Седоволосый альв Ротри с усмешкой посмотрел на Остролиста:
— Что скажешь, гость? Принимаешь ли ты этот вызов?
Остролист поднялся. Он смотрел, как орк опустошает кружку, и, пока Остролист молчал, в зале наступила заинтересованная тишина.
— Я отвечу, — Остролист заговорил спокойно, негромко, — Вижу, что за свои обиды дети Муспельхейма желают взять виру моей жизнью. Достойный повод для вызова на битву. Славный противник достался мне. Обвиняет он Хозяйку смерти, негодует о людях, а отведать желает моей крови. Не против Хозяйки обнажит он завтра свой меч, не против людей пойдет в военный поход туда, где противостоят людям мои сородичи, а против меня, переговорщика, выступит он завтра. Говорит он так, будто мой клан – враг и оркам, и альвам, и другим изначальным, а удар нанесет по противоборцам людей. Ни я, ни мой клан не желают победы людям, и за это завтра я выйду на поединок, и убью его, защищая мир от людей. Таково мое слово!
Остролист выпил свой кубок, и ушел из зала, и его свита вместе с ним.
Остаток вечера провел Остролист в беседе с военным вождем клана Озерной ветви – лордом Нукумасалетьеном, а о чем они беседовали – никто не знает, но выбрал Остролист для завтрашней схватки меч, что прислал лорд Нукума, и кольца с белыми и синими камнями.

Ранним утром, когда солнце еще не поднялось, а лишь осветило снеговые шапки на вершинах гор, вышел Остролист на арену. Каменный круг ограничивал место битвы, и немало любопытных явились взглянуть на поединок. Из доспеха надел Остролист кольчугу и шлем, и вышел в круг с мечом в руке. А противник его сбросил кожаную куртку, и похвалялся, что одним бичом сможет он одержать победу. Удар орочьего бича оставлял на камне выжженный след — такова была сила детей Огненного цветка Муспельхейма.
Старейшина дал сигнал к началу поединка, и сошлись ратоборцы в круге. И вокруг орка все горело, но Остролист тушил это пламя завесою дождя и льда. Напрасно огненный бич пытался достать супротивника. Меч Остролиста юркой рыбкой ускользал от атак и сам атаковал. Хором вздохнули зрители, когда меч дождя испил огненной крови. Навзничь упал орк, а Остролист пошатнулся. И присудили старейшины победу Остролисту. Тогда бросились на арену свитские Остролиста, и увели его, обожженного, задыхающегося, в покои.

Вечер и утро второго поединка
Вечером вышел Остролист на пир. Были на руках у него повязки, и свитские подносили ему кубок, потому что тяжело было Остролисту держать кубок в обожженной руке. Встал против Остролиста белый альв, был он высок и строен, и руки его украшены драгоценными перстнями.
Сказал альв:
— У каждого народа свой путь. Наши предки избрали путь, а дело потомков – следовать ему. Тысячелетия катятся как волны, народы появляются и исчезают, но альвы были, есть и будут. Таков порядок. И вот приходит на совет старейшин сын племени, которому и сотни лет не исполнилось, и грозит нам бедой, и пугает нас смутой, и уговаривает взяться за оружие. Не сам ли он первый смутьян и посягает на устои? Слова его легче, чем песок на ветру, а наши обычаи старше гор. Мой народ не воюет с людьми. Люди появились, люди исчезнут, мы же будем всегда. Оскорбительны для меня и моего народа угрозы пришельца, и потому я вызываю его на поединок, и пусть он испытает на себе мощь и тяжесть слова моего народа.
Усмехнулся Остролист:
— Видно, пожалел ты меня, воин, что предложил драться на словах. Руки мои еще не твердо держат меч, но язык хорошо подвешен. Племя мое не так уж и молодо, ибо дед моего Владыки держал свой Дом не меньше пяти тысячелетий, отец моего Владыки бессмертен, а мой Владыка переживет и тебя, и твое племя. Я – всего лишь его слово. И если завтра ты будешь говорить словом своего племени, то я буду голосом моего Владыки, и даже если язык умрет, то голос продолжит звучать.
— Вызов был произнесен, и был принят, — подтвердили старейшины. И Остролист покинул пир.

— О чем ты говорил? – спросила Живинка, врачуя раны Остролиста.
— Сам не знаю, — пожал плечами Остролист, — кружево беседы прихотливо, и поединок уже начался. Мое дело – не отдать победы врагу раньше, чем остановится мое сердце. Я согнулся как натянутый лук, а потом ударил, когда противник решил уже, что я слаб. Правду ли я сказал, узнает только один из нас.
«Альв сам построил себе ловушку», — громыхнул в его мыслях голос Владыки, — «Завтра ты будешь говорить моими словами. Я вложу их тебе в память, и ты вспомнишь, когда будет нужно. Непростой достался тебе поединщик, но оружие уже названо. Воспользуйся им, мой Голос».

Утром вышли поединщики на арену, и начал альв чародейную песнь, а Остролист слушал и отвечал. На незыблемость он отвечал изменчивостью, на свет – тенью, на смертельный шепот – боевым кличем. Близко тогда подобралась смерть на мягких лапах. Шорохом дождя, сном и усталостью подкрадывалась она. Но пропел Остролист боевой клич Озерной ветви, и вплетено было туда слово на изначальном языке, языке власти и смерти, а как оно там оказалось никто не помнит, и никто не знает, кроме разве что Владыки Шиповника, который вплел его туда, чтобы ударить один раз, и победить. И упал на арену белый альв-чародей, пораженный волшебным словом.

Вечер и утро третьего поединка
Пришел Остролист вечером на пир, и встал против него каменный великан.
— Имя мое Грен, сын Гранита, — сказал он, ударив себя тяжелым кулаком в каменную грудь, — я вызываю тебя.
— Пусть Грен, сын Гранита, огласит причину, по которой вызывает на бой пришельца, — сказали старейшины.
— Разве мне нужно искать оправданий? — возразил великан, — Разве не свободен я в своих поступках? Я ем, когда хочу, и сплю, когда хочу. Я делаю так, как захочу. Вот причина.
Захохотал черный альв Гурт, из старейшин, а каменная великанша Ситайя вздохнула:
— Грен хочет драться. И кто оспорит?
Не нашлось никого, кто оспорил бы вызов. Усмехнулся Остролист:
— Бывает и так. Много времени провел я в дороге, и не в новинку мне кабацкие драки, драки без причины. А в таких драках и оружие может быть любым, какое под руку подвернулось, тем и дерутся. Что ж, Грен, встретимся завтра на арене, каждый при своем.
— Вызов брошен, и вызов принят, — огласили старейшины, и Остролист ушел с пира.

«Какое оружие мне взять?» — спросил Остролист, и ответил ему лорд Нукума: «Противник твой силен, но недалек в своих мыслях, потому и решение простое – возьми револьверы, что привезла Живинка. Имя им — Громобои, и они хороши для кабацкой драки, где нет места ни уважению, ни ритуалу.»

Утром вышел Остролист на арену. Бросился к нему великан Грен, сжимая в лапах каменную дубину, возжаждав прихлопнуть эльфа, расплющить в кровавое месиво. Успел Остролист выстрелить. Первым выстрелом оторвало Грену руку по самое плечо. А вторая пуля вошла ему в грудь, и брызнули кровь и мясо, и упали, превращаясь в камни, и рухнул Грен, не успев добежать до своего противника каких-то пару шагов.
Так закончился третий день поединков.

Четвертая победа
Вышел Остролист вечером на пир. Но прежде, чем успел он опуститься на свое место, кинул один из гостей кусок жирного мяса так, что упало оно перед Остролистом на сиденье и испачкало его. Гнев охватил Остролиста, и крепко пришлось ему держать себя, чтобы не позволить гневу излиться.
Посмотрел Остролист на того, кто бросил мясо, а был это эльф, в черных одеждах, кожа его была цвета пепла, и повадка убийцы. Сказал Остролист серокожему:
— Вижу, что хотел ты оскорбить мою задницу. Похоже, что непривычно тебе встречаться с мужчиной лицом.
Сначала все замерли, а потом по залу раскатился дружный хохот. Смеялись альвы и тролли, великанша Ситайя хохотала как камнепад грохочет, а Гурт утирал слезы от смеха. Вскочил серолицый и змеиным движением выхватил клинок. Но где ему тягаться со старым Гуртом. В миг оказался тот рядом, был там, а стал здесь, и перехватил руку серолицего:
— Позор тебе, пришелец, не знающий правил вежества. Кто нарушает законы хозяев, тот ставит себя вне закона. Убирайся отсюда, невежа! Эй, Кром и Круаху, проводите его.
Подхватили серолицего черные альвы, и поволокли прочь из зала. Недолго они отсутствовали, и вскоре вернулись, облизывая окровавленные пальцы.
Сказал Гурт, держа в руке меч пришельца:
— Не должно приходить на пир с мечом, но можно с мечом уйти с пира.
И обратился он к Остролисту:
— Возьми меч как виру за обиду, и знай, что хозяева не хотели тебя оскорбить.
Принял Остролист оружие и спросил Гурта:
— Мне отдаешь меч вызвавшего, и значит я победил?
Задумался Гурт, но сказала Ситайя:
— Ты, Гурт, сделал, и ты сказал. Ты признал его победу. Пусть будет так.
И чествовали на пиру Остролиста как победителя. И следующим утром никто не вышел на арену.