Часть 2 (Глава 2)

Вечер и утро пятого поединка
Вечером пришел Остролист на пир. И встал против него серый альв, и сказал:
— Я вызываю тебя на поединок, лорд Остролист. Имя мое Урсус, сын Перт. Знают меня здесь, и знают мое племя.
— Причина! Пусть скажет причину! – загомонили в зале.
— Скажу, — согласился Урсус, — но пусть мое слово прозвучит после слова моего поединщика. Скажи мне, лорд Остролист, зачем пришел ты сюда?
Горько стало Остролисту, что вызвал его на бой серый альв. Ведь это племя ближе других было клану Озерной ветви. Четверть года прожил Остролист в Великом лесу, говорил с ними, ссорился и мирился, и появились у него друзья и побратимы среди серых альвов. Но смирил Остролист свою горечь и начал говорить. Гладко текли его слова, потому что не один, и не десять раз рассказывал он эту историю, а сколько раз – уже не перечесть:
— Никто из вас не ходит на запад от ваших земель, потому что там царство Хозяйки смерти, земли смертных. Давно это было, когда на западных границах поселились эльфы и ликантропы-оборотни, и отгородили собой земли ши от земель людей. Проходили тысячелетия, и немногие эльфийские Дома выжили, но поголовье ликантропов было все также многочисленно.
— Зачем рассказываешь о неразумных? – проворчал Ротри, обгладывая баранью кость, — какое нам дело до зверьков, выращенных эльфами?
— Зверьками называют их и люди, — продолжал говорить Остролист, — а людей становится все больше, им тесно в своих землях, они расселяются по миру, и на каждом из уровней вы найдете либо их селения, либо следы их присутствия. Люди наступают на восток. Мой клан помогает ликантропам сдерживать людей. Но нас мало. Когда мы погибнем, оборотней сомнут, и армия людей придет в земли ши. Ши немногочисленны, а людей неизмеримо больше. Ши сильны волшебством, а люди – искусством. И лишь вопрос времени, столетий или даже десятилетий, когда люди придут под стены Непостроенного замка.
— Благодарю, лорд Остролист, — учтиво улыбнулся Урсус, — Вам, старейшины, вот мой ответ – я буду драться за то, что мое племя никогда не увидит людей на своей земле. Завтра на арене сталь рассудит нас.
Урсус ушел, и Остролист поднялся, чтобы удалиться в свои покои.

«Я не понимаю, о чем он говорил», — Остролист расхаживал по каменному полу, баюкая в руке подаренный меч. Мыслесвязь с Шиповником настигла Остролиста внезапно, подобно волне. «Ты сомневаешься?» — опасно вопросил Владыка. «Нет!» — Остролист вогнал меч в стойку для оружия, — «Не в том, что мы правы… Я сомневаюсь, что смогу убить его…»

Утром вышел на арену Остролист, и против него вышел серый альв Урсус. Заметил Остролист, что много воинов из племени Урсуса собралось вокруг арены, и были они в боевом облачении. Но спрятал Остролист тревогу в своем сердце, и невозмутимым осталось его лицо.
Обнажил Остролист меч, а Урсус взял в руки короткий и широкий нож. Быстрым движением взмахнул Урсус клинком, и порезал себе плечо. И сказал Остролисту:
— Вот моя кровь, посланец Озерной ветви. Прав твой вождь, желающий остановить людей на наших границах. Не теряя ни дня, ни часа, отправляюсь я с моими воинами, чтобы сражаться бок о бок с Озерной ветвью, чтобы остановить людей».
Перехватило горло у Остролиста, и не смог он сказать ни слова, пораженный честью и благородством Урсуса. Скрепили они дружбу крепким рукопожатием, и ушел Урсус со своими воинами. А Остролист отправился в покои, чтобы никто не успел заметить слезы в его глазах.

Вечер и утро шестого поединка
Вечером пришел Остролист на пир. Был там болотный тролль, огромный, зловонный, с чешуйчатой морщинистой шкурой и длинным шипастым хвостом. Горько жаловался он, что пришлось покинуть родное болото, милые топи и трясины, где так славно было охотиться на мимоезжих путников. Злобно горели его красные глазки, и слюна истекала из пасти.
— Сказали мне, — пробулькал тролль, — что есть для меня здесь добыча, странник мимохожий, забредший сюда. Люблю я сладкое мясо лесных зверушек, неосторожных оборотней, да и эльфийским мясом не побрезгую. Нравишься ты мне, моя добыча. Будет у меня завтра вкусная еда.
— Смотри, не подавись, — надменно ответил Остролист, — может и сладко мое мясо, но встанет тебе поперек горла мой меч из острой стали.
Заухал, захохотал тролль, ухватил толстыми пальцами железный вертел, с насаженной на него козлятиной, и взялся его пожирать, мясо вместе с вертелом пережевывать, перемалывать челюстями.
— Также и тебя сожру, — пропыхтел он.
Поднялся Остролист из-за стола, и обратился к старейшинам:
— Что, Ротри, не осталось других бойцов, что выпускаешь против меня эту ненасытную утробу? Если так, то взрежу я его завтра от глотки до хвоста, чтобы вывалился наружу его желудок.
— Вызов брошен, и вызов принят, — громыхнула каменная великанша Ситайя.

Утром вышел Остролист на арену, и против него выполз болотный тролль. Неловким и небыстрым казался болотный тролль, ведь до сих пор подстерегал он свою добычу в засаде, но был он выносливым и терпеливым, и полз за Остролистом, надеясь измотать его. Остролист же танцевал вокруг, но меч не мог пробить троллиную шкуру, и отлетал с жалобным звоном. Тогда ударил Остролист в глаз чудовищу. Заревел тролль, раскрыл свою ужасную пасть, а Остролист извернулся, и ударил мечом ему в небо, так что сталь вошла в мозг, и тролль умер.

Вечер и утро седьмого поединка
Следующим вечером вышел Остролист на пир. Встал против него черный альв в богатой одежде. Браслеты белого золота украшали его руки, а на плечах покоился плащ из птичьих перьев.
— Я Сигурд из клана Черного орла. Я лучший из воинов своего клана. Пусть певцы скажут.
Принялись расхваливать Сигурда певцы, а Остролист ждал.
Сказал Сигурд Остролисту:
— Доблесть твоя достойна того, чтобы я вызвал тебя на поединок. Не искал я этой встречи, но ты сам явился в мой дом. Не стал бы я марать руки, убивая слабого, но ты — достойный противник. Слышал я, как пугал ты нас искусством людей. Твой народ ни там, и ни здесь. Вы как люди идете путем Илмаринена. Завтра сойдемся мы в схватке, и твое искусство не принесет тебе победы.
— Думай как хочешь – ответил Остролист, — завтра арена нас рассудит.
Поднял кубок старейшина Ротри:
— Хоть ты и хорош, Остролист, но не пожелаю я тебе победы, потому что вызвал тебя Сигурд, мой племянник. Он славный воин.
Сказал Сигурд:
— Знаю я твой клан, и помню тебя, Остролист. Стояли мы друг против друга на Радужном мосту. Многие погибли в тот день. Я рад, что ты выжил и пришел сюда, чтобы мог я тебя убить.
Сказал Остролист:
— Завтра на арене мы сойдемся в схватке. А сегодня давай восславим битву на Радужном мосту, потому, что было это великое деяние, достойное легенды.
— Согласен, — ответил Сигурд, и продолжил:
— Когда поднимался я на Радужный мост, то кровь моя пела, и я был пьян от восторга. Истинный вождь вел нас, чтобы исполнить пророчество, и каждый шаг приближал к легенде. Выпьем за безумие и славу!
И Остролист поднял кубок:
— Когда лорд Нукума привел нас на Радужный мост, то сердце мое защемило от красоты. Вся земля лежала у нас под ногами. Оттуда, с радуги, сделались видны мне и облачные чертоги Асгарда, и яростное подземное пламя Муспеля, и сумрачные залы Хель. Не думали мы, что останемся в живых после этой битвы, но знали, за что готовы принять смерть. Выпьем за красоту и отвагу!
Воскликнул Сигурд:
— Вижу, что ты не менее безумен, чем я. Не таков твой вождь Нукума. Воспользовался он оружием людей, чтобы победить нас, и в той битве был он на стороне людей.
Возразил Остролист:
— Не знаешь, что говоришь о моем вожде. Исход схватки решил дракон Кай. Своей смертью он погубил многих, и дал спастись многим.

Утром вышли бойцы на арену.
Начал Сигурд менять обличья. Стал он громадной птицей с железными когтями и каменным клювом, поднялся в воздух, и сверху атаковал Остролиста. Успел тот бросится на землю так, что железные когти лишь просвистели над ним.
Захохотал Сигурд:
— Будь ты мышью, то сумел бы спрятаться от меня в траве, но не растет трава на арене.
— Не повезло тебе, что я не мышь, — ответил Остролист, — Не хочу, чтобы ты нагадил на меня сверху по обычаям птиц, вот и увернулся.
Разгневался Сигурд, окутался темным ветром, как ураган налетел на Остролиста. Так ужасен был облик Сигурда, что гоблины и гномы, пришедшие посмотреть на поединок, бросились бежать, будто смерть преследовала их.
Сошлись бойцы в рукопашной. И зрители, оставшиеся наблюдать за схваткой, видели, что отступает Остролист, и арена окрасилась кровью.
Отпрянул Сигурд, и вновь взвился в воздух, а Остролист пошатнулся и упал.
— Победа Сигурду! – возгласил старейшина Ротри, — противник повержен.
— Милосердия! – вскричала Живинка, но голос ее потонул в криках и реве зрителей.
— Убей! – бесновались вокруг.

…Остролист видел свою смерть, она неслась из самой синевы небес, готовясь залить чернотой все вокруг. В его мыслях возник спокойный голос лорда Нукумы: «Мы уже заплатили по этому счету. Просто перейди на другое поле». За мгновение до смерти Остролист вспомнил. Тогда, в лабиринте, погиб Крепкий дуб, но его смерть открыла дорогу. Это знание не забыть и не потерять. Был там, а стал здесь.
Чудовищный орел врезался в арену. Умирая, Сигурд вернул себе истинный облик, и птичьи перья таяли на камнях, оборачиваясь изорванным плащом.
Остролист с трудом поднялся, опираясь на меч. Шагнуть он не решался, опасаясь, что упадет. Стоял и ждал. Рядом умирал Сигурд. Последняя судорога скрутила его тело, и он замер. Над ареной повисла тишина.
Для зрителей поединок закончился, но не для Остролиста. Сейчас он сражался за то, чтобы устоять, за каждое мгновение. Еще одно выиграно, еще…
— Победа – Остролисту, — услышал он издалека, после чего наступила тьма.

Остролист очнулся от того, что по его щекам ползли капли.
— Пей, пей, пожалуйста, — уговаривал женский голос. «Это не Элли», — подумал Остролист, но согласился пить. Сладкая вода дарила жизнь.
Как прекрасна Элли среди высоких трав августовским полднем. Небо дышит зноем, а ее губы мягкие и прохладные. Но Элли никогда не плачет! Остролист попробовал шевельнуться, и вновь все кануло во тьму, – и августовский полдень, и плачущая Элли.
Второе пробуждение было хуже. Остролист прекрасно помнил все – арену, схватку, победу, но тело не слушалось его. По телу была разлита боль и слабость.
— Сколько времени? – хрипло спросил он.
— После полудня, – встревоженно откликнулась Живинка, наклоняясь к нему.
— Племянница, сделай так, чтобы я смог встать.
— Лорд Остролист, вы серьезно ранены, — попыталась возразить Живинка.
— Милая, здесь это никого не интересует. Важно лишь то, что вечером я должен быть на пиру, а завтрашним утром драться.

Вечер и утро восьмого поединка
Когда Остролист вышел вечером на пир, он сразу заметил, как изменилось отношение к нему. Если раньше на него глазели, как на диковину, или не замечали, или наоборот, презрительно обращали внимание, то теперь на него смотрели с опаской, или испуганно прятали взгляды.
Старейшина Гурт приветствовал Остролиста, но и он отвел глаза:
— Похоже, мы мало знаем о клане Озерной ветви, если ты до сих пор с нами, — пробормотал Гурт.
— Меня обвиняют в том, что я до сих пор жив? – вопрос Остролиста прозвучал вызывающе.
Гурт примирительно покачал головой:
— Не обвиняют. Сядь, выпей вина. Ходят слухи, что тебе покровительствует сама Хозяйка смерти.
— Я сражался на вашей арене, и вы – свидетели того, что поединок был честным. Если бы Хозяйка вмешалась, то как я мог бы это скрыть?
Шепот и гул голосов в зале усилился, и вновь стих.
— Ты не альв, но умеешь ходить путями альвов, — подала голос Ситайя.
— Мой вождь сказал, что мы возвращаемся к своей природе. Для потомков альвов эти пути не запретны.
— Говорят, что ты привез с собой черную волшебницу, и она каждую ночь воскрешает тебя.
Остролист в гневе стукнул кулаком по столу:
— Доколе ты, старейшина Гурт, будешь рассказывать мне детские сказки? Нет, я не пью по ночам кровь своих слуг! И не я требовал поединков! Это было ваше условие – тебя, Ситайи и Ротри!
И добавил язвительно:
— Я вижу, что его место пустует сегодня. Верно, что хоронит он своего племянника, доблестного Сигурда.
Гурт ответил высокомерно:
— Когда старейшина Ротри вернется, мы подумаем о том, чтобы прекратить поединки, если ты, гость, будешь еще жив.
И Остролист понял, что Гурт над ним посмеялся. Сегодня Остролист выжил лишь чудом. Сегодня удача благосклонна к нему, а завтра может и отвернуться.
— К делу, Гурт. Кого ты избрал на завтра мне в соперники?
— Не, торопись, лорд Остролист, — усмешка Гурта стала еще более явной, — твоя судьба уже идет к тебе.
Всколыхнулись занавеси. Испуганный говорок прозвучал среди гномов и гоблинов, и их самих будто ветром сдуло. Замерли пирующие, когда сквозь дверной проем протиснулся великан, но не каменный, из племени Ситайи, нет. Кожа его отливала сиянием ледника, и светильники испуганно моргнули под напором стужи. Инеистый великан вступил в зал, и холод сковал все вокруг, и вино в кубках покрылось тонкой коркой льда. От холода у Остролиста заныли раны, но он терпел, и ждал продолжения.
— С кем мне драться? – гулко спросил великан, вперив взгляд в Гурта.
— С ним дерись, — отвечал Гурт, и ткнул пальцем в Остролиста.
Великан перевел взгляд на Остролиста:
— Мне сказали – на рассвете. Мне показали место. Мне сказали, что ты дал слово. Встретимся там и тогда.
И ушел.
Остролист поднял кубок, и, проломив зубами хрупкую корочку льда, сделал изрядный глоток.
— Гурт, ответь мне, просто скажи, чтобы я смог понять, зачем тебе это? Ты ненавидишь меня лично, или мой клан, или мою расу? Ты сегодня рассказывал мне сказки, а теперь я увидел сказку воочию. Никто и никогда не договаривался с инеистыми великанами. Ты смог. Это достойно легенды. Но открой мне эту тайну, ведь завтра я умру, зачем ты сделал это?
Поднялся Гурт и ответил Остролисту:
— Это просто. Я сделал это, потому что мог это сделать. Мне безразлична твоя жизнь, пришелец, судьба твоего клана и твоей расы. Из всего на свете более всего дорога мне моя слава. Деяние мое восславят в песнях больше, чем если бы я вышел на поединок и убил тебя сам.
И ушел Гурт с пира, а Остролист вернулся в свои покои.

Вечером Остролист долго разговаривал со своей женой Элли. Вспоминали они счастливые дни, а таких было много. Остролист первым завершил этот разговор, чтобы не размягчить свое сердце.
И военный вождь, и Владыка Шиповник ожидали его. Сказал Владыка Остролисту:
«Непростое дело предстоит тебе завтра, и все же есть надежда. Ты использовал силу воды в поединке с орком. Теперь тебе понадобиться сила огня.»
Возразил лорд Нукума:
«Не сможет Остролист использовать ни изначальное пламя, ни даже тень его. А подвластный ему огонь не причинит вреда противнику.»
Сказал Шиповник Остролисту:
«Великаны неторопливы, и инеистые – не исключение, потому понадобятся тебе завтра быстрота и ловкость.»
Возразил лорд Нукума:
«Что толку в скорости, если противник неуязвим для клинка и пули?»
«Ты это проверял, отец?» – удивился Шип.
Лорд Нукума согласно кивнул:
«Да, был такой случай. Я не смог победить, но мне было куда отступить. А Остролисту отступать некуда.»
«Есть!» – воскликнул Владыка, — «Слушай внимательно, лорд Остролист. Не дай себя убить, втяни противника в драку, но не рискуй. Отступай по кругу, пусть великан за тобой погонится. А потом сделай так…»

Утром вышел Остролист на арену. Не надел он ни кольчуги, ни шлема, а был облачен в меховые одежды. И свита его пришла в меховых плащах.
Долго Гурт выкликал инеистого великана, так, что уже Остролист усомнился, будет ли сегодня поединок. Но все же потянуло стужей, и пришел тролль с горы. Морозное дыхание неслось впереди него, и заиндевели ветви деревьев, оказавшиеся у него на пути. Был он не слишком велик ростом, всего на полкорпуса возвышался он над Остролистом, когда сошлись они в круге. Выстрелил Остролист из Громобоя, лишь только объявили о начале поединка. Взвизгнула пуля, посыпались ледяные осколки. Знатную дыру проделала пуля в ледяной груди. Остановился великан, махнул рукой, и осколки вернулись к нему в грудь, будто и не было ничего. Зло блеснул он холодными синими глазами, и вся его фигура окуталась снежными одеждами. Завыл, засвистел ветер, и мириады снежинок закружились в воздухе. Бросил великан пургу в лицо Остролисту. Штормовой ветер нес острые кристаллики льда, чтобы посечь, содрать кожу. Подозревал Остролист, что так может быть, и готовил защиту. Он успел вскинуть руку, полыхнул красный камень в кольце, и умирали льдинки, обращаясь в капли воды.
Бесновалась пурга в круге арены, и вываливалась за ее пределы. Бросились бежать прочь любопытные зрители. Остались на месте лишь старейшины и свита Остролиста.
Шел инеистый великан сквозь пургу, а Остролист отступал. Уже навалила зима снега по щиколотку, уже сугробы выросли по колено. «Беда, если завалит снегом по пояс, то не смогу я увернуться», — подумал Остролист. Сделал тогда Остролист то, что подсказал ему Шиповник. Сжал в кулаке малое неприметное кольцо с прозрачным камнем, а сам прыгнул через Лабиринт на другой конец арены. Был там, а стал здесь. А на его месте соткался призрак, во всем подобный Остролисту, который пятился от хищно протянутых рук инеистого великана. Вот Остролист оступился и упал в снег, и великан прыгнул вперед, чтобы убить противника.
— Он вышел за круг! – закричала Живинка из всех сил, — Он проиграл!
Пурга улеглась. Под руками великана таяла призрачная фигура, там, за пределами арены. А Остролист настороженно стоял в центре круга. Великан хищно осмотрелся в поисках исчезнувшей добычи, и, увидев противника, грузно пошел на него.
— Останови поединок, иначе я обвиню тебя в бесчестии! – продолжала кричать Живинка, — Всем расскажу, все узнают!
Великан остановился и повернул голову на ее крики. В его глазах замерцало любопытство, и он сделал шаг в сторону Живинки.
С грохотом встала со своего места Ситайя:
— Гурт, отпусти его! – приказала она.
— Оставь ее! – одновременно заорал Остролист, — Ты меня собирался убить!
Великан растерянно завертел головой.
— Забери и уходи! – крикнул Гурт и бросил великану ожерелье. Крупные прозрачные камни сверкнули на солнце. Ледяная ладонь подхватила ожерелье еще в воздухе. Великан опустил ожерелье себе на шею, замер на мгновение, и пошел прочь, не обращая внимания более ни на кого из присутствующих.
Остролист тяжело осел в снег. Живинка бросилась к нему. Гурт стоял, молчал, скривив губы горькой усмешкой.
— Победил Остролист! – провозгласила Ситайя.

«Я жив, любимая, хотя и не верил в это, а лишь надеялся, что вновь смогу услышать твой голос. Прихотлива судьба. Сколько раз мне грозила смерть, и вновь отступала. Надолго ли? Кто будет следующим? Кто скажет «Я убью тебя»? и хватит ли мне сил справиться с ним?»

Вечер и утро девятого поединка
Вечером на пиру встал против Остролиста молодой альв, и сказал:
— Я Мшан, камень на берегу ручья, сын Высокого дуба и Тенистой березы, вызываю тебя на бой.
«Опять лесной альв», — с горечью подумал Остролист, — «сколько слов уже было сказано и в Великом лесу, и здесь. И ведь выходил уже на поединок Высокий Урсус, и принял нашу сторону, в круге бойцов, на ристалище, перед всеми собравшимися, и увел своих воинов на помощь Озерной ветви… А этот, молодой, делает вид, будто и не было… вчера пришел, что ли? Из всех ши серые альвы наиболее склонны к размышлениям. Что же ты за дубину хватаешься, а, мальчик? Но может быть, его послали говорить? Здесь странные порядки. Мнение рождается в одном месте, а звучит в другом. Бывает так, что думают старшие, а говорят младшие. Посмотрим…» Остролист вежливо наклонил голову, предлагая продолжать.

— Я хочу остановить зло, которое творится вокруг тебя. Я знаю, о чем ты говорил в Великом лесу, и о чем говоришь здесь, и не верю тебе и твоему клану. Когда вам было выгодно, вы убивали ши на Радужном мосту. Сейчас вам понадобились союзники, и ты опять убиваешь ши. Это неправильно. Ты пришел сюда, и каждый день убиваешь или калечишь альва или тролля. На тебя делают ставки как на бойцового пса! Тебя следовало бы убить сразу, или позволить тебе говорить, но не превращать Совет ши в жестокую игру, в потеху для безразличных! Я все сказал.
В зале зашумели.
— Он недоволен решением старших! Это оскорбление! Щенок!
— Он сам собирается завтра драться…
В углу гоблинов и кобольдов опасливо засуетились:
— А мы что? Мы ничего! Это наше дело, да? Наши ставки! Хотим ставим, хотим нет. Никого не заставляем…
Древний, поросший мхом тролль, прогудел задумчиво:
— Ставки – это непорядок. Надо прекратить.
Гоблины затихли и прикинулись молчаливыми как камни, даже чутка в них растворились.
Гомон в зале продолжался:
— А имеет ли он право вызывать?
— Он про Радужный мост сказал. За это можно, это по правилам…
— А он сам-то там был?
Начали расспрашивать Мшана. Выяснилось, что он шел с войском Ульта, но на Радужный мост его отряд подняться не успел, потому что шел в хвосте колонны. Услышанное вызвало новую порцию язвительных реплик:
— Эти серые всегда так, в последних рядах. Ха!
— Слушай меня! Я с тобой согласен!
— У Трехрогой серых тоже было незаметно!
— Нет, мы там были!
— Вот я и говорю, незаметно! Ха!
Решение огласил седовласый Ротри:
— Вызов оправдан.
После чего наступило затишье.
Остролист, все это время молчавший, поднялся:
— Вызов принят, — сказал он в сторону собравшихся. Затем повернувшись к Мшану, продолжил:
— Ты упрекнул меня, что наш клан ищет выгоды? Да, и я, и мой клан ищем этой выгоды – права на жизнь для себя, для своих родичей, для своего народа. За это право я буду биться с тобой завтра.

Утром вышел Остролист на арену, и против него встал Мшан из народа серых альвов. Не было при Мшане другого оружия кроме ножа на поясе.
— Чем ты собираешься драться? – язвительно крикнул ему Ротри.
— Для того, что я собираюсь исполнить, мне и ножа хватит, уважаемый Ротри, — вежливо откликнулся Мшан.
— Начинайте! – провозгласила Ситайя.
Мшан взглянул Остролисту прямо в лицо:
— Я уже начал, — и сел на землю, открыв пустые ладони.
Остролист хмуро потянул из ножен меч, покачал его в руке, разглядывая своего поединщика, и сделал осторожный шаг в сторону альва. Тот продолжал сидеть в спокойной позе, и смотрел на эльфа.
Еще шаг.
Мшан прикрыл глаза.
«Он что, подставляет шею под мой клинок?» — удивился Остролист, и ощутил гнев:
— Я воин, а не убийца, — громко произнес Остролист, — Я подожду твоего нападения.
Веки Мшана одобрительно дрогнули.
«Я сделал то, что он хотел», — подумал Остролист, усаживаясь на противоположной стороне арены, — «посмотрим, к добру или к худу».

Солнце неторопливо ползло по небу. Противники сидели неподвижно, и, казалось, не испытывали неудобств. И эльфу, и альву было знакомо искусство многочасовых медитаций, когда душа отправляется странствовать, и лишь кроха сознания остается в теле, мерцая призывным огоньком, чтобы было куда вернуться. Мшан сидел совершенно спокойно, иногда погружал пальцы в землю, временами напевал что-то себе под нос. Разочарованные зрители разошлись. Остались старейшины, чтобы следить за поединком, да свита Остролиста, да несколько серых альвов, видимо, родичей Мшана.
Солнце склонилось к закату и кануло за горизонт. Ушли Гурт и Ротри, осталась Ситайя. Ее массивная фигура казалась каменной статуей, вырубленной в скале.
Живинка приказала разжечь костер так, чтобы Остролист его видел, и пела длинные песни ожидания, а когда она устала, то ее сменил кто-то из воинов. Всю ночь Остролист видел огонь и слышал пение, и знал, что его соратники рядом.

Голодовка
С утренним светом встал Остролист, чтобы размять затекшие мышцы, и еще раз повторил свои слова. Мшан лишь кивнул:
— Всему свое время, лорд Остролист.
И вновь погрузились поединщики в неподвижность и в молчание.
И прошел день, и минула ночь.
С утренним светом поднялся Остролист и понял, что тело его стало легким как у птицы, а голова кружится, будто он испил молодого вина. «Вот что задумал Мшан. Что ж посмотрим, кто из нас крепче».
И следующий день провели соперники в неподвижности и в молчании.
Пыталась Живинка помочь Остролисту, поделиться с ним своей жизненной силой, которая бурлила в ее молодой крови, но не допустила этого арена. Тогда принялась Живинка петь чародейные песни, и Владыка Шиповник, и лорд Нукума помогали ей. Все, что можно собрать в словах, все, чем можно напитать душу через слово, все собрали они по крупицам, и вливали в уши Остролиста, чтобы поддержать его. Но все же силы Остролиста таяли.
На десятый день великого сидения Остролист перестал открывать глаза, и черты его лица заострились.
Тогда встал Мшан, и достал свой нож, и направился к Остролисту, медленно и плавно, как течет вода. Открыла глаза каменная Ситайя и усмехнулась, а Живинка стиснула пальцы от страха за родича.
Наклонился Мшан над неподвижным Остролистом, и взмахнул ножом, и порезал собственное запястье.
— Далеко зашло наше сидение, лорд Остролист, и нет у меня другой воды кроме своей крови.
И напоил Остролиста собственной кровью.
— Победа Остролиста, — провозгласила Ситайя, — его противник ранен.
— Прими в дар эти десять дней, брат Остролист, — шепнул Мшан, и ушел с арены. И больше его никто не видел.

Брес
Следующим вечером Остролист слегка осунувшийся, но все также подтянутый, строгий, и в безупречно чистых одеждах вновь занял свое место за пиршественным столом. Старейшины – Ротри, Гурт, Ситайя – приветствовали его.
Пир шел своим чередом. Но когда в залу вошел высокий юноша в красном плаще, разговоры смолкли. Юноша, рыжекудрый и рыжебородый, двигался изящно и грациозно, улыбка его была как мед, а красный шелк струился за плечами как огонь. Неторопливым кошачьим шагом направился юноша в сторону Остролиста.
— Приветствую тебя, отважный Остролист. Имя мое Брес, сын короля Элато. Торопился я на встречу с тобой, и рад, что застал тебя. Слышал я, что принес ты важные вести. Настолько важными ты их полагаешь, что каждое утро обнажаешь свой меч, добиваясь права говорить на Совете. Почему принес ты свою ношу сюда, доблестный Остролист? Что за ветер наполнил парус твоей лодки, и почему забросил ты невод на чужую рыбу? Зачем смущаешь речами моих друзей и союзников?
Взгляд Остролиста привлекли руки говорящего: изящные тонкие пальцы были унизаны кольцами. За одно из них зацепился глазами Остролист – за широкий перстень-печать со знаком Круга Хаоса, перстень командора. Знал Остролист знаки трех магических орденов, трех волшебных кругов, что существуют от сотворения мира, но до сих пор не встречал, не беседовал с их адептами. Брес заметил его взгляд и усмехнулся.
«Вот как сложилось», — думал Остролист, — «хотел поймать лисицу, а встретил медведя… Но я не отступлю!»
Не был бы Остролист лучшим переговорщиком клана, если бы позволил лицу потерять невозмутимость. Он неторопливо поднялся, чтобы ответить на приветствие:
— И я тебя приветствую, прекрасный Брес! Рад я, что ты спешил услышать мои слова. И сам я спешил, чтобы донести их. Слова мои о войне с людьми и о судьбе всех ши. И каждый, кто задумается над ними, должен сделать свой выбор. Нетрудно мне ответить на твой вопрос. Ветер, который раздувает парус моей лодки, зовется честь, а рулем лодке служит долг. Забрасываю я невод там, где есть в том нужда. И все же я более охотник, чем рыбак, и более воин, чем охотник. Но знают ли собравшиеся, что ты считаешь их рыбой, о хитроумный Брес?
— Охотник знает, как охотиться, о мудрый Остролист, а воину указывают, где сражаться. Но достаточно ли в тебе мудрости, искусный в словах, чтобы знать, зачем это делать? Или мне следует говорить с теми, кто послал тебя сюда?
— Отвечу тебе простыми словами, кои приличествуют воину и охотнику. Прибыл я сюда затем, чтобы просить помощи у воинов ши, потому что и за них тоже воюет мой клан.
Услышав это Брес рассмеялся, и вместе с ним улыбнулись все женщины и девы в зале. Настолько прекрасен был Брес, и смех его звучал так красиво и радостно, что не могли собравшиеся не смеяться вместе с ним.
— Всего лишь армия ши, говоришь ты, о герой, которая всего лишь придет на помощь тем, кто сражается с людьми на границах? Я помогу тебе.
Простыми были слова Бреса, но для Остролиста они прозвучали как удар колокола. Если кровью и потом добиваешься заветного права, то можно ли поверить в то, что тебе обещают его в дар?
Брес обернулся к собравшимся, да так, что его красный плащ полыхнул за спиной, и нежно зазвенели золотые браслеты на руках:
— Я спешил сюда, друзья и союзники! Я успел, и все же я опоздал. Я успел, потому что беседую с могучим воином, который день за днем побеждал в поединках. И я опоздал, потому что он сражался в кругу день за днем, вместо того, чтобы говорить перед вами. Кого из вас он настолько оскорбил и обидел? Уж верно не тебя, Гурт, иначе его головой играл бы ты сегодня в мяч. И не тебя, Ситайя, иначе на свою палицу намотала бы ты его кишки. Не дети собрались здесь за столом, чтобы вспоминать о мелких обидах, и пить пиво, когда пора держать совет, чтобы развлекаться играми, когда пора браться за оружие. Когда молодой альв устыдил вас, десять дней сидя перед вами, почему вы не вняли? И не ты ли, Ротри, съел его печень? Это был бесстрашный юноша, признаю, но лучше бы ты съел его мозги!
Остролист напрягся, ожидая взрыв возмущения. Но дерзкие слова Бреса были встречены почтительным молчанием. Настолько прекрасен был Брес, что его речи звучали как музыка, и никто не возразил ему, хотя здесь собрались и сильные, и яростные, и несдержанные на язык и на меч. Ответом Бресу был смущенный гул голосов.
— Вижу я, что согласны мы выслушать посланца Озерной ветви. Не будем терять времени.
Остролист встал и приготовился говорить.

Вечером Остролист доложил Владыке о прибытии Бреса, командора Круга Хаоса, и о том, что никто из старейшин не возразил его речам, и о том, что обитатели Непостроенного замка согласны выступить в союзе с Озерной ветвью.
Несколько дней пролетели в речах и спорах. Луна росла и наливалась болезненной желтизной, путешествуя в ночной выси, царапая распухшими боками вершины гор. Брес уехал на следующий день к лорду Шиповнику, предоставив Остролисту с Гуртом договариваться о подробностях.

Все было бы хорошо, если бы не беспокойство, терзавшее Остролиста.

Командор Хаоса оказал ему услугу и не огласил цену. Возможно, Кругу Хаоса это выгодно, но…

И еще дева в красном платье. На пиру она подошла к Остролисту. Она была хороша, мягкая белая кожа была у нее, волосы цвета старого золота, пухлые чувственные губы и яркие синие глаза.
— Ты покорил мое сердце, о герой, — сказала она голосом, звучавшим как маленькие колокольчики, — Я хочу возлечь с тобой, испытать твою нежность и твою силу, насытить свое тело твоими ласками, испить вкус твоих губ.
— Ты прекрасна, дева из ши, достойна любви и поклонения. Красота твоя светит миру как солнце днем и луна ночью. Но не могу я ответить на твой призыв, потому что есть у меня жена, которую я люблю.
— Что проку в том, что есть у тебя жена, если не продлится твой род. Женой лишь на одну ночь тебе я стану, а потом разойдутся наши пути. Но рожу я тебе сына, который будет столь же мудр и доблестен как ты, и столь же прекрасен как я.
— Нет правды в твоих словах, потому что есть у меня дочь, и через нее продлится мой род.
— Лишь трижды могу спросить я тебя. И прошу тебя последний раз – позови меня на ложе в сегодняшнюю ночь, ибо жаль будет, если столь доблестный воин растворится во тьме, уйдет в никуда.
— Не боюсь я смерти, дева из ши, но больше боюсь предать любовь и нарушить свое слово.
Заплакала тогда женщина из ши и удалилась, роняя слезы чистые, как родниковая вода, и горькие, как печаль.

Потому Остролист хотел побыстрее покинуть Непостроенный замок…
Когда договор уже был подписан, хозяева устроили прощальный пир, и выпал он как раз на двадцать седьмой день лунного месяца. Завтра, уже завтра вернется летучий змей, чтобы отнести Остролиста и его спутников обратно в становище клана. Завтра он обнимет своих любимых, по которым истосковался в разлуке.
Хлопнули двери пиршественного зала, вздрогнули и колыхнулись огни светильников. На пороге стоял Брес и красный плащ пламенел за его спиной, и тьма была за ним. Веселой и радостной была улыбка Бреса, и глаза горели ярче свечи, когда он устремил свой взор на Остролиста.
— Я спешил, и я не опоздал, отважный Остролист, чтобы попрощаться с тобой. Мудр ты и доблестен, и славное дело совершил здесь, добившись союза между нашими племенами, и потому станет твоя голова достойным украшением моего жилища. Вызываю я тебя на поединок, и убью тебя завтра в круге в двадцать восьмой день лунного месяца.

Когда прозвучали эти слова, возблагодарил Остролист привычку держать лицо невозмутимым. Если бы не это, то могли бы заметить присутствующие, что Остролист был поражен, но не удивлен, ибо сбывались худшие из его опасений.
Тихо ахнула за его плечом Живинка. И ее вздох одел Остролиста в доспех быстрее, чем он сам об этом подумал. Не жертва, пораженная ударом предателя, стояла перед Бресом, а воин и защитник своих родичей, своих женщин и детей.
— А как же наш союз, хитроумный Брес? По чести ли будет убивать союзников прежде, чем сразиться с врагами?
Видно было, что Брес наслаждается каждой секундой этого разговора:
— Союз заключен, и воины ши придут на помощь Озерной ветви. Твой вождь выберет союз без тебя. Не хмурься, лорд Остролист. Ты ведь обещал свою жизнь за эту победу, вот и заплатишь ею.
Ответил Остролист:
— Сладки твои речи, Брес, но пропитаны ядом. Я сдержу свое слово. Встретимся завтра на арене.
Ушел Остролист в свои покои. Хотел он услышать Владыку, или военного вождя, или Великую мать, или Элли. И Живинка мысленно призывала их, но не слышала ответа. Ее призывы тонули в тумане, наведенном Бресом.
Утром взял Остролист лучшее оружие, и Живинка взяла оружие. Попрощались они друг с другом, и вышел Остролист в круг, а Живинка осталась среди зрителей.
Вышел на арену Брес, и объявили старейшины начало поединка, и сошлись бойцы клинок в клинок. Все свои силы, все свое умение вложил Остролист в этот поединок, но Брес был сильнее и искуснее. Раз за разом упирался меч Остролиста в его защиту, а меч Бреса проскальзывал сквозь защиту и ранил Остролиста. Выстрелил Остролист из Громобоя, но Брес увернулся от пули. Отступил Остролист через Лабиринт, но столь искусен был Брес, что последовал за ним. Изнемог Остролист и упал на арену.
— Победа Бресу! – воскликнул Гурт, — Пал его противник и не может более сражаться.
Наклонился Брес к умирающему Остролисту и шепнул ему:
— Ты слишком хорош, лорд Остролист, чтобы я оставил тебя в живых. Но, может быть, ты согласишься стать моим вассалом?
Нашел силы Остролист, чтобы отрицательно качнуть головой. Рассмеялся Брес:
— Ты слишком хорош, и никогда не станешь моим. За это преступление ты умрешь.
Брес поднял меч, чтобы отрубить голову умирающему, чтобы забрать ее себе как приз, как он и говорил.
Бросилась на арену Живинка с мечом в руке:
— Убью тебя, если тронешь моего родича!
Схлестнулось волшебство Живинки с волшебством Бреса, и не смогла Живинка победить. Застыла она с мечом в руке, и лишь слезы текли из ее глаз.
Сказал Брес:
— Многие прекрасные девы приходили ко мне, но ни одна не обращала меча в мою сторону. Вижу, что сильно ты любишь своего родича. Ради твоей любви дарю тебе его голову.
И ушел Брес из круга.
Бросилась Живинка к Остролисту, но тот был уже мертв. Заплакала Живинка и начала слагать песню:
— Многие дни поднимал ты свой меч, о герой…

В назначенное время прилетел летучий ящер, и забрал и живых, и мертвых в становище клана. Узнала о смерти супруга леди Элли и задохнулась слезами. Узнала о гибели Остролиста Великая мать и оплакала его смерть. Узнал о гибели Остролиста Владыка Шиповник и нахмурился, и дал обет отомстить за его смерть, но не сейчас, а позже. Когда воздвигнется Брес на вершину славы, тогда победа его обернется смертью.