Тихоня (Цикл "Мир Избранных")

С крыши навеса капало, и шум этой неспешно стекавшей воды, звуки размеренных, ритмичных ударов о сухую, заждавшуюся дождя землю сегодня меня почему-то не раздражали, принося непонятное умиротворение. Сняв почти насквозь промокший плащ, встряхнул его, обдав себя приличной порцией влаги, и бросил на ветви незнакомого, растопырившегося колючками кустарника. Присев на корточки у потухшего кострища и потирая уставшую за день спину, начал разводить никак не желавший разгораться костёр, что неудивительно в этой промозглой сырости.
Какое-то время с упорством, достойным дикой степной лошадки, я дул на отсыревший мох, пытаясь удержать маленький, упрямый, постоянно гаснувший огонёк, и, наконец, выругавшись, применил магию. Хотя давал себе слово не использовать её без крайней необходимости. Тем более что день дежурства в лазарете, куда дядя Джед устроил меня помощником лекаря, отнял у четырнадцатилетнего подростка почти все силы.
― Господи, как же я устал… ― сегодня после вражеской атаки раненых было столько, что приходилось таскать их на спине, укладывая прямо на пол рядом с уже давно занятыми койками. Думал ― не разогнусь, ей богу… К полуночи после этой кутерьмы мной овладело только одно желание ― свернуться калачиком на полу рядом с каким-нибудь стонущим от боли беднягой и спать, спать, спать…
Но гордость и страх опозориться перед друзьями, дав им ещё один повод повеселиться за мой счёт, победили слабость. И вот я у нашей палатки греюсь возле пылающего, словно в преисподней, костра, тупо пялясь на чадящие ветки, слишком быстро пожираемые проголодавшимся пламенем.
Сим зашёл под навес так тихо, что, задумавшись, я вздрогнул от звука его весёлого голоса:
― Как дела, Тихоня? Смотрю, решил погреться или всё-таки поджариться до хрустящей корочки? Я такой голодный, что, если не найду еды, съем младшего «братишку» и даже с Даном не поделюсь… ― он засмеялся, растрепав мокрой рукой мои и без того вечно лохматые кудри.
Не было сил отвечать на его подколы, и, буркнув:
― Ешь, мне всё равно, ― я зевнул, продолжив неравную борьбу с уже почти победившей дремотой.
― Оставь ребёнкав в покое, балабол, принеси-ка лучше тот кувшинчик вина, что ты припрятал за этим ужасным кустарником. Я не только голоден, но и хочу напиться до пляшущих демонов в глазах ― давненько нас так не трепали проклятые дикари. За один день полегло почти сорок бойцов… Такое ощущение, что кто-то в лагере помогает темнокожим исчадиям ада ― найти бы эту сволочь, своими руками прикончу мерзавца…
Слова младшего из сыновей Джеда сразу меня разбудили, сердце подпрыгнуло в груди ― вспомнились перекошенные болью лица знакомых ребят, умиравших в лазарете. Даже сильная магия, которой я наделён с рождения, ничего не могла поделать с костлявой разлучницей…
Щёки снова запылали огнём, несмотря на наложенное заклинание, и Сим сразу это заметил:
― Смотри, Дан, а наш Тихоня опять зарделся как девица на выданье, такой милашка, ― старший из братьев уже откупорил кувшинчик вина и, присев рядом со мной, жадно приложился к глиняному горлышку.
Но Дан быстро отобрал у него выпивку ― усевшись с другой стороны и не обращая внимания на протесты весельчака, начал жадно пить. Я видел, как осунулось его красивое лицо, и даже замечательная коса словно потускнела. Сим выглядел не лучше, но ни один из них не жаловался, и поэтому, когда Дан спросил меня, не устал ли названый младший братишка, помогая в лазарете, преувеличенно бодро ответил, что всё в порядке. И снова покраснел, выдавая себя с головой, веселя друзей, устроивших между собой шутливую перепалку…
Оставалось только смущённо вгрызаться в протянутый Даном кусок вяленого мяса, хотя аппетита совсем не было ― последствие слишком большой потери магических сил. Надо было как можно скорее их восстанавливать, и другого способа сделать это, кроме как утолить голод, мы не знали. Я смотрел на дёргавшиеся в удивительном танце оранжевые языки пламени, в который раз думая, как же всё-таки несправедливо обошлась со мною жизнь, лишив единственного, в ком я всегда нуждался ― отца…
Пять лет назад он привёз сына к другу детства, оставив на «пару недель» до своего возвращения из-за Туманной преграды ― этого неисчерпаемого источника наших бедствий вот уже не одну сотню лет. Странное, почти неизученное место в предгорьях на севере Великой Империи Избранных, круглый год окутанное белой пеленой, за которой тоже жили люди. Мы их называли «дикарями», и не только за смуглый цвет кожи ― их лица всегда были закрыты резными, яркими масками демонов, своей свирепостью наводившими ужас на мирных жителей.
Поймать живого, впрочем, как и мёртвого обитателя Туманного рубежа за все эти годы так и не удалось ― дикари, совершив набег, всегда уносили с собой тела павших товарищей. Первоначальные попытки командования отправить в непокорные земли отряды магов кончились провалом ― назад никто не вернулся, и тогда имперцы применили тактику «переговорщиков».
Остановить вторжение удавалось только благодаря умелой работе тех, кого в народе называли Послами. Эти талантливые маги бесстрашно отправлялись за «завесу», в большинстве случаев через несколько дней возвращаясь назад и обеспечивая Империи годы спокойной жизни. Правда, Послы ничего не помнили о своих путешествиях, говоря, что там всем заправляют Шаманы ― сильные колдуны, стиравшие чужакам память.
Но иногда переговорщики так и оставались в предгорьях, то ли погибая, то ли попадая в плен к непредсказуемым обитателям этих мест. Бывали случаи, когда нескольким таким «потеряшкам» удавалось вернуться на Родину, однако раскрыть тайну своего похищения они не могли из-за постигшего их несчастья ― безумия, судя по всему, наведённого теми же Шаманами.
И вот теперь сомнительная честь стать Послом выпала отцу. Я кричал и плакал, уговаривая его отказаться, по глупости не понимая, что сделать это было просто невозможно. Обычно всегда шедший у меня на поводу отец на этот раз молча отвёз сына к другу, и, глядя, как нарушая этикет и правила приличия Высокородных, старые приятели крепко обнимаются, смеясь и балагуря словно мальчишки, я немного успокоился, хотя так и не смирился с предстоящей разлукой.
После грандиозного ужина, устроенного Джедом в нашу честь, отец обнял меня, попросив только об одном ― во всём беспрекословно слушаться друга, с этого дня ставшего моим опекуном.
― Я выправил документ об опекунстве, Алан, чтобы в случае крайней ситуации ты не попал в приют. Не плачь, ничего со мной не случится, будь молодцом, хорошо учись и постарайся подружиться с проказниками Джеда. Человеку нужны друзья, Ал ― поверь, твой папа знает, что говорит…
Наутро он уехал и не вернулся ни через обещанные две недели, ни через год, ни через два… Я был безутешен, считая себя брошенным; в первый месяц разлуки каждую ночь видя страшные сны, в которых дикари жестоко убивали отца, и никакие уговоры Джеда и лечебные снадобья не помогали успокоиться. Только искренняя дружба двух сорванцов спасла меня от нервного срыва…
Они не сразу приняли в семью робкого, неуверенного в себе мальчишку, молча наблюдая за мной и не делая попыток сблизиться. Тем временем, как только я пошёл в школу начался уже привычный кошмар ― слишком «яркая», не свойственная бледнокожим Избранным внешность ― синие глаза и румянец во всю щёку, а также непривычно светлые с рыжим отливом волосы ― привели к вполне предсказуемому результату. Несколько высокомерных Избранных-сосунков тут же во всеуслышание объявили, что в классе появился презренный полукровка. Большего оскорбления трудно было придумать, и я приготовился героически умереть в неравной битве с негодяями…
Дети окружили меня кольцом, и, сжав кулаки, оставалось ждать, когда им надоест издеваться, и самый глупый из них наконец-то решится выйти вперёд. Конечно, в стенах школы было запрещено применять магию, но в тот момент взбешённый неудачник мало походил на Тихоню ― так с усмешкой между собой меня называли братья ― и был готов рискнуть всем, преподнеся обидчикам жестокий урок…
Но до этого, к счастью, не дошло ― в класс ворвались дети Джеда, и Сим с насмешкой громко спросил:
― Что тут у вас происходит? Смотрю, в школе ещё остались высокородные идиоты, не знающие, что нельзя задевать Дом Звенящего Ручья… Дан, давай объясним этим малолетним придуркам, что бывает с теми, кто плохо соображает, нанося оскорбление нашему младшему братишке!
Вместо ответа всегда хладнокровный Дан засучил рукава, улыбнувшись не хуже страшилища из Южных лесов, которым няньки обычно пугали непослушных детей. Он медленно заправил косу за пояс, пока Сим, скрестив руки на груди, зловеще ухмылялся, и этого хватило, чтобы новые одноклассники с визгом покинули помещение.
Сим засмеялся и, хлопнув меня по спине, легонько дёрнул за косу:
― Не бойся, Тихоня, мы с тобой. Подожди нас после занятий, пойдём домой вместе…
Растерявшись, я едва пробормотал:
― Спасибо… ― но братья уже ушли, потешаясь над притихшими забияками, так и не решившимися войти в класс, пока не появился учитель.
Итак, «проблема» была решена, а у меня впервые в жизни появились настоящие друзья ― насмешники и озорники, ставшие для одинокого мальчишки настоящей опорой и спасением. Я полюбил их всем сердцем, прощая подколы и шуточки, стараясь во всём ― и плохом, и хорошем ― подражать названым братьям… И несмотря ни на что ― ждал возвращения отца, даже когда уже никто в это не верил…
Так прошло пять долгих лет, а полгода назад участились случаи вылазок дикарей, что означало ― время перемирия подошло к концу, грядёт новая война. Дядя Джед как опытный маг вместе с сыновьями присоединился к небольшой армии Наместника, а я, не желая оставаться в поместье в окружении слуг, увязался вместе с ними. Это стало для неопытного юнца тяжёлым испытанием, но я ни разу не пожалел о принятом решении, стараясь стойко переносить невзгоды походной жизни. Чтобы новая семья могла мной гордиться…
Холодные пальцы Дана осторожно прикоснулись к моему лбу:
― О чём задумался, Тихоня? Если очень устал, иди в палатку и поспи. Тебе совсем необязательно ждать возвращения нашего отца, на рассвете я провожу Сима в дозор и тоже отдохну. Не мучай себя… ― он вздохнул, ― хоть бы дождь поскорее кончился…
Но я упрямо покачал головой, протирая рукавом слипающиеся веки:
― Дождусь дядю Джеда, не маленький ― потерплю…
Совсем рядом скрипнула ветка, и из ночного мрака вынырнула статная фигура ― Сим бросился навстречу отцу:
― Наконец-то, почему так долго? Заставляете о себе волноваться, Лорд Джед…
Я поднял голову, и сонным глазам почудилось, что дядя не один. Сердце вдруг подпрыгнуло, и лицо обожгло жаром, когда Джед, запинаясь, произнёс:
― У меня хорошие новости, ребята. Особенно для тебя, Алан ― посмотри, кто пришёл…
Я встал, дрожа как во время прошлогодней зимней лихорадки, и даже не видя человека, еле выдохнул, хотя казалось, что кричу во всё горло:
― Отец!
Сильные руки подхватили меня, прижимая к себе, Колючая, давно небритая щека нещадно царапала нежную кожу щёк, пока я плакал, целуя его жёсткие, наполовину поседевшие волосы и усталые, но счастливые глаза, как безумный повторяя одно и то же:
― Ты вернулся, вернулся…
Мы сидели в палатке, обнявшись, и молчали. Нам не нужны были слова, чтобы рассказать друг другу, как трудно обоим было в разлуке. Я не спрашивал отца, что ему пришлось вынести, боясь услышать подтверждение своим страхам и многолетним переживаниям. Одно его слово:
― Плен, ― с горечью произнесённое в ответ на так и не заданные вопросы, повергло меня в ужас:
― Папа, что же теперь будет? ― шёпот был слабее последних капель затихающего дождя, но он услышал.
― Меня допросят и, видимо, с пристрастием. Ведь я первый, кто вернулся оттуда в «нормальном» состоянии. Завтра на рассвете они придут за мной… Хорошо, что хоть разрешили нам повидаться. Но, Алан, не переживай ― я многое вынес за эти годы, перетерплю ещё одну боль и очередное унижение. Не привыкать… Не плачь, сын, ты же мужчина. Твой отец обязательно справится.
Его увели на допрос с первыми лучами солнца, я провожал взглядом удалявшуюся, ссутулившуюся спину самого дорогого человека, скрипя зубами от отчаяния. Сим обнял меня за плечи, по его покрасневшим глазам было видно, что и он провёл эту ночь без сна:
― Держись, Тихоня. Твой отец ― настоящий герой, совершивший то, что другим ещё не удавалось ― через столько лет бежал из плена дикарей… Они не тронут его, не посмеют, не совсем же идиоты! ― его сильный голос вздрагивал от отчаяния.
Нахмурившийся Джед вздохнул:
― Думай, что говоришь, Симон, здесь повсюду уши. Не хочу потом по частям собирать тушку глупого болтуна… Вот что, всем спать, ты сегодня не пойдёшь в дозор, я сам тебя заменю, и не спорь. Дан, присмотри за неразумным братом. Вы трое, марш в палатку, просто будем ждать и молить бога о милости. Что нам ещё остаётся?
Не помню, как прошли эти бесконечные дни ожидания ― я плохо соображал, проводя всё время в лазарете. В памяти остались только окровавленные бинты и стоны раненых солдат. Наконец, отец вернулся ― измученный, еле державшийся на ногах от слабости, но счастливый ― он обнял меня со словами:
― Всё в порядке, сынок, остаётся только дождаться королевского указа о возвращении титула и званий. Скоро ты, Ал, снова станешь законным наследником Дома Горных Ветров… ― не закончив, отец без сознания рухнул на руки подхватившего его друга.
А ещё через пару дней мы все сидели у ночного костра, потягивая разбавленное вино и негромко переговариваясь. Я глотал невкусное кислое пойло из кружки, не спуская счастливых глаз с быстро поправлявшегося отца и не понимая, почему тот хмурится, вслушиваясь в слова друга:
― Я уверен, и не только я один ― в лагере завёлся шпион, передающий сведения противнику. Думаю, в штабе уже это поняли ― они собрали опытных следователей и, надеюсь, скоро поймают стервеца, предающего своих же соотечественников… Ты что такой грустный, Бар? Не здоровится?
Отец покачал головой:
― Нет, Джед… Просто быстро устаю, мне нужно время, чтобы забыть весь тот ужас…
Друг осторожно похлопал его по плечу:
― Конечно, не грусти. Посмотри лучше, как вырос твой малыш ― он такой молодец, будущий великий маг, вот увидишь, ещё вспомнишь мои слова… Я ведь хорошо о нём заботился, да? Ну улыбнись же, дружище ― вот так-то лучше. Помнишь, как мы дразнили тебя в Академии ― Барри-горный орёл, потому что ты всегда видел любого человека насквозь, как бы тот ни притворялся… Взгляни «зорким оком» на этих сорванцов ― они похожи на меня? Что о них думаешь, говори честно…
Я опустил голову, пряча улыбку ― никогда раньше не видел Джеда «в подпитии», похоже, сейчас ему было весело, а вот отец почему-то погрустнел. Он немного помолчал, словно не решаясь, но, бросив на меня задумчивый взгляд, вдруг уверенно сказал:
― Ну раз ты сам просишь, Джедди, рискну… Сыновья очень на тебя похожи, но они разные, как небо и земля. Дан ― внешне холодный и собранный, на самом деле, очень добрый и мягкий человек. Он всегда готов прийти на выручку, отдав последнее тому, кто в этом нуждается, хоть почему-то и прячет своё большое сердце за показным высокомерием и напускной строгостью. Он замечательный сын, ты можешь им гордиться…
Джед хлебнул из кружки и радостно захлопал в ладоши:
― Ты тысячу раз прав, друг! Он такой, наш Дани ― золотой парень вырос. А что насчёт весельчака Сима? Какие тайны прячет в душе старшенький?
Отец отвёл взгляд в сторону, и мне это не понравилось: сердце забарабанило в плохом предчувствии, и кружка с вином выскользнула из дрогнувшей руки, выплеснув содержимое на плащ.
На этот раз голос отца звучал не так уверенно:
― О, Сим… Весёлый и добродушный, скрывающий свою гордость и острый ум за внешней горячностью и вспыльчивостью юности. Он очень осторожен и самолюбив, маскируя показным легкомыслием точно выверенный расчёт. Твой старший сын мстителен и очень опасен, друг. Мне непонятны его мотивы, но… прости, я подозреваю его в самом страшном…
Никто из нас не ожидал услышать подобное… Дан от неожиданности чуть не захлебнулся вином и громко раскашлялся, не в силах остановить сотрясающие тело спазмы. Джед мгновенно протрезвел, побелев сильнее самого чистого снега на горных перевалах, а растерявшийся Сим испуганно заглядывал в лица друзей и родных, словно надеясь услышать от нас, что всё это лишь неудачная, глупая шутка ещё не выздоровевшего человека…
Отец с каменным лицом подбрасывал ветви в и без того полыхавший костёр, и только я, не выдержав потрясения, вскочил на ноги, крича:
― Зачем ты так, отец? Сим ни в чём не виноват… Умоляю, скажи, что ошибся…
Джед, показав рукой на траву у костра, произнёс внезапно охрипшим голосом:
― Сядь на место, Алан, и не вмешивайся в дела старших, мы сами разберёмся, ― казалось, его лицо этой летней ночью замёрзло от порыва невидимого ледяного ветра, ― объяснись, Лорд Бар ― я никому не позволю бросаться подобными обвинениями в адрес сына… Чем ты подтвердишь свои дерзкие слова?
Отец так и не поднял на него глаз, словно то, что он говорил, причиняло ему невыносимую боль:
― Скажи, Лорд Джед, я когда-нибудь ошибался или лгал тебе? Нет? Очень трудно это говорить, но мои суждения всегда основывались на фактах, хотя на этот раз их и немного. Но прежде всего я опытный разведчик, друг… думаю, вряд ли после сегодняшней ночи ты станешь меня так называть.
Теперь в голосе Джеда звенела сталь, он уже взял себя в руки:
― Ближе к делу, Лорд Бар.
Кивнув, отец медленно встал. Его холодные, словно покрытые изморозью глаза смотрели в пустоту, руки медленно ломали тонкий прутик, подкармливая жадный огонь:
― Хоть я и недавно в лагере, с первого же дня наслышан об известной «проблеме» ― все кому не лень обсуждают возможного шпиона, строя собственные догадки ― от повара до командиров небольших отрядов. Побродив и поговорив с людьми, а знакомых у меня здесь много, невольно задумался ― кто же этот неуловимый враг?
Он близок к штабу, значит, это кто-то из Избранных ― только они могут видеть секретные документы. И их не так уж много… Чтобы передавать сведения, предателю, ― отец поморщился, словно само это слово причиняло ему боль, ― нужно незаметно выбираться из лагеря. У штабных офицеров нет такой возможности, они просиживают штаны в палатке Наместника, не отходя от него ни на шаг. Зато я знаю одного толкового мага, принимающего участие во всех совещаниях, у которого дети как простые разведчики ходят в рейды. А там легко затеряться, назначив встречу нужному человеку…
Джед фыркнул:
― Притянуто за уши… Даже слушать смешно ― враг мог сговориться с любым разведчиком и передавать сведения через него. Почему ты подозреваешь именно моего сына?
Отец вздохнул:
― Я умею сопоставлять факты, Джед. К тому же, начальник разведки ― мой старый приятель, он показал записи участников рейда. Только Сим последние полгода выходил в дозор каждый раз накануне наших предполагаемых атак, и по донесениям ― не морщись, ты же знаешь, что везде есть стукачи ― постоянно куда-то отлучался, всегда без объяснений, отшучиваясь… Его, увы, часто видели с чужаками, и я тут ни при чём. За твоим старшеньким уже давно «присматривают», он под подозрением не только у меня, Джед. Не удивлюсь, если завтра за ним придут…
Я в ужасе смотрел на несчастное лицо Джеда и помрачневшее ― Сима. Дан подошёл к брату и обнял за плечи:
― Сим, братишка, умоляю ― очнись! Почему ты молчишь? Я знаю, кое в чём Бар прав ― ты и в самом деле очень гордый, но сейчас не время играть в обиженного. Ответь ему, это всё очень серьёзно, твоя жизнь в опасности… ты ведь не замешан ни в чём таком, правда?
Но Симон молчал, на губах его играла непривычно грустная, полная печальной иронии ухмылка. Неожиданно он поднял на меня наполненные слезами глаза ― в них было столько боли и обречённости, словно мой старший названый брат уже сдался, приняв свою страшную участь. А ещё я прочитал в них немой упрёк:
― Почему ты молчишь, Ал? Я же столько раз спасал тебя от беды, а на что ты готов ради друга?
И я не выдержал, снова вскочив на ноги:
― Мне всё равно, что вы о нём думаете, я уверен ― Симон ни в чём не виноват, и мы должны ему помочь. Скоро очередной рейд с разведчиками ― наброшу на себя полог невидимости и пойду за ними следом. В лесу пригоню к отряду зверя пострашнее, благо здесь этого добра полным-полно. Создав точное подобие Симона, натравлю на него чудовище, так чтобы все это видели ― зверюга утащит «тело» в чащу, пока настоящий Сим краем леса проберётся к реке, а там по течению доплывёт до устья, к ближайшей гавани. Корабли с беженцами уходят в плаванье к побережью Второго материка ― на чужбине нашего брата никто не найдёт…
Обрадованный Дан всплеснул руками и, порывшись в своей котомке, достал увесистый кошель, сунув его в руки брата:
― Держи, здесь всё, что я скопил ― мечтал, наивный дурак, однажды вместе с тобой отправиться в путешествие… Беги, Сим, когда-нибудь я приеду на Второй континент, и мы обязательно встретимся. Просто пообещай мне дожить до этого дня…
Симон покорно кивнул, обняв брата, и, шепнув ему что-то на ухо, убрал деньги в походную котомку. После чего поклонился сидящему у костра, словно на сотню лет постаревшему отцу, и, даже не взглянув в сторону замершего Бара, подошёл ко мне. Сердце в груди стучало так яростно, словно собиралось в любой момент разорваться. Печальный Сим протянул руку, нежно коснувшись моей щеки, и прошептал настолько тихо, что сквозь нарастающий шум в ушах я уловил только обрывки его фраз:
― … Всегда любил тебя, Ал, как младшего братишку… Понимаю… Держись… не вини отца…
Меня качало как на волнах, и, не расслышав его последние слова, усилием воли я заставил себя прочитать исцеляющее заклинание.
― Не вздумай разрываться, сволочь, ― шептал ноющему сердцу, пробираясь следом за уходящим в дозор отрядом разведчиков, среди которых был и Сим, ― надо ему помочь, только это сейчас имеет значение, с остальным разберусь позже…
Через некоторое время, сбросив отнимавшую последние силы «невидимость», я по собственным следам возвращался в лагерь, очень надеясь не наткнуться на часового. И, хотя мне полностью удалось выполнить задуманное, проводив Сима до самой реки, в душе почему-то не было радости. Только убедившись, что, зацепившись за подходящий «плывун», он движется в правильном направлении, я повернул назад, но в гудящей голове, не отпуская, крутилась мысль:
― Надо вспомнить, что же он сказал на прощание, я же видел, как шевелились его губы. Почему мне кажется, что это важно, очень важно…
И как часто бывает, нужное воспоминание пришло, когда до нашей палатки оставалось всего несколько шагов. Без сил опустившись на сырую траву под деревом и откинув голову, я прислонился спиной к гладкому стволу, глядя сквозь слёзы, как розовый рассвет потихоньку завоёвывает большую часть неба. И, глотая горько-солёную влагу, всхлипывал, обращаясь к себе, потому что больше поговорить об этом было не с кем:
― Он догадался, обо всём догадался, Ал… Прав был отец, говоря, что Сим всегда был очень умным, только прикидываясь весёлым простачком. Ты меня раскусил, братец ― всё верно, это я принёс несчастье и разлад в вашу дружную семью, испортив всем жизнь. Я передавал сведения врагу в обмен на обещание освободить отца из плена. Из-за меня умирали люди…Твой названый братишка ― и есть тот самый мерзкий предатель, убить которого мечтал каждый из вас. И почему, зная об этом, ты не выдал настоящего виновника, не стал защищаться от обвинений отца, устроившего тебе ловушку?
Теперь меня душил нервный смех:
― А потому… Говоришь, любил как брата? Это же смешно ― за что можно любить такого неудачника?
Я уже не смеялся, вспоминая, как шевелились его губы, складываясь в страшное:
― Понимаю и прощаю тебя, Ал…
Вытащив из-за пояса нож, как сумасшедший с остервенением снова и снова бросал его в сырую чавкающую землю:
― Да что ты понимаешь… Я настолько любил отца, что пошёл на предательство, лишь бы сохранить ему жизнь. Мне и в голову не приходило, что, защищая сына, он решится на такую подлость. Может, его околдовали проклятые Шаманы, отняв разум? Мой, якобы, кристально честный отец ― ненавижу тебя, ненавижу!
Лезвие ножа жалобно звякнуло, ломаясь пополам ― это немного успокоило смятение в измученной душе, и, вцепившись руками в траву, я вновь закрыл мокрые веки:
― Прости меня, Сим… Наверное, правду говорят, что даже маленькое зло притягивает большое несчастье. И как мне теперь жить, как смотреть в глаза Дану и Джеду? Смогу ли я когда-нибудь простить нас обоих ― и себя, и отца ― ответивших предательством на доброту друзей? Или придётся всю оставшуюся жизнь нести этот позорный крест…
Кто знает…