Глава 1. (Глава 1)

Конан и тайна заколдованного города.
(Глава из романа «Конан: нежданные приключения»)

Восемнадцать всадников, неотступно преследовавших Конана, и сейчас приблизившихся на расстояние полумили, если честно, сильно беспокоили киммерийца.
Нет, если бы они стояли к нему лицом к лицу, с мечами, скажем, или саблями, или даже копьями в руках – никаких проблем не было бы: порубиться в доброй сече с солдатами любой гвардии, будь то личных телохранителей, или наёмников вроде него самого, было бы очень даже весело. И шансы победить даже всех этих немаленьких и отлично обученных ребят у него были бы весьма неплохими!
Поскольку в свои двадцать девять суровый сын севера боевыми навыками и физическими кондициями превосходил любого воина, живущего ныне в пределах Ойкумены. Конан был далёк от бахвальства, или глупости, когда так думал. Просто за долгие годы и сотни битв и сражений он имел тысячу возможностей убедиться в своём непревзойдённом мастерстве владения любым оружием, и отменной мускульной силе! Не нашлось ещё бойца, равному ему! Да и схватись он хоть с целой армией таких вот профессионалов, в открытом бою, надежда всё равно оставалась бы. Хоть какая-то…
Но те, кто преследовал его, отнюдь не собирались вступать с ним в честную схватку. Нет, они собирались пунктуально исполнить волю своего властелина: а именно — принести ему на блюде голову дерзкого варвара! А поскольку им было отлично известно, что биться с ним в открытую – не желать себе добра, они и собирались убить Конана, не давая ему шанса. То есть – оставшись целыми.
Издали.
Застрелив его из луков.
Так, чтоб не подходить на такое расстояние, с которого он мог бы достать их ударом своего любимого хайбарского меча. И кинжала.
Именно эти смертоносные длинные стигийские луки, устрашающе мощные и безотказные боевые орудия, что сейчас видны были издали как тоненькие чёрные палочки, выглядывающие из-за спин всадников, и не давали варвару покоя, заставляя понукать и подгонять своего коня, и так находившегося на пределе сил.
А вот кони преследователей отнюдь не выглядели уставшими и загнанными, поскольку воины Шавкат-бека имели возможность сменить их всего три часа назад – когда проезжали кишлак Янгиель, последний военный форпост суверенной территории султаната Париссии с постоянным гарнизоном. Стоявшем на охране южных границ этого небольшого государства, на кромке вечных песков великой пустыни Заргоры. Куда сейчас и вынужден был скакать, углубляясь в дебри знойных песков, всё дальше от караванных путей и оазисов, Конан-варвар, спасая свою драгоценную шкуру.
А заодно – пытаясь спасти и плоды очередной «работы».
То есть — драгоценные камни, украденные из сокровищницы приведённого в ярость этой дерзкой выходкой Шавкат-бека. Ну, а опрометчиво взятый оттуда же мешочек с золотом пришлось бросить ещё час назад: Конан наивно посчитал, что если рассыпать золотые монеты по песку, так, чтоб они тянулись за ним, и лежали не слишком близко друг от друга, и по краям дороги, преследователи потеряют время, пытаясь собрать их, чтоб или – обогатиться самим, или уж – вернуть в казну правителя.
Однако всадники не задержались у золота даже на секунду – видать, хорошая дисциплина вдолблена в головы личной гвардии султана! И не смеют они ослушаться личного приказа своего повелителя. Возжелавшего украсить парадные ворота арка – своей крепости! – пикой с насаженной на неё волосатой варварской головой! В назидание тем, кто надумал бы попробовать повторить попытку проникновения с султанскую сокровищницу.
Это обещание султана, озвученное горластым глашатаем со стен Париссии вслед удалявшемуся во весь опор от города Конану, не радовало. Поскольку не оставляло киммерийцу практически никаких надежд на спасение: не пройдёт и получаса, как выбившееся из сил животное под ним падёт, а укрыться от стрел отличных стрелков в пустыне, поросшей лишь редкими кустиками саксаула да верблюжьей колючки – негде!
Разве что в песок зарыться — наподобии всех тех мелких и не очень, сердитых ящерок, мимо которых он сейчас проезжал. Ну, или чтоб уж не сильно мучиться от агонии, истекая кровью, хлещущей из многочисленных ран от стрел, дать укусить себя сердитому щитоморднику, шипящему на него сейчас с небольшого бархана. Смерть была бы быстрой. Хотя и тоже – мучительной.
Зато догонявшим его убийцам нечем было бы гордиться!..
Но чёрта с два он позволит вот так, просто – змее, или лучникам — издали, убить себя! Не-ет, он, в случае совсем уж тяжёлого положения, продаст жизнь подороже!..
Впрочем, это-то всегда успеется. Ведь можно ещё…
Понадеяться на чудо! Ведь выручало его сколько раз его невероятное везение! И удачливость – фортуна и звёзды покровительствуют смелым!
Ну, или не совсем всё же — звёзды.
Конан, решив, что терять особо нечего, надумал срочно обратить помыслы к своему суровому покровителю – Крому. Он всегда верил в него, конечно… Но за всеми этими мирскими заботами и трудами, праведными, и не очень, когда надо и порубиться за чью-нибудь армию в качестве наёмника, или покорсарить, уже лично возглавляя экипаж из отборных головорезов, или повеселиться с друзьями, или представительницами древнейшей профессии, отмечая очередную удачу, или планируя новое «дело», иногда попросту забывал воздать дань уважения, и даже просто – вспомнить, и помолиться.
Но сейчас, похоже, его отчаянные молитвы и призывы возымели своё действие!
Потому что на самом краю горизонта, в той стороне, куда он настойчиво направлял коня, теперь уже свернув с хоть как-то проторенной тропинки на песчаную целину между барханами, что-то определённо возникло. Что-то, разраставшееся с невероятной быстротой, закрывая небо вдали туманной — жёлто-белой сверху, и совершенно чёрной внизу, у поверхности — мглой!
Варвар быстро понял, что это такое.
Самум!
Страшная песчаная буря! Приносящая в оазисы и на плодородные поля мириады песчинок, покрывая привычную для людей благодатную и плодородную земную твердь иногда небольшим, а иногда – и саженным слоем. И заставляя караванщиков направлять своих главных подопечных – верблюдов, в обход загубленных источников воды. А дехкан-крестьян – сниматься с насиженных мест, проклиная свою судьбу, и искать, где бы ещё можно было заняться единственно доступным и привычным им делом — земледелием…
А ещё до Конана доходили слухи, что однажды, всего-то пару десятилетий назад, одна такая буря, насланная чёрным служителем Сета, полностью засыпала, навсегда похоронив где-то в дебрях пустыни, огромную, сорокатысячную, армию императора Вассераха Гондорского, пожелавшего захватить Раввенну – халифат, подконтрольный Кушанскому царству. Халиф Желаледдин, нанявший этого мага, по слухам, буквально озолотил искусника. После чего от греха подальше отправил сразу в отставку, и — домой.
Чувства халифа Конан понимал отлично: человека, способного на такое, нельзя злить. Но и держать от себя… Лучше – подальше!
Так что понукая фыркающего и прядающего ушами пропотевшего насквозь коня двигаться, вопреки его воле, в сторону клубящегося, подобно океану тьмы, широкому фронту кроваво-чёрно-жёлтого вблизи облака, и уже ощущая дыхание обжигающего ветра на своём лице, Конан не знал: радоваться ему, или бояться.
С одной стороны, окажись он внутри плотной тучи песка, его не будет, конечно, видно суровым и упрямым воинам Шавкат-бека… Но с другой – ему и самому ничего не будет видно! А поскольку буря может бушевать от суток — до пяти, особых шансов выжить у человека, застигнутого, вот именно, в пустыне, без запасов воды и пищи, нет.
А, впрочем – кому он голову морочит!
Выжить шансов нет, вот именно, оставшись лицом к лицу с подло, но эффективно собирающимися расстрелять его из луков, матёрыми профессионалами!
Конь под рукой киммерийца дёрнулся – похоже, споткнулся. Дёрнулся снова. Остановился. Плохо дело: это верный спутник окончательно обессилел, и собирается грохнуться наземь, завалившись на бок! Не мешкая Конан соскочил с седла, не забыв прихватить сильно полегчавший бурдюк: его последние запасы воды. Плащ, мешок с продуктами, мешочек с золотыми монетами, и бесполезное копьё варвар отшвырнул, как ненужный балласт, уже давно. И сейчас поспешил покинуть седло, облегчая его.
Но конь всё равно упал, укоризненно кося на него влажным испуганным глазом. Конан вздохнул: щадить бедное животное, когда речь шла о его жизни он и не помышлял!
Вот так, с бурдюком, перекинутым через плечо, и вооружённый только верным мечом, оставшимся на поясе, и неизменным кинжалом, торчащим за голенищем крепкого сапога, он и бросился, не мешкая ни секунды, в сторону приблизившегося уже на какую-то милю клубящегося мрачного облака, занимавшего сейчас добрых полнеба!
К его огромному сожалению, всадники, преследовавшие его, и сейчас сократившие расстояние между ними до четверти мили, не повернули коней назад, испугавшись грозного природного явления. Видать, наказание за ослушание было обещано куда более суровое, и вызывало страх куда больший, чем опасения просто заблудиться в пустыне во мраке грозно ревущей и бушующей песчаной бури, умерев от жажды и голода. Или задохнувшись!
Напротив, с гиканьем и воем сардоры погнали коней вперёд. Понукая их и лупя нагайками что было сил: чтоб постараться нагнать и убить дерзкого вора, пока тот в пределах видимости!
Не желая, чтоб это случилось, когда возможное спасение так близко, Конан наддал, и, понимая, что сейчас экономить силы бессмысленно, (Догонят – и они ему уже никогда не понадобятся!) мчался так, как никогда ни до этого, ни после! В ушах свистел ветер, и лёгкие, казалось, готовы выскочить из обожжённого горла, но он не позволял себе сбавить ход ни на миг!
Удача ли, молитвы, звериная сила и скорость, или что другое помогло дерзкому варвару, но ему удалось нырнуть в раскалённую утробу тучи в тот момент, как вокруг в песок стали вонзаться пущенные в отчаянии слишком с большого расстояния стрелы! Разумеется, прицелиться точно всадники на бешено мчащихся конях пока не могли, да и окрепший ветер сдувал посланниц смерти с верного курса. Однако понимая, что даже случайное попадание может сильно замедлить его движение, Конан припустил ещё быстрее, пытаясь ещё и кидаться из стороны в сторону, выписывая зигзаги.
Впрочем, обернувшись через пару десятков шагов после того, как вбежал в «объятия» самума, он понял, что мог и не вихлять, словно загнанный заяц. Тьма вокруг стояла почти кромешная, и ни сзади, ни с боков, ни впереди видно уже ничего не было всего в каких-то пяти шагах!.. А уж как завывал, стараясь сбить с ног, и ослепить, дикий ветер!..
Вот теперь, неторопливой рысцой продолжая бежать в том же направлении, в каком и двигался, навстречу ветру, пытавшийся отдышаться Конан смог и по достоинству оценить весь ужас ситуации, в которой оказался.
Настырные песчинки так и лезли в глаза, заставляя суживать те в крохотные щёлочки, и всё равно – приходилось постоянно протирать их от впивающихся в глазницы уколов. Лезли они и в рот. Дышать можно оказалось только через кусок хлопчатобумажной ткани, который он придерживал сейчас на лице, прижимая к носу и рту, спустив этот кусок с предусмотрительно не выброшенной чалмы.
Под надетую для маскировки на голый торс белую хлопчатобумажную же рубаху мгновенно набились мириады песчинок, сейчас жутко натиравшие тело в тех местах, где они налипли на особо потные его участки – а в такие участки превратилось сейчас всё его тело!
Кожаные штаны, песка, конечно, не пропускали, как и сапоги. Но ногам теперь было невыносимо жарко, и идти стало куда труднее: варвар жутко увязал в будто разрыхлившемся сильнее обычного, и ставшим как бы текучим, песке. Не говоря уже о том, что жара вокруг стояла буквально неимоверная – словно очутился в горниле печи для выплавки металла! Ну, или уж – в подземельях Мардука!
Однако останавливаться Конан не собирался. Мало ли каких случайностей в жизни не приключается! А ну – как преследователи настолько напуганы обещанной султаном расправой, что ринутся искать его даже в пучине палящей тучи самума! И вдруг какой-то из этих сволочей окажется настолько удачлив, что нагонит его?!
Так что ориентируясь на единственно верный сейчас признак – ветер должен дуть прямо в лицо! – он всё шёл и шёл в глубину словно бы сгущавшейся в нечто плотное, и почти осязаемое — так, что можно было пощупать рукой! — естество тучи, понимая, что всё равно долго так продолжаться не может! Потому что напор ветра словно с каждым шагом становился всё сильней, а песчинки, несущиеся навстречу, словно приобретали плотность водного потока: можно было подумать, что он действительно пробирается сквозь упругую толщу воды! И воды – обжигающей!.. И жутко иссушающей кожу на открытых участках тела! И бившей и кусавшей даже сквозь материю!..
Его ощущение времени тоже словно отказало: Конану казалось, что он идёт так, наклонившись вперёд, и прочерчивая ступнями борозды в песке, преодолевая натиск ветра, долгие, долгие часы!
Решив, что теперь-то его точно никто не найдёт, даже если очень сильно постарается, он опустился на колени за одним из наиболее высоких барханов. Песок к этому времени успел от души набиться в его воспалённые глаза, и видно этот бархан было с трудом. Но варвар всё же свернулся калачиком, устроившись на боку, частично стянув рубаху над головой: так, чтоб она образовала что-то вроде небольшого пустого кармана над его лицом. И постарался зажать её ворот рукой: чтоб вездесущий песок не проникал через горловину.
Теперь дышать стало легче, но тучи песчинок, наносимых сверху на материю, вынуждали постоянно стряхивать их: ткань прогибалась и провисала, опускаясь всё ниже к его лицу. А из-за его дыхания ткань ещё и становилась влажной, и песчинки налипали сильней. Приходилось передвигать рубаху: чтоб воспользоваться новым сухим её куском, в то же время ожидая, когда просохнет предыдущий…
Сколько это продолжалось, варвар не знал, но продолжал делать всё словно механически. А вскоре как бы впал в полулетаргический сон: стряхнуть песок, подышать, подождать… Передвинуть ткань. Снова стряхнуть песок… Подставить ладонь, чтоб ткань, отяжелевшая и набрякшая, просто не прорвалась…
В кромешной тьме, и жутком завывании ветра, казалось, ругавшегося на дерзкого человечишку на всех языках Ойкумены, Конан старался выжить, понимая, что всё зависит теперь только от его терпения и выносливости…

Очнулся Конан от тихого шелеста.
Оказалось, что это мимо его лица протекает ручеёк из песчинок.
Поморгав, чтоб разлепить слипшиеся от не то гноя, не то – слизи глаза, киммериец удивился: он — видит! Впрочем, мрачный кроваво-чёрный отсвет вокруг настораживал.
Как и отсутствие ставшего привычным за последние, казалось, дни и годы, завывания ветра. Поэтому шелест песчинок в непривычном абсолютном безмолвии казался буквально оглушительным!
Варвар обнаружил и другую неприятную вещь: встать, как он было попытался, не удалось. Зато удалось вздохнуть: возле его рта и носа сохранился каким-то чудом воздушный карман. Выручила рубаха! (Какое счастье, что решил и чалму и её одеть, чтоб попытаться затеряться в толпе таких же, одетых во всё белое, местных жителей!) От песка и его дыхания рубаха, конечно, стала и влажной, и ломкой, но со своей задачей живительного фильтра справилась! Честь и хвала, стало быть, ткачам и портным Париссии, изготовившим эту славную и простую одежду!
Поёрзав, и прочувствовав своё положение, Конан собрался с силами, и принялся, упираясь и руками и ногами, поднимать с поверхности верхнюю часть туловища, пробиваясь сквозь песок. Вот он и встал на колени. Вот и распрямился во весь рост. А вот и выплыл, словно пловец, на поверхность уже пустыни!
Надо же…
Над ним намело не меньше трёх футов красно-чёрного песка!!!
Поистине, хвала Крому, что не дал погибнуть своему верному, хоть и не всегда разумному и благочестивому, сыну!..
Конан вытащил наружу и верную рубаху, которую держал, стискивая кисть, в правой руке. От души протряс её. Поскольку материя на ветерке быстро высохла, песчинки отлипли и отделились легко. Ну вот: можно снова одеть рубаху. Но вначале…
Он опустился снова на песок, и принялся стягивать верные сапоги: песка из них высыпалось добрых несколько фунтов! Пришлось стянуть и вытряхнуть и кожаные шаровары: вездесущий песок, набившийся под них, так и так натёр бы ему все те места, которые натирать было бы… Крайне нежелательно!
Наконец он смог, одевшись, и забравшись на ближайший бархан, оглядеться.
А ничего!
Пусто и тоскливо. Вокруг, на мили и мили – одна монотонная красно-чёрная поверхность, покрытая лишь невысокими барханчиками – кажется, все кусты саксаула и верблюжьей колючки покрыло сверху настолько высоким слоем бесплодного песка, что теперь они никогда сюда, наверх, не пробьются! Ну, или на это уйдут месяцы…
Но на растения Конану было наплевать. Гораздо важней другое: ни единого следа присутствия поблизости хотя бы одного выжившего воина-сардора из гвардии Шавкат-бека не имелось!
Вот и славно.
Можно, возможно, вернуться назад, в Париссию? А, впрочем, нет!
Ведь мстительный, злобный, и настырный султан наверняка уже знает про самум, и неудачу своих посланцев. И сейчас, когда буря утихла, наверняка пошлёт на поиски пропавших слуг-воинов, и за шкурой Конана новую партию этих самых слуг. И будет она наверняка покрупнее, чем жалкие два отделения лучников. Пусть и из элитного отряда барсов султана.
Разумеется, поисками столь «выдающегося», в смысле, здесь, в пустыне за добрых десять миль видного, представителя севера, эти слуги заняться со всем старанием и радением непримянут. И обойти их вряд ли удастся: особенно, если всё войско Шавкат-бека растянется в цепочку!
Ну что?
Попытаться, как он изначально и планировал, добраться до оазиса Каррарма, там, на юге? Правда, оазис этот вряд ли смог остаться невредимым – самум налетел как раз с того направления. Но уж от мощных пальм и каменного дома для путников хоть что-то должно на поверхности остаться?! А огромную цистерну из каменных плит с запасами воды из глубокого колодца он уж как-нибудь отыщет…
Отвязав от пояса закреплённый там бурдюк с остатками воды, Конан промыл слезящиеся глаза. Отхлебнул несколько скупых глотков. Так. Воды у него – на три… Самое большее – на четыре дня. Придётся идти помедленней. Чтоб не потеть. А ещё лучше – идти вообще ночью. Судя по положению солнца, оно как раз через пару часов зайдёт за горизонт. А пока…
Почему бы не поспать? А то он как-то устал…

Сон освежил Конана.
Теперь, в ночном сумраке и прохладе (Относительной, ясное дело!), уже ничто не напоминало, что только вчера (Вчера ли?!) на пустыню обрушивалось жуткое природное явление, наверняка наделавшее бед в прилегающих областях и регионах, и погубившее не одно хлопковое и пшеничное поле…
Вокруг Конана простиралась привычная, бесплодная и совершенно голая пустыня. Не было даже вездесущих ящерок, жуков-чернотелок, москитов, или змей. Варвар подивился: оказывается, ему не хватает их привычного общества. Никто не шуршит песком, и не зудит в уши, и не стрекочет, призывая самку для продолжения рода. Окружавшее его пространство казалось словно погруженным в мрачное и безжизненное безмолвие: словно он идёт по враждебной, заколдованной (Тьфу-тьфу!) земле!.. Ну, или – под водой.
Но не в привычках могучего северного воина было предаваться всяким там сетованиям и дурацким суевериям. Распространяемым морщинистыми и суеверными старухами для устрашения непослушных детей. Пустыня – она и есть пустыня! Опасная, и недружелюбная к человеку и без всяких магических выкрутас, среда!
Вздохнув, и отпив ещё пару скупых глотков, Конан утёр рот, и двинулся на юг.
Небо с ярко горящими над головой звёздами было абсолютно безоблачно, и малейшие следы пыли и песчинок словно растаяли во мгле преданий. Поэтому иногда казалось, что над ним не шатёр южного небосклона, а бездонный колодец, куда можно, просто оттолкнувшись от земли посильнее, улететь. Да так, что никогда уже не вернёшься!..
Поскольку созвездия уже ничто не скрывало, ориентироваться было легко.
Через три часа неторопливой ходьбы, когда Конан поднялся на гребень очередного барханчика, чуть сильнее возвышавшегося над остальными, нечто странное привлекло его внимание. Да: вон там, чуть слева от его маршрута, что-то необычное нарушало привычную монотонность песчаной равнины, раскинувшейся вокруг, насколько хватало взгляда. Нечто определённо отражало свет звёзд, бликами и неясными отсветами, возвышаясь над уровнем песков. К тому же ещё словно пучась этаким широким и плоским минаретом – такие обычно бывали у мечетей, где почитатели Парисских богов воздавали им дань. Молитвами и пожертвованиями.
Решив, что это не слишком обременит его, да и с курса не сильно собьёт, Конан решительно зашагал к странному светящемуся куполу.
Дойти до него удалось сравнительно быстро: по прикидкам варвара за каких-нибудь полтора часа. А приблизившись, киммериец невольно почесал в затылке, и неторопясь обошёл странное строение вокруг, держась на всякий случай шагах в десяти.
Да, это точно: купол! Не игра природы, и не куча песка, наметённого вокруг какой-нибудь преграды. Это именно – свод, созданный явно рукой человека. Ну, или мага. Чего, конечно, не хотелось бы. Однако исследовать, нет ли внутри помещения, или помещений, расположенных там, внутри, чего полезного — например, колодца с водой! — было бы интересно. А, может, и прибыльно: вдруг где-то внизу, в недрах забытого небом и людьми, и явно давно заброшенного здания, спрятаны, и уже века дожидаются прихода того, кто забрал бы их отсюда, несметные сокровища?!..
Конан невольно хмыкнул: трезвому и расчётливому наёмнику такие мечты только вредят. А вот вода – вопрос актуальный. Сможет ли он с оставшимися жалкими глотками идти ещё шесть-семь оставшихся суток?
Одно плохо: купол наверняка очень крепкий, и толстый. Раз уж выстоял столько лет, или веков, под напором ветров и капризов природы. Так что придётся постараться, чтоб пробить мечом (А ничего другого под рукой нет!) покрытый глазурованной голубой керамической плиткой свод, и прорубиться сквозь наверняка немаленькой толщины кровлю. Вероятно, из обожженного кирпича.
Конан почесал в очередной раз затылок. Должен быть способ попроще! Ведь сами-то те, кто здесь обитали, и пользовались этим зданием, как-то в него попадали?! Значит, где-то там, под поверхностью песка, должны иметься пусть и засыпанные сейчас, но — окна и двери! Ну, или хотя бы бойницы – для поступления внутрь солнечного освещения.
Он ещё раз обошёл строение, на два его роста возвышающееся над поверхностью песков, теперь уже держась вплотную, и внимательно осматривая его кромку, граничащую с песком – чтоб по едва заметным намёкам определить места возможных проёмов.
Купол вблизи оказался больше, чем издали – Конан насчитал шестьдесят шагов, пока вновь не вернулся к своим следам. Ничего!
Ничего, что указывало бы, откуда можно подступиться к внутренним пространствам здания.
Мардук их раздери! Значит, придётся копать просто наудачу!..

Копать песок длинным и тяжёлым мечом оказалось неудобно. Поэтому Конан вонзил его в песок, подальше от купола. Скинул и рубаху. Просто выгребая сложенными вместе огромными ладонями рыхлый свежевыпавший песок, он продвигался в глубину достаточно быстро и уверенно: за десять минут яма оказалась в глубину в добрый метр!
И тут ему повезло!
В выбранном им наугад месте под слоем песка примерно по пояс глубиной, оказалась бойница. Ну, или световое окно, если назвать его так. К сожалению, оно оказалось очень узким: всего в полторы ладони. Зато – длинным: до нижней кромки Конан так и не докопался, решив бросить это дело, углубившись на свой рост.
На работу ушёл добрый час. Теперь яма напоминала ямки муравьиных львов, поскольку её подсыхающие края постоянно оползали, и струйки, ручейки, а то и потоки песка всё время съезжали с круч, норовя снова засыпать отрытую варваром с таким трудом бойницу. Нет, так не пойдёт!
Не придумав ничего лучше, киммериец вылез наружу, и принялся снова своими загрубевшими ладонями отгребать песок с наружной кромки ямы – уже подальше от неё. Чтоб сделать спуск и откосы менее отвесными.
На это тоже ушёл почти час.
Но теперь хотя бы не нужно было опасаться, что когда он заберётся внутрь странного строения, его попросту не засыплет оползнями, погребя бойницу под слоем такой толщины, что не отрыть даже лопатой!..
Чтоб отдышаться, пришлось сесть на песок тут же, у ямы, и, поглядывая в сторону востока, выпить ещё несколько скупых глотков. Солнце не подвело: почти тут же небо на востоке посерело, позеленело, а затем и пожелтело. И вот первые лучи светила окрасили небосвод в чудесный оранжевый, а затем – и золотой цвет. Конан хмыкнул: удачно выбрал место. Теперь взошедшее солнце будет светить некоторое время прямо в разрытую им бойницу-окно! Единственная проблема: ему в столь узкий лаз всё равно не пролезть!
Оставив на кромке ямы полупустой бурдюк и столь пригодившуюся рубаху, Конан слез вниз, и поплевал на ладони. Затем поднял верный меч: пусть это – не кирка, и даже не лом, но долбить глиняные кирпичи, пусть и обожжённые в печи – прекрасно можно и им!
Через почти полчаса, выкидывая наверх, и стараясь отбросить подальше, осколки и обломки кирпичей из почти метровой в толщину стены, киммериец вздыхал: то, что открылось его взору, когда наконец просунул голову и полтуловища в ставшую вполне проходимой дыру, не радовало. И не вселяло оптимизма в смысле немедленного обнаружения каких-нибудь ценных и полезных находок.
Огромная круглая комната, с десятью насыпавшимися через остальные окна-бойницы высокими конусами песка на полу, оказалась абсолютно пуста! Что, впрочем, не мешало Конану испытывать и определённый оптимизм: ближе к центру помещения, на полу, в двух как бы противолежащих сторонах, имелись чёрные прямоугольные отверстия: лазы, явно ведущие куда-то вниз.
Хм-хм… Можно, вроде, спускаться.
Но! Не раньше, чем он убедится, что никто коварно не подкрадётся, и не нападёт на него с тыла в самый неподходящий момент!
Конан забрался на крышу, для чего пришлось разбежаться и прыгнуть: до более-менее пологой части купола иначе добраться не удавалось. Поскольку плитка, которой был выложен весь купол, и которая, как ни странно, отлично сохранилась, оказалась и гладкой и скользкой — на более крутых участках купола у краёв было не удержаться.
Однако внимательный осмотр окружавшей его пустыни не выявил ничего подозрительного: никого и ничего! Да и правильно: даже если бы кто-то преследовал его, двигаясь по следам, ни к чему это не привело бы. Так как неутомимый ветер делал отпечатки подошв сапог киммерийца абсолютно неразличимыми на общем фоне спустя какой-то час…
Подхватив с края ямы свой драгоценный бурдюк и рубаху, которую тут же одел, варвар неторопливо слез через пробитую дыру прямо на конус песка, по которому благополучно соскользнул на пол, находившийся на пару метров ниже нижней кромки окна. Прямоугольные отверстия, со ступеньками, ведущими вниз, располагались, конечно, не у самых стен – иначе их давно бы засыпало всё теми же проникшими через окна кучами. Хотя предположить, что они сделаны именно в этих местах потому, что строители предполагали, что здание окажется погребено под песком почти до крыши, казалось глупым: никто так не планирует и не строит!..
С другой стороны, даже при том, что на противоположной от окна стене сейчас ярко светилось неправильной формы пятно от пробитой им дыры, через которую проникали лучи утреннего солнца, разглядеть, что находится там, в глубине колодцев-лестниц, не удавалось. Пока не удавалось.
Постояв над одним из спусков с минуту, поморгав, и пощурившись, и решив, что глаза достаточно привыкли к полумраку, Конан двинулся вниз.
Обнажённый меч он на всякий случай выставил остриём вперёд: мало ли жутких монстров и чудищ не выскакивало на него из вот таких колодцев!.. Ступеньки оказались каменными и вполне удобными: под ступню человека, стало быть. Так что это – вовсе не какой-нибудь очередной «храм чёрного Сета», или ещё какой мавзолей, построенный для злодея-мага и его нечеловеческих приспешников и слуг. А просто…
Дворец. Или Храм.
Лестница оказалась, разумеется, спиральной, и очень длинной. Через несколько оборотов свет сверху уже не проникал на ту глубину, на которую спустился Конан, но темнее, к счастью, не стало. Внимательно приглядевшись, варвар обнаружил, что светится сама нежно-голубая плитка, которой выложены стены. Это казалось странным.
Но потом киммериец вспомнил, что уже сталкивался с подобной методикой освещения в некоторых заброшенных городах и дворцах: правда, там светились заколдованные самоцветы и драгоценные камни, вделанные в стены и потолки.
Надо же! Неужели строители этого странного здания, которое он сейчас начал изучать, так сказать, в обратном порядке — с крыши! – действительно с самого начала знали, что дневной свет не будет сюда проникать? Или…
Или они просто использовали этот чудесный эффект, чтоб сделать тут всё красивым и солидным? Вызывающим восторг, уважение и зависть всех гостей и посетителей дворца? Ведь такая плитка наверняка стоит кучу денег! И правитель, покрывший все стены и поверхности своего дворца именно ей – наверняка сказочно богат!..
Решив, что этот вариант правдоподобнее, чем тот, при котором строители сразу планировали, что их детище будет погребено под многосаженными наслоения песка, Конан прибыл наконец в широкую и высокую галерею. Она уходила налево и направо, и в нескольких десятках шагов упиралась в тупики. А-а, нет: не тупики. Присмотревшись, варвар понял, что это лишь развилки, на которых обе галереи-коридора уходят ещё в стороны: направо и налево каждый. То есть – четыре пути…
Стало быть, выбор, куда двигаться, у него теперь большой.
Однако что-то насторожило киммерийца. О! Да! Странный звук!
Словно кто-то волочёт по выложенному уже нормальной каменной плиткой коридору связку цепей! Плохо. Так обычно звучат…
Точно: чешуйки огромного тела. Кого-то ползучего, приближающегося к нему!
Змея!