Глава 1. (Глава 1)

Конан и демон Горы
1. «Успешное» дельце.
Богиня! Ах-ах, само совершенство! Какая талия, какая ножка… А грудь!!! О-о! Ещё чуть-чуть, и он подзовёт девушку… Для более близкого знакомства!
Но на голову прекраснейшей пэри, призывно извивавшей точёным станом в зажигательном танце, и лукаво поглядывавшей из-за полы полупрозрачной чадры выразительным влажным глазом трепетной лани, вдруг посыпались с потолка огромные камни, заставив пол ходить ходуном, и утопив в чудовищном грохоте и гуле восхитительное тело, отчаянный крик боли и звуки музыки!
Мехмет-бек, уже сильно воспрявший… э-э… духом, как-то сразу понял, что положенного завершения чудесного представления не будет. Прервала какая-то наглая скотина его дивное наваждение самым банальным образом: разбудив!..
Он открыл глаза: всё верно. Реальные шум, гам, грохот и гул, вырвавшие его из нирваны наиприятнейшего сновидения, продолжались и наяву!
Проклятье! Мардук их всех раздери!
Там, за пределами его покоев, но явно где-то поблизости, то есть, в самом дворце, бегали, громко топая сапогами, истошно орали, и громыхали оружием. Слышались отрывистые голоса, раздающие команды – похоже, в дело вступила даже гвардия личных телохранителей-сардоров: он узнал зычный голос Дониёр-бека, их начальника.
Но с чего это они все так орут? Что, или кто вызвал переполох во дворце?!
А поскольку такой способ пробуждения был Мехмет-беку непривычен, он сильно рассердился: кто посмел нарушить покой, и послужил причиной никогда прежде не случавшегося безобразия, вырвав из пучин сновидений почтенного, многомудрого, и неподражаемого что на поле боя, что на огромной постели, Эмира Кхаванского, недрёманным оком, и не знающей пощады рукой управляющего своим эмиратом, и подданными?! Приказать, что ли, выявить виновников, наглых нарушителей ночного спокойствия, да и казнить прямо завтра, на базарной площади?! В назидание всем подданным: что высокородным, что плебеям.
Однако полежав ещё немного на пуховых перинах, похмурившись, чтоб прийти в себя, и тряхнув головой, где всё ещё кружилось и гудело после вечерних, весьма обильных, возлияний, и прислушавшись к отдельным выкрикам, эмир Кхаванский понял, что это – как раз то! И именно этого они и ждали… Уже два дня. Да – два дня.
И причина для криков и суеты существует вполне уважительная.
Всё верно. Осведомитель не солгал. То есть – наглый и дерзкий вор смог-таки проникнуть за пятиметровую стену, окружавшую дворец, попытавшись добраться до сокровищницы. И сейчас, похоже, как раз происходит поимка. Этого самого вора.
Что ж. Раз уж он проснулся, можно бы сходить, посмотреть. На наглеца. В том, что тот уже схвачен, закован в кандалы, и приведён на суд, почтенный эмир не сомневался.
Однако когда он, накинув роскошный халат, и сунув ноги в расшитые лучшими златошвеями шлёпанцы, вышел в тронный зал, никого там не оказалось!
Не притащили ещё стражники-сардоры дерзкого мерзавца избитым, окровавленным, и притихшим к нему на суд и расправу! Странно. Впрочем, нет: по продолжающейся суете и крикам нетрудно догадаться, что виновник суматохи ещё на свободе.
Но вот и стук отворяемых запоров ворот! И скрип массивных створок! Значит, чёртов вор смог-таки перебраться через стену дворца – назад. В город! Раз уж слышен и топот сотен копыт – не иначе, как личная гвардия пустилась в погоню! Хм-м…
Перспектива провести образцово-показательную быструю расправу, похоже, отдаляется. В городе найдётся место, где спрятаться.
Впрочем, о чём это он – вор кинется отнюдь не в какую-нибудь дыру города. Ведь любой давший ему приют идиот не может не понимать, что с ним будет – за соучастие! Но поскольку уж наглый гад перебрался назад, за стену дворца, можно подумать, что ему…
Удалось задуманное?!
Чтоб ему провалиться! Неужели…
Быстрым шагом, скрипя зубами от, мягко говоря, недовольства, Мехмет-бек двинулся в левое крыло своего запутанного, и веками и поколениями предков перестраиваемого дворца. К сокровищнице.
Здесь перед её настежь распахнутыми (Вопиющее безобразие!) дверьми всё ещё суетились, бегая туда-сюда, и бестолково размахивая руками, и переругиваясь, с десяток слуг, и пять евнухов. Четверо положенных по регламенту стражников, с растерянно-грозными лицами, вовнутрь, впрочем, никого не впускали. Что не мешало бегавшим холуям постоянно пялиться внутрь комнаты. Похоже, стражники, не получив никаких руководящих или разъясняющих указаний, просто выполняли обычную работу: не позволять заходить! И сейчас доблестные воины в кольчугах и полном вооружении довольно бестолково топтались, выставив вперёд пики, и переговариваясь, оставаясь на своих привычных местах – по бокам от дверей.
Заметив эмира, все, и слуги, и евнухи, и даже стражники, не сговариваясь заткнулись, и бухнулись на колени, нагнув головы к полу.
Мехмет-бек, фыркнув, но не останавливаясь, прошёл в непривычно распахнутые двери сокровищницы. Или каземата для казны, как этот неприступный зал называл очередной перестраивавший дворец для его деда, Нурмумин-бека, некто Бахром-праведник, архитектор из Зангиоты.
Войдя внутрь, Мехмет-бек не без раздражения обнаружил, что хвалёная неприступность оказалась сильно преувеличенной.
Прямо в потолке, перекрытие которого состояло из двухфутовых в обхвате стволов могучих чинар, имелось чёрное отверстие. Надо же… Дыра была сделана в двух соседних стволах. И сделал её явно кто-то умный, в виде как бы ромба: так, что оба соседних ствола оказались перепилены до половины. А находчиво. Так они не рухнут. Зато трухи от просыпавшейся вниз соломы и земли, традиционно покрывавших стволы сверху, хватало: огромные кучи лежали под дырой. Непонятно только, как это стража ничего не услыхала!
Верёвка, свешивавшаяся из отверстия, не позволяла усомниться, если б таковые сомнения ещё имелись у Мехмет-бека, каким именно образом дерзкому вору удалось обойти и стражу на стенах и башнях, и слуг-темников в коридорах дворца, и огромные замки на входных дверях, напоминавших скорее, если уж честно, врата крепости.
Сзади послышался шум, и кто-то подбежал к эмиру, бухнувшись на колени:
– Мехмет-бек! Не велите казнить! Позвольте сказать…
Обернувшись, эмир увидел своего казначея, Жасур-бека. Но как отличалось лицо сдержаннейшего и достойнейшего вельможи от его обычного непоколебимо непроницаемого выражения, когда они проводили еженедельные совещания с остальными сановными приближёнными! Перекошенный рот, съехавший ещё и на бок. Выпученные глаза, лязгающие зубы, через щель между которыми вырывается судорожное дыхание. Бледное, покрытое крупными каплями пота, лицо. Трясущиеся руки, похожие сейчас, скорее, на когти хищной птицы… Как-то сразу успокоившись, Мехмет-бек криво усмехнулся:
– Говори, Жасур-бек.
После милостивого разрешения запыхавшийся вельможа всё равно пару раз сглотнул, прежде чем смог хоть что-то выдавить из явно пересохшего рта:
– Прошу простить меня, о повелитель, за то, что не запер сейчас, уходя, двери эмирской сокровищницы! Но… Здесь оставались стражники – они не должны были никого впускать! А кража уже свершилась! И я торопился: выбежал дать поскорее указания почтенному Дониёр-беку. Чтоб он знал, что похищено! Иобыскивал задержанного тщательней! И знал, что искать, по пути бегства, если при воре ничего не найдут!
Из этого путанного и нервного сообщения Мехмет-бек понял, что похищенное-таки имеется. И что вор с этим самым похищенным на свободе. Пока – на свободе. Но выяснить, что же похищено, нужно и ему:
– И что же у нас похищено?
– Драгоценности, о светоч Вселенной! Сундук с ними вскрыт, и самые крупные камни украдены! Наглая сволочь даже не потрудилась забрать те, что помельче, оставив их на дне – словно в насмешку! Чёртов ублюдок явно знал, где тут у нас что лежит – остальные сундуки даже не взломаны! – и точно: Мехмет-бек и сам видел, что массивные задвижки и огромные навесные замки на окованных стальными полосами сундуках, стоявших у дальней стены сокровищницы, остались не открытыми. – У нас во дворце явно завёлся предатель! Крыса, которая всё точно рассказала этому вору!
– Не обязательно. – Мехмет-бек сердито дёрнул плечом, – О том, что самое ценное будет храниться в самом маленьком, но сделанном из стали, толстостенном и очень тяжёлом сундуке, он мог догадаться и сам. Но вот как он вскрыл два замка?
– Похоже, отмычками, о повелитель! Замки… Тоже остались неповреждёнными! Вон они: валяются!
– Понятно. – эмир удостоил презрительным взором действительно аккуратно положенные рядом со стальным ларем замки. А чёртов мастер-медянщик, Баходыр-бек, уверял его, что никто без ключа не откроет их! – Профессионал, стало быть. Ладно, мы, собственно, этого и ожидали… Но как он смог пробраться мимо стражи на башнях, и стене, так, что его не засекли дозорные? Как оказался на крыше? И почему никто не слышал, как он перепиливает чёртовы брёвна-стропила?!
– Не могу знать, ваше Величество! Может, лучше спросить у стражи? Хотя… Эти сменились только полчаса назад, и вряд ли знают!
– Понятно. Следовательно, расспросим… А правильней сказать – допросим тех, кто был тут до них. Ну а как вообще обнаружили пропажу?
– Ну… Как раз начальник вот этих, только что сменившихся, услышал изнутри подозрительный шум. Очень тихий. Ну, он приложил ухо к двери, хоть это и запрещено категорически… Но подозрительные звуки не прекращались! Он сразу побежал ко мне. Я…
Разозлился, что меня разбудили среди ночи. И, честно говоря, сначала даже не поверил. Но потом решил всё же проверить: мало ли… И вот – нате вам! Выяснилось, что сокровищница наша – словно проходной двор! Заходи кто хошь, бери что хошь! – Мехмет-бек сразу отметил неприязненно-обвиняющий тон казначея. Ах, да. Всё верно: его отец был против кандидатуры архитектора, поскольку предлагал тогда на эту должность своего ставленника – какого-то родственника. Племянника, что ли?..
Мехмет-бек, поудивлявшись слегка, насколько долго могут храниться в памяти и сердце вельможи злость и зависть, начал находить ситуацию уже не столько трагичной, сколько забавной:
– Так, ладно. После драки кулаками не машут. Займёмся пока насущными делами. Жасур-бек. Поскольку остальные сундуки, похоже, не пострадали – распорядись немедленно послать на крышу бригаду кровельщиков. Нужно заменить испорченные стволы на целые. Восстановить перекрытие – ну, там, связки камыша, земля… И накрыть всё это сверху ещё и слоем гравия. Залитого смолой. Тогда без шума и грохота вскрыть такую пробку будет невозможно. Проследи, чтоб всё было сделано как следует. Лично.
Ах, да. Распорядись, чтоб наш уважаемый Дониёр-бек впредь выставлял охрану и на чердаке!
– Слушаю, о повелитель!
Мехмет-бек двинулся прочь, направляясь к своей опочивальне. Он довольно ухмылялся в усы, ещё и оглаживая рукой их и холёную бородку.
Глупый вор!
Он наверняка не подозревает, как и казначей, да, впрочем, как и все остальные во дворце, что все камни в сундучке с драгоценностями эмир ещё позавчера лично заменил на чертовски похожие на подлинные драгоценности – подделки!
Впрочем, это можно заметить только при хорошем освещении. То есть – днём. И – только опытному специалисту. Вряд ли у наглого вора было время и возможность приглядываться как следует к похищенным камням в свете свечи, или масляной коптилки, или что там у него имелось.
Иначе он предпочёл бы, пусть более тяжёлое, но – подлинное, золото!

– Держи-и-и его!.. Скорее!!! Стреляйте же, стреляйте, болваны!.. – Конан слушал крики, несущиеся ему вдогонку, не без удовлетворения. Он даже позволял себе, понукая коня со всей возможной силой убеждения – а именно, плетью и коленями! – нагло скалиться во весь рот. Стрел, несущихся в его направлении в почти кромешной тьме, он не боялся: ни одна из пускаемых наугад сердитых метровых носительниц смерти не могла поразить его: он на своём лихом скакуне давно скрылся за изгибами стен кривеньких улочек Кхавы, столицы крохотного эмирата Кхаванского, расположившегося в предгорьях отрогов западного Дянь-Жаня.
Варвар позволил себе столь дерзкую выходку, как очистка эмирской сокровищницы от лишних, на его взгляд, драгоценных камней, только потому, что эмират сам по себе не представлял сколько-нибудь серьёзного игрока на политической арене. Зависел, и даже платил дань Шему. И опасности, что дерзкого киммерийца смогут преследовать на территории других стран Ойкумены, или заставят их правителей выдать его, не было.
Ну, теоретически.
Конану, если честно, нравилось осознавать себя – и хитрее и предусмотрительнее одураченных балбесов, что поставленных охранять сокровищницу, что тех, кто сейчас бессмысленно метался по огромному двору сераля, и крепостным стенам, окружавшим обветшавший, но вполне крепкий эмирский дворец, вопя, посылая проклятья на его голову, размахивая руками, и ещё и подпрыгивая и подвывая от усердия.
Но мешкать всё равно некогда – не пройдёт и минуты, как начальник столичного гарнизона, весьма ушлый и компетентный служака, организует за ним погоню из числа своих, пусть и не столь высоких и могучих, как сам варвар, но вполне добросовестных, бойцов. А отряд элитных сардоров – личная гвардия эмира! – выберется за монументальные ворота Арка – резиденции правителя – лишь ненамного отстав от него. И уж этим крепким, и как на подбор рослым и отлично обученным воинам, да ещё на самых сильных и выносливых конях государства, не составит труда догнать любого вора. Даже на коне. Даже имеющего приличную фору. Даже если тот будет на той стороне широкого и быстрого Лаваша.
Поэтому гнал коня Конан во весь опор – благо, жители Кхавы, бесправные, запуганные и придавленные штрафами, поборами, и указами, по ночам носа из своих мазанок не высовывали.
Так что своё несчастное животное, опасливо косящее на него безумно выпученным оком, Конан просто оставил, похлопав на прощание по шее, на произвол судьбы прямо под наружной крепостной стеной, куда его вывела улица медянщиков, кончавшаяся тупиком как раз у этой самой наружной стены столицы. Сам же киммериец ловко вскочил на седло, а с него на одну из удобных, заранее намеченных, плоских низких крыш, традиционно крытых связками камыша, засыпанных сверху толстым слоем земли, и даже поросшей чахлой травкой. И быстро забросил наверх стены, в промежуток между оплывшими от дождей зубцами, свой любимый крюк. А поскольку с крыши до вершины стены оставалось всего-то десять футов, преодолел их варвар в считанные секунды. На то, чтоб перекинуть верёвку на другую сторону метровой в толщину стены, и перезакрепить крюк, ушла ещё пара секунд.
Ещё меньше времени Конан потратил на сам спуск – он просто съехал по верёвке вниз! Хотя, конечно, можно было и спрыгнуть: пятнадцать футов для него не проблема. Но не стоит рисковать: эта часть стены Кхавы стоит на каменистом и обрывистом берегу Лаваша – весьма глубокой и полноводной сейчас, в конце весны, реке. Не хватало ещё подвернуть ноги в кромешной безлунной ночи!.. Самые нужные ему сейчас части тела.
Лаваш в свете звёзд почти не отблёскивал, тёк ровно и быстро. Правда, к концу оросительного сезона, осенью, когда вся вода оказывалась разобрана выше по течению на полив садов вилл придворной знати и эмира, и орошение огромных хлопковых полей, и прекращалось поступление воды с горных ледников, река мелела, и перейти вброд её мог бы даже воробей.
Но Конан неспроста приехал сюда именно сейчас – в конце мая. Надёжное отрезание пути преследователям как раз входило в его планы. Поскольку сам он в штанах и сапогах плавает быстро, а кони, и сардоры в их форменной одежде и тяжёлых кольчугах – нет. А до ближайшего, и единственного на всю округу моста – полторы мили. Именно там к нему и выходит широкий торговый тракт из Шема, упираясь прямо в парадные ворота крепостной стены города.
Переплыть реку оказалось труднее, чем варвар предполагал: течение действительно было сильным. Но само дно было не столь круто и обрывисто, как у чисто горных рек – почти треть пути Конан проделал вброд, вначале заходя в Лаваш, а потом и выбираясь из него по илистой трясине. Только в середине ему пришлось действительно плыть, борясь с течением и предательскими водоворотами. Но вот он и на суше!
Со всех ног киммериец припустил к видневшейся в полумиле скале, с чернеющим в её тёмном массиве ещё более чёрным зевом: пещере Наджлиса.
Подготовка, проверки, расчет времени и прочие скрупулёзные старания не прошли даром, и вот он уже вбегает под низкие гулкие своды, и заворачивает за первый угол, подхватив на бегу одной рукой свой приготовленный заранее огромный тюк с провизией и водой, и другой – толстую связку заготовленных факелов из смолистой древесины местной акации.
Он удалился от входа уже на добрых пятьсот шагов, когда сзади послышались шум и крики: ага! Догонявшие его легко поняли, или увидели мокрые следы на полу, (Ну, или просто догадались!) где такой наглый и самоуверенный тип, посмевший обокрасть сокровищницу самого эмира, может попытаться скрыться от погони!
Собственно, Конан не сомневался, что за ним, вообще-то, велась слежка. Агентами эмирской тайной полиции (Пусть и наивной и вшивенькой, но в соответствии с нормами престижа имевшейся и здесь!). И что пронырливые ищейки-нищие, и сами воины местной стражи, с хроническим подозрением косятся на вальяжно слоняющегося по столице, и всё вынюхивающего наглого северного варвара. Выделяющегося здесь, среди низкорослых и почерневших от яркого солнца, словно скрученные и иссохшие стволы пустынного карагача, местных жителей, как носорог среди кроликов.
Однако Конан преследования здесь, в недрах самой пещеры, не боялся: отлично знал, какие именно местные легенды и суеверия не позволят преследователям сунуться сюда, в царство злобного Расхаса, убоявшись его гнева! И гнева этого население эмирата, включая даже самого законопослушного и преданного сардара из элитной гвардии, боялось куда сильнее, чем возможного наказания со стороны разъярённого правителя!
Ещё бы! Тот может приказать терзать и казнить тело. Ну а демон Расхас может тоже, конечно, наслать страдания на тело… Но и погрузить в пучину невыносимого ужаса – душу!.. Навечно низвергнув её в конце такой экзекуции в пучины огненного ада!
Какое-то время Конан слышал отдалённую ругань, шум и крики. Узнал он и раскатисто-басовитый голос Дониёр-бека, начальника личной гвардии эмира. Вероятно, его преследователи костерили дерзкого варвара на чём свет стоит. Или предлагали вернуться. Обещая прощение, смягчение наказания, и прочие глупости. На которые мог бы попасться и повестись более молодой и наивный вор. Недостаточно опытный. То есть – доверчивый к посулам власть предержащих.
Но Конан уже принадлежал к профессионалам. Поэтому отлично понимал, что ничего из обещанного выполнено не будет. И дело не только в восточном, коварном и лицемерном, менталитете. А в принципе: нужно примерно наказать наглеца, чтоб другим нарушителям законов и обычаев неповадно было!
Достойно завершив пытками и смертной казнью опасный прецедент.
А то что же это за правитель такой?! Позволивший безнаказанно обобрать себя?! Такого и свергнуть не грех…
Но проклятий со стороны обычных воинов и их начальства варвар не боялся.
Ведь в войске эмира, и даже в его личной гвардии, не имелось ни одного мага!
Что само по-себе в глазах Конана было серьёзной ошибкой.
А вот не надейся только на хитрые ловушки, и сигнальные проволочки и звоночки!.. И толщину брёвен перекрытия. Пара-тройка охранных заклинаний, и магический полог или завеса могли бы принести куда больше пользы, чем все эти неуклюжие и смешные в глазах такого опытного вора как он, наивно-детские, но наверняка куда более дешёвые ужимки и потуги. Хотя, конечно, стоила такая профессиональная магическая защита и подстраховка недёшево…
Ну вот тебе, эмир, и расплата, так сказать, за скупость и недальновидность.
Впрочем, уж он-то местному правителю на эти самые недальновидность и скупость указывать не собирается! Спасибо тебе, выходит, эмир, за столь легко и просто добытые драгоценные камни! Сейчас мирно позвякивающие друг о друга рядом с долотом, ещё одним крюком, молотком, скобами, отмычками, пилами, и прочим столь нужным профессионалу оборудованием в небольшой суме за плечами киммерийца.
Отойдя примерно на милю по прихотливо извивавшемуся, но ведущему примерно на север, главному коридору обширнейшего подземелья, Конан решил, что довольно щуриться и идти наугад. Да, он, конечно, проделал весь этот путь заранее, ознакомился с будущим маршрутом побега, и твёрдо знал, что никакие ямы-ловушки, или предательские обвалы, или свешивающиеся с потолка сталактиты, или ещё что-то такого же рода ему здесь не угрожает… Но куда приятней всё же идти в свете. Пусть и чадящего, но – факела!
Кремень и кресало позволили быстро разжечь кусок трута, а от него – и промасленную тряпку на конце первого факела. Правда, её хватит минут на пять, а затем в дело пойдёт и сама занявшаяся от масла смолистая древесина. Дающая ровный и яркий огонь.
Высоко держа источник света над головой, Конан двинулся вперёд. Карту ему доставать и изучать смысла не было – вызубрил он наизусть все её педантично-занудные указания типа «двести три шага прямо, повернуть в третий справа боковой тоннель, помеченный тремя крестами, по узкому и извилистому лазу – проползти пятьдесят шагов, идти в средний проход, до круга с крестом, повернуть в правый поднимающийся…»
Всё верно: вот он и третий справа боковой тоннель. Кто-то не поленился, и три креста жирной копотью факела вывел отменно: уж кресты так кресты – метр на метр! Конан пролез, обдирая бока, по лазу, двинулся в средний проход. Всё это было непривычно – так далеко он во время разведки не забирался. Но ничего странного или утомительного в том, чтоб чётко выполнять указания трёх поколений контрабандистов, не верящих ни в Митру, ни в Мардука, ни, тем более, в демона Расхаса, а верящих только в чистоган, и регулярно с наступлением сезона переносивших через этот надёжнейший путь тюки с головками опийного мака, кукнаром, из эмирата, где его выращивали в предгорьях дехкане, в богатый и развращённый Шем, варвар не видел.
Путь как путь. Надёжный. Проверенный. Вон: на каменном полу и шлепки от сгоревших обмоток факелов, и на потолке, неровном и сером, чёрном, а местами – коричневом – копоть.
А то, что Конан отлично знал того, кто продал ему эту карту и информацию, гарантировало, что его не обманут. Себе дороже выйдет! Рассерженный Конан – этот не та проблема, с которой хотелось бы столкнуться любому, лично знавшему киммерийца, пусть даже хитро…опому прохиндею!..
Впрочем, смысла обманывать сурового сына Севера у прожжённого лиса Салаха и не было: прекрасно знал он сферу интересов варвара, и то, что тоннелем-проходом тот наверняка воспользуется всего один раз. Да и сумма полновесным чистоганом, которую варвар заплатил за информацию, была, скажем честно, немаленькой!..
Привал, а заодно и поздний завтрак Конан сделал на отлогом берегу большого, и, вероятно, глубокого, озера. Невероятно спокойная его поверхность зеркально отсвечивала чистыми агатовыми тонами, отражая свет его пятого факела, который варвар поспешил пристроить в трещине в скале. Убедившись заодно, что тут и до него явно «пристраивали» – отметин от копоти в подходящих щелях стен в пещерке имелось предостаточно. Стало быть, он правильно вычислил, что озерко находится примерно на трети пути к вожделенному выходу на той стороне отрогов. И отдыхал и трапезничал тут не только он.
Неторопливо и тщательно пережёвывая ломтики вяленного мяса, заедая сухофруктами и сухарями из ржаных лепёшек, и запивая скупыми глоточками из небольшого бурдюка с ключевой водой, Конан с удовольствием перебирал и катал по каменному полу перед собой добытые из казны эмира драгоценные камушки. Он посчитал, что они плохо лежали в запертом на хитрые замки стальном сундучке, там, в сокровищнице эмирского дворца. Располагавшейся, к счастью, не в подземельи, как предпочитали держать казну более мудрые и не столь ленивые правители, или даже состоятельные вельможи и купцы.
Поэтому ни хитрые замки, ни перекрытие из брёвен, досок, и камыша, ни сигнальные проволочки не помешали ему забрать их. И вот теперь они лежат хорошо – в его заплечной суме. Вот за этот изумруд невероятной чистоты ему в Замбуле тамошние перекупщики наверняка дадут золота столько, что хватит на пару недель весёлого и беззаботного времяпрепровождения в тамошних кабаках. С неизменным присутствием в его попойках и гулянках местных представительниц древнейшей профессии. А за этот рубин – дадут, вероятно, чуть поменьше: он с волосяной трещинкой. Ну а вот этот алмаз – выше всяких похвал! Три недели. Значит, вперёд, к весёлой и беззаботной жизни!
Вздохнув, и проглотив последний кусок, Конан сгрёб свои сокровища обратно в суму. Факел почти догорел. Пора, значит, зажечь от огарка новый, да – в путь!

К северному выходу из пещеры Расхаса Конан вышел к ужину.
Он, не смыкая глаз, и сделав лишь ещё две остановки для еды, и небольшого отдыха уставшим ногам, двигался по извилистым и тёмным коридорам весь остаток ночи, всё утро и часть дня. Красотами или ужасами (Смотря на чей вкус!) пещеры он почти не любовался, следя только, чтоб строго следовать указаниям карты, и не сворачивать в ходы-тоннели, где не имелось бы следов частого использования. К концу путешествия у него оставалась почти половина факелов, но Конан не расстраивался, что пришлось тащить лишнюю тяжесть: уж лучше взять с запасом, да попотеть, чем в самый неподходящий момент оказаться без света! К тому же в месте, где дровишками уж точно не разживёшься…
Однако к самому выходу, располагавшемуся тоже в вертикальной скале, и открывавшемуся в широкую и плодородную долину, орошаемую речкой Зерафшон, Конан выходить не спешил. Некие смутные подозрения терзали его многоопытную и тонко ощущавшую опасность, душу. А если говорить проще – чуяла его задница, что где-то совсем рядом его подстерегает опасность!
Поэтому к отверстию, контрастно ослепительному после сумеречного и неверного света факелов, Конан подбирался не торопясь, и даже прижимаясь спиной к щербатой стене. Выглянул из-за её изгиба. Хм-м… Вроде, чисто! Тишина, покой. Только вот…
Птицы не поют. Хотя… Деревья тут имеются. И цикады помалкивают, вместо того, чтоб выводить в траве свою привычную монотонную песнь.
Конан нарочито бодрым шагом двинулся на выход, показавшись в центре зева, и тут же, прямо на пороге пещеры, вдруг кинулся наземь.

2. В ловушке.
Вовремя!
С десяток стрел зло просвистели над его головой: если б шёл в полный рост, точно оказался бы похож на булавочную подушечку! Ещё три стрелы ткнулись в каменный пол около его головы, одна даже высекла кусочек скалы, очень больно отскочивший прямо в правый глаз. Зажмурив его, и понимая, что выставленная перед головой сума с продуктами не является надёжной защитой, Конан поспешил быстро отползти, пятясь задом. И только за изгибом стены вскочить на ноги, и броситься прочь от оказавшегося таким негостеприимным выхода. За поворот он забежал быстро. И почти мгновенно на стенах за его спиной возникли мельтешащие тени, вдруг замеревшие, как стих и возникший было гул голосов: словно к пещере подошёл кто-то начальственный.
– Конан! Конан-киммериец! Если ты сложишь оружие, выйдешь и сдашься, я, первый вазир эмира, гарантирую тебе жизнь. Естественно, в зиндоне. Ну а если не выйдешь – тем хуже для тебя. Сдохнешь от голода! Потому что сколько бы продуктов ты с собой не взял, рано или поздно кончатся и они. А умирать мучительно от боли в пустых кишках – удовольствие, которое вполне сравнимо с заключением в нашей темнице.
Но прожить в зиндоне можно долгие годы… А вот без пищи – не больше месяца! Так что выбирай!
Конан, не видевший смысла отмалчиваться, и узнавший голос, крикнул:
– Я услышал тебя, уважаемый Али-бек! И вопрос у меня только один. Как вы смогли так быстро добраться до долины Зерафшона? На крыльях, что ли, гору перелетели?
– Ха-ха, рассмешил ты меня, северный варвар! Нет, конечно, мы не летели. И даже не скакали галопом. Мы мирно и чинно прибыли сюда ещё вчера, доехав за три дня. Разбили лагерь, обосновались. И стали ждать. Тебя.
Конану не пришлось много думать, чтоб сделать логичный вывод.
– Сдал, значит, меня почтенный Салах.
– Ну, во-первых, не сдал, а – продал. Как и положено штатному осведомителю, он – очень жаден до денег. А во-вторых, ему здесь ещё жить и работать. Сам понимаешь – его маленький бизнес невозможен без… Прикрытия! И уж не сомневайся – свою долю от торговли кукнаром он в казну нашего эмирата вносит как миленький!
Конан закусил губу. Всё верно! Какой он наивный до сих пор балбес! Нельзя тут, на востоке, никому доверять! Даже если заплатил – не факт, что не …! Но…
Понять чёртова предателя-Салаха можно. Своя рубашка ближе к телу! И ему тут, вот именно, ещё жить и работать. Так что малознакомым и тупым варваром вполне можно и пожертвовать. Чтобы выслужиться. Взяв деньги и с одной стороны и с другой!
И спокойно продолжать свои тёмные делишки. Раз уж у него столь высокий покровитель. А Конан-то удивлялся: откуда это у местного эмира водятся денежки!..
Но задумываться об этом нужно было немного раньше!
Однако, похоже, его долгое молчание надоело первому вазиру эмира:
– Ладно, Конан. Ты, конечно, парень отчаянный и дерзкий. С огромными мускулами… Но и не без мозгов. Поэтому отлично понимаешь, что перекрыты нашими лучшими лучниками оба входа-выхода. Не надейся и на ночь – мы разведём костры, и даже мышь тут не проскочит! И даже если тебя не убьют, а просто ранят – смерть будет мучительной! Наконечники смазаны ядом дурмень-травы!
Так что выходи!
Бэл их раздери! Сок дурмень-травы – самый мерзкий из всех известных здесь ядов. Потому что вызывает чертовски мучительную смерть! Конвульсии и страшные боли терзают агонизирующее тело часа два! И даже если он сможет проскользнуть – никто не гарантирует, что хоть одна стрела его не зацепит…
Но что же делать?! Сдаться?!..
Нет. Потому что ни за что не сдержит ни первый вазир, ни сам эмир данного слова. Не посадят его в зиндан. Его казнят. Причём – как можно более медленно и мучительно. Прилюдно! Вот именно – в назидание!
– Нет, уважаемый Али-бек. Я не сдамся. Я найду выход, выберусь, и ещё посмеюсь над всеми вами! А предателя Салаха можете считать покойником – Конан-киммериец не прощает такого!
– Всё это, конечно, мило… Но так нереально! Другие входы и проходы искали тут сотни лет. И люди поопытней и постарше тебя. Ну и гниют их косточки где-то там… Внутри. Во владениях Расхаса. Так что поговорили, и хватит! – тон сменился с иронически-издевательского на приказной, – Выходи медленно и с поднятыми руками!
– Прощай, Али-бек. Я не выйду. И даю слово Конана-варвара: отомстить предателю! Вас же трогать не буду. Вы – всего-навсего воины и слуги. Выполняющие свою работу.
– Довольно, Конан. Мы, конечно, безумно благодарны тебе за то, что обещал не трогать нас… – тут Али-бек явно обратился к окружавшим его воинам и стрелкам, поскольку пещеру заполнило поистине лошадиное ржание, впрочем, мгновенно стихшее, когда, очевидно, вазир поднял руку. – Но не нужно давать обещаний, которые заведомо невыполнимы. Нет из пещеры Наджлиса других выходов. Ты – в ловушке. И сам это знаешь. Не тяни – быстрее, как говорится, сядешь, быстрее выйдешь! – ржание на этот раз заменили ироничные и издевательские смешки, так что Конану стало бы ясно, если б он и так не знал – что никогда не выходят на свободу узники эмирских зиндонов.
Варвар, однако, ничего на очередную издёвку не ответил. Потому что в это время просто бесшумно отступал назад по коридору, а удалившись за очередной выступ-изгиб, ещё и перешёл на бесшумный бег, ринувшись прочь от оказавшегося столь негостеприимным выхода. Зол он был ужасно. Но понимал, что толку от этой злости – ноль!
Поскольку лучше не предаваться душившей его ярости, и бессмысленным мечтам о том, как он отомстит, а направить мозги на что-то сейчас более полезное.
Например, на то, где и как можно бы поискать, вот именно – выход!
Но до этого… Вот именно: нужно извлечь из сумы две засевшие в ней стрелы с ядовитыми наконечниками. И выбросить меховую куртку, в которую те, к счастью, вонзились, надёжно застряв. Такую куртку носить… Себе дороже выйдет!

Поедая ужин спустя два часа утомительных, но бесплодных поисков, во время которых он исследовал все более-менее подходящие, то есть – ведущие кверху, лазы и ходы, Конан позволил своему уставшему телу наконец посидеть и даже полежать. Подумав, он решил и поспать: пусть себе его очередной факел погаснет. Он, проснувшись, легко зажжёт новый. Факелов осталось всего пятнадцать штук – мало. И если принять за то, что одного хватает примерно на час, чертовски мало!
Разложив их перед собой, Конан кинжалом аккуратно расщепил каждый смолистый стволик напополам: пусть теперь светит не столь ярко. Зато – светит! А в кромешной тьме пещеры даже он, видящий в ночи не хуже кошки, немного углядит!
Ёрзая на своём тонком плаще, он снова и снова возвращался мысленно к уже проверенным и пройденным ходам. Мысленно соотносил их с маршрутом кратчайшим, который он теперь проходил в обратном, так сказать, порядке. Конечно, он парень, вот именно – добросовестный, поэтому к тем, что уже проверены, можно не возвращаться. Все они неизменно кончались или тупиками, или сужались в такие крысиные щели и отверстия, что, как говорится, и кошке не пролезть – не говоря уж о его немаленьком теле… Так что пока чёртов первый вазир прав во всём: обнаруженные варваром пометки из копоти, перечёркнутые и даже перечёркнутые повторно, говорили о том, что эти лазы и ходы и правда – проверяли и до него. И не один раз.
Сама гнетуще-мрачная и с тёмно-серыми стенами пещера, если честно, уныния, почтения, трепета, или банального страха, как он слышал, обычно бывало у менее наглых и храбрых людей, у него не вызывала. Ничего такого. Пещера как пещера. Со стенами, явно не подвергавшимися никакой обработке. Явно видно, что все эти проходы и сужения-расширения проточила вода. Ну, или они возникли сами, когда это гора только родилась. И поскольку подобывать в ней явно ничего и никто не пытался, так как ничем интересным или ценным, вроде алмазов или залежей руды, тут и не пахло, то не имелось на стенах – ну вот ни малейших следов от каких-нибудь людских инструментов, типа кайла или лома.
С другой стороны, трудно сейчас судить, почему ходить этой пещерой всё же избегали обычные граждане. Ведь таким проходом, по которому он пересёк без особых трудностей под землёй и весь немаленький хребет, и границу, запросто могли бы ездить или ходить и торговцы, и путешественники. Поскольку сокращала она на двое суток окружной маршрут…
Кому-то, значит, было очень выгодно, чтоб жители обеих соседствующих стран боялись сюда соваться, поскольку здесь «обитает страшный Демон Расхас!» А он, этот кто-то, посмеиваясь втихомолку, обделывает здесь свои тёмные делишки.
Например, переносит через границу, не делясь с таможенниками соседей, тот же кукнар. А может, и ещё чего. Похлеще. И поценней.
Однако по здравом размышлении, и вспоминая следы, попадавшиеся ему по пути через пещеру, Конан пришёл к выводу, что кроме того, чтоб служить транспортной артерией, ничем другим пещера быть и не может. Не имелось тут ни следов присутствия какого-либо поселения, или вообще чьей-нибудь, даже зверушек вроде летучих мышей, или каких-нибудь ящерок, жизни. Не говоря уж о том, что никто и ничего здесь не добывал. Или не проводил в тайне от всего мира кровавых и жестоких ритуалов. Чем иногда грешили попадавшиеся Конану маги и злокозненные чародеи. Предпочитавших такие пещеры, или уж – рукотворные подземелья, для своих чёрных дел и обрядов…
С другой стороны, вряд ли тут имелись легкодоступные, или удобные, или близкие запасные входы-выходы. Но Конан не сомневался в одном: вряд ли кто-нибудь и правда – искал их особенно тщательно: зачем?! Раз существует сравнительно удобный и прямой проход, ради чего терять понапрасну время на поиски ещё какого-то?!
Так что определённые шансы у него, конечно, есть…
Хотя он был вынужден признать, что обследованная им часть пещеры не порадовала. А на вот именно – детальное и скрупулёзное обследование оставшейся части у него попросту не хватит факелов…
Вот так, обуреваемый сомнениями, не стоит ли ему вернуться, и всё же попробовать прорваться с боем, пока есть ещё силы и свет, он и уснул.

Проснулся Конан в гнетущей темноте и абсолютной тишине. То есть – ничто здесь, в глубине пещеры, даже не капало, или шуршало, или хотя бы сквозило, как обычно бывает в даже самом мрачном и заброшенном руднике, или шахте, сделанной руками человека.
Однако варвара разбудила не тишина, или ветерок.
Ему почудилось, (Или привиделось во сне?!) что кто-то на него смотрит.
Ощущение чужого присутствия не покинуло его, даже когда он чуть приподнялся на локте со своего жёсткого ложа: против инстинктов и подсознательных страхов, упрямо живущих даже в самом рационалистическом и ушлом мозгу, не попрёшь!..
И хотя он отлично понимал, что никого и ничего здесь, в необитаемой и запретной пещере, нет, и быть не может, поскольку ещё не наступил срок созревания мака, да и перекрыты оба входа воинами эмира, невольно зябко передёрнул плечами: подсознание, будь оно неладно… И воображение.
Нужно побыстрее разжечь факел.
После кромешной тьмы, к которой его глаза уже успели привыкнуть, даже крохотный огонёк, что вскоре разгорелся в труте, показался киммерийцу ослепительным! Запалив от него промасленную тряпку на половинке стволика акации, Конан невольно вздохнул: так-то оно гораздо лучше! И видно, что нет никого с ним тут, в запутанном лабиринте проходов, лазеек и пещерок…
Ладно, хватит предаваться унынию и рассусоливать: пора работать!
Конан, подхватив своё немудрёное барахлишко, двинулся в путь. А позавтракать он сможет и на ходу, доставая из сумы ломтики мяса и сухари.
Спустя ещё несколько часов ноги и желудок недвусмысленно сказали ему, что пора бы снова подкрепиться и отдохнуть. Уже капитально. Об этом же ему сказала и неумолимо истощавшаяся связка смолистых стволиков, вес которой теперь почти не ощущался. Обследовал к этому времени киммериец весьма значительную часть пещеры. Однако все казавшиеся перспективными проходы, ведущие кверху, неизменно кончались тупиками, и единственное, что заставляло Конана упрямо исследовать их – так это отсутствие у их начала крестов или ещё каких пометок. Следовательно, так тщательно эту часть пещеры до него не обследовали. Собственно, как он уже отмечал, вероятней всего, никто таким поиском особо и не заморачивался: смысл?..
Обедая (Или ужиная?..) Конан задумчиво глядел на жалкие остатки своих приспособлений для освещения. Подумав, и повздыхав, снова аккуратно поделил оставшиеся десять половинок ещё пополам: теперь перед ним лежали уже четвертинки стволиков.
И он уже сильно жалел, что не взял их больше.