Глава 3. (Глава 3)

У Лочинбека Конан задержался на весь оставшийся день.
Вынес, разумеется, и сложил у наружной стены трупы. И бандитов, и охранников, и двух слуг и повара Лочинбека.
Перенёс в её покои Клариссу, парализованную любимую жену хозяина. Оказавшуюся приобретённой когда-то на невольничьем рынке девочкой из далёкого Пунта. Отправился по указанию хозяина во внутренние покои. И не без удивления обнаружил в гареме ещё троих жён! Уже – из местных. Живых, но крепко связанных, напуганных до полусмерти, и явно ждавших своей очереди. Однако, зная, кто – любимая, её напавшие и пытались использовать в первую очередь: чтоб зрелищем её мучений развязать язык упрямому и стойкому сыну казначея.
Конан присутствию жён обрадовался. Развязал. И тут же отправил их с вёдрами и тряпками отмывать от крови парадный зал! И переодеть и перевязать хозяина, которому всё же, похоже, сильно подпортили коленки: ходить Лочинбек так и не смог, хотя и попытался было встать на ноги с помощью Конана.
Конан, понимая, что пока не наймут нового повара, горячей пищи не будет, воспользовался разрешением Лочинбека делать всё, что посчитает нужным, и вести себя, «как дома», отправился на кухню. Где в погребе со льдом обнаружил подвешенную к балкам огромную копчёную баранью ногу.
Когда добрая треть великолепного мяса отправилась в его желудок, варвар срезал с кости остальное, и уложил в свою повидавшую виды суму. Затем из огромного чана со свежей водой, явно набранной из ручейка, протекавшего по саду, наполнил вновь до краёв свой бурдюк.
После чего оставил своё добро в комнате, которую ему любезно выделил хозяин, и прошёл к нему. Лочинбека в его покоях не оказалось.
Ха! А то Конан не знает, где того искать!

В покоях Клариссы хозяин, разумеется, и находился. Сидя на кресле в изголовье её ложа. А перенесли его туда два немаленьких парня, почти мужчины, оказавшиеся племянниками Лочинбека. Они прибежали на помощь дяде из большого кишлака, где их отец, выполнявший функции хокима-градоправителя, жил. Две мили, в которых этот почти городок находился, одна из жён Лочинбека пробежала за четверть часа. А парни, вооружившиеся на всякий случай саблями и кинжалами – ещё быстрее.
На Конана молодые люди смотрели во все глаза: нечасто увидишь мужчину, запросто уложившего шестерых профессиональных воинов!
Лочинбек, когда варвар приблизился, племянников отослал.
Те, конечно, уходить не хотели, явно желая послушать, о чём же будет идти речь, но поскольку рассказу дяди поверили, пятясь и кланяясь, вышли. Шесть трупов убийц, и возможные подарки и прочая благодарность от дяди – отличный, хоть и жестокий и кровавый, аргумент. Не говоря уж о убитых служанках, охранниках, и поваре. Теперь можно и нужно будет приставить к богатому родственничку своих людей!
— Конан-киммериец, прошу тебя подойти. – жест рукой, и гримаса боли на бледном лице показали варвару, что хозяин страдает куда сильней, чем хочет показать. И хочет рассказать всё – прямо сейчас. Чтоб Конан сам мог решить, насколько продлить своё пребывание в гостях у него.
Кларисса, которая хоть и лежала тут же, на ложе под балдахином, улыбнувшись Конану сквозь слёзы, отвернулась. Хотя она могла бы этого и не делать: пусть она и читает по губам, но уж точно – никому ничего не расскажет! И вообще на Конана она произвела отличное впечатление: мужественная и преданная жена! А уж воля – сталь!..
Рассказ Лочинбека, впрочем, много времени не занял: ведь это были всего лишь предания и слухи! Пусть и оставшиеся от тех, кто жил во время интересовавших киммерийца событий. И от его отца. И некоторые даже противоречили друг другу. Но Конан намотал себе на ус две не вызывавшие сомнения вещи: во-первых, чародей, захвативший сокровища, действительно очень хитёр и коварен! (Ну, это-то варвар и так знал: недаром же гад всё устроил так, чтоб поубивать как можно больше народу, набравшегося бы смелости, и попытавшегося убить его чудище, и проникнуть в пещеру.)
Ну а во-вторых, главный свидетель, в лице как раз отца Лочинбека, клялся спустя пять лет после этих трагических событий, когда падишах Серожиддин уже был давно мёртв, что на базаре в Бадамкенте видел… Чародея!
Который прикрывался колпаком и плащом дервиша, и бродил между прилавков, выпрашивая милостыню. И ему действительно подавали: кто – кусок лепёшки, кто – кисть винограда… Бекмурод этого никак понять не мог: ты же – маг! И обладаешь несметными богатствами! За каким же хреном ты юродствуешь?! Нищенствуешь, выпрашивая объедки, и прикидываясь голодным и убогим?! И он тогда же, пока воспоминания были свежи, описал лицо мага. Тот имеет весьма особенную внешность, и, если верить молве – не стареет. Поскольку и так уже выглядит, словно восьмидесятилетний старик.
А что самое страшное – так это то, что в ту же ночь рассказавший о так поразившей его встрече несчастный Бекмурод… умер! Без всяких видимых причин!
Отсюда уже его сын сделал два вывода: рассказывать кому бы то ни было о том, что стигиец – здесь, не нужно. И не нужно выходить куда-то за пределы загородной резиденции! Ну, если хочется пожить подольше…
— Ну а сейчас я рассказал тебе всё это, Конан-киммериец, потому, что ты спас наши жизни. И если кому-то и суждено убить чародея, и таким образом снять с меня добровольное заточение здесь, на этой вилле, так это – тебе! И если всё, что рассказывают о тебе – правда, ты при этом даже не сильно устанешь! Потому что ты побеждаешь магов не силой, а — хитростью!
Конан, слушавший этот рассказ, который сын оклеветанного казначея произносил тоже – вполголоса, про себя усмехнулся.
Да, он и правда – одолел не одного чародея. И действительно – применял для этого не грубую силу, не тупой напор и натиск в лоб, а…
Потайные ходы, хитрые уловки и варварское коварство!
Вот и сейчас: он надеялся, что его могучий и суровый небесный покровитель, Кром, надоумит его, как вычислить, и как убить хитреца-стигийца!
Потому что кроме описания лица и указания на то, что маг в личине нищего дервиша обретается где-то поблизости, в Бадамкенте, ничего полезного он от Лочинбека всё же не узнал…
Но хотя бы спас его и жену от мучительной смерти!

Утром отоспавшийся от души на мягких перинах и под пологом из кисеи, надёжно закрывавшего его от извечной напасти южных стран – назойливых и вездесущих комаров! – варвар зашёл к хозяину попрощаться.
Тот к счастью был жив, выглядел не в пример лучше, и находился всё так же в покоях любимой супруги. Пальцы были заботливо перевязаны, кровь смыта, одежды чисты. Но позади него, за креслом, находились теперь уже слуги племянников – четверо здоровенных бугаёв, на Конана взиравших и с восхищением (Это те, что помоложе!) и с подозрением (Это те, кто в летах.).
Конан много говорить не стал. Чуть склонил голову в вежливом поклоне:
— Любезный хозяин! Благодарю за приют. И мирный ночлег. Но я не могу долго здесь оставаться. И вынужден попрощаться. Дела!
Лочинбек тоже не стал вдаваться в ненужные подробности при посторонних:
— Удачи тебе, Конан-киммериец! Ещё раз благодарю от себя и моих родных и близких за то, что ты сделал для нас!
Конан, широко улыбнувшись Лочинбеку и Клариссе, так и лежавшей на подушках на своём ложе, и кивнув, просто развернулся и вышел. Покидал резиденцию спасённого от мучительной смерти вельможи Конан через ворота. Теперь их охраняли ещё трое вполне профессионального вида воинов, в кольчугах и шлемах, Конана тем не менее выпустившими через открытую створку с вежливыми поклонами. И без единого слова.
Двигаясь тем же путём, что прибыл сюда, варвар напряжённо думал. Нет, думал-то он над проблемой и вчера… Но сытный ли обед-ужин сказался на его способностях, или мягкие перины-курпачи располагали к этому, а только размышления как-то незаметно перешли в глубокий и спокойный сон.
А найти предстояло не больше не меньше, чем ответ на странную загадку. Тайну. До сих пор не вполне ему понятную.
Почему чародей до сих пор не забрал сокровища? Не перепрятал их в более надёжное место? И почему остаётся в городке, даже не прикидываясь каким-нибудь состоятельным купцом, а изображая из себя — нищего?! То есть – изгоя общества. Которого все презирают и по возможности избегают?
То, чем варвар располагал пока, так это одними предположениями.
Например, что чародей так хорошо заколдовал эти самые сокровища, что и сам опасается прикасаться к ним. Но ведь перенёс же уже однажды?! Из казны того самого жестоко убитого конкурента-мага – сюда, в пещеру, которую охраняла змее-женщина. Так почему не перенести ещё раз, таким же образом, но уже куда-нибудь в своё настоящее логово? Дворец, где можно жить с удобствами, и не бояться, что тебя, как нищего, будут ругать, шпенять и отовсюду гнать?
Или ещё другая мысль: маг силён, но как именно он поддерживал свою власть над чёртовым грифом, приносившим дракону положенного для пропитания ежедневного барана? Неужели для того, чтоб контролировать выполнение птичкой приказов хозяина, нужно находиться поблизости?
Ну а третья мысль беспокоила Конана больше всего: рычаг, открывавший ту, потаённую, пещеру, он, конечно, отломал. Но гарантирует ли это от нахождения её ретивыми и не ограниченными сроками поисков, кладоискателями?
А отсюда мораль: найти чародея и убить его нужно побыстрее.
А Конану из «особых» примет можно рассчитывать лишь на весьма сомнительную: правую щеку чародея пересекает огромный и безобразный шрам. Хотя – достоверна ли и она?
Что, если это – просто хитрый способ замаскироваться получше?
Конан будет пытаться отыскать мага по этой «примете», а маг, опять мысленно потешаясь над его потугами, просто «заделает» этот самый шрам? Или, к примеру, – сделает себе лицо не как у восьмидесятилетнего старика, а – молодое? Или вообще – женское? Ведь даже это для колдунов – не проблема! Правда, касается это только внешности. А вот подделать женский нрав и характер…
Конан усмехнулся: правдоподобно изобразить женскую, вздорную, непредсказуемую и болтливую натуру, не удастся ни одному мужчине!
Словом, Конану было над чем подумать, пока прикидывал, как найти чёртова коварного чародея в городе, где проживает около десяти тысяч человек. И мысли эти были весьма неутешительны: ну предположим даже, что чародей оставит на лице и шрам, и морщины. Не будет пытаться выдать себя за женщину, или мальчика. Но и всё равно: отсеем пять тысяч – как раз женщин. И ещё четыре – детей и мужчин среднего возраста. Остаются тысяча стариков. Из них нищих – не менее двухсот…
Всё равно – много. Не будет же он таскаться по городу, по всем базарам, улочкам, и караван-сараям, и заглядывать под все нищенские колпаки и капюшоны, в поисках лица со шрамом?
С другой стороны, Конан имел в виду и такое соображение: маг – наверняка любопытен. И хотел одним из первых знать, чем кончился поход киммерийца к дракону, и поиск сокровища. И он наверняка всё это желал узнать из первых уст. То есть – лично выслушать рассказ полупьяного хвастливого варвара.
Поэтому нужно просто…
Кое-что вспомнить. И поискать мысленно среди тех, кто присутствовал при рассказе Конана о битве с чудовищем, и о бесплодных поисках спрятанного клада!
Ведь маг – он же маг!
И натянуть чужую личину, прикинувшись горожанином, или купцом, или гостем, или даже тем же стариком – для него пара пустяков! А такой рассказ нужно, конечно, услышать от самого Конана!
То есть – да, лично присутствовать при очередном «бахвальстве» «тупого» вора-авантюриста! И позлопыхать втайне: «Вот же дурак! Никогда тебе мою тайну не раскрыть! И пещеры с настоящим сокровищем – не найти!»
Так что Конан ещё и ещё раз вернувшись к этим выводам, похвалил себя за то, что умолчал о своих мыслях. О том, где на самом деле может быть укрыто сокровище, позволившим как раз и найти пещеру. С рычагом. И о куда более драматичной, чем с несчастным драконом, встрече с коварной змее-женщиной. И своём, таком неожиданном для профессионального вора и искателя сокровищ, как он, решении: не притрагиваться к обнаруженному кладу.
На эту историю, о своих мыслях и приключении во второй пещере, как на живца, можно, если совсем уж не повезёт в поисках, попробовать поймать коварного чародея!
Который уж наверняка поспешит заявиться в караван-сарай уважаемого Умидбека, едва Конан вновь там появится!

Вошёл в город Конан вполне обычным путём: через одни из восьми ворот в крепостной стене. Стража, если и удивилась его возвращению, никак этого не проявила. Так что киммериец вполне мирно отдал сборщику пошлины у ворот медный обол, и вот он уже на улицах!
Почтенный Умидбек возвращению Конана явно обрадовался:
— Уважаемый Конан-варвар! Как я рад, что вы вернулись! Я вашу комнату пока никому не сдаю: можете хоть сейчас снова вселяться! – едва заметное подмигивание, впрочем, сказало киммерийцу, что пока он отсутствовал, почтенному хозяину караван-сарая приходилось «держать оборону». Делая вид, что не знает, как именно столь крупный мужчина исчез из его заведения, словно дым из тандыра: будто растворившись в воздухе!
Впрочем, вор на то и вор, чтоб уметь заметать следы!
— Я тоже рад, что у тебя из кухни доносятся столь восхитительные запахи, любезный Умидбек! Однако если этот самый чудесно пахнущий молодой жареный барашек не появится на моём столе через минуту, я буду очень рассержен!
— Не извольте беспокоиться, уважаемый Конан-киммериец! – поскольку варвар уже опустился за свой излюбленный стол в углу у стены, хозяин с неизвестно откуда возникшей в руке тряпкой тут же протёр его от крошек и потёков вина, оставшихся от предыдущей, поторопившейся быстро освободить мебель, оставив её в полном распоряжении киммерийца, трапезничавшей компании. И не успел варвар грозным взором обвести тех, кто собрался на обед в заведении Умидбека, как прямо перед его носом оказался поданный в огромном блюде тот самый деликатес, что он определил по запаху.
Некоторое время Конан с аппетитом поглощал кушанье. Разумеется, запивая немалыми порциями вина, словно по волшебству снова появлявшегося в его бездонной кружке, стоило той в очередной раз опустеть.
Но вот от барашка на блюде остались лишь кости. И Конан, довольно рыгнув, откинулся на одну из стен обеденного зала караван-сарая. Тотчас к нему подскочил один из сыновей хозяина, Анвар, как раз и следивший, чтоб наполнять вином из огромного кувшина, кружку киммерийца:
— Что-нибудь ещё, уважаемый Конан-бек?
Ну вот. Он уже и «бек» — на здешний манер.
— Да. Будь любезен, принеси мне фиников и сушёного инжира. – варвар любил эти сухофрукты, и неизменно брал с собой в походы именно их. Иногда дополняя сушёным урюком и кишмишем, — И вина, конечно, долей!
Лакомясь сладким десертом, который запивал немаленькими глотками, Конан не торопясь осматривал зал заведения. И вскоре наметил себе первую жертву: Халед-водонос! Сидит себе в другом углу, глодая беззубыми дёснами кусок сухой лепёшки, размачивая её жидким чаем – милостию Умидбека такого, заваренного на старой заварке во второй раз – как раз для таких «клиентов» имеется достаточно. В большом котле у кухни.
А что: идеальная кандидатура! Старик. Тощий. Любитель собирать сплетни. Хотя, конечно, на профессионального нищего-дервиша и не похож, зато – ну очень внимательно слушал Конана в прошлый раз! И его падение тогда, от якобы выпитого, на пол, и сон вполне могут быть хитрой игрой. Как элементарной маскировкой может быть и отсутствие на лице хоть каких-то шрамов. Что само по себе подозрительно: без шрамов от драк, несчастных случаев, и «приключений» здесь, на Востоке, только женщины. Да и то – если муж не бьёт. Чтоб уж не портить несказанную красоту…
Подозвать его сейчас? Когда в зале всего около двадцати человек? Или оставить свой новый рассказ на вечер? Чтоб уж собралось побольше народа.
С другой стороны – чего ему выжидать? Проверить-то – можно!
— Эй, Халед! Подойди-ка! – повелительному жесту киммерийца противиться мог бы только совсем уж дурак или сумасшедший. Или храбрец, считающий себя искусней в бою, и здоровей.
Халед, униженно кланяясь, тут же возник перед Конаном. Тот, смерив его взглядом купца, выбирающего на невольничьем рынке новую наложницу, спросил:
— А скажи мне, почтенный, не знаю, как там тебя звать на самом деле, но уж точно не «Вострэс», чёрный стигийский маг. Почему ты до сих пор прозябаешь, словно последнее быдло, здесь, в этой пыльной дыре, унижаясь и перебиваясь объедками, вместо того, чтоб спокойно и с комфортом, жить в своём шикарном дворце?
Если Конан ожидал удивления, или, в крайнем случае – страха и попыток всё отрицать, то был удивлён и разочарован. Это если сказать мягко.
Потому что Халед-водонос вдруг хлопнул в ладоши.
И тут же вселенная вокруг Конана завертелась, понеслась…
И вот уже он – в огромном, великолепно украшенном парадном, явно приёмном, зале! А перед ним, на стоящем на возвышении троне, в расшитом золотом парчовом халате и чалме с огромным бриллиантом в центре её, восседает Халед-водонос!
И во взоре, которым он сейчас буравит киммерийца – любопытство.
Наконец чародей разлепил сжатый рот:
— А я даже отвечу на твои вопросы, Конан-киммериец. Хотя бы из уважения к твоим предыдущим подвигам, и недюжинным способностям.
По Бадамкенту я слоняюсь для… Развлечения. А выдаю себя при этом за нищего, дервиша, купца, торговца, погонщика верблюдов, и других персонажей, для того, чтоб не потерять навыки и форму. Нам, магам, нужно иногда практиковаться! И довольно часто. Чтоб не позабыть все те штуки и заклинания, что мы в детстве, при обучении, с такими мучениями зазубрили. (Да, детство и юность будущих чародеев, даже стигийцев, и я бы сказал – особенно стигийцев, требуют жертв. И мучений. Но это – тебя не касается.)
Ну о про главную причину моего частого появления здесь вряд ли догадываешься даже ты. Я здесь родился и рос. Ну, до пяти лет. А затем мне повезло. Ну, или не повезло – это как посмотреть. Меня приглядел старый стигийский маг. И попросту похитил.
После чего воспитал, и обучил.
Чтоб я, как он предполагал, стал его наследником. Поскольку своих детей у него не осталось. Они, «неблагодарные», по его словам, «твари», стоило им более-менее набрать силу – тут же пытались его убить: отравить, зарезать во сне, или наяву. Или свергнуть, заточив в подземелья. Чтоб уже самим поиздеваться всласть над мерзким стариком!
Не знаю, почему он рассчитывал, что я буду вести себя по-другому. Особенно, с учётом того, какие методы он применял для обучения. И к каким наказаниям прибегал за «нерадивость».
Ну вот и получил. Я, учтя опыт предшественников, собрал волю в железный кулак, и дотерпел до того момента, когда стал сильней его.
И победил. Разумеется, отомстив за унижения и мучения.
И, разумеется, не испытывая ни малейших угрызений совести.
Как не буду я их испытывать и сейчас, убивая тебя.
Только вот не нужно думать, что твоя смерть будет лёгкой!
— Погоди минуту, уважаемый Халед-водонос. – Конан поднял руку, — Ты так и не сказал мне своего имени! Своего настоящего имени.
— Ха. Ты прав. Я – действительно не Вострэс-стигиец, как я обычно представлялся всякого рода правителям. Но как моё настоящее имя, как раз ты мог догадаться. Меня зовут Халед. И «слоняюсь» я по здешним улочкам в виде дервиша и старика потому, что как раз от таких персонажей ни у кого обычно секретов нет: слишком старого и больного водоноса все презирают и не опасаются! У меня же нет «связей»!
— Понятно. Благодарю за объяснения. А вот скажи ещё, если не трудно, — Конан, медленно подойдя, теперь остановился в пяти шагах от подножия трона, — та женщина. Змея. Ты действительно – любил её? И наказал за то, что отвергла?
Чародей фыркнул:
— Не понимаю, почему тебя это интересует, Конан. Но ты опять прав: принцесса эта меня, под моим очередным псевдонимом, действительно когда-то отвергла. И я превратил её в то, что ты видел. Для того, чтобы она, рассказывая о своей печальной участи, говорила правду. И это было бы видно и понятно любому, а не только такому проницательному и хитрому воину, как ты. Но не волнуйся о её участи: она жива, снова там, в пещере, накормлена, напоена, и прикована. Для следующего удачливого кандидата. Кстати: не могу не попенять тебе: зачем ты сломал рычаг?
— Как раз для того, чтоб никто в эту пещеру не проник. Но я не думаю, что для тебя будет сложно восстановить эту штуку.
— Ты вновь совершенно прав, Конан-киммериец. Для меня это не будет трудно. – вселенная вдруг снова раскололась, и завертелась, и вот уже Конан – в огромной, простирающейся во все стороны насколько видит глаз, пустыне! С коричневым песком, и чахлыми кустиками верблюжьей колючки и саксаула. А с неба звучит голос чародея. Звучит так, словно ничего и не произошло, — Как не трудно мне было заметить кинжал, спрятанный сейчас в твоей правой руке. Можешь, конечно, попробовать метнуть его… куда-нибудь. Но сейчас особого смысла в этом не вижу.
— Хм. Теперь – и я тоже не вижу. – Конан вновь отправил кинжал за голенище сапога, откуда до этого незаметно достал оружие, — Но попытаться-то убить тебя я должен был!
— Разумеется! Разумеется. Такие схватки и противостояния и придают моей жизни ощущение наполненности. И не дают скучать. Или расслабиться и утратить бдительность. И силы и способности. Кстати, о силах.
Ты – сильный воин. Запомни: шанс убить меня у тебя действительно – будет! (Иначе такая игра была бы и неинтересной и нечестной!) Но!
Вначале ты должен преодолеть мой Лабиринт!
Конан вновь огляделся. Барханы, барханы… Ничего и никого! Не иначе, как пустыня — действительно начало Лабиринта чёртова мага!
И теперь можно тысячу раз сожалеть, что повёл себя как дурак, попытавшись «вывести на чистую воду» хитро…опого стигийца, а не просто – молча проткнул того прямо в караван-сарае мечом! Без предупреждения! Хотя…
Не в традициях и привычках Конана «протыкать» кого-то исподтишка!
Он убивает врагов – лицом к лицу!
А вот что там говорил о «нечестной» игре маг – только слова! Сами-то маги, особенно стигийские, никогда не ведут «честную игру»! Что бы они там не говорили. Не-ет, они – как змеи. Коварны и любят бить тогда, когда человек, жертва, этого не ждёт! Вот как сейчас!
Конан едва успел броситься ничком на песок, как над тем местом, где он только что стоял, осматривая дюны, просвистело, и блеснуло в свете солнца, стоящего в зените крохотными искорками, падая наземь: с десяток тонких стрелок, наконечники которых наверняка были смазаны ядом, повонзались в дюны!
Конан возмутился:
— Это – вот это ты называешь честной игрой?!
— А что, собственно, тебя не устраивает? – в голосе мага сквозило плохо скрываемое торжество, — Хе-хе. Сработали же твои «первобытные» инстинкты?
— Ну… Сработали. – Конан сглотнул, думая, что полуденное, какое-то здесь особо жаркое и почему-то – тоже светло-коричневое, солнце, очень быстро обезводит, и, следовательно, обессилит его. И действовать нужно, как бы действовать не пришлось, побыстрее. – И что мне теперь делать?
— Я же сказал уже! – теперь в тоне мага появилось лёгкое раздражение, будто на непонятливого ученика, — Пройти мой Лабиринт, который заканчивается в моём, действительно шикарном и удобном, дворце, и попытаться убить меня! Ну а я, в меру своих скромных возможностей и бедного воображения, буду стремиться… Не дать заскучать – уже тебе!
Конан фыркнул:
— Могу себе представить!
— Нет, пока не можешь. На кое-какие препятствия, и зверушек, которых я понасоздавал специально для тебя, (Представь: как я тебя уважаю!) лучше посмотреть, так сказать, воочию. Они реально – интересны. Даже для меня.
— И ты считаешь, что это – честная игра?
— Нет! – теперь в голосе мага имелось неприкрытое торжество, — И уж если кто и сомневается в том, что я не буду играть честно, так только не ты!
Поскольку действительно встречался с магами из Стигии. И не раз.
Ну а сейчас – в добрый, как говорится, путь.
Могу дать подсказку. Идти тебе надо – на Юг. – маг снова хохотнул.
— Очень смешно. Солнце стоит в зените, и как я пойму, где – Юг?!
— А это уже – твоя проблема, Конан-киммериец. Впрочем, могу дать ещё подсказку. Солнце там, в зените, будет стоять всегда! Ну а сейчас начинай уже свой поход. А я понаблюдаю. А то разболтался я что-то не на шутку. И вообще: если ты и правда – очень сильно захочешь попасть сюда, ко мне, ты ко мне и попадёшь!
До встречи! Надеюсь. Хе-хе.
Голос мага действительно исчез. Словно захлопнулась невидимая дверь. Теперь вокруг было слышно лишь как завывает лёгкий ветерок, и шуршат песчинки, которые тот сдувает с гребней барханов. И не имелось над головой Конана ни облачка.
Однако не это сейчас беспокоило Конана.
Что там маг сказал, что «попасть к нему он сможет, если сильно захочет»?!
Мысли понеслись: «раз-он-сказал-что-попасть-к-нему-я-могу-если-очень-сильно-захочу-значит-он-придумал-хитрый-и-подлый-план. То-есть-я-прохожу-чёртов-Лабиринт-устаю-как-вьючный-ишак-а-он-будет-посмеиваться-и-торжествовать-на-мою-недогадливость! Ведь-он-дал-мне-прямую-подсказку:-и-я-могу-попасть-прямо-к-нему-снова-если-«сильно-захочу»! То-есть-мне-достаточно-просто-сказать-об-этом-вслух! О!
Да, конкретнее намекнуть нельзя! А уж пойму ли я… Он надеется, что я — «тупой и хвастливый варвар». И – не пойму.
А я назло ему поступлю так, как он не верил, что я додумаюсь!»
То есть – похоже, маг предусмотрел появление Конана в своём дворце…
Просто по желанию самого Конана!
И во избежание насмешек и и банального стремления сохранить подольше жизнь и силы и не нужно давать чародею возможность сказать потом: «я же дал тебе прямой намёк! А ты сам оказался туп, как пень!»
Конан заорал во всю силу своих лёгких:
— Хочу попасть обратно, к магу Халеду во дворец!
После чего оставалось только бросить с двух рук оба метательных кинжала!
А к моменту, когда сидящий на троне и разинувший от удивления рот маг увернулся от одного, и перехватил другой правой рукой, Конан уже успел сделать всё, что нужно: его верный меч взвился в воздух раньше, чем маг увернулся от первого кинжала!
Закалённая и проверенная в сотнях битв хайбарская сталь вонзилась прямо в центр груди отвлекшегося на кинжалы Халеда.
Маг прохрипел:
— Почему… ты… метнул его? Ведь ты… обычно… Рубишь головы?..
— Да. Отрубить врагу, или какой нечисти башку – чертовски приятно. Однако благодарить за то, что получилось в нашем противостоянии вот так, ты должен только самого себя!
Самонадеянность ещё никому и никогда не помогала.
— Да… — маг, вскочивший с трона при возникновении Конана, медленно начал сползать на пол. Глаза стали тусклыми и словно уставшими, — Надо… Было… прикончить тебя сразу…
— Надо было. Но это – не в «твоём стиле». Мания величия!
Именно этим вы все, чёрные стигийские маги, и грешите. Всегда. Вам надо поунижать жертву перед тем, как она умрёт. Поглумиться. Поистязать. Чтоб жертва понимала, что спасения нет, и отчаялась, и рыдала, и мучилась от боли и усталости, и обречённости. И умоляла о пощаде.
Похоже, вы, мерзкие ублюдки, этим наслаждаетесь!
Да только сейчас ты не на такого напал.
Что именно хотел ответить Халед на выпад киммерийца, узнать варвару было не суждено: из горла растянувшегося наконец у подножия трона чародея пошла кровь, и он больше ничего не сказал. Ну а что он подумал, Конан выяснять не собирался.
И теперь варвара беспокоило только одно: где находится дворец самовлюблённого глупца, и сколько времени займёт возвращение в Бадамкент. Впрочем, вряд ли особенно далеко: этот маг – рационалист. Ну, или, говоря проще – лентяй!
А ещё Конан думал, есть ли у чародея слуги, и не придётся ли ему сейчас пробиваться к выходу с боем.
Однако он успел извлечь свой верный меч из впалой и тощей груди чародея, отрубить на всякий случай коварную башку, и обтереть меч о шикарное парчовое одеяние мага, и вернуть в ножны и верный клинок и оба кинжала, а никто в парадном зале так и не появился.
Хмыкнув, киммериец решил провести время с пользой.
И отправился на обследование «шикарного» дворца.
Ведь здесь тоже наверняка имеются какие-нибудь узники, которых надо освободить, подвалы, которые надо проверить, и, разумеется, сокровища, которые надо найти!
И теперь, наконец, можно будет забрать и те, что находятся во второй пещере!
Да и девушку, с которой наверняка спали чары, тоже можно будет забрать.
Ну, а что они с ней будут делать после этого, решится…
Само-собой!