Песок Хара Ярунна

Ветер над Байкалом не просто шелестел листьями — он скрипел. Будто кости старых кедров терлись друг о друга, жалуясь на тяжесть снега. Баатар-Сэчэн остановился, прислушиваясь к этому скрипу, различая в нем что-то большее, чем просто игру ветра.
Небо над Хара-Ярууна раскинулось белым саваном, чистым, как кость, вываренная в солёной воде. Воздух обволакивал, как мокрая шкура — чужой, нездешний, неприветливый. И слишком тихим. Как перед ударом грома.
Баатар провёл рукой по меху на воротнике, отгоняя наваждение. Он знал эту тишину. Она предвещала перемены. Или беду.
Вода в бухте казалась тёмной из-за глубины, а песок местами имел вулканический оттенок.
Иней с рукава осыпался на песок, но остался лежать нетронутым — ни одна снежинка не растаяла. Баатар стиснул зубы. Не к добру.
Пальцы сами сжали рукоять Алтан Сумбэр. Меч, выкованный из метеоритного железа, сегодня казался тяжелее обычного — верный знак. Кто-то следил.
Не человек.
Не зверь.
То, что не должно ходить по снегу.
Ледяной ветер рванул со стороны воды. Баатар не обернулся — знал: стоит лишь отвести взгляд, и оно вцепится в горло. Вместо этого медленно провёл большим пальцем по гарде Алтан Сумбэр. Металл жужжал, как разгневанный шершень.
— Покажись, — пробормотал он. — Или ты боишься человека с хромой ногой?
Ноющая рана на бедре сжалась от холода. Перед глазами поплыли пятна. На миг Баатар снова почувствовал: колючий снег под коленями, липкую теплоту крови на бёдрах, смех волка.
Не звериный рык. Человеческий.
Он снова был шестнадцатилетним дураком, бегущим за волком с тупым кинжалом.
Юный Баатар несся вперёд, не чувствуя холода. В руке — дедовский кинжал, в ушах — вопли отца:
— Стой, шалтай! Это не твоя охота!
Но он уже видел добычу: чёрный волк с проваленными рёбрами стоял над тушей яка, слизывая мозги из расколотого черепа.
— Сдохнешь, тварь! — закричал Баатар, замахиваясь.
Волк повернул голову. Глаза — жёлтые, слишком круглые.
Клинок вонзился в шерсть — и застыл, будто ударил в камень. Из раны поползли чёрные жуки.
— Ай-яй-яй, — прошипел волк. Голос был скрипучий, будто кости трутся. — Испортил шкуру…
Лапа дернулась. Баатар не успел отпрыгнуть.
Клыки вонзились в бедро — не просто рвали плоть, а впрыскивали холод.
Лёд заползал в вены.
— Отец!
Из тумана вынырнул силуэт с топором. Удар — волк взвыл, но не отпустил хватку. Только когда топор рубанул второй раз, клыки разжались.
Баатар рухнул в снег. Последнее, что он увидел: волк, уже в пяти шагах, лижет его кровь с морды — и смеётся.
Тьма.
А потом — резкая боль, когда его встряхнули за плечи.
— Не смей закрывать глаза! — сквозь гул в ушах пробился голос отца.
Баатар попытался сфокусироваться. Перед ним плыло бледное лицо, покрытое каплями пота, хотя мороз стоял лютый. Отец уже перетянул ему бедро ремнём, но кровь всё равно сочилась сквозь кожаную повязку, окрашивая снег в ржавый цвет.
— Вставай.
Отец не сказал больше ни слова всю дорогу. Тащил его за шкирку, как щенка, сквозь снег. Баатар хромал, кусал губы, но не стонал — знал: заныть сейчас, получит пинок.
В юрте пахло сушёными травами и бараньим жиром. Воздух был душный, тяжёлый. Отец швырнул его на войлок у огня так, что медный котёл зазвенел от удара.
Баатар зашипел, когда огонь лизнул озябшие пальцы. В глазах всё плыло. Голова кружилась от слабости, отяжелевшее тело хотелось провалиться в забытьё, но отец не дал.
— Терпи.
Баатар сжал зубы, когда горячие руки прижали к ране пропитанную дёгтем повязку. В голове взорвалась вспышка боли, мир качнулся, и он рухнул в темноту.
Он метался во сне. Вокруг был снег. Глубокий, как вода. Ветер шептал что-то, но слов не разобрать.
Он не один.
Кто-то смотрит.
Баатар дёрнулся, выныривая из забытья. Юрта. Огонь. Густой запах трав. Над ним склонилась мать, её тёплая ладонь легла на лоб.
— Всё, всё, мальчик, спокойно… — голос мягкий, но в уголках губ тревожные складки.
За её плечом стоял отец. Молчал.
— Он придёт за тобой, — наконец сказал он.
Баатар не спросил «кто». Он уже знал.
Волк с человеческим смехом.
Шрам снова горел, будто в него впились клыки. Баатар резко встряхнул головой — видение рассеялось.
Перед ним была не юрта отца, а обо на краю Хара-Ярууны: груда камней, перевязанных выцветшими лентами. Ветер шевелил их, словно перебирал пальцами.
Баатар приложил ладонь к самому большому камню — плоскому, с выщербленным краем, похожему на старый зуб.
— Ты видел его?
Камень заскрипел, будто его грызли изнутри:
— Видел-видел… Он тут каждый полдень ходит. Любит смотреть, как вода чёрным языком лижет берег.
Баатар сжал кулак.
— Где он сейчас?
Камень замолчал, а потом прошелестел:
— А ты посмотри… под ноги.
Песок у основания обо вздыбился. Из него вылезли две кости — тонкие, как птичьи, но слишком длинные. Они сложились в стрелу, остриём указывая на одинокую сосну у обрыва.
— Там его последняя жертва, — прошептал камень. — Ждёт тебя.
Кости щёлкнули, рассыпаясь в прах. Баатар не стал благодарить камень — духи любят, когда их долги остаются неоплаченными.
Он шагнул вперёд, и земля тут же потянулась за ним, будто не хотела отпускать. Песок цеплялся за сапоги, с каждым шагом делая их тяжелее. Воздух был густым, тягучим, словно насыщенным падалью. Гнилостный запах лип к нёбу, заполнял лёгкие, вытеснял морозную свежесть Байкала.
Сосна вырисовывалась на фоне обрыва, одинокая, словно выжившая в битве. На её стволе тянулись вверх глубокие царапины — чьи-то когти вгрызались в кору, оставляя рваные полосы. Кто-то поднимался. Кто-то карабкался вверх, царапаясь, но не падая.
Под деревом лежала девочка.
На первый взгляд — мёртвая.
Худая, в рваной одежде, свернувшаяся калачиком, словно пыталась спрятаться от ветра. Но грудь её поднималась и опускалась слишком ровно, как будто дыхание было чужим, вложенным в неё насильно.
На шее — синий след в форме волчьей пасти. Глубокий, будто клыки не просто сжимались, а впитывались в кожу.
В правой руке девочка сжимала клочок шерсти. Чёрной, но кончики жёлтые, словно выгоревшие на солнце.
Ветер с шорохом пробежал между камней, принеся с собой чужой голос.
— Она уже не твоя…
Баатар выхватил меч.
В тот же миг девочка открыла глаза.
Жёлтые.
Слишком жёлтые.
Зрачки вытянулись в тонкие щёлки.
Она улыбнулась.
— Я так ждала тебя…
Голос был неправильный. Глухой, глубокий, с хрипотцой. На два тона ниже, чем должен быть.
Как у зверя, готового к прыжку.
Баатар сорвал с шеи кожаный мешочек. Внутри — вода из Аршана, что бьёт у подножья вулкана. Красноватая от железа, тёплая даже в лютый мороз, с запахом серы, но заживляющая самые страшные раны. Его пальцы дрожали, когда он развязывал узел — не от страха. От ярости.
Девочка выгнулась, словно её ломало изнутри. Пальцы царапали песок, оставляя кровавые борозды. Глаза — сплошь чёрные, без белков, пустые, как проваленные глазницы черепа.
— Выходи! — рявкнул Баатар и плеснул воду ей в лицо.
Аршан вскипел на коже, будто попал на раскалённый металл. Девочка взвыла — не своим голосом, а чужим, надломленным, похожим на хруст ломающихся костей. Из её рта и ноздрей, из ушей, даже из-под ногтей повалил густой чёрный дым.
Баатар вонзил меч в песок.
— Алтан Сумбэр, развяжи узел!
Земля содрогнулась. Из глубины вырвался белый огонь — не жаркий, а ледяной, свирепый. Пламя обвило девочку, выдирая тень, срывая её когтистыми пальцами с костей. Тварь извивалась, хрипела, пыталась удержаться, но пламя было неумолимо.
Последний судорожный рывок — и тень с треском оторвалась.
Воздух стал вязким, наполненным пеплом. Песок поднялся вихрем.
Перед Баатаром стояло оно.
Не волк. Не человек. Существо промежуточное, искажённое. Длинные руки с лишними суставами, тонкая морда с человечьими губами. И живот… пустой. Сквозь дыру внутри него виднелся лес, как будто это был не дух, а окно в другой мир.
— Маленький кузнец… — оно заговорило голосом его отца. — Ты всё ещё носишь его отметину?
Баатар не ответил. Он вынул из-за пояса горсть розовой соли с озера Далин-Нуур и посыпал её на лезвие меча.
Первый удар пришёлся в плечо.
Дух взвыл.
— Ты научился!
Они кружили друг вокруг друга, как бойцовские псы. Дух метал иллюзии — вот перед Баатаром мёртвый отец, вот он сам, истекающий кровью в снегу. Меч становился тяжелее с каждым ударом. Но останавливаться было нельзя.
Решающий момент пришёл внезапно. Дух прыгнул — и Баатар выронил меч.
— Ошибка! — прошипела тварь, падая на него.
Но это не была ошибка.
Баатар разжал пальцы и швырнул остатки аршана ей под ноги.
Синий огонь взметнулся ввысь.
Дух застыл, выгнулся, выпуская из горла протяжный хрип. Баатар шагнул вперёд и вонзил меч в пустоту у него в животе.
— Возвращайся в свою гору.
Вспышка света ослепила его.
Когда зрение вернулось, на песке осталось лишь пятно кипящей чёрной смолы. Оно пузырилось, складываясь в кривые буквы:
«ОНА МОЯ»
Баатар резко обернулся.
Девочка дышала. Жила. Но теперь на её запястье был шрам — точно такой же, как у него самого.
Он посмотрел на мешочек с аршаном. Вода внутри помутнела.
Вдали, из глубины леса, раздался вой.