Щит Тайги (Глава 8)

Путь к Чердыни был долог. Пестерь за спиной Йиркапа отяжелел от темно-золотистого липового меда – главной меновой валюты их рода. Позади, согнувшись под тюком соболиных шкур, шагала Оксана. Рядом с отцом, широко раскрыв глаза, шел Пельгаш, впервые вырвавшийся за пределы знакомого увала. Тропа, сперва знакомая только им да зверю, постепенно сливалась с другими, становилась шире, утоптанней. Воздух менялся: запах хвои и талой земли уступал место дыму множества очагов, запаху конского навоза и людского пота. А потом, из-за поворота Камы, открылась она. Чердынь.

Не тайга, выросшая сама по себе. Крепость. Высокий частокол из заостренных бревен венчал крутой холм. За ним виднелись крыши длинных домов, а над всем этим – резной конек большого хорома, где жил Ярл. По реке сновали лодки-долбленки, у причала толпились люди. Шум голосов, лай собак, скрип телег – все это было непривычно, чуждо после звенящей тишины увала. Пельгаш прижался к отцу.
– Твердо стой, сынок, – сказал Йиркап, сам чувствуя напряжение. – Здесь иные законы. Но духи земли – те же. Помни договор.
Их заметили у ворот. Строгие гридни в кольчугах поверх стеганых доспехов, с тяжелыми секирами у пояса, окинули пришельцев оценивающим взглядом. Йиркап назвал свой род, увал, цель прихода – меновая с манси да челядью Ярла. Его пропустили, но взгляд старшего дружинника, Бьярна, задержался на его лице – словно искал что-то знакомое, или предчувствовал.
Город внутри был шумным муравейником. Кузнецы били молотами, гончары крутили гончарные круги, торговцы выкрикивали товар. Йиркап вел семью к знакомому месту меновой площади у причала. Но что-то висело в воздухе. Не только дым. Страх. Злоба. Лица людей были напряжены, разговоры – отрывистыми, шепотом. Даже дети не резвились. Они еще не успели разложить свой товар, как к ним подошел человек. Не купец. Ош. Охотник с дальнего стойбища на Косьве, знакомый Йиркапу по прошлым меновым сезонам. Лицо его было серым от усталости и ужаса, глаза горели лихорадочно.
– Йиркап?.. – голос Оша сорвался. – Ты… ты здесь… Слушай… – Он схватил Йиркапа за рукав, дрожа. – Железные… Люди в железе… Русичи…
И полилась страшная повесть. О больших лодках-насадах, плывущих против течения. О людях, закованных в железо, как духи подземья. О звоне их мечей и свисте стрел. О стойбище… Сожженном. О стариках, не успевших убежать… О детях… О священных идолах, сброшенных в костер. О железном знаке – кресте, воткнутом в пепелище там, где стоял лик Хозяина Тайги.
– Говорят… служат князю… и богу Христу… – Ош задыхался. – Ищут меха… серебро… земли… Все сожрут! Всех! Ульф… Ярл… он должен… – Охотник оглянулся дико, словно железные воины могли появиться прямо здесь, среди толпы.
Йиркап слушал, каменея. В ушах звенело. Перед глазами вставали борти у истока, священная ель, мшистые камни-лики предков. Осквернение. Не просто убийство людей – убийство Духа. Нарушение всех договоров, всех законов земли и неба. В его груди, рядом с теплым камнем-оберегом, вспыхнул холодный огонь ярости. Оксана ахнула, закрыв рот рукой. Пельгаш, бледный, смотрел на отца, ища защиты и ответа в его глазах.
В этот момент из хорома ярла вышел человек. Невысокий, но крепко сбитый, в простой, но добротной одежде охотника, лишь накидка из медвежьей шкуры выделяла его. Лицо – резкое, с пронзительными глазами цвета таежного озера – было спокойно, но в этой спокойной глубине бушевала буря. Ярл Ульф. За ним, как мрачная тень, шагал Торгейр, его старший брат, лицо искажено яростью, рука сжимала рукоять секиры. Рядом с ярлом шла древняя, сгорбленная, но излучающая невероятную силу воли Айрэ. Ее взгляд, острый как коготь совы, мгновенно нашел Йиркапа, Оша, прочитал на их лицах принесенную весть и ужас.
Ульф поднял руку. Шум площади стих, как по волшебству. Все взгляды устремились к нему.
– Роды Пармы! – Голос Ульфа, негромкий, но прорезающий тишину как нож лед, прозвучал властно. – Весть, что принес Ош… правда. Железный Ветер дует с Запада. Несут смерть нашим детям. Огонь нашим домам. Поругание нашим Богам и Предкам. Они пришли не торговать. Они пришли брать. Нашу землю. Нашу волю. Нашу жизнь.
Он сделал паузу, его взгляд скользнул по лицам: по испуганным, по гневным, по сомневающимся. Он видел Кудаша из Вишеры, который мрачно смотрел в землю, избегая его взгляда. Видел страх в глазах женщин.
– Они сильны железом! – выкрикнул кто-то из толпы.
– Они сожгли идолов! Духи отвернулись! – вскрикнула женщина.
Ульф покачал головой. Его спокойствие было гибельным.
– Сила их – в железе. Наша сила – здесь! – Он ударил себя кулаком в грудь. – В сердце, что знает тайгу! В руке, что метко бьет стрелой из-за кедра! В ногах, что бесшумно ступают по звериной тропе! Духи Пармы не отвернулись! Они смотрят на нас! Ждут! Ждут, поднимем ли мы щит! Или согнем шею под ярмо чужаков!
Он повернулся, его взгляд упал прямо на Йиркапа. В этих глазах не было приказа ярла. Было обращение хранителя к хранителю.
– Тайга – наш дом! От увала до Печоры! От Вишеры до Косьвы! – Ульф поднял руки, как бы обнимая всю землю вокруг. – Они хотят сломать наш Договор с ней! Хотят превратить священные борти в дрова! Камни предков – в фундамент своих крепостей! Мы позволим?!!!
Рык толпы был ответом. Даже Торгейр, скрежеща зубами, кивнул. Айрэ закрыла глаза, ее губы шептали молитву или пророчество.
– Бьярн! – Ульф повернулся к верному гридню. – Иди на Запад. Стань тенью. Узнай все о волке железном. Силу, пути, слабости. Возьми лучших лазутчиков.
– Торгейр! – Брат выпрямился. – Крепи стены Чердыни. Готовь дружину. Учи каждого держать копье и топор. Не для набега – для защиты очага!
– Ко мне старейшины всех родов! – голос Ульфа гремел. – От Вишеры до Печоры! Вече! Ныне! Сила Пармы – в единстве! Разрозненные – мы легкая добыча. Вместе – Щит Тайги!
Он снова посмотрел на Йиркапа. Йиркап не отвел взгляда. В душе его бушевало. Гнев за оскверненные святыни. Страх за Оксану, за Пельгаша, за свой увал. Но сильнее было другое. Договор. Договор с бортью, с духом ели у истока, с предками, чьи зарубки хранили память рода. Этот договор звал его встать рядом с Ульфом. Не ради ярла. Ради земли. Ради духов тайги. Ради того, чтобы Пельгаш мог однажды привести своего сына к священной ели.
Йиркап шагнул вперед, оставив пестерь с медом Оксане. Он подошел к Ульфу. Не кланяясь, как вассал, а глядя прямо в глаза, как равный хранитель своего куска Пармы.
– Ярл Ульф, – сказал он, и его тихий голос, привыкший к шепотам тайги, звучал неожиданно твердо. – Род с Увала Камского. Мы – со щитом. Наш лук, наши стрелы – твоим. За тайгу. За договор. За предков.
Пельгаш, забыв страх, выступил вперед, встав рядом с отцом. Его маленькая рука сжала лук, который он сам выстрогал зимой. Ульф смотрел на них – на охотника с седеющими висками и мальчика с горящими глазами. В его взгляде мелькнуло что-то вроде надежды.
– Добро пожаловать под Щит, Йиркап, – сказал Ярл. – Твоя меткая стрела и знание леса дороже многих мечей. – Он положил руку на плечо Пельгашу. – Расти, воин. Расти хранителем. Борьба за Парму начинается. За нашу землю. За нашу волю. Против Железного Ветра.
Над Чердынью, над срочно укрепляемыми стенами, над собравшимся на вече народом, высоко в небе прокричал орлан. Знак? Просто птица? Йиркап посмотрел вверх. Он знал ответ. Тайга звала. И щит ее должен был выстоять. Холодный камень-оберег у него на груди внезапно показался теплым.