Глава 5 (Глава 5)

Шел дождь. В комнате полностью белого цвета, цветовую гамму которой нарушало лишь больничное оборудование и мигающие красные огоньки диодных ламп, лежала Анна. Повсюду тишина, только слышны капли воды, отбивающие по подоконнику барабанную дробь, и прибор измерения сердцебиения, издающий писк. Анна лежала как агнец божий, от нее шел свет, лицо ее наполовину закрывала кислородная маска, и веко чуть-чуть вздрагивало время от времени. В палату вошел врач и родители Анны. Мать, чьи глаза были в слезах, стала причитать и плакать пуще прежнего, подойдя, она сначала ударила Михаила, затем сразу же обняла.
– Доктор, скажите что-нибудь, – сквозь слезы будто бы онемевшими губами выдавила мать Анны.
– Состояние стабильное, но жизнеспособное, все органы в норме, однако, увы, сознание вернуть мы ей не можем. Нужно время, сколько понадобится – неизвестно, может, неделя, месяц, год, – тихо произнес врач.
– Возможно ли ускорить процесс? – в надежде спросила мать Анны.
– Нет, увы, вы можете приходить и разговаривать с ней, в теории это помогает и способствует выздоровлению, – ответил доктор.
– Пойдемте обсудим нюансы, – обратился врач к отцу Анны, так как он более-менее сохранял спокойствие, и они вышли.
Следом вышел и Михаил, он шел прямо по коридору, задаваясь вопросом, но, увы, не зная точного ответа, что именно ему нужно делать. Он думал обо всем, что происходило за последнее время, пытаясь выяснить, совпадение это или нет. Думал, а ноги вели его в парк. Ведь оттуда все началось, из-за нелепых рассуждений и умозаключений его и его Анечки… Эти старики, зачем они там были, почему туда пришли, что им нужно было, было ли это случайностью, все это кружило ему голову. Каждая мысль и момент проносились по 100 раз перед глазами, он будто отматывал произошедшее и, включая по новой, пытался уловить суть и найти какую-нибудь скрижаль, которая поможет ему разгадать, зачем кому-либо была нужна смерть Анны. Придя в парк, он никого не обнаружил, так как шел дождь, но ему это было неважно, он его не замечал, не замечал и то, что промок до нитки. Он стоял на том самом месте, а капли дождя падали ему на голову и стекали со лба и кончика носа. Никого, он стоял, пока не продрог. Потом просто протелепал прямо в сторону дома. Склонив голову, смотрел под ноги, а в глазах была пустота. Он шел, не чувствуя толком ничего. Нет, холод и дождь, конечно, были ощутимы, но забвение и отрешенность были сильнее. Вдруг дождь незаметно для него прекратился, и Михаил почему-то решил вернуться обратно на то место, так как дома в четырех стенах он бы сошел с ума. Подойдя к скамейкам, он по-прежнему никого не увидел. Подул ветер, внезапно Михаил почувствовал, как за плечо его кто-то тронул, он обернулся и увидел перед собой одного из стариков, это был Филиус Аврорович. Его одолело чувство гнева, и он попытался схватить его за его пиджак, но ничего не получилось, руки соскользнули с одежды, он повторил попытку, но тщетно: как он ни старался, Филиус Аврорович стоял и улыбался. Тогда Михаил попытался ударить его, но руки его не послушались, как от чувства сильной усталости, получилось только прикоснуться, не более. Он начал смеяться в голос, так громко, что его рот судорожно дергался и оттуда летели слюни, а его грудная клетка и он сам сотрясались в такт его захлеба. Михаил все продолжал попытки нанести удар, от безысходности он вскрикнул:
– Как мне все это исправить?
Старик замолчал, скорчил суровую гримасу и произнес:
– Во всем произошедшем виноваты только вы сами. Ты думаешь, все, что вы там наболтали, – это простая ерунда? Все, что человек говорит, думает и делает, не проходит бесследно, каждое слово ваше и помыслы рубцуются в вашей душе, и тогда мы можем прочитать ее, как открытую книгу, и слова ваши также.
– Наши? Кто ты? – спросил Михаил.
– Я есть воплощение всего, чего ты когда-то боялся, боишься или еще тебе предстоит испытать, я страх твой, твои самые ужасные желания и воспоминания, все то плохое, что ты когда-либо желал кому, либо думал, либо делал это все. Я – половина тебя, а со временем ты полностью можешь стать мной.
Он опять расхохотался. После чего продолжил:
– Глупец, я здесь, чтобы дать тебе шанс, я же говорил тебе намедни, что жульничаю, но основные правила соблюдаю, иначе интерес пропадает, да и мой оппонент будет не в восторге, так как у нас давние отношения. Ха-ха-ха, стоишь глазами хлопаешь. Да, Михаил, так и есть, – вдруг он произнес фразу, не связанную с предыдущими предложениями.
– Что да? – спросил Михаил.
– На то, о чем ты сейчас думаешь, на вопросы, которые задаешь сам себе, ответ «да», на все без исключения. Ты правильно подумал обо мне и о моем спутнике, но с небольшой поправкой, сам он об этом не знает пока и о встрече нашей тоже, ну, это моя забота, и это был не Он сам, конечно же, о ком ты подумал, а один из его наблюдателей. Сам Он вступает в игру, только когда основные правила нарушаются, а этого я не допускаю, в этом вся прелесть, поэтому играю с вашими защитниками прав человека, омбудсменами, если хочешь, у вас это так называется, ну да ладно обо мне. Чего пригорюнился? Ведь жизнь прекрасна! Вот я, например, люблю жизнь, ха-ха, каждую вашу жизнь, ха-ха, – произнес он. – Ты хоть понимаешь, каково мне? Вы, люди, думаете, что я такой-сякой, весь плохой. Это, конечно, так, но я такой же, как и все вы, ведь вы – это я. Без вас не было бы меня, если бы Он вас не полюбил превыше всего, то и меня бы не случилось, а не случись меня, жили вы бы в скукоте. Ха-ха-ха. Правда ведь, скучно бы было? Ты же хотел как-нибудь не так, как все, жизнь прожить, чтобы не обыденно, я тебя спрашиваю? – спросил грубым голосом старик, который назвал себя Филиусом Авроровичем.
Михаил еще в тот раз подумал, что что-то здесь не так, только лишь услышал их имена.
– Да, хотел, – ответил Михаил.
– Ведь это ты захотел вечной жизни? – продолжал задавать вопросы старик.
– Я, – признавая, ответил Михаил.
– А зачем она тебе? Ты докажи сначала, что ты ее достоин, этой вечной жизни здесь на земле, а я как раз вам всем в этом и помогаю. Чтобы вы смотрели на тех, кто поддается моим проискам, история вас, людей, ничему не учит. Изо дня в день, из года в год, вы, смотря на свои прошлые ошибки, совершаете все новые, еще и совершенствуетесь, чему я сам порой удивляюсь. Но скрывать не стану: меня это раззадоривает, и я всячески способствую и потворствую в совершении их вами, так как мне любопытен предел вашей алчности. Вы даже не понимаете, чем отличаетесь от животных. Животные такие же, как и вы. У большинства животных есть такие же качества, как и у вас, некоторые тоже любят, привязываются, жалеют и ненавидят. Но они, рождаясь и умирая, не могут передать опыт совершенных ими как добрых, так и злых поступков. А у вас есть этот дар. Вы, зная историю своих предков, даже не каетесь в своих грехах, это говорю тебе я, даже я это понимаю и вам это пытаюсь донести, как бы странно это ни звучало. Потому что изначально я наслаждался вашими пороками, злом, исходившим от вас. Но с веками мне становилось скучно, и даже я в вас потерял веру, а Он нет. Не вижу смысла вам что-либо доказывать, потому что вы думаете каждый только о себе. Поэтому приходится просто развлекаться, а все потому что скучно с вами, а у меня вечная жизнь, жду, пока вы низвергнете сами себя, ха-ха-ха. Ладно, теперь, собственно, по твоему вопросу, в общем, по правилам, если я начинаю действовать и вступаю в игру, у тебя есть шанс все исправить. Но, так как я сам понимаешь кто, не могу просто так тебе его дать, потому как я не был бы я, если бы все было просто, – самодовольно произнес Филиус Аврорович.
– Говори уже, мне все равно некуда деваться, и ты это знаешь, и то, что соглашусь, тоже знаешь! – осознав и теперь окончательно поверив, кто перед ним, произнес Михаил.
– Да, я знаю все, но не знаю, что именно ты выберешь, – как-то обреченно даже для него произнес Филиус.
– Это как? Не говори загадками, я ведь простой человек, – с нетерпеливостьюв голосе сказал Михаил.
– Я знаю разные исходы твоих действий, их много, и каждая комбинация просчитана до мелочей. Все, что ты будешь делать, уже предначертано, но каким именно путем ты пойдешь, не знает никто, вот в чем вся интрига. Тропинок много, и приводят они к разному концу, но, если быть точным, не всегда именно к концу, а к определенной точке, и я их все видел, но по какой ты пойдешь либо кто-то иной – никто не знает, уж поверь мне, увы, никто, ни Он, не я. Если бы я знал и это, я бы давно выиграл, и тогда бы мне вообще было скучно, – ехидной ухмылкой сияло его лицо, а черная борода стала искрить, как фитиль, но не сгорала. – Так вот, после вашего очередного выбора появляются новые тропинки с иными концами и точками, и так далее, и так далее, такие уж правила.
– Говори же, ведь она может умереть в любую секунду, – настаивал Михаил.
– Пока мы не заключим договор, она не умрет, – заверил его Филиус и продолжил: – Итак, я даю тебе шанс исправить будущее, исправив прошлое. Но последствия, как я тебе уже говорил, будут разные, и, спасая одних, можешь погубить других. Конечно, ты можешь жить с этим и оставить все как есть, но я тебя уверяю: долго ты так не проживешь и съешь себя изнутри, – оглашая условия договора, сказал Филиус Аврорович.
– Значит, у меня есть выбор все исправить, но могут пострадать невинные, так? А шанс у меня один или несколько, – пытаясь выяснить все до деталей, спросил Михаил.
– Да, кстати, хорошо, что напомнил. Их множество, но с каждым использованным шансом и не исправив будущее, ты будешь стареть на 10 лет.
– Но я также могу умереть и не найти нужный? – риторически произнес Михаил.
– Уж лучше умереть, чем жить с этим, согласен? Или Он в тебе ошибся, как, впрочем, и я, – добавил Филиус.
– Я согласен, где подписать, – решительно заявил Михаил.
– Вот здесь, – он достал пергаментный свиток из рукава, на нем было золотыми буквами на черном фоне каллиграфическим почерком какие-то надписи на латыни. Аврорович достал нож и добавил: – Только скрепить нужно каплей твоей крови.
– Так здесь ничего не понятно, что я подписываю, – возмутился Михаил.
– Это латынь, я не виноват, что ты ее не знаешь, поэтому подписывай, у тебя все равно нет выбора, так как, если ты не подпишешь, твоя душа будет принадлежать мне, – констатировал факт Филиус Аврорович.
– Почему это, кто решил? – возмущенно произнес Михаил.
– Я тебе битый час рассказывал о правилах, жизнях и судьбах, чем слушал? Если ты, отрекаясь от всего, желаешь помочь и у тебя не выходит, то тебе даровано прощение, так как помыслы и действия твои направлены во благо, но сущность человеческую и несовершенность никто не отменял, поэтому провал допускается. Если ты отказываешься от моего предложения, кстати, этого я не должен был тебе говорить, так как выбор твой, ты живешь дальше с этим, но, так как ты отказался помочь ближнему, твоя душа после смерти моя, – глаза Филиуса запылали огнем, когда он сказал это.
– А если? – попытался спросить Михаил.
– Что будет «если», увидим и оценим исходя из действий и помыслов твоих, – перебил его Филиус.
Михаил взял у него нож, наколол палец и прикоснулся к пергаменту. Пергамент в этот момент запылал сначала желтым, потом синим, потом зеленым огнем и исчез.
– Ха-ха, ты теперь мой навеки, ха-хаа-х, запомни, когда ты захочешь обратить время вспять снова и снова, произнеси слова «Вечному вечность, а мне беспечность» – и день начнется заново, ха-ха-ха. И он исчез… После чего Михаил, повторил слова сказанные Филиусом, «вечному вечность, а мне беспечность»…