Глава 10 (Глава 10)

На следующий день он позвонил Анне, и они договорились встретиться с ней недалеко от ее дома возле пруда, так как нужно было тихое место, чтобы все ей объяснить. Это он понимал, только как это сделать – даже не предполагал. Стоя у пруда, он все думал, думал, думал, но так и не придумал. Вот уже на горизонте он увидел Анну, она шла и набирала его номер. Михаил видел, но не брал трубку, она шла и слушала гудки. Проходя возле него, она повернулась, так как телефон звонил у него в руках и играла знакомая ей мелодия.
– Аня, это я, – обратился к ней Михаил. – Опять не узнаешь?
– Простите, нет, – ответила Анна и смущенно отвернулась.
Михаил достал телефон из кармана и показал ей.
– Откуда у вас этот телефон? – спросила Анна.
– Это мой телефон, Аня, – ответил Михаил.
– В каком смысле? Вам его Михаил продал? – в недоумении спросила Анна.
– Нет, Анна, я и есть Михаил, – глядя ей в глаза, сказал он.
– Что за глупые шутки? – запаниковала Анна.
– Выслушай меня, не уходи и престань набирать мой номер, это я, больше тебе никто не позвонит, кроме меня, – пытался объяснить Михаил.
– Все, не морочьте мне голову, я пошла, – сказала Анна, собираясь уходить.
Михаил схватил ее за руку и сказал:
– Помнишь, в парке, когда мы спорили и рассуждали о жизни и т. д., помнишь двух стариков, которые влезли в наш с тобой разговор, помнишь, что они нам толковали? Так вот, на следующий день ты умерла, прямо у меня на глазах, они мне дали шанс все исправить, но с каждым провалом я старел на 10 лет.
– Вы что там в своем доме престарелых, совсем из ума выжили? Отпустите меня! – возбужденно прикрикнула Анна, пытаясь освободиться от Михаила.
– Аня, помнишь, ты встретила парня, похожего на меня, когда я пытался остановить тебя у выхода из торгового центра?
– Где? Какого парня? – не понимала Анна.
– Ах да, ты же не помнишь, – несчастно сказал Михаил. – Спроси меня что угодно наше личное, и я отвечу на любой твой вопрос.
– Где Михаил? – ответьте мне пожалуйста, больше ничего мне не нужно.
– Ты же говорила, что любила бы меня вечно, каким бы я ни был и кем бы я ни был, говорила? – спросил Михаил.
– Говорила, но не вам, – раздраженно ответила Анна.
– Так вот, хочется тебе или нет, все это только ради тебя, ради спасения твоей жизни, я не мог дать тебе умереть… – не зная, как еще объяснить, чтобы она поверила, сказал Михаил.
– Я не знаю правды до конца и что происходит, но с вами я бы не осталась ни за что, будь вы хоть последним мужчиной на планете, – глядя на Михаила безумным взглядом, сказала Анна, после чего Михаил отпустил ее руку и она быстрой походкой устремилась обратно в сторону дома…
– Вот что значит любовь, вот чего стоят слова о ней, только действия – их стоимость, а неспособность чувствовать, нарушение зоны комфорта и непредвиденные обстоятельства приводят к их обесцениванию.
Михаил шел по городу, то поднимая взгляд в небо, то потупляя под ноги, думая о том, что он тот, в чьей жизни, наверное, пришел классический апогей.
«Подведем итоги, – говорил про себя Михаил, – совесть чиста, второе – я жив и здоров, относительно, третье – мне 50 лет, Анне я не нужен такой, родителям тоже, я им никак не объясню это, в лучшем случае меня упекут в больницу, даже документов нет. Где работать, где жить? Итак, решено, напишу записку прощальную родителям и…»
Думать об этом не хотелось, но больше выхода Михаил не видел, он зашел на почту, написал письмо о том, что уезжает работать далеко на север. «Жив, здоров, не ищите меня», – закончил он. Отправил письмо почтой домой и пошел в сторону реки. Через реку проходил большой мост, въезд на который начинался с пилонов, выполненных из белого гранита и увенчанных двуглавыми орлами, выкрашенными сусальным золотом. Отблеск солнечного света от гербов было видно далеко за пределами моста, особенно на возвышенности. На два мостовых устоя опирались на гранитные пилоны красного цвета. На пилонах с четырех сторон были установлены фигурные фонари, а на постаментах – чугунные горельефы с миниатюрно-детальными узорами и травянистыми орнаментами на тему сближения культового стиля, который возник в 17-м веке при слиянии русской архитектуры и западноевропейского барокко – московского или нарышкинского барокко. Пройдя мост до середины, Михаил остановился, посмотрел в воду, быстрое течение реки заставило его засмотреться и на секунду еще раз задуматься о том, что было, и о том, что могло бы быть, не переехай он в этот город, не узнай Анну, не приди в этот парк, где встретили старцев. После, откинув все мысли прочь, он залез на перила и, держась правой рукой за фонарный столб, расположенный над рекой, решил прыгать. Поджав ноги, перед тем как оттолкнуться, он услышал знакомый голос.
– Что? Любовь не вечна?
Михаил выпрямился и, стоя на перилах, ответил:
– Не вечна, увы, – и улыбнулся с грустным лицом.
– А хотелось бы? – спросил Филиус Аврорович.
– Да, хотелось бы, – ответил Михаил.
– И мне бы хотелось многое изменить и исправить, но, увы, то, что в вашем понимании не вечно, в моем как раз вечно – настолько, что исправить нельзя.
– Почему? – спросил Михаил.
– Потому что то, что исправить нельзя, в нашем понимании вечно, так сразу трудно понять, особенно вам, людям, тем мы и отличаемся, что вам прощают ошибки, что бы ни натворили, так как вы не вечные, а нам нет, так как нам недопустимо их совершать. Ты твердо решил прыгать? – спросил Филиус Аврорович.
– Да, больше ничего не остается, выбора нет, – ответил Михаил.
– Выбор есть всегда, вопрос – готов ли ты его принять и жить дальше. Ты не готов, потому что привык к одному образу жизни и не знаешь, как это по-другому…
– Я старый, бездомный и никому в этом мире не нужен, что мне еще нужно принять? – опечаленно произнес Михаил.
– Ты только что описал 50 процентов всех людей на земле, посмотри на континент под названием Африка и другие страны, которые никогда и не видели ничего подобного тому, что видел ты, они даже мост, на котором ты стоишь, видели только на картинках – и ничего, живут и радуются. Люди, привыкшие к комфорту, зачастую падают духом либо им приходится адаптироваться. План и алгоритм зачастую претерпевают изменения в корне, например, особенно это заметно среди лиц, которые недавно еще относились к свету высшего общества, но из-за некоторых обстоятельств судьба их выкинула на обочину. Когда у них, как им кажется, все идет по намеченному пути, когда они думают, что вот у них все есть, когда богатый думает, что он успешен. И он, проходя мимо даже среднего класса или не проходя, а просто встречаясь, пусть на каком-либо мероприятии, куда был приглашен человек среднего класса, который трудится, но не стремится, или не хочет, или не может идти по головам других для достижения обогащения… Может, некому за него замолвить словечко, но не важно, что именно он делает и что его привело на прием, где собрались сильные мира сего. Он стоит и общается с тем, кто его привел, а человек, зная его богатого и влиятельного друга, подходит к нему пообщаться, либо засвидетельствовать свое присутствие, либо уделить внимание. Он подходит, и ему представляют человека без достатка, и он даже если и будет слушать его умозаключения либо какие-то идеи, все, что будет им изложено, будет низложено, а скорее всего, пропущено мимо ушей. Потому что богатый человек понимает, что он ему бесполезен, он ему ничего не может дать в жизни, а когда случайным образом богатый оказывается банкротом или случаются обстоятельства, не зависящие от него и он теряет свое положение и имущество, тогда-то он понимает, что общаться ему с богатыми не о чем и они его уже не воспринимают как ровню, его же бывшие знакомые. После этого добро пожаловать в средний класс, и он начинает общаться с его представителями, и видит в них уже своих знакомых и друзей, и начинает прислушиваться к их мнению, к их умозаключениям и не считает их хуже себя.
– Ты прав, я привык к своему миру, к своей жизни, которую я знаю, которую я воспринимаю, другая мне не нужна, – сказал Михаил и, немного пошатнувшись от того, что голова закружилась, когда глядел вниз с высоты, чуть не свалился.
– Ладно, слезай, а то еще разобьешься, хотя это было бы занятно – увидеть фатальность бытия, но так ты не услышишь наше предложение, хотя мне оно не по душе, но деваться некуда, – сказал Филиус. – Хочешь все вернуть обратно, обратить время вспять?
– Хочу, конечно, но вы ничего просто так не делаете, что взамен? – поинтересовался Михаил.
– Сущие пустяки, ты проснешься, как обычно, дома. Тебе будет снова 18. Только Анны не будет, ее жизнь взамен на твою, – предложил Филиус Аврорович.
– Нет, пусть живет, – ответил Михаил.
– Так она же тебя отвергла, клялась и отвергла? – спросил Филиус.
– Ну и что, мы ведь не совершенны и не вечны, сами так говорили, поэтому я ей прощаю и вам прощаю, прощай, – произнеся эти слова, Михаил перепрыгнул через забор, а после оттолкнулся от моста и упал в реку. Вода сначала намочила одежду, потом охватила тело, наполнила уши, нос, поры кожи. Михаил погружался все глубже и глубже, пока не кончился воздух, открыл глаза, посмотрел вверх и открыл рот, вдохнув воду в себя, почувствовал, как струя ударила в гортань и стала наполнять легкие, после шум в голове…
«Белый свет, писк в ушах – где я, в раю, или аду, или в чем-то другом?» – пытался в своем сознании мысленно разобраться Михаил.
«Писк все отчетливее, свет все ярче, тени – что за тени, силуэты?» – задавал себе мысленно вопросы Михаил.
«Миша, Миша, Миша», – кто-то все повторял так настойчиво, что хотелось ответить, но Михаил не мог. Вдруг кто-то силой его начал расталкивать. «Отстаньте, уберитесь», – хотел сказать Михаил, но не мог раскрыть рот, ему казалось, что кто-то насильно его ему держит, а сопротивляться бесполезно. Он чувствовал, как его толкают и бьют, чувство было все сильнее и сильнее. Вдруг он почувствовал, что будто кто-то рукой схватил его сердце и держит, сжав со всей силы, готовится вырвать. После сильнейший удар в область головы, удар такой силы, что, казалось, она лопнет от боли. Он кричал со всей силы, так, что задыхался и одновременно пытался вдохнуть поглубже.
– Да что происходит? – вдруг удалось произнести Михаилу, и он открыл глаза. Боль утихла, он ничего не чувствовал, кроме света и шума, поток которых он пытался сбалансировать. Когда все утихло, он увидел: перед ним стояли его мать и отец, а за ними доктор.
– Вы, откуда? Дайте мне зеркало! – произнес Михаил, пытаясь встать, но ему не удалось.
Ему поднесли зеркало.
– Смотри, – сказала Михаилу мать.
– Мне 18, ура! – ликовал Михаил.
– Да, 18. Я первый раз вижу, чтобы так радовались возрасту, – заметил доктор.
– Что со мной случилось? – спросил Михаил.
– Ты упал в прорубь вместе со своей одноклассницей Аней, – ответила мать.
– Ах, прорубь, как же Аня, жива? – спросил Михаил.
– Да, жива, – ответил отец.
– Ладно, все уже не важно, – крепко обняв родителей, прошептал Михаил.
Родители Михаила уехали, так как доктор им сказал, что ему нужно остаться в стационаре. Только они ушли, Михаил напрямую отправился к Анне. Удивительно, она лежала именно в той палате, в которой он видел ее во сне.
После выздоровления Михаил предложил Анне прогуляться вдоль парка, так как у него с этим местом теперь было связано многое, не только эмоциональные потрясения, но и приятные воспоминания. Он не знал, были ли они реальны, но чувствовал он все по-другому, чувствовал себя другим Михаилом, который отличался от того, который упал в прорубь. Они подошли именно к той скамейке, на которой во сне вели беседу. Разговаривая с Анной, он то и дело оборачивался, выискивая среди прохожих тех двух стариков, он как будто чувствовал их присутствие. Михаил весь свой сон рассказал Анне, кроме последнего момента, сказав ей, что сон оборвался на том месте, где он ее спас. Рассказывая, Михаил почувствовал, как мурашки пробежали по его голове, возникло чувство дежавю, и он услышал знакомый голос. Он посмотрел на аллею и увидел двух мужчин преклонного возраста точь-в-точь из его сна. Они прогуливались по парку. Тот, которого во сне звали Филиус Аврорович, шагал, опираясь на трость, а Оратий Деусович шел рядом, сцепив руки за спиной, при этом пошаркивая сафьяновыми сандалиями по асфальту. Михаил попросил Анну подождать его на лавочке. Подбежав к ним, он не знал, плод это воображения или нет, но не заговорить с ними он не мог.
– Здравствуйте, уважаемые, – обратился Михаил.
– Здравствуй, Михаил, – ответили они, так же улыбаясь, как и всегда во сне.
– Вы меня знаете, так это был не сон? – удивленно произнес Михаил, не зная, радоваться ему или нет.
– Нет, Миша, это был не сон, – ответил Оратий Деусович.
– Так почему же я здесь с Аней и с вами, почему вы мне сохранили жизнь? – спросил Михаил.
– Понимаешь, с того момента, как мы дискуссировали, мы решили вас проучить, посмотреть, какой будет итог. Как я тебе уже говорил, есть судьба, то есть намеченный путь, но тропинку ты выбираешь самостоятельно, – ответил Филиус Аврорович и продолжил: – Если бы ты изначально отверг мое предложение и не прошел этот долгий путь спасения Анны, то, как бы ты ни прожил свою жизнь, я бы забрал твою душу себе. Но так как ты согласился, началась викторина, получится у тебя или нет, мы также точно не знали, и до какого возраста ты дойдешь. Но если бы ты умер от проб и ошибок, то мы бы тебя и Анну вернули к жизни, но в этой новой жизни вы бы не встретились никогда. Так как по правилам собственная жертва ради другого имеет право на оправдание, как говорят, живота не жалея. Если бы ты остался жить стариком, после, естественно, бы умер и попал в рай. Но больше всего нас возмутил твой выбор покончить с собой, который был весьма опрометчив, так как это большой грех, который не имеет оправданий, которого тебе чудом удалось избежать, хотя я был категорически против и только лишь из уважения к Оратию Деусовичу, если бы не он и не его любовь к вам… Но мы решили, что урок тебе преподан, что у нас ничья, что вы еще слишком молоды и наивны, чтобы ставить жесткие условия, в общем, это мое очередное манипулирование правилами. Иди и постарайся больше не делать неосознанных поступков, не говори пустых слов и не допускай глупых мыслей в свою голову, что самое для вас сложное, я-то знаю… Помни: тому, что ты сделал на мосту, нет оправданий, второй шанс, данный тебе, – исключение из правил, не подведи.
Они оба улыбнулись.
– Спасибо вам, до свидания, – сказал Михаил.
– Не нам, а ему, Отцу нашему, но то, что до свидания, это ты верно заметил, – сказал Оратий Деусович.
– Кстати, ты еще хочешь прожить жизнь не так, как все, вечную? – добавил Филиус Аврорович. – И войти в историю?
– Не знаю, как в историю, я хочу написать книгу, чтобы каждый прочитавший ее не допустил тех же ошибок, что и я, и выбрал нужную тропу своего счастья, – ответил Михаил.
Михаил вернулся к Анне, они еще долго сидели и общались, но, если тема хоть близко заходила о вечном, хоть о любви, хоть о жизни, он резко переводил тему. Потому как вечному вечность, а им с Анной беспечность.