Глубокое сожаление (Глава 2)

— За многочисленные преступления против священного королевства и веры, за поклонение ночи и тёмным учениям Обсидианового предела, за ведьминство и нечестивое колдовство, Гертруда Ворнст приговаривается к смертной казни путём четвертования!

Над площадью воцарилось гробовое молчание. В тишине осеннего утра пробуждался ото сна пятиглавый Морнхолд, столица Священной Империи. Густой туман стелился по каменным мостовым, проникал в узкие улочки и заглядывал в закрытые окна в поисках самой малой щели. Солнце, еле видное за густыми облаками, практически не освещало эту часть города, радуя почитателей света лишь немногими лучами, тускнеющими в тумане. Церковные колокола смолкли, а толпившимся горожанам открывался вид на стоящий в центре площади Вознесения эшафот.

Женщина, стоявшая в центре деревянного постамента, была несчастна. Зоркий глаз мог заметить следы от побоев и ожогов, а также симметричные синяки на пальцах приговорённой, образующих узор наподобие кастета. Инквизиция всеми правдами и неправдами могла выбить признание в колдовстве даже у невинного ребёнка, а затем ещё и вынести тому смертный приговор. Гертруда Ворнст, однако, совершенно точно не являлась ребёнком. Грубая грязная одежда была в некоторых местах порвана и растрёпана, из — под ногтей сочилась желтоватая сукровица.

Показательные казни были лишь способом успокоить граждан, доказать народу то, что императорская династия и архиерий Освальд XVI исправно исполняют свою работу. После того, как империю и близлежащие территории наводнили жуткие и неописуемые по жестокости существа, династия монархов и священнослужителей поклялась народу очистить земли от скверны и порождений тьмы. Будто противопоставляя себя свету, монстры были активны лишь во тьме, а днём бесследно исчезали. Любые попытки искать существ при свете дня были провальными, а поиск тварей ночью приводил к пропажам целых отрядов. Не находили даже костей — создания тьмы забирали всё. Сон и забытие были единственной возможностью не думать о ночи, но где гарантия, что сегодня под натиском мёртвых не рассыплется дверь в твой дом?

Никакой пощады.

Нужно сохранять иллюзию безопасности.

Иначе рассыплется уже наш город.

Истошный крик боли пронёсся над площадью, но для жителей Морнхолда это было не более чем обыденностью. Кто такая теперь Гертруда Ворнст? В сущности, никто. По факту — разорванный труп, выставленный напоказ на площади. По существу — будущий корм для свиней.

Может, свиньям достанется кожа. Может, из неё сварят бульон. Может, некоторые части тела подадут на графский или императорский стол.

Еда кончается. Бросив все силы на борьбу с неведомой напастью, люди совсем не подумали о пропитании. Череда разрушительных и пробирающих до костей зим уничтожила все посевы, а крупы не обладают свойством появляться из воздуха. Осада города привела к тому, что транзит товаров общение во всей империи происходило в катакомбах и подземных коммуникациях, ведь выход за город в многочисленные леса на территории империи означал бы верную смерть даже при свете дня.

Они скребутся в стены.

Ты тоже их слышишь?

К новому течению жизни привыкли практически все, но потери были колоссальными. Первыми пострадали деревни и сёла, отрезав доступ к оптовому производству сельской продукции.

Может, они уже ушли?

Не проверяй. Терпи.

Зачем императору понадобились именно они? Почему он не мог отправить туда отряд гвардейцев?

Оно слышит, как мы говорим…

Не рад…

Рад…

— Конрад! — крикнула женщина с чёрными как смоль волосами.

Мужчина напротив неё прекратил клевать носом.

— Прости… Кажется, я засмотрелся на эшафот и заснул. — Он действительно был несколько не в себе, о чём говорил его внешний вид. Немного помятый кожаный доспех, отливающие остаточным солнечным светом волосы и недельная щетина кричали о том, что этот человек забросил себя уже давно.

Женщина глубоко вздохнула и опустила глаза на деревянный пол кареты. Кучер изо всех вил хлестал тощих лошадей, но те не ускорялись. Сидевший в карете по правую руку от женщины тощий секретарь нервно потирал ладони, напоминая муху. Очки в некогда дорогой оправе слезли на нос, полысевшая голова прямо — таки блестела, крючковатый нос еле подёргивался от частых вдохов. Сиреневая мантия говорила о принадлежности секретаря к Графской Гильдии, контролировавшей большую часть подземелий города. Когда этот нервный человек вчера подошёл к Конраду и Астре в трактире, те не поверили своим ушам.

— Граф Вернер хочет видеть нас? С чего такие почести? — вопросы были заданы почти одновременно, притом весьма по существу. Тощий секретарь лишь посмотрел на них и сказал:

— В пять часов утра извольте быть у входа в это заведение. Вас встретит экипаж.

Теперь оставалось только ждать.

***

Граф ходил из стороны в сторону. Длинная мантия струилась и ниспадала на пол, а доспех с фамильным гербом словно врос в массивный живот его обладателя. Обрюзглое лицо хмурилось, а глаза метались из стороны в сторону.

— Это следует присечь. Да — да, точно так. Они наводнили это место…

— Чего вы там бормочете? — Конраду уже надоело.

Четвёртый час они проводили в поместье графа. Опустевший дом словно приглашал путников войти внутрь, чтобы больше никогда не отпускать их. Лепнина по углам комнат изображала царственных львов и гордых орлов, но при этом сама потускнела. Всё поместье нуждалось в тщательной уборке, туман пробивался через выбитые стёкла.

Граф вздохнул и сел на колоссальный диван в центре гостинной. Это было более — менее чистое помещение, но всё же не сильно отличавшееся от других комнат в графском доме.

— У меня для вас есть предложение. — Граф сильно сжал губы, ожидая ответа.

— Из тех, от которых нельзя отказаться?

— Да. Если вы выполните его, то получите проходную грамоту и столько еды, сколько захотите.

Проходная грамота… Многие люди в империи готовы отдать за неё всю свою семью с потрохами. Она даёт возможность беспрепятственно и беспошлинно проносить любой товар через подземелья, при этом пользуясь особыми тоннелями для элиты.

Граф дал парочке немного помечтать о сладкой жизни, а затем продолжил:

— Но есть ньюанс. Это, собственно говоря, суть задания. В катакомбах был утерян некий груз. О том, чем он является, я вам не скажу. Предупрежу лишь, что он сокрыт в небольшом золотом ларце с нашим фамильным гербом — граф жестом указал на свой нагрудник, на котором была выгравирована сцена охоты на льва — и о том, что содержимое ларца потенциально может окончить наши страдания. Мой конвой сожрало то, что обитает в подземельях, и я бы очень хотел видеть сей ларец передо мной как можно быстрее. Предупреждаю — если откажитесь, брошу вас за городскую стену на съедение кадаврам.

Наёмники призадумались. Выполнение приказа могло бы обеспечить их до конца жизни… С другой стороны, если не справился отряд графа, почему бы они смогли с этим справиться?

— Нам нужны еда, оружие и…

— Карта, я понимаю. К обеду всё это будет в вашем распоряжении. Что — нибудь ещё?

— Ничего.

— В таком случае, вы можете подождать в моём поместье. Я, пожалуй, пойду и вздремну, а вы не покидайте этой комнаты без секретаря. Скорн!

Словно из — под земли перед троицей вырос секретарь в сиреневой мантии. Граф со вздохом поднялся и начал уходить, как вдруг его окликнула женщина:

— Почему Гертруду Ворнст четвертовали ваши люди? Я видела на палаче такую же мантию и такой же герб. Кто она?

Граф медленно обернулся. Секунду его взор задержался на секретаре, после чего он медленно сказал:

— Гертруда — выродок.

Через минуту после того, как граф покинул комнату, секретарь упал на холодный каменный пол и горько зарыдал. Очки упали и потрескались, но он не замечал этого.

Ошеломлённые Конрад и Астра уставились на рыдающего секретаря. Вытерев лицо, он повернулся к ним и сказал, прерываясь от всхлипываний:

— Моё имя — Скорн Ворнст. Гертруда — Моя дочь.

Конрад и Астра переглянулись. Ситуация становилась все более запутанной. Граф, скрывающий правду, рыдающий секретарь, пропавший груз и четвертованная ведьма… Кажется, они ввязались в нечто гораздо большее, чем просто поиск утерянной вещи в катакомбах.

— Что она сделала? — тихо спросила Астра.

Скорн поднял красные от слез глаза и прохрипел:

— Ничего! Она была целительницей. Собирала травы, варила снадобья. Но в последнее время все помешались на монстрах. Любая женщина, знающая больше, чем положено, – ведьма. Любой травник – еретик.

Конрад нахмурился. Он видел, как страх парализует людей. Как невежество порождает жестокость.

— Зачем графу понадобился этот ларец? — спросил Конрад.

Скорн пожал плечами.

— Я не знаю. Знал бы – не сидел бы здесь, а вытаскивал бы Гертруду из тюрьмы. Но граф никогда не доверял мне свои планы. Я лишь секретарь, знающий слишком много. И теперь я, кажется, знаю достаточно, чтобы умереть вместе с вами.

Наёмники молчали. Похоже, у них появился неожиданный союзник. Союзник, который может знать больше, чем говорит. И союзник, у которого есть мотив помочь им.