Дети проходных дворов. Связующая нить

— Помоги мне, — хрустит над ухом чей-то голос. — Да-да, ты. Ну хватит уже зевать, иди сюда.

Когда я хочу спать — я совершенно не соображаю. Только этим, наверное, можно объяснить тот факт, что поднимаю голову на странный голос, и ноги сами идут по направлению к нему. Нарушаете, товарищ, закон о запрете разговора с незнакомцами, сказала бы Эрика, но Эрики нет, и поэтому я снова ввязываюсь в какую-то ерунду.

— Нельзя ли как-нибудь побыстрее? — возмущённо интересуется всё тот же голос, вроде бы из-за угла, к которому я и иду, пробираясь через толпу. — Мне тут что, состариться прикажешь?

«Можешь и состариться», — ворчу про себя на незнакомый голос, но остановиться и пойти домой теперь уже не хочется просто из принципа. Шагаю за угол и…

И светловолосый, которого я никогда не видел, но откуда-то знаю имя, этим своим дурацким хрустящим голосом говорит какие-то совершенно безумные вещи.

— Дошёл наконец, — говорит Инар, — ну что за копуша, я уже думал, что придётся звать другого — а у меня сил никаких не осталось.

— Я буду нить, — говорит он, — а ты будешь моим проводником, потому что одному мне с этим никак не разобраться. Ловцы снов плетутся из нитей, уж ты-то должен знать. Так что я — нить, а город — мой круг, который надо затянуть, чтобы никто больше не пострадал.

— В смысле — нить?

— Без смысла. Я буду нить.

И протягивает мне ладонь. И видно, как из кончика указательного пальца, как будто приклеенный, «смотрит» крохотный кусочек тёмно-синей нитки. Вот уж чего не ожидал.

— Но ты же умрёшь тогда? — переспрашиваю я, и в груди сжимается противный липкий ком: смерть — не страшно, но говорить или думать о ней, а особенно наблюдать — нет, спасибо, я на такое не подпишусь.

— Ну, теперь уж кого поймал, — невпопад пожимает плечами Инар, сосредоточенно покусывая палец. — Никто не говорил, что ты должен со мной во мнении совпасть… Слушай, короче: мне надо прямо сегодня, понимаешь? И если я с этим не справлюсь, то никто уже не справится. Надо и всё.

— Пока не объяснишь, для чего — никуда не пойду, — упираюсь я. Или пойду, но домой, ещё всяких подозрительных типов на ночь глядя не хватало.

— Пока не пойдёшь — не объясню, — хитро улыбается он.

Вот же зараза.

Пока мы с Инаром идём по начинающим к ночи пустеть улицам, он становится всё тоньше. А позади него в пространстве висит тонкая тёмная черта. И чтобы не заострять на этом внимание, он говорит. Обо всём подряд: о фонарях и переулках, о чём-то смешном, о сестре, о путешествиях, и как однажды сдал сессию вообще без троек. Говорит так, будто мы старинные друзья, хотя и двух часов не прошло, как знакомы.

Говорит о сестре — и взгляд теплеет. Ей, говорит он, постоянно снятся такие кошмары, что спать ложиться почти невозможно. А маленькие ловцы спасают только на один раз — не напасёшься. И мы с ней придумали сказку про ловец размером с город, то есть такой, чтобы хватило удержать каждый её кошмар. А потом, говорит Инар, она уснула и всё ещё спит, и ей наверняка там очень страшно, потому что ловцы закончились — и кошмары держат так крепко, что с ними почти не сладить. Она уснула, а сказка осталась.

—… И вот я здесь, — заканчивает Инар, когда мы уже почти весь город прошли. — Не знаю, как у меня вообще получилось, просто сначала очень сильно верил, а потом однажды порезался и увидел нить. А смотри-ка, уже утро. Быстро так…

И смотрит на светлеющее небо сквозь собственную руку — почти уже несуществующую, только очертания остались. И тёмно-синяя, как полуночное небо, нить осторожно проминается, когда он опускает руку назад.

— А она не порвётся? — вдруг вспоминаю я. — У нас же тут транспорт и вообще…

— Не порвётся. Её вообще никто, кроме нас с тобой, не увидит.

— Откуда ты знаешь?

— Знаю и всё.

— Тогда — прощай? — улыбаюсь через силу, хотя глаза предательски слезятся. Пора заканчивать с привычкой привязываться ко всем посторонним, обратившим внимание, но — не сегодня, пожалуйста, ещё совсем чуть-чуть поиграю и домой.

— Прощай, — улыбается он контуром губ. И следующим моим шагом не остаётся даже контура, только арки тонкой нити свисают между пальцев почти до земли.

Какое бы волшебство ты ни творил, законы подлости на него будут работать со всей своей силой. Потому что иду я как можно более аккуратно, но нить, конечно, кончается предательски не вовремя — и её до центра города всё-таки не хватает. Вот буквально совсем чуть-чуть, пару улиц осталось пройти, даже не улиц — вон тот крохотный переулок и за ним ещё один. И что с этим делать — я категорически не представляю, а у Инара не спросишь, потому что вот он, тончайшая паутинка над сонным Городом, и ничего больше не подскажет. Так что выкручиваться придётся самому.

Как же он это делал?.. Пробую провести рукой по острым краям ночи, и вроде должно быть больно и кровь, но вместо этого из кончика пальца словно отрывается крохотный кусочек — на этот раз ярко-жёлтого цвета.

Узелок из двух разного цвета нитей затягивается быстро и аккуратно — какая-то особенная уличная магия, дома все узлы получались какие-то кривые и некрасивые; в кончиках пальцев слегка покалывает, как будто схватился рукой за осколок льда.
Пару раз дёргаю нить и узел, чтобы убедиться, что не оборвётся — и серой тенью ныряю в ближайший переулок.

Маленькая девочка на другом конце города просыпается одновременно с солнцем.